User:Idiffer/Sandbox-general4

Глава 2: Если у крыла нет имени

Кикке довелось концерт Feketerigó летом, когда училась на первом курсе института. В её городе наметился концерт “Полуночный ностоп!”, и стоимость их бутлегов на интернет-аукционах начала стремительно ползти вверх.

Конечно, она была их фанатом еще до того, как услышала и увидела их вживую. Так что еще за два часа до начала онлайн-продажи билетов она уже сидела перед компьютером и натренированным благодаря бас-гитаре пальцем безостановочно тыкала клавишу F5. Компьютер благополучно сдох спустя две секунды после успешной покупки.

Как и у многих поклонников творчества Feketerigó, сердце Кикки оказалось похищено промо-роликом на экране, где, взлохмачивая черные волосы то обольстительно, то инфантильно, то в диком экстазе, наяривая на Gibson Les Paul, слащаво-опасным голосом, словно ликером растворяя черный жемчуг, пел вокалист – Кагуразака Кёко.

Фанаты, воспевая группу, в большинстве своём практически всегда имели в виду именно её. Она из тех, в кого влюбляются толпы, поэтому о том, что группа состоит из двух человек, забывалось практически напрочь.

Так что в тот судьбоносный вечер Кикка, пока ехала с подругами в Акасаку, думала о предстоящем выступлении Кагуразаки Кёко, крепко сжимая билет с цифрами во вспотевшей ладони.

Однако, стоило взглянуть на подсвеченную барабанную установку посреди возбужденной толпы, взгляд стало невозможно оторвать.

Разлетающиеся в воздухе капли пота и лучи света, сталкиваясь, разливали радугу, в центре которой находилась девушка. Её глаза были широко распахнуты, что в них отражался свет прожекторов. Даже при исполнении невероятно тяжелой партии она продолжала ярко улыбаться всеми цветами радуги. Палочки, порхая как бабочки, едва касались поверхности тарелок, как тут же отскакивали. Из-за этого создавалось ощущение, что бит апперкотом уносит в небеса или нокаутирует прямо на дно моря.

Кикку словно молнией поразила догадка.

Не Кёко выбрала себе барабанщика.

А барабанщица выбрала Кагуразаку Кёко.

Роковая интуиция Кикки сработала словно яд, затуманив память и не оставив улик, за которые можно было зацепиться. Лишь впоследствии она убедилась, что по большей части дела обстояли именно так.

“Может, я забегаю вперед, но это любовь, согласитесь?” – пыталась убедить она своих подруг.

В общем, влюбилась. С первого взгляда. Вы до идиотского много обсуждали, Кёко-сама то, Кёко-сама это. А вот я влюбилась в ту, что взирает на эту вашу Кёко-саму со спины, в её глаза, в её облик. И пусть, что я к зиме второго курса парой так и не обзавелась, но ведь моя возлюбленная тоже девушка. И вообще. Сами-то страдаете по Кёко на каждом углу , а как я в барабанщицу влюбилась, так сразу лесбиянка.

Для фанатов всегда оставалось загадкой, почему у Feketerigó гитары, вокал и ударные сочетаются так необычно. Самым популярным считалось предположение, что Кагуразака Кёко с барабанщицей - любовники. Ну или на худой конец одна в другую влюблена. На интервью они эту тему не освещали, но барабанщица часто устраивала той взбучку, да и в университете они в одном учились. Так что мнение выглядело убедительно.

Появись у Кёко-самы кавалер, фанаты ей бы этого не простили. Но если парой окажется та девушка - то ладно, решила женская половина их сообщества. Кикка разделяла эту точку зрения.

Так что это не совсем любовь.

Объявление о наборе участников в группу Кикка увидела в интернете спустя полгода после их концерта “Ночь пяти стражей”. Той весной она как раз благополучно перешла на второй курс. Требовался басист. Девушка, от 18 до 22. Раз они обе всё еще студентки, им нужен кто-то их возраста? Или такую стратегию им диктует руководство?

Хоть Кикка обычный любитель, её часто звали басистом в университетские ансамбли. Тем не менее, она никогда не воображала себя на одной сцене с Feketerigó, так что это объявление она просто промотала вниз и собиралась закрыть.

В конце страницы её взгляд зацепился за автора, оставившего объявление.

Она тут же еще раз прокрутила в голове прочитанное. Хоть тут указано имя Кагуразаки Кёко, вряд ли она сама публиковала информацию.

Тем не менее, авторграф стоит её.

“Ай вант ю! Ответственный за профотбор - Айхара Чиаки”.

За что именно отвечает ответственный, Кикка представляла плохо, но отправила заявку на указанный электронный ящик.

Нельзя сказать, что она не надеялась победить. Кикка более-менее сносно ориентировалась в мире музыки и ясно представляла примерное соотношение музыкантов: на 500 вокалистов приходится 500 гитаристов, 2 басиста и один барабанщик. Вдобавок, она девушка, да и еще и подходящего возраста. Её соперницы - так, мелочевка, не правда ли?

Спустя два месяца упорных репетиций Кикка сама в этом убедилась, придя на прослушивание. Правда, в зале ожидания она застала еще с дюжину юных претенденток. Причем весьма умелых, судя по виду. Атмосфера тут прям такая, что чувствуется, это профессиональный уровень. Может, я забрела не в то место?

И всё же, ожидая своей очереди, Кикка словно заведенная бормотала: “Пройду. Пройду. Я пройду. У меня есть непобедимое оружие”. Хотя о каком таком оружии речь, сама представляла плохо.

На следующей неделе, когда Кикка получила письмо с ответом, у неё пошла кровь носом.

Первая её личная встреча с Кагуразакой Кёко и Айхарой Чиаки состоялась в столичной студии. Менеджера и продюсера Кёко попросила выйти.

– Причин тебя принять нашлось три.

Кёко, зловеще ухмыльнувшись, выставила вперед руку с оттопыренными тремя пальцами. Одно уже это произвело впечатление на Кикку, вновь пробудив в ней лесбо-наклонности. Не стояла бы позади Кёко Чиаки со скрещенными руками, та могла бы и упасть в обморок.

– Во-первых, миловидная внешность. Мне очень нравятся симпатичные девушки. Люблю во время пения прямо посреди концерта чмокнуть в удобный момент какую-нибудь милашку в щечку, – продолжила Кёко.

Чиаки отвесила ей затрещину.

– Сэмпай, не болтай ерунды при на первой встрече! Заразишь еще!

“Они и впрямь близки”, - с болезненной отрешенностью осознала Кикка.

– Во вторых, твой голос, – как ни в чем не бывало продолжила Кёко. – Насколько я знаю, мой голос достаточно звучный. К тому же, по имеющимся причинам основной вокал в припевах подкрепляется только лишь в нижних регистрах. А вот твоё пение очень ценно потому, что хоть и женственное, но в низких тонах создаст нужную гармонию с моим.

– Ну… я когда слушала песни Feketerigó, то всегда подпевала в припевах, вот и само-собой как-то по привычке...

Кикка всё больше смущалась от такой прямоты, а улыбка Кёко становилась всё мягче.

– Третья причина - твои глаза.

– Глаза?..

– Ага. Те, кто на прослушивание пришел - сплошь фанаты Feketerigó. И разумеется, они все страстным взором глядели только на меня. И хоть меня связывает клятва революционера, прискорбно. Прискорбно то, что выбрать можно лишь одного басиста. Жалко ту миленькую старшеклассницу, а также ту секси-штучку, которая в 21 уже замужем.

– Эм...

– У сэмпай прямо глаза разбежались. А я сразу тебя выбрала!

От слов Чиаки сердце у Кикки замерло.

– Ага. Мы даже не спорили. Ты тоже мне сразу понравилась. Потому что...

Улыбка сэмпай пулей пронзила сердце Кикки.

– Только ты отличалась. Только ты смотрела не на меня, а на товарища Айхару.

“Ведь мы вдвоем образуем ритм-секцию”, – запоздало осенило Кикку, когда Чиаки протянула к ней руку, после чего мир затянуло мраком.

Очнувшись, Кикка обнаружила, что лежит на диванчике в фойе звукозаписывающей студии. “Похоже, из-за сильного перенапряжения отключилась”, – подумала она и огляделась. Словно перенося в домашнюю атмосферу уюта и дружбы, её окружал спор: уверенным заявлениям Кёко вторили упреки Чиаки.

После зачисления в состав первую джем-сейшн назначили в студии. Только время оказалось слишком ранним. Кикка жила одна, училась в частном институте в Токио, так что отвыкла вставать спозаранку. Типичная “сова”, она нервничала, боясь опоздать на встречу. В итоге так и не сомкнула глаз за ночь. Глядя на желтый круг солнца, она выехала первой электричкой на станцию Отяномидзу.

Прежде Кикка уже играла в студии, если тот закуток можно так назвать: пропитанная табачным дымом комнатка на 8 татами со стенами из голого бетона, львиную долю пространства которой занимали барабанная установка и микшер на пару с гитарным усилителем. На Отяномидзу же, расположенное под зданием помещение она сначала приняла за дизайнерское ателье - едва войдя в студию размером где-то с двадцать татами, она едва не впечаталась лицом в сверкающий, словно надраенный воском, пол. Вместо этого она впечаталась в басовый усилок “Ampeg”. Поскольку персонала и даже звукоинженера не было, а только состав группы, так что волнение било через край.

– В туалет сходила? А воды вдоволь напилась? - спросила Кёко, закончив настройку гитары.

То уже был не фирменного черного цвета Les Paul, а Gretsch White Falcon со скрипкоподобными прорезями в форме буквы “S” - шикарный инструмент белого цвета.

– А разве это не противоречит друг другу? – спросила Кикка, подняв руку, которой производила настройку.

Ну и дела. Что тут вообще происходит? Мы играть собрались или как? Я что, пропустила тот момент, когда наша студия - раз! - и превратилась в сауну? Хоть и без всяких крутых купальников, получается, Кёко-сама и Чиаки-сан оголились? Блин, что делать-то? Неловко получится, если у меня кровь из носу пойдет.

– Гм. Знаешь ли ты песню “C’mon Everybody” Эдди Кокрана?

– Эм? Э… Нет, совсем не знаю, извините.

Кровяное давление в носу спало. Кикка не слишком хорошо разбиралась в западной музыке.

– Пустяки. Тональность - ми-мажор. Аккордов всего три. Просто подыграй что-нибудь в тему и пойдет. Товарищ Айхара, готова?

– На все сто! – бодро прозвучал ответ, подкрепленный ударом по бас-бочке.

Когда Кикка, закончив настройку, встала, Кёко медиатором в правой руке постучала по корпусу гитары и заиграла незамысловатое вступление в жанре рокабилли. Во втором такте, из-за интерлюдии в верхнем регистре, Кикка засомневалась, в самом ли деле Кёко сыграла всё в одиночку. Но времени хлопать глазами не было. Это же джем-сейшн.

Взявшись за гриф бас-гитары, она мельком глянула на ударную установку. Встретилась глазами с полыхающим искрами взглядом Чиаки. В огне зрачков бесновался ритм. Когда та занесла руку с зажатой палочкой, Кикку словно втянуло в удушливый бит. Запульсировала ми на открытой струне. Хотя она чувствовала, как пальцы касаются струн, в то, что играет она сама, не верилось совсем.

Что это такое, там, внутри меня? Там что-то есть. Что-то бушует в моих кровеносных сосудах.

Выдохнув в микрофон, Кёко [словно] подала искру в двигатель. Кикка лишь краем глаза замечала скользившие по грифу гитары пальцы, но даже этого хватило, чтобы хлынувшие аккорды пропитали музыкой Кикку с головы до ног. Словно она с Чиаки и Кёко стали сердцем и артериями колоссальных размеров. Затем еще раз, в разрыве припевов, когда началось сверкающее гитарное соло, то уже их общая тень, вобрав в себя и голос, и инструменты, смешало всё вместе в одно обжигающее нечто. Что же это?

Когда они повторяли припев и соло раз эдак уже шестой, Кикка наконец осознала, почему выбор остановился именно на этой песне. Потому что сколь ни играй, не надоест. Когда иссякли оригинальные английские слова, Кёко заставила слова песни реветь, словно реактивный двигатель, то бормоча речитатив, то переходя на скэт, и в конце концов вообще умудрилась впихнуть в западную мелодию слова народных напевов. Если чей-нибудь накал [tension] снизился бы хоть на градус, тогда песня наверняка просто замерла бы. Но в итоге так и не замерла. Желания остановиться даже не возникало. Потому что [джем сейшн/импровизация?] хоть и нелепа на первый взгляд, но очень приятна.

Спустя 20 минут стало понятно, зачем поднималась та тема с водой. Горло першило из-за подпевок в припевах, а пот высыхал прямо на лбу {гм. приклеивал волосы?+кикка}. Вдобавок и голова закружилась. Но ритм она не сбивала. Однако куда поразительнее оказалось то, что Кёко одной левой рукой играла трели, а правой в это время взяла со стула большой стакан с газировкой из мака. Сделав один глоток через соломинку, она неторопливо повернулась в сторону ударных. Увидев, как просиявшая Чиаки присосалась к трубочке, Кикка невольно издала удивленный возглас. Это же непрямой поцелуй! И они при этом сумели не сбиться с ритма. Про таких говорят: одна душа и одна плоть. Со стаканом в руке, Кёко теперь направилась в сторону Кикки, отчего у той едва не сорвало крышу. Мне тоже выпить предложит? В самом деле? Можно? Прикусив кончик предложенной трубочки, она начала втягивать жидкость. Она даже не поняла, кола это была или вообще апельсиновый сок, но полученного заряда энергии хватило бы на полдня беспрерывной игры.

Но, когда до неё дошло, Кикка свалилась без чувств. Что-то мягкое прислонилось к её щеке.

Чья-то нога.

В ушах стоял звон, гасивший прочие звуки. Кикка попыталась хоть немного оглядеться и увидела над собой чем-то довольную Чиаки. Я лежу на её коленях? На коленях у Чиаки-сан? Панически размахивая руками, Кикка попыталась встать, но тело её совсем обессилело.

– Извини. Ведь ты совсем новенькая была…

Прямо над ней перевернутое лицо Чиаки с улыбкой просило прощения у зажатой в руке барабанной палочки, треснувшей ровно посередине. Теперь Кикка начала припоминать. Репетиция прервалась в момент барабанной импровизации, когда Чиаки подкинула палочки вверх. Без этого происшествия, возможно, репетиция продолжалась бы до самой смерти. Так что подобный исход можно даже посчитать удачным.

Внутри неё кипела кровь – даже жарче, чем просто объединенное тепло трех людей.

Но то не человеческого тела тепло. А птицы.

Появилось еще одно лицо, заглянувшее украдкой. Кончики волос, напоминавшие хвостовое оперение ястреба, едва не коснулись груди Кикки.

– Ну? Полетала? – спросила Кёко.

Кикка кивнула.

Я сейчас была дроздом, Feketerigó.

Однако из-за того что мир про жесток, Кикка не смогла принять участия в записи. За помощью обратились к заслуженному басисту-ветерану по прозвищу Ган-сан (из-за настоящего имени Ивай Template:Reference). Кикка, сидя в контрольной комнате, увидела уровень настоящего мастера и тут же поникла духом. Практически сразу же она подала заявление об уходе из университетского кружка легкой музыки. Игры кончились, за музыку нужно браться всерьез. Она даже подумывала бросить учебу, но решила повременить. Ведь даже Чиаки и Кёко успешно набирали баллы, хотя в их национальном ВУЗе мозги требовались раз в 50 умнее, чем в её паршивеньком универе.

На следующий день, когда записывались партии ударных, Кёко, увидев, как Кикка понуро сидит на корточках в углу коридора, прямо ей заявила:

– Слушай, ты входишь в наш гастрольный состав. Как я уже говорила, главное – внешность и голос. Вот у нас есть вокалист-гитарист и барабанщик. Но раз товарищ Айхара не может двигаться, а барабаны на передний план не выставляют, как ни посмотри, расклад выходит скверный. Потому что если впереди нахожусь я, публика не может насладиться миловидной внешностью товарища Айхары. Если же мы займем левую и правую стороны сцены, то пропадет звуковой баланс. И вот, размышляя, как решить дело наиболее эффектно, я поняла, что остается лишь один вариант. Нам нужна еще одна девушка, которая ни за что не проиграет моему “вижуал ипакто”!!

– Эм...

Наверное, похвала. Меня хвалят. Нет негативу. Думать позитивно!.

– Но почему нужна именно гармония в нижнем диапазоне? Моя партия… её сложно спеть как есть.

– Иначе нельзя, – помотала головой Кёко. – Это не наша песня.

«Ну и зачем?» – подумала Кикка. – «Почему необходима гармония именно нижних нот? Разве для прежних альбомов Кёко не сама играла дабл-трек? Чем не устраивают верхние гармоники?»

– Тебе, когда ты слушала наш альбом, разве не показалось, что гармония Feketerigó получается от того, что меня словно бы две?

У Кикки перехватило дыхание. Точно, было такое. Так хорус, накладывающийся параллельно основной мелодии, создает это слабое ощущение. Хочется подпеть хрустальным сопрано.

– Но на самом деле всё не так. У просто нас двоих так бы не получилось. Поэтому мы приняли тебя.

Ей на плечо опустилась рука.

– Постарайся, поддержи меня снизу.

Кикке оставалось только лишь утвердительно кивнуть этим глазам напротив.

Бас или подпевка – это не важно. Хотя если бы она могла принять участие в записи - то стала бы полноценным членом Feketerigó. Кикка крепко сжала кулаки.

Вернувшись обратно в контрольную комнату, она услышала из мониторного спикера барабанную дробь в исполнении Чиаки. Though song was raw with only melody line and piano and click(s) [within], the real earthshaking sound continued to rising up. Кикка узнала [её (манеру?игру?\что это она)] с легкостью по одному лишь звуку.

– Если бы не товарищ Айхара, я бы давно уже сменила название группы, – прошептала оказавшаяся рядом с ней Кёко.

Кикка опять кивнула.

Птице, чтобы взлететь, одних только крыльев недостаточно. Нужны ноги, чтобы оттолкнуться от земли.

Тем же вечером, возвращаясь домой, Кикка слушала совместно спетый припев, записанный на кассетный рекордер. Вдруг она кое-что заметила. Из-за того что у кассетного проигрывателя можно менять количество оборотов, у записанного на полтона выше вокала можно с легкостью попытаться восстановить первоначальную высоту. Разумеется, голос зазвучал по-другому.

Вот в этом месте… как будто бы мужской голос, что ли. Гармония тут идет с пониженной шестой ступенью. Если честно, идеально сочетается с голосом Кёко-самы. Но… почему голос такой мужской? Или я слишком вдумываюсь?

Так как репетиции проходили чаще всего рано поутру, Кикка по-привычке проснулась спозаранку. Вспомнились тренировки теннисного кружка в старшей школе. В такое время в студии обычно они находились только втроем. Музыканты-профи как правило не придерживаются нормального распорядка дня и ведут ночной образ жизни.

Из-за того, что они все трое – студентки, из студии они выходили в одно и то же время. Даже хотя им предстояло разделиться на станции Мёгадани, Кикка считала высшим блаженством саму возможность вместе с ними ходить на учебу.

Минул месяц с момента принятия, и Кикка стала появляться в студии раньше всех. Ведь как-никак, ей позволили появляться в студии чтобы она, абсолютная неумеха хоть кем-то стала, так что она просто не имеет права не выкладываться на полную.

В этот день Чиаки пришла раньше. Села за барабаны, положила iPod на колено, закрыла глаза. Неуловимым движением губ и кончиков пальцев взяла ритм. Вот блин, мы будем только вдвоем! Поставив тихонько басуху на гитарную стойку, подошла со спины к Чиаки. Не обнять ли мне её сзади, пока она меня не заметила? Кёко-сама часто так делает, может, и мне тоже будет позволительно?

– А, Кикка, доброе утро, – обернулась Чиаки, снимая наушники.

– Вай!

Кикка, едва не коснувшись подбородком плеча Чиаки, засмущалась и покраснела.

– Эм… я… ну… Я подумала, интересно, какую музыку ты слушаешь...

– М? А, это...

Купившись, по-видимому, на оправдания Кикки, Чиаки показала экран своего устройства. У той полезли глаза на лоб. Это последний вышедший альбом мальчиковой айдол-группы. Хотя Кикка видела их клипы по ТВ, песни казались ей полной ерундой.

– Э… что?.. Чиаки-сан, тебе нравится такая музыка?

Немного неожиданно. Но Чиаки, залившись смехом, замахала рукой, отметая подобное предположение.

– Нет, только вот этот сингл. Первый раз их слушаю. Наверное, мне медведь на ухо наступил...

Таким макаром она их фаном заделается. Не допущу, чтоб моя Чиаки сохла по какому-то юнцу со смазливой мордашкой! Сжатый кулак Кикки задрожал.

– Кикка-тян, а как тебе подобная музыка?

– Совсем никак, – рьяно замотала головой та.

– А какую музыку любишь ты? Западную совсем не слушаешь, да ведь? Говоришь, в том кружке любимую музыку совсем никогда не исполняли?

Как ценный басист, она вынуждена была совмещать деятельность одновременно в более чем десяти коллективах, так что с единомышленниками даже пересечься не удавалось.

– Ага, слишком громко, что ли...

– Почти вся западная музыка именно что такая! Да еще на английском поют! Я в том смысле, в наше время нет ничего странного в том, что вкусы у студентов не совпадают!

Похоже на то, подумала Кикка. Ни о Корнелиусе, ни о подобных ей слышать не доводилось.

– Так почему ты не слушаешь западную музыку? В чем причина?

– Эм, ну мне больше нравятся 123123 лица японцев. Американцы как-то не очень.

– Чего? Лица?..

Чиаки покатилась со смеху, подумав, какие же иногда сюрпризы преподносит такая вот беспечная девичья болтовня.

– Ну а ты тогда, Чиаки-сан, что слушать любишь? В интервью Кёко-сан как-то обмолвилась, что даже не представляет.

– Я? Да самое заурядное: Зеппелинов там, Хендрикса...

В каком месте это заурядное? Среди всех моих друзей нет ни одного, кто слушал бы Джими Хендрикса.

– Это с давних лет тянется. Я одалживала эти пластинки. Хотела быть как он...

Что это за «он», бегло промелькнуло в мыслях Кикки, как Чиаки вдруг начала воодушевленно перечислять имена музыкантов. Бестактный вопрос так и остался невысказанным.

– Получается, ты села за ударные из-за барабанщика Led Zeppelin?

– Угу. Это правда, – скрестив руки, ответила Чиаки и направила взгляд куда-то вверх. – Раз уж мы об этом заговорили, сейчас самым значимым для меня является Рик Аллен.

– Извини, не знаю такого.

– Не знаешь? Из Def Leppard.

Название группы она слышала, но не более того. Кажется, “хард-рок, остро приправленный попсой, – наш рецепт успеха”, как-то так, что ли? А с учётом того, что Чиаки перечисляла до этого различные шумные блюз и рок-бэнды, это довольно резкая смена курса.

– Именно Рик придал нам с сэмпай решимости идти вперед вдвоём.

Кикка пристально уставилась на устремившую взгляд куда-то вдаль Чиаки.

К чему это она? Такое ощущение, что она будто бы боялась остаться только с ней. Глупость какая-то. Они ведь так хорошо ладят.

Но когда Кикка собралась расспросить обо всём чуть обстоятельней, звукоизолированная дверь отворилась и в проёме показалась фигура с длинными черными волосами.

– Извините, задержалась. Мне стало так одиноко от того, что, проснувшись, я не обнаружила рядом товарища Айхару.

– Уф, сколько бы я тебя ни трепала за щечки, ты не просыпалась! Вот я и ушла первой! – надувшись, ответила Чиаки и направила кончик палочки прямо на Кёко.

Эй, погодите… О чем сейчас разговор? Если я не ослышалась, то они живут вместе? У Кикки едва не случилось кровотечение из носа. А мне тоже можно будет с ними?! Буду каждое утро будить Кёко-сама и готовить ей завтрак! Кикка предалась мечтаниям, напрочь позабыв, что кулинарное мастерство ей пока совсем не давалось.

– О Def Leppard говорили? – поинтересовалась Кёко, затем достала гитару и начала настраивать.

– У тебя по-прежнему чуткий слух, сэмпай.

– Ну, я ведь обязана слышать все революционные песни мира. Кстати да, сыграем одну их балладу. Начинается с ля, потом соль, а затем ре. К тому же послужит хорошим упражнением петь в гармоническом строе.

Совершенно не знакомую с песней, Кикку всё равно утянула музыка, когда Чиаки отсчитала четыре удара. “Love and affection”.

В тот же день день по дороге из университета Кикка купила альбом Def Leppard ‘Hysteria’. У Кикки имелась дурная привычка, когда её занимала какая-нибудь мысль, бесцельно заходить в Tower Records и совершать спонтанные покупки. Лежа на футоне и слушая треки на CD один за другим, она размышляла: “Какая легкая вышла мелодия, особенно красиво получились припевы, думаю, это сделано для продаж. Интересно, чем же Чиаки-сан так понравилась эта группа?” Прочитав вложенный буклет с примечаниями на японском языке, она поразилась. Мигом сев за ПК, она начала искать в сети информацию о барабанщике Рике Аллене.

Рик Аллен… однорукий.

На волне успеха третьего альбома Pyromania группа с особыми надеждами начала готовить новый материал, но их барабанщик попал в аварию. Ему пришлось ампутировать левую руку до самого плеча. Обычно в таких случаях о карьере барабанщика и речи быть не может. Но Рик Аллен не сдался. Его товарищи, другие члены Def Leppard, тоже не могли представить без него существование группы и надеялись на его выздоровление. Так что, пройдя курс мучительной реабилитации, он сумел вернуться в состав.

И в итоге, вышел их четвертый альбом – Hysteria.

“И как он умудряется играть одной рукой? В смысле, он ведь колотит же по барабанам?” – размышляла Кикка, слушая альбом.

Однако, облазив всевозможные сайты, она узнала, что всё немного не так. Все партии к песням второй половины альбома Рик сыграл сам, в одиночку. У его установки оказалось пять или шесть педалей в ряд. Понятно. Его правая нога отвечает только за бас-бочки, но левая берет на себя педали хай-хэта и тарелок. Не так уж и сложно. Ведь хоть и приходится обходиться без руки... нет, это в любом случае не так просто.

Когда последняя песня альбома – ‘Love and Affection’ – доиграла, Кикка продолжала лежать на футоне, неподвижно глядя вверх на флюоресцентную лампу.

Нашелся тот, кто, несмотря на потерю одного крыла, не захотел расстаться с полетом.

Об этом говорила Чиаки. Благодаря Рику она смогла сделать шаг вперед.

Тогда… Чего, черт побери, мог лишиться “он”?

О том, что она теперь в составе группы, Кикка решила умолчать. Если бы окружавшие её в большом количестве фанаты Feketerigó прознали, что той приходилось играть рядом с Кёко-самой настолько близко, что можно было ощутить даже запах её пота, то они растерзали бы несчастную девушку на части.

Так что перед ней стояла непростая задача окольными путями провести расспросы.

– Слушай, а разве Feketerigó изначально не из двух человек состояла?

Глаза подруги блеснули. Лекторный зал был полон студентами, ожидавших начала занятий, но она, ничуть не стесняясь других, заявила напыщенным тоном:

– Если ты даже таких вещей не знаешь, какая ты к черту фанатка?

Кикка подумала про себя: “Я знаю в какой день какой на Чиаки-сан лифчик и даже её менструальный цикл”. Но продолжила вежливо слушать.

– Эбисаву Мафую знаешь? Ну та, играет в рекламных роликах на фортепиано. Страхование жизни, мобильники ну и в других еще.

– Знаю-знаю.

Вроде, она еще полукровка.

– Она их бывшая гитаристка.

Кикка чуть со стула не упала.

– Что?.. Правда? Она ведь всемирно известная пианистка, разве нет?! Так каким образом?..

В этот раз Кикка своим воплем обратила на себя внимание пары нахмуренных взглядов.

– Они с Кёко-сама, между прочим, учились в одной старшей школе. Ну и вот...

Я даже понятия не имела. И они сравнивали меня с той девушкой, которая внешне напоминает компьютерную модель? К тому же, она профессиональная пианистка. Мне её не переплюнуть. Разве что в груди… Нет, постойте...

– Стоп-стоп.

Кикка потянула подругу за рукав, прервав пылкий рассказ об истории группы.

– Эта Эби-тян, она… на бас-гитаре играла?

– Я же сказала, она была гитаристом!

– Тогда, неужели Кёко-сама играла на басу?

– Да конечно же нет. Когда у тебя такая техника – браться за бас-гитару как-то глупо.

Как представитель басистов, я одним ударом заставлю тебя проглотить эти слова.

Но всё-таки, почему нет баса? Обычно группу такого странного состава – две гитары и барабаны – едва ли найдешь. Раз их было трое, одну из гитар могли бы поменять на басовую. Хоть Кикка являлась ярым поклонником бас-гитар и не признавала существования прочих инструментов, на самом деле исполнители, способные играть как на басовой, так и обычной гитаре, встречаются не так уж и редко.

– Там, вроде бы, еще один участник был, – сказала подруга. – Еще во времена учебы в старшей школе, так что больше похоже на какие-то байки. Хотя будто бы несколько раз в лайв-кафе в Тибе с ними на сцене видели четвертого. Как же имя-то… Хикава… Наоми, кажется. Инструмент, гм, вроде, бас-гитара...

– Наверняка она была очень миленькая!

– Ну еще бы, ни для кого не секрет, что Кёко-сама любит всё красивое.

Мысленно представив Кёко и Чиаки, она попыталась припомнить лицо Эбисавы Мафую, поставив их в один ряд. Нет-нет, лучше не надо. Если бы они на меня смотрели еще и вчетвером, я бы померла просто! От потери крови через нос.

– Кстати, Кикка, пойдем на “Нацумифест” вместе? Feketerigó в числе выступающих!

– Что?.. А… извини, у меня работа...

– Уже нашла себе место? Вот те на. Ты же всегда ходила на их концерты, даже в ущерб учебе. Что это с тобой? Возьми отгул!

Увы, но ни про, так сказать, “работу”, и особенно про “Нацумифест” тайну открыть не могу. Кстати, во время выступления меня же раскроют. Что делать-то? А после вообще гастроли по всей стране. Может, пока шумиха не уляжется, совсем не ходить на учебу? Нет, лучше прямо сейчас, не теряя ни минуты, признаться и задобрить всех сувенирчиками типа автографов. Пока Кикка пребывала в растерянности, в аудиторию вошел преподаватель и сонным голосом начал опрос присутствующих.

В тот день Кикка впервые в жизни купила диск с классикой. Подойдя к секции, стойки которой Эбисава Мафую оккупировала единолично, Кикка, глядя в те самые сапфирового цвета глаза ростовой фигуры в натуральную величину, стушевалась и, вслепую выбрав один диск, направилась к кассе.

“Итальянский концерт”.

Вернувшись домой, обнаружила она на обложке заглавие. Бах. Это тот, в белом кучерявом парике, с кучей детишек? Отец музыки? Его так прозвали потому, что все его дети стали музыкантами? Хотя эрудиция Кикки в этой области ограничивалась лишь этой малой толикой, о формах музыкальных произведений она кое-что знала. В концертах клавишные солируют под аккомпанемент оркестра. Интересно, смогу ли дослушать до конца, не заснув? А, длительность всего десять минут. Тогда нормально. С этими мыслями она вставила диск в проигрыватель.

Эй, тут же только одно фортепиано! Что за надувательство! В каком месте это концерт?! Примерно с минуту после начала Кикка испытывала лишь возмущение. Сев перед динамиком в сэйдза, она вслушивалась в музыку Эбисавы Мафую, исполнение которой казалось сродни целому оркестру. Прослушав до конца, она без раздумий нажала на повтор.

Она в самом деле играет одна? Хоть и полифония не такая многоголосая, я вижу, что мелодия и басовая линия текут и пульсируют каждая по-своему.

Она решила прочесть информацию на обложке. В том, что название содержит слово “концерт”, нет ничего странного хотя бы потому, что в заставляющем слышать инструментальный ансамбль произведении Бах попытался воспроизвести весь колорит многоголосья одиночным клавишным инструментом.

К такому заключению пришла Кикка, в очередной раз включая повторное воспроизведение.

Эта девушка лишь десятью пальцами показала силу, которая равна не то что группе, а целому оркестру. Значит, она поэтому вернулась на путь пианистки? Она и есть то, чего лишились Feketerigó? В таком случае…

Продолжая лежать, она вытянула к потолку обе руки, словно погрузив руки в обжигающе холодную музыку фортепиано.

Не хочется ей проигрывать…

Когда сессионный музыкант Ган-сан наконец выдал: “Было бы неплохо, если и Кикка сыграет”. Та, присоединившись, оказалась вовлечена в создание их второго альбома за тот же год.

Возле главного стенда на сцене собрались Кёко, Чиаки, продюсер и прочие музыканты, но никто не возразил.

– Правда, если говорить о мастерстве, то вам она, Ган-сан, и в подметки не годится… – усмехнулся продюсер, поглаживая бородку.

– Из-за того, что грув у Чи необычный, – Ган-сан укзал на Чиаки, – Кикке будет проще совладать. Я уже все, бесполезен. Если присоединюсь к Чи, то всю дальнейшую работу порушу.

– Ничего себе, я теперь что, крайней оказалась?! – возмутилась Чиаки, ударив по тарелке.

Но продюсер и клавишник единодушно покивали: “Да-да, в этом что-то есть”.

– Бит товарища Айхары, если сравнить… – Кёко погладила Чиаки по голове. – Это как вместо молотка бить кротов метеоритами.

– Бедные кроты… – надула щечки Чиаки.

– Мне уже скоро полтинник, а война – дело молодых. Эй, крот, уже скажи что-нибудь.

Ган-сан похлопал Кикку по плечу и она понемногу начала приходить в себя. От избытка чувств она просто окаменела. В тот день из-за напряженной атмосферы пришлось сделать под пятьдесят заходов. Но когда нужный дубль наконец получился, Чиаки обняла её и произнесла:

– Я так рада, что ты с нами! Давай на дебюте покажем всю мощь супер-пупер ритм-секции!

Однако, когда после полутора месяцев с записью было покончено, и оказался готов пробный экземпляр альбома, Кикка столкнулась с нелицеприятной реальностью.

Виной послужила информация с обратной стороны обложки.

Feketerigó.

Айхара Чиаки (Барабаны).

Кагуразака Кёко (Гитара, вокал).

О Кикке ни слова. Даже имена продюсера и прочих приглашенных исполнителей были перечислены внизу с краешку.

Ничего удивительного. Я ведь просто как вспомