OreGairu 1 (рус) Глава 2

Юкиношьта Юкино всегда была упрямой.

Выйдя из класса после классного часа, я увидел ждавшую меня спиной к стене Хирацуку-сенсей. Она, подобно тюремному надзирателю, стояла, сложив руки на груди и не шевеля ни единым мускулом своего тела. Военная форма и хлыст пойдут ей… даже слишком хорошо. Учитывая, что школа как учреждение сама по себе похожа на тюрьму, мои поползновения даже полётом мыслей не назвать. Я серьёзно, сравните школу с такими тюрьмами, как «Алькатрас» или «Кассандра». Где же спаситель конца столетия?

– Хикигая, тебе пора в клуб.

Когда я услышал эти слова, кровь, бегущая по моим жилам, замёрзла. Чёрт. Это арест. Если она отведёт меня в клубную комнату, я лишусь своих надежд на спокойную жизнь в стенах этой школы.

Слова Юкиношьты, высокомерность у которой в крови, пропитаны ядом. Они настолько же жестоки, насколько некрасивы. Так ведут себя только цундере. Хотя нет, я же только что описал кошёлку старую обыкновенную.

Но Хирацука-сенсей не выказала ни капли солидарности и натянула на лицо безразличную улыбку.

– Пошли, – сказала она и попыталась схватить меня за руку. Я уклонился. Недолго думая, она опять протянула ко мне свою руку, и мне опять удалось каким-то чудом ей не попасться.

– Понимаете, в чём дело… Я считаю, что школа, помимо всего прочего, должна гарантировать и поощрять независимость своих учеников. Поэтому я хочу, чтобы вы обосновали причины, по которым принуждаете меня этим заниматься.

– К сожалению, школы – это учреждения, которые готовят людей к жизни в современном обществе. В котором к твоему мнению никто прислушиваться не будет. Так что тебе лучше привыкнуть к этому заранее, – на последней фразе она выбросила в мою сторону кулак.

Удар был далеко не из дружеских тычков; её кулак вонзился в моё тело подобно шурупу. У меня перехватило дыхание. Не теряя времени, она оставила попытки убить меня и схватила меня за руку.

– Надеюсь, ты понимаешь, что будет, если ты начнёшь вырываться? Не провоцируй мой кулак.

– А вы не пробовали обходиться без него?

Кажется, больнее мне уже никогда в жизни не будет…

Приступив к непосредственно конвоированию, Хирацука-сенсей словно о чём-то вспомнила и раскрыла рот:

– Ах да. Попробуешь убежать – проиграешь Юкиношьте по умолчанию. Возражения не принимаются. К тому же, тебя будет ждать наказание. Сама фраза «окончить школу» станет для тебя недостижимой мечтой.

Похоже, попал я всерьёз и надолго. Во всех смыслах.

Учительница шла рядом со мной, громко цокая каблуками. Этот звук эхом отражался от стен школьного коридора. Но хуже всего было то, что она вела меня за руку. Если бы не обстоятельства, всё могло бы выглядеть так, будто она косплеер, нарядившаяся учителем и ведущая клиента в приватную комнату.

Но между той и этой ситуациями было три отличия. Во-первых, я ей не платил. Во-вторых, держала она меня не за кисть руки, а за плечо чуть выше локтя. В-третьих, меня всё это совсем не радовало. Хотя нет, было одно светлое пятно – мой локоть касался её бюста.

Существует только одно место, в которое она может меня отвести, и это место – клубная комната.

– Слушайте, я не собираюсь убегать, так что вполне смогу дойти и сам. Ну, я же всегда всё делаю сам. И мне это даже нравится. Настолько, что в компании других людей я начинаю нервничать.

– Не говори о грустном. Я хочу, чтобы мы пошли вместе, – учительница вздохнула и мягко улыбнулась. Обычно она смотрела на меня с прищуром, и то, что я видел на её лице сейчас, разительно от этого отличалось. И эта разница меня пугала.

– Если я упущу тебя, то начну противно скрипеть зубами. Так что, хочу я этого или нет, мне придётся тебя отвести, иначе я получу нервный срыв.

