Bakemonogatari! (Russian) Mayoi Snail:007
007[edit]
Давным-давно… ну, это было не так давно. Это было всего лишь 10 лет назад. В любом случае, в это время пришёл конец отношениям одной пары. Один муж и одна жена. В общем двое. Некогда, все вокруг них им завидовали и никто не сомневался в том, что они не всегда будут жить счастливо. Однако, в конце концов, их брак не продержался слишком долго. Даже 10 лет.
Я не думаю, что проблема была в том, кто прав, а кто нет.
Этот ход событий довольно обычен.
У пары была юная дочь. Это было вполне нормально. В результате ссоры, о которой я не могу сказать, дочь забрал к себе отец.
Когда эти длинные и затянутые вопросы решились, отношения пары не просто подошли к концу. Они абсолютно испортились. Если бы они продолжили жить в одном доме ещё хотя бы год, они могли бы просто поубивать друг друга. В конце концов, мать поклялась отцу, что никогда не позволит дочери увидеться с ней. И не важно, что сказал бы закон.
Она была наполовину вынуждена поклясться.
Однако, у дочери появилась мысль.
Действительно ли она была вынуждена?
Дочери также пришлось поклясться отцу, что она никогда не собирается увидиться со своей матерью. И у дочери появилась мысль. Мать возненавидела отца, которого она очень любила ранее. По существу, было ли возможно, что она возненавидела и себя? В противном случае, зачем тогда она поклялась? Даже если она была наполовину вынуждена, что насчёт другой половины? Но в то же время, дочь сказала себе то же самое. Она ведь тоже поклялась, что никогда больше не увидеться со своей матерью.
Вот оно.
Просто потому, что она была её матерью.
Просто потому, что она была её дочерью.
Это не значило, что их отношения будут длиться вечно.
Были они вынуждены или нет, эти слова нельзя было забрать обратно, потому что они уже были сказаны. Дочь поняла, что это бессовестно — ссылаться на свои действия в пассивном залоге. Дочь поняла это благодаря своей матери.
Затем, отец забрал её к себе.
Ей пришлось отказаться от фамилии своей матери.
Однако, те чувства испарились.
Даже печаль исчезла.
В конце концов, время было одинаково добро ко всем.
Настолько добро, что это было как-то жестоко.
Время прошло, и дочь подросла с 9 до 11 лет.
Дочь была шокирована.
Она поняла, что больше не может вспомнить лицо матери. Нет, дело не в том, что она не может его вспомнить. Она могла вспомнить его в совершенстве. Однако, она больше не была уверена, что лицо, которое она представляет, принадлежит её матери.
То же самое было, когда она смотрела на фотографии.
Она больше не была уверена, что женщина на фотографиях, которые она у себя хранила, была её матерью.
Время.
Время может заставить любое чувство испариться.
Оно ухудшало любое чувство.
И в итоге…
Дочь отправилась увидеться со своей матерью.
Было второе воскресенье мая того года.
Был День Матери.
Конечно же она не сказала своему отцу об этом. Она также не связывалась со своей матерью раньше времени. Дочь не имела понятия, в какой ситуации находится её мать.
Что, если её мать ненавидела её?
Что, если её мать считала, что она доставит лишь неприятности?
Или что, если её мать… забыла её?
Это был бы настоящий шок.
Говоря откровенно, дочь никому не сказала — даже своим друзьям — о том, что собирается посетить свою мать, чтобы в любой момент можно было отказаться от этого плана и вернуться домой в последнюю секунду.
Таким образом, она отправилась посетить свою мать.
Она аккуратно связала свои волосы, полностью заполнила любимый рюкзак старыми воспоминаниями, надеясь разделить их со своей матерью. Когда она отправилась, она захватила с собой записку с адресом, чтобы точно не заблудиться.
Однако, дочь никогда не пришла.
Она никогда не пришла к дому своей матери.
Почему?
Почему?
Серьёзно, в самом деле… почему?
Свет был зелёный…
«Этой дочерью была я», — объяснила Хачикуджи Маёй.
Или, пожалуй, это было больше признание, чем объяснение.
Это извиняющееся выражение лица и то, как она выглядела, будто в любой момент может разрыдаться, не оставило каких либо слов в моей голове.
Сендзёгахара смотрела.
Её выражение лица ни капли не изменилось.
Она в самом деле не показывала никаких эмоций на лице.
В любом случае, она что-то чувствовала в такой ситуации.
«Так ты потерялась и с тех пор блуждаешь?»
Хачикуджи не ответила.
Она даже не посмотрела на меня.
«Тот, кто не достиг своего места назначения, теперь мешает другим вернуться домой. Ошино-сан не совсем так сказал, но я думаю, что она что-то вроде призрака, обитающего в определённой зоне. Такое объяснение должно быть достаточно хорошим для любителя типа тебя. Путь туда и обратно. Туда и обратно. Путешествие туда и обратно. Вот что Ошино сказал о Хачикуджи.»
Потерянная корова.
Вот почему это была корова, известная как потерянная, а не просто что-то, что приводит других к тому, что они в итоге теряются.
Вот почему она называлась именно так.
Монстр сам по себе потерялся.
«Но… что насчёт улитки?»
«Слушай», — сказала Сендзёгахара, будто слегка наставляя меня. «Скорее всего, она стала улиткой после смерти. Ошино ничего конкретного об обитании в определённой зоне не сказал, но он сказал, что она является призраком. Думаю, это то, что он имел в виду.»
«Но ведь…»
«Но я думаю, что именно поэтому она не совсем обычный призрак. Она отличается от того, что мы обычно представляем как призрака. Она также отличается и от краба.»
«Но…»
Но в этом был смысл. Её ведь называли коровой, но она ей на самом деле не является, так что то, что её называют улиткой, не обязательно должно значить, что она должна выглядеть как улитка. Её назвали монстром по ошибке.
Имя отображает тело.
Суть того, чем она является.
— Не всё, что ты видишь, реально и не всё, что ты не видишь, реально тем более, Арараги-кун.
Хачикуджи Маёй.
Хачикуджи Потерянная.
Оригинальное и потерянное значение слова "Маёй" возникло из идеи объединения слов "основа" и "нить" вместе. Именно поэтому один из кандзи для "Маёй" имеет основную, связывающую нить, которая имела отношения к сильному заблуждению, что мешало мёртвым покоиться с миром. Также, вторая часть написания кандзи для "Маёй" в её имени ссылается к вечернему часу, что есть сумрак, или по-другому сумерки. Если добавить первый кандзи из её имени (тот, который означает "настоящие"), вы столкнётесь с редким случаем использования слова в качестве отрицательного префикса. В таком случае, то, что выглядит как "настоящие сумерки", на самом деле является устаревшим термином, отсылающим к двум часам ночи. Да, то же самое время известно как "Время трёх быков". От них лишь шаг или два до коровы и улитки.
Но… затем… то, что сказал Ошино…
Это так… просто.
«Ты серьёзно не можешь видеть Хачикуджи? Я имею в виду, что она прямо здесь.»
Я насильственно схватил Хачикуджи за плечи, когда она опустила голову вниз. Затем я повернул её к Сендзёгахаре. Хачикуджи Маёй была прямо здесь. Я трогал её. Я мог чувствовать тепло её тела. Я мог чувствовать, насколько мягкой она была. Когда я посмотрел на землю, я мог видеть её тень. Когда она кусает тебя, ты чувствуешь боль.
Когда ты говоришь с ней, это весело.
«Не могу. И слышать её не могу тоже.»
«Но до этого ты…»
Нет, стоп.
Она не могла.
Даже в самом начале она сказала: «Я никого не вижу».
«Арараги-кун, всё, что я видела, так это лишь твоё бормотание с самим собой рядом со знаком и под конец твоё представление чего-то вроде безумной пантомимы. Я не имела представления о том, что ты делаешь. Однако, когда я тебя спросила…»
Когда она спросила…
Я ей всё объяснил.
А, точно. Так вот почему она не взяла заметку с адресом, когда я хотел ей её дать.
Она не видела её.
Для неё она не существовала.
«Но почему ты ничего не сказала?»
«Как я сказала, я не могла сказать что-либо. Я просто не могла. Когда ты можешь видеть что-то, что я не могу, я, конечно же, предположила, что я единственная была неправа.»
«…»
В течение двух лет, у девушки, известной как Сендзёгахара Хитаги, был монстр.
Мыслительный процесс принятия того, что она странная, или принятия того, что она была единственной с чем-то неправильным, сильно отразился на ней. Любой человек, встретивший монстра хоть раз, как правило, хранит этот секрет до конца своей жизни, к лучшему это или к худшему. Обычно к худшему. Однажды узнав, что подобные вещи в мире существуют, невозможно делать вид, что ты этого не видел, даже если это было что-то бессильное.
Но именно поэтому Сендзёгахара сделала то, что сделала. Она окончательно освободилась от своей проблемы, поэтому она не хотела думать, что когда-то с ней было что-то не так. И она тем более не хочет, чтобы я думал, что с ней было что-то не так. И поэтому она сделала вид, что видит Хачикуджи, несмотря на то, что она не может.
Она последовала моему примеру.
Таким образом, это произошло…
Вот почему Сендзёгахара так игнорировала Хачикуджи. Она просто буквально не могла её видеть. И поэтому Хачикуджи пряталась за моими ногами, избегая Сендзёгахару.
Сендзёгахара и Хачикуджи даже не обменялись ни одним словечком.
«Сендзёгахара, ты вызвалась пойти к Ошино ещё и из-за этого?»
«Я хотела спросить его о том, что происходит. Когда я спросила, он сделал мне выговор… или он просто был шокирован? Нет, скорее он смеялся.»
Это правда, что идея казалась почти смехотворной.
Это было настолько смешно, что я даже не мог смеяться.
«Таким образом… именно я встретил улитку.»
Сначала я встретил демона… а теперь улитку.
Ошино даже сказал это в самом начале.
«Кажется, монстры, которые принимают форму детей — особенно маленьких девочек — встречаются довольно часто. Я видела примеры в нашем японском учебнике. Призрак, носящий кимоно, который бросает путешественников одних в горах. Девочка, которая начинает играть с другими детьми, а дети этого не замечают, и забирает одного с собой, когда они заканчивают играть. Но знала, что слышала слишком мало о потерянной корове. Арараги-кун, Ошино-сан сказал, что условия для встречи с потерянной коровой не состоят в желании вернуться домой. Единственное желание, которое небходимо, — немного пессимистичное — бывает у всех в какой-то момент жизни. У всех бывают проблемы дома.»
«…А!»
Ханекава Цубаса.
Она была такой же.
В связи с разногласиями и извращениями в её доме, она всегда гуляла по воскресеньям.
У неё было то же желание, что и у меня. По сути, она желала этого даже больше, чем я.
Именно поэтому Ханекава могла видеть Хачикуджи.
Она видела её, трогала её и говорила с ней.
«Монстр, который даёт тебе то, что ты желаешь…»
«Когда ты так говоришь, это звучит неплохо. Однако, ты также мог сказать, что они играют на человеческих слабостях. Например, я сомневалась в том, что ты действительно желал никогда не вернуться домой, Арараги-кун. Вот почему я думаю, что лучше называть это причиной, а не желанием.»
«…»
«Но, Арараги-кун, именно поэтому справиться с потерянной коровой очень легко. Я уже говорила тебе, помнишь? Тебе просто нужно прекратить идти за ней. Тебе нужно её покинуть. И всё.»
Ты следуешь за ней по своему собственному желанию и теряешься.
В этом есть смысл. Если ты последуешь за улиткой, которая никогда никуда не придёт, то и домой ты тоже не вернёшься.
Если объяснять словами, это было легко.
Тебе просто нужно покинуть парк, прямо как это сделала Ханекава.
Если уйдёшь, то ты покинешь улитку.
Только те, кто ходил с ней, не могли уйти.
Если даже люди говорили, что они не хотят вернуться домой, им всё равно некуда было возвращаться, кроме дома.
«Она не одна из ужасных или сильных монстров. Она не причиняет никакого крупного вреда. Это то, что сказал Ошино-сан. Потерянная корова — лишь небольшая шалость, небольшая загадка. И…»
«И?» — спросил я, прерывая её.
Я не мог больше слушать.
«И что, Сендзёгахара?»
«…»
«Дело не в этом. Дело совсем не в этом. Я понимаю, что ты говоришь, Сендзёгахара. Это приятно растворяет странное чувство, которое у меня есть. Но это не то, о чём я хотел спросить Ошино. Я благодарен за всё, что он сказал, но это не то, что я на самом деле хотел знать. Не поэтому я позволил тебе тебе пройти весь путь, чтобы увидеться с ним.»
«Так что тогда ты хотел узнать?»
«Я хотел…» Мои руки крепко держали Хачикуджи за плечи. «Я хотел узнать, как провести Хачикуджи к дому её матери. И всё. Я хотел этого с самого начала. Меня не волнуют все эти бесполезные знания. Все эти мелочи — лишь трата места в моих мозгах. Всё это не важно.»
Всё это было не о Арараги Коёми.
Всё это было о Хачикуджи Маёй.
Это не решение, когда я просто могу покинуть её и закончить с этим.
Я не мог покинуть её, несмотря ни на что.
«Разве ты не понимаешь, Арараги-кун? Она на самом деле не здесь. Она на самом деле не существует. Эта Хачикуджи… Хачикуджи Маёй-чан, так? Она уже мертва. Она больше не нормальная. Она не была одержима монстром. Она и есть монстр.»
«И что с того?!» — закричал я.
Я накричал на Сендзёгахару.
«Она не нормальная? А кто нормален?!»
«…»
Ты, я… и Ханекава Цубаса.
Ничто не вечно.
И ещё…
«О-ой, мне больно, Арараги-сан.»
Хачикуджи беспомощно отбивалась от моих рук. Поскольку я крепко за неё ухватился, мои ногти, должно быть, впились в её плечи.
Кажется, ей было больно.
И она сказала об этом.
«Э-эмм, Арараги-сан. Эта Сендзёгахара-сан права. Я… я…»
«Тихо!»
Не важно, что она сказала, Сендзёгахара её не слышит.
Она слышит лишь меня.
Однако, этот голос, который слышу лишь я, пытался сказать мне, что она была потерянной коровой с самого начала.
Она изо всех сил пыталась сказать это.
И она сказала ещё что-то.
Первое, что она мне сказала.
«Ты не могла слышать это, Сендзёгахара, так что я скажу. Первое, что она сказала мне и Ханекаве — это нечто.»
Пожалуйста, не разговаривай со мной.
Я ненавижу тебя.
«Ты понимаешь, Сендзёгахара? Она не хочет, чтобы кто-либо шёл за ней, так что ей приходится говорить это каждому встречному. Ты понимаешь, каково это чувстовать? Даже когда кто-то пытается погладить её по голове, ей приходится кусать его руку. Я не представляю, каково чувствовать такое.»
Она не могла положиться на кого-либо.
Она не могла сказать, что она монстр.
Она не могла сказать, что она странная.
Она просто не могла.
«Но даже если я не могу, оба из нас испытали одинаковые вещи. Может и не совсем те же, но мы знаем, каково это — быть в полном одиночестве и не знать, что делать. Если и не совсем те же, мы чувствовали ту же боль. Я стал бессмертным, а твоё тело изменил монстр. Так что меня не волнует это дерьмо о потерянной корове или это дерьмо об улитке. Даже если она сама это сказала, это ничего не меняет. Ты не можешь её видеть, слышать или чувствовать её запах, но именно поэтому моим долгом является проводить её в безопасности к дому её матери.»
«…Я предполагала, что ты это скажешь.»
То, что я кричал на Сендзёгахару, было совсем нелогичным и моя голова постепенно охлаждалась с того момента, как я начал говорить, так что я знал, что то, что я сказал, было нелепым. Однако, выражение лица Сендзёгахары не изменилось даже на каплю.
«Я наконец-то увидела настоящего тебя, Арараги-кун.»
«…Э?»
«Кажется, я ошибалась насчёт тебя. Нет, может и не ошибалась. Я неясно — или, возможно, крепко — уже знала это, но у меня была иллюзия, скрывающая это. Эта иллюзия исчезла. Арараги-кун, в прошлый понедельник, моя небольшая ошибка привела тебя к решению моей проблемы. И в тот же день, ты позвал меня.»
Я позвал Сендзёгахару, говоря ей, что, возможно, могу ей помочь.
«Если честно, я не могла разобрать значение этого действия. Почему ты сделал это? В конце концов, ты ничего с этого не получил. Ты ничего не получил от спасения меня, так почему? Я задавалась вопросом, что, возможно, ты сделал это из-за того, что это была я.»
«…»
«Но на самом деле не поэтому. Теперь мне понятно. Арараги-кун, ты просто готов спасать всех.»
«Спасать? Слишком сильное слово. Не преувеличивай. Любой сделал бы то же самое. И, как ты сказала ранее, мне просто случилось иметь похожую проблему и мне случилось знать Ошино, так что…»
«Если бы даже у тебя не было похожей проблемы и если бы ты не знал Ошино-сана, ты бы всё равно сделал то же самое, не так ли? Из того, что Ошино-сан сказал мне, так бы и было.»
Что этот придурок сказал ей?
Я почти полностью уверен, что он наговорил ей лишь полуправду.
«По крайней мере, не думаю, что я смогла бы взять и поговорить со странной ученицей начальных классов просто потому, что я увидела её у карты дважды.»
«…»
«Когда ты одинок довольно долгое время, ты начинаешь думать, что ты особенный. Когда ты одинок, ты не являешься частью масс. Однако, ты всего лишь не являешься их частью. Это не делает тебя особенным. Это почти что смехотворно. Многие люди узнали о моей проблеме за два года после того, как я встретила монстра, но единственный, кто что-то сделал, был ты, Арараги-кун. Ты был единственным, кто был как ты.»
«Ну, никто больше не является мной.»
«Да, именно.»
Сендзёгахара слабо улыбнулась.
Также, в то время, как она, вероятно, случайно посмотрела немного правее, Сендзёгахара Хитаги смотрела прямо на Хачикуджи Маёй.
«У меня осталось последнее сообщение от Ошино-сана. Он предсказал, что ты скажешь то, что сказал, так что — потому что он утверждает, что он очень, очень добрый — он рассказал мне о секретном трюке, который пригодится в сложившейся ситуации.»
«С-секретный трюк?»
«Он действительно видит нас насквозь. И ещё я не могу сказать, что этот человек думает вообще. Ну, пошли.»
Затем Сендзёгахара оседлала велосипед. Её движения были плавными, будто этот велосипед уже принадлежал ей.
«Пошли? Пошли куда?»
«К дому Цунаде, конечно же. Как хорошие граждане, мы должны проводить Хачикуджи. Пошли со мной. Я поведу. Ох, и Арараги-кун…»
«Что?»
«I love you.»
«…»
Её тон не изменился вообще.
…
Подумав ещё несколько секунд, я осознал, что я был первым парнем в Японии, которому призналась в любви одноклассница на английском языке.
«Мои поздравления», — сказала Хачикуджи.
Из любых возможных вариантов, этот комментарий был неуместен и не в точку.
| Назад к 006 | Вернуться на главную страницу | Вперёд к 008 |