– Это худшая отговорка из тех, что я слышал!

– Как бы мне сказать?.. Я, конечно, уже сыта всем этим по горло, но всё равно должна проводить тебя в клуб, иначе ты не исправишься. Это и называется прекрасными узами любви между учительницей и её учеником.

– Вот это – любовь? Если так, она мне не нужна.

– Судя по этим словам, ты и правда испорчен, да?.. Настолько, что то, что вызывает у обычных людей радость, у тебя вызывает лишь раздражение. Построить Мавзолей Святого Креста никогда не хотелось? Вы слишком сильно любите мангу.

– Жаловался бы ты поменьше, и был бы намного симпатичнее. Неужели тебе интересно смотреть на мир со своей испорченной точки зрения?

– Ну, знаете, мир – это не цветочный сад, полный маргариток. Если бы он казался всем раем, Голливуд не снимал бы свои душераздирающие драмы, как думаете? Трагедии всегда находят своего зрителя.

– Похоже, такие высказывания для тебя – норма. Может, цинизм в последнее время и вошёл у молодёжи в норму, то у тебя он развился до уровня болезни. Обычное дело для тех, кто учится во втором классе старшей школы. Кажется, у тебя всё-таки есть «синдром одиннадцатиклассника».

Поставив мне диагноз, Хирацука-сенсей широко улыбнулась.

– А не слишком ли это грубо – болезнь мне приписывать? И вообще, что это за синдром одиннадцатиклассника?

– Тебе нравятся манга и аниме? – сменила она тему, совершенно не обращая внимания на мои слова.

– Ну, не не нравятся точно.

– И почему они тебе нравятся?

– Потому что… они являются отражением японской культуры. А ещё это часть современной молодёжной культуры, которую называют гордостью Японии. Было бы странно, если бы я этого не знал. Продажи растут, и их уже нельзя сбрасывать с экономических счетов.

– Ясно. А как насчёт обычных книг? Хигасино Кэйго и Исака Котаро, например. Что о них думаешь?

– Читал, но те их книги, которые они написали до того, как стали известными, мне, если честно, нравятся больше.

– А какие твои любимые издатели лайт-новел?

– GaGaGa… и Kodansha Box. Не знаю, правда, сочтёте вы продукцию Kodansha Box ранобэ или нет… И вообще, что за вопрос?

– Хм, всё именно так, как я думала. И это мне не нравится. Необычайно развитый синдром одиннадцатиклассника.

– Ещё раз повторяю: что такое синдром одиннадцатиклассника?

– То самое. Обычная модель поведения старшеклассников. Они думают, что цинизм – это круто, и начинают говорить такие популярные в Интернете фразы, как «Работать значит поддаться системе». Если задать им вопрос о популярных лайт-новелистах или мангаках, они скажут, что работы, которые они написали до того, как прославиться, нравятся им больше. Они высмеивают мейнстрим и называют себя хипстерами. Что самое смешное, они издеваются над отаку, хотя сами почти ничем от них не отличаются. Они делают вид, что понимают всё на свете, но на самом деле их логика ужасна. Неприятные, в общем, личности.

– Неприятные… Чёрт! Здесь столько всего совпадает, что я не могу опровергнуть эти слова!

– Да нет, на самом деле это комплимент. В наше время школьники очень умные; они довольно быстро свыкаются с правилами реального мира. Знаешь, мне, как учителю, вовсе не хочется посмеяться над твоими ошибками. Напротив, я обращаюсь к тебе, как к взрослому, и это создаёт впечатление того, что мы над ними работаем.

– «В наше время», говорите?

Я не смог удержаться от улыбки. Какая избитая фраза.

Но в общем и целом её слова меня задели, и я стал думать, как бы ей получше возразить. Однако, заметив, что учительница смотрит прямо мне в глаза, я просто пожал плечами.

– Похоже, ты хотел что-то сказать, но я более чем уверена, что ничего нового я бы не услышала: те, кто страдает от синдрома одиннадцатиклассника, говорят одно и то же.

– Вот как…

– Не пойми меня неправильно, это на самом деле комплимент. Мне нравятся люди, которые придерживаются собственных точек зрения, пусть и испорченных.

Слово «нравятся» сбило меня с толку. Придя в себя, я понял, что думаю о том, какой бы контраргумент к этим словам, к которым в свой адрес я совсем не привык, найти.

– Что ты думаешь о Юкиношьте Юкино со своей испорченной точки зрения?

– Она меня раздражает, – мгновенно ответил я. Я возненавидел её так сильно, что для того, чтобы объяснить свои чувства Хирацуке-сенсей, мне стоит использовать выражение «забудь о «Бетонной дороге».

– Вот как? – горько улыбнулась учительница. – Но, всё же, она необыкновенно отличная школьница… Хотя те, кто имеет, часто от этого страдает. Но она очень добрая.

Это в каком месте? Пожалеете мой мозг и назовёте слово сразу?

– Она тоже страдает от своего рода «болезни». Она добра и почти всегда справедлива. Но мир, в котором мы живём, совсем другой. Туго ей приходится.

– Я уверен, что общество согласится с вашими словами, если вы вычеркнете из них «добра и справедлива».

Хирацука-сенсей посмотрела на меня таким взглядом, будто собиралась сказать: «Ты мои мысли читаешь?»

– Мои догадки подтвердились, вы полные противоположности друг другу. Я не думаю, что вам удастся адаптироваться к обществу, и это меня беспокоит. Поэтому я и хочу собрать вас в одном месте.

– Изолятор решили устроить?

– Что-то вроде этого, да. Я люблю наблюдать за такими, как вы; это весело. Может, поэтому я и хочу вас сблизить, – она радостно засмеялась.

А затем быстро схватила и вторую мою руку, после чего резко прижала их к своему телу, направив кисти к бёдрам. Думаю, этот приём она подцепила в какой-то манге. Мои локти неприятно хрустнули и прижались к груди учительницы.

Уф… Никогда не знаешь, как вырваться из её мёртвой хватки. Это неприятно, ну да ладно, скоро привыкну.

Или наоборот.

В этот момент в моей голове пронеслась шальная мысль: раз груди две, надо говорить не «бюст», а «бюсты».

× × ×

Когда мы дошли до клубного крыла, учительница наконец отпустила меня. Может, просто перестала беспокоиться о том, что я убегу? Хотя глаз с меня она не сводила до самого своего ухода. Причём, уходя, она не проявила абсолютно никаких чувств, хотя бы отдалённо имеющих отношение к тёплым. Напротив, она словно источала ауру убийцы: «Ты ведь понимаешь, что с тобой будет, если ты убежишь?»

Я криво усмехнулся и пошёл вперёд по коридору.

В этой части здания не было слышно ни единого звука, а воздух был как будто холоднее.

Здесь должны быть другие клубы, но шумов, которые могли бы это подтвердить, я не слышал. Не знаю, в чём было дело: в том, что это клубное крыло, или из-за её, Юкиношьты Юкино, странной ауры.

Я дотронулся до двери, чтобы открыть её. Если честно, я ощущал лёгкую депрессию, но и мысль о побеге мне претила. Главное: не проникаться её словами. Не думать о том, что мы вновь окажемся наедине. Думать о том, что внутри комнаты буду я и она. Отдельно.

Если между нами ничего не произойдёт, мне не станет неловко. Итак, первый принцип: чтобы не страшиться одиночества, думай о незнакомцах как о чужих людях. А других принципов и не надо.

В общем, неловкость возникает только от мыслей вроде: «Если я ничего не скажу…» и «Если я не попробую с ней сойтись…», которые только разъедают мозг. Это то же самое, что, сидя в поезде, думать: «Чёрт, она села рядом со мной! Мы здесь вдвоём! Как же мне неловко!»

Если я буду продолжать пользоваться своим принципом, вся эта петрушка не будет представлять для меня угрозы. Особенно если она будет просто сидеть и молча читать книгу.

Открыв дверь в клубную комнату, я увидел, что Юкиношьта сидит в том же положении, что и вчера, и читает.

– …

Открыть дверь – уже хорошо, но надо ведь и сказать что-нибудь? Хотя ладно; я просто кивнул и прошёл мимо неё.

Юкиношьта мельком взглянула на меня и вновь опустила глаза на книгу.

– На таком расстоянии в такой комнате – это изгнание?

Она не обратила на меня никакого внимания, и я почувствовал, что таю. Чувство, знакомое по классу.

– Странное приветствие. Из какого оно племени?

– Добрый день, – выдавил я из себя выученные в детском саду слова, не в силах терпеть её язвительное замечание. В ответ Юкиношьта улыбнулась.

Кажется, я вижу её улыбку впервые. Я заметил, что когда она улыбается, у неё на щёках появляются ямочки, а во рту становятся видны длинные, как у вампиров, клыки. Это, может, и мило, но мне плевать.

– Добрый день. Не думала, что ты придёшь сюда вновь.

Её улыбка явно была нечестной игрой. Как «рука Бога» у Марадоны.

– Э-это пустяки! Если бы я не пришёл, то проиграл бы! Только и всего! Н-не подумай чего!

Этот разговор живо наполним мне о романтических комедиях. Правда, мы играли обратные роли – я был девушкой, а она – парнем. Это явно не то, к чему я стремлюсь.

Похоже, мои слова Юкиношьту ничуть не задели. Она продолжила разговор так, словно я ничего не говорил.

– Человек, которого разбили в пух и прах так же сильно, как тебя, не пришёл бы сюда вновь… Ты что, мазохист?

– Нет…

– Тогда сталкер?

– Опять мимо. И почему ты вообще решила, что нравишься мне?

– А разве нет?

Вот сука. Она ещё и невозмутимо подняла голову и состроила озадаченную мордашку! Может, это и выглядит мило, но я на это не куплюсь!

– Конечно, нет! Твоя нахальность меня бесит.

– А я-то была в этом уверена, – ровным тоном сказала Юкиношьта. Даже не ровным; она вновь стала источать холодную ауру.

Нет, лицо-то у неё красивое. Настолько красивое, что даже я, человек, который ни с кем в этой школе не общается, знал о её существовании.

Я ни капли не сомневался в том, что она одна из самых красивых девушек в нашей школе.

Но её самоуверенность достигает ненормального уровня.

– Как ты можешь быть такой наивной? Родилась вчера? Или в Санта Клауса влюбилась?

Я не вижу других причин развития в её мозге такой беззаботности. Если всё так и продолжится, особой разницы от вчерашнего дня не будет. Ей лучше измениться, пока она не перешла точку невозвращения.

Похоже, где-то в глубине моей души проснулось сострадание. Я решил подбирать слова осторожно и передать свою мысль напрямую.

– Юкиношьта. Ты ненормальная. Твой разум полон заблуждений. Сходи в больницу, попроси, чтобы тебе сделали лоботомию.

– Неужели ты решил ради моего блага сказать мне пару честных слов? – она хихикнула и посмотрела на меня, но в её глазах не было удивления – только тьма.

Нет, ну я же не сказал, что она бесполезный отброс или что-то вроде этого. Могла бы за это и похвалить. Правда, если бы она не была такой красивой, я бы её ударил.

– Что же, учитывая твой социальный статус, я вполне могу допустить, что ты воспринимаешь меня как нечто странное. В принципе, это вполне естественный вывод. По своему опыту знаю, – она засмеялась, горделиво выпрямив спину. Сам факт того, что она умудрялась хорошо выглядеть даже в такой позе, неслабо меня озадачил.

– По опыту, говоришь…

Думаю, она имеет в виду опыт романтического плана. При такой внешности это немудрено.

– Ты ведь свою крайне весёлую учёбу имеешь в виду, да? – пробормотал я, вздохнув.

– Да-да. Именно. И вполне мирную, хочу тебе сказать, – сразу же ответила Юкиношьта. Но тут её взгляд почему-то стал отрешённым, и она отвернулась. Из-за этого я вдруг обнаружил, что думаю о том, насколько красив контур её шеи. Да лучше б я сдох, чем понял это.

Наблюдая за ней, я вдруг понял то, что в нормальных условиях понял бы сразу: эта прирождённая позёрша, поставившая себя на пьедестал, скорее всего, не может сохранять отношения с другими людьми. И поэтому её учёба никак не могла быть весёлой.

Может, поторопить события и спросить у неё?..

– Слушай, у тебя есть друзья?

Юкиношьта сразу же повернулась обратно ко мне.

– Давай сперва чётко определим границы понятия «друг».

– Можешь не продолжать. Человек, у которого друзья есть, никогда бы так не сказал.

Source – я. А если серьёзно, я понятия не имел, где находятся рамки, ограничивающие понятие «друг». Может, объяснит кто, чем друзья отличаются от знакомых? Может ли человек, которого ты видел лишь однажды, быть твоим другом, а человек, которого ты видишь каждый день – твоим бро? Ми-до-фа-до-ре-си-соль-ля-о? И почему этого последнего «о» нет в гамме? Давно над этим голову ломаю.

Во-первых, грань между понятиями «друг» и «знакомый» весьма тонка. Особенно в женской компании.

Даже те люди, которые учатся в одном классе, разделяют друг друга на просто одноклассников, друзей и лучших друзей. Следовательно, начать рассуждения нужно с того, чтобы определить, что создаёт эту разницу. Но я отвлёкся.

– Ну, раз уж я и сам думал, что у тебя нет друзей, ничего страшного в этом нет.

– Я не говорила, что у меня нет друзей. Пусть так, я не нахожу в этом никаких минусов.

– Э-э-э, да. Как скажешь, – быстро сказал, чтобы прервать этот поток, лившийся на меня вместе с презрительным взглядом Юкиношьты. – Я хотел сказать вот что: почему, несмотря на то, что тебя любит вся школа, у тебя нет друзей?

Юкиношьта как-то поникла. Затем она недовольно отвернулась и сказала:

– Тебе не понять.

Она чуть надула щёки.

Ну, если я чего не понимаю, так это потому, что мы с ней совершенно разные люди, и я не имею ни малейшего понятия о том, как устроены её мозги. Иногда мне трудно даже слова её понимать. Сколько ни прилагай усилий, понять друг друга до конца мы не сможем.

Но одно я, всё-таки, понял: она очень одинока.

–Я вполне понимаю, что ты хочешь сказать. В одиночестве ты можешь насладиться самим собой. Можно даже сказать, что общественное убеждение, согласно которому люди не должны быть одни, отвратительно.

Юкиношьта лишь бросила на меня взгляд, после чего отвернулась и закрыла глаза. Уже по этому движению я понял, что она о чём-то думает.

– Когда человеку нравится одиночество, любая толика симпатии в его адрес вызывает у него раздражение, – сказал я. – Я вполне тебя понимаю.

– Интересно, почему ты говоришь со мной так, будто мы равны? Это вызывает у меня раздражение, – она отбросила свои волосы назад, словно затем, чтобы скрыть его. – Хотя, пусть мы и находимся на разных ступенях социальной пирамиды, по поводу одиночества мы разделяем более-менее одинаковые чувства. Хоть это и раздражает, – тут Юкиношьта самодовольно улыбнулась. Выглядело это мрачновато, но чувства страха не вызывало.

– Что значит «на разных ступенях»?.. Я стал одиночкой по собственной воле. Меня можно называть мастером. С другой стороны, такого человека, как ты, называть одиночкой глупо.

– Что это с тобой?.. Храбро смотришь мне в лицо в заведомо проигрышной ситуации, – шокировано произнесла Юкиношьта, глядя на меня удивлёнными глазами. Это выражение лица доставило мне массу удовольствия.

– Ты называешь себя одиночкой несмотря на то, что тебя все любят, и тем самым позоришь одиночество, – триумфально сказал я.

Но Юкиношьта тут же презрительно засмеялась.

– Какая упрощенческая мысль. Похоже, ты способен лишь на простые спинномозговые рефлексы, не требующие вмешательства головного мозга. Что ты понимаешь под словами «все любят»? Ах да, у тебя же никогда так не было. Прости, совсем об этом забыла.

– Если хочешь прикидываться человеком с безупречной памятью, то делай это постоянно…

Получилось даже слегка вежливо. Но она меня всё-таки бесит.

– Что же, объясни мне, что такое быть популярным, – попросил я. Юкиношьта закрыла глаза, словно обдумывая ответ. Кашлянув, она сказала:

– Для такого непопулярного человека, как ты, ответ может быть немного неприятным.

– Я уже испытал столько, что мне пофиг.

Юкиношьта сделала глубокий вдох.

Мой пофигизм достиг максимальной точки уже очень давно. Вчера. Вчера я пресытился настолько, будто съел бесчисленное количество рамена.

– Я всегда была красавицей, и каждый встречный мальчишка обязательно в меня влюблялся.

Я сдаюсь. Такое чувство, что она доложила мне в рамен двойную порцию овощей и ложку соли. Но из-за того, что я решил представить себя в лучшем свете и вести себя уверенно, мне нельзя было убегать от проблемы. Я влил в себя толику решительности и стал ждать продолжения её речи.

– Думаю, это началось в конце младших классов. Уже тогда… – выражение лица Юкиношьты изменилось. От него отдавало меланхолией.

С тех пор прошло около пяти лет. Что же чувствует человек, постоянно наблюдающий внимание со стороны лиц противоположного пола? Если честно, я, как человек, к которому лица противоположного пола шестнадцать лет испытывали лишь неприязнь, не могу этого понять. Я не могу понять мир, в котором даже родная мать не дарила мне шоколад на День святого Валентина. Похоже, Юкиношьта – просто человек, который получает всё удовольствие от жизни, от своих побед. Она же буквально заставляет меня слушать своё бахвальство.

Такие дела.

Но обрушивать на неё шквал своих чувств будет грубо; это как изменить вектор с положительного на отрицательный, как стоять под ливнем в чём мать родила, как мешать однокласснику отвечать на вопрос учителя. Помню даже, как после последнего я стоял возле доски, а мои одноклассники, встав полукругом, хлопали в ладони и повторяли: «Из-ви-нись! Из-ви-нись!» Как же это бесчеловечно.

Мне тогда и правда худо пришлось. Это был первый и последний раз, когда я заплакал в школе.

Но сейчас я в полном порядке.

– Знаешь, когда тебя все любят, намного лучше, чем когда тебя все ненавидят. Ты испорчена. Слишком испорчена! – выпалил я, едва воспоминания о том событии замаячили на горизонте моей памяти.

Юкиношьта вздохнула. Мне показалось, что она улыбнётся, но её выражение лица было совсем другим.

– Не то чтобы мне хотелось, чтобы меня все любили, – сказала она и добавила ещё несколько слов: – Но если бы меня и правда любили все и вся, я была бы только рада.

– А? – непроизвольно издал я, услышав её тихое бормотание. Она повернулась ко мне; её глаза были серьёзны.

– Если бы у тебя был друг, к которому постоянно липли девушки, что бы ты о нём думал?

– Глупый вопрос. У меня нет друзей, а значит, заботиться о такой ерунде мне не надо, – на удивление убедительно ответил я. Как настоящий мужчина. Меня самого удивило то, что я ответил раньше, чем она успела договорить.

Похоже, Юкиношьта и сама удивилась. А как ещё объяснить то, что она застыла, раскрыв рот?

– На секунду мне показалось, что ты сказал нечто по-настоящему крутое, – она приложила ладонь к виску, словно у неё заболела голова, и опустила голову. – Представь, что он у тебя есть, и ответь по-нормальному.

– Я бы его убил.

Не знаю, удовлетворил ли Юкиношьту мой быстрый ответ, но она со знанием дела кивнула.

– Вот видишь, разве тебе не хотелось бы избавиться от такого человека? Как бесчувственному зверю. Нет, у зверей ещё есть хоть какие-то чувства… В моей старой школе таких зверолюдей было очень много. Хотя я, всё же, считала их жалкими, но людьми, которые таким образом самоутверждались, – Юкиношьта иронично засмеялась.

Девушки, которых ненавидят другие девушки. Они должны существовать. Я же не просто так десять лет в школу ходил. Не то чтобы школьная жизнь вертелась вокруг меня, но я мог многое узнать, просто наблюдая. Нет, именно потому, что я наблюдал, я и мог понять.

Юкиношьта же, уверен, почти всегда была в центре всего, и в результате оказалась окружена врагами со всех сторон. Я вполне мог представить, что ей пришлось пережить, ведь моя жизнь практически ничем от этого не отличалась.

– В младшей школе мою сменку крали из шкафчика и прятали примерно шестьдесят раз, и пятьдесят из них – мои одноклассницы.

– А остальные десять?

– Три раза – мальчики. Два раза их покупал у меня учитель. Остальные пять – утаскивала собака.

– Вот это собаки дают.

Такое было за пределами моего воображения.

– Но худшее – не это.

– Я специально не сказал о самом худшем, чтобы лишний раз тебя не травмировать!

– Из-за всего этого мне пришлось каждый день брать домой сначала сменку, а потом и блокфлейту, – устало сказала Юкиношьта. Увидев её лицо, я стал непреднамеренно ощущать к ней сочувствие. Не из-за этого ли? Не из-за того ли, что я испытал на себе нечто похожее? В младшей школе я постоянно чувствовал себя очень виноватым, потому что приходил в класс, когда там никого не было, и менял мундштук своей блокфлейты.

Мне было искренне жаль Юкиношьту. Честно-честно. Хачиман, не лги.

– Просто ужас какой-то.

– Да, именно ужас. И всё из-за того, что я красивая.

На этот раз её самодовольная улыбка не вызвала у меня раздражения.

– Но тут ничего не поделаешь. Никто не совершенен. Люди слабы, скверны, завистливы; они всегда стремятся нагадить ближнему. Чем ты одарённее, тем больше тебе приходится страдать. Всё это неправильно. Поэтому я хочу изменить и мир, и живущих в нём людей.

Глаза Юкиношьты были очень серьёзными и настолько холодными, что могли обжигать, словно сухой лёд.

– Ты поставила перед собой практически недостижимую цель.

– Может быть, но это намного лучше, чем высыхать, увядать и умирать, как ты… Как же я ненавижу твоё принятие собственных слабостей, – сказала Юкиношьта и посмотрела в окно.

Юкиношьта Юкино красива. Это неоспоримый факт, который даже мне пришлось признать. К сожалению. Со стороны она казалась безупречной девушкой с отличными оценками, девушкой, которая не может в чём-то ошибиться. Однако есть в ней то, что наносит ей незаживаемую рану – сложный характер. Такие недостатки ни один нормальный человек не назовёт милыми. Поэтому эта рана и появилась.

Я не верю всему, что говорит Хирацука-сенсей, но Юкиношьта страдает из-за того, что она одарена. Она могла бы легко это скрывать, обманывая себя и окружающих. Так и поступило бы большинство людей. Вспомните, например, тех, кто получил хорошую оценку за экзамен и сказал, что ему просто повезло вытянуть именно то, что он выучил, или ничем не примечательных девушек, которые завидуют красавицам и заявляют, что красота зависит от их веса.

Но Юкиношьта не станет этого делать.

Она не станет лгать самой себе.

За это я вполне могу её похвалить. Ведь в этом мы одинаковы.

Разговор окончился, и Юкиношьта вновь опустила глаза на книгу.

Пока я наблюдал за ней, в моей душе внезапно зародилось странное чувство.

В каком-то смысле мы с ней совершенно одинаковы. Не припоминаю за собой таких мыслей раньше.

Даже царившая в комнате тишина стала для меня приятной.

Я чувствовал, что моё сердце стало биться чаще. Пульс как будто хотел обогнать секундную стрелку часов и устремиться в будущее.

Может…

Может, нам удастся…

– Слушай, Юкиношьта. Если хочешь, я мог бы стать твоим дру…

– Прости, но ни за что.

– Что? Я даже договорить не успел!

Юкиношьта молниеносно отвергла моё предложение. Более того, она выглядела так, словно её сейчас стошнит.

Эта девушка совсем не красива. Романтические комедии и прочая дребедень должны немедленно самоуничтожиться.

Примечания

Глава 1

На главную

Глава 3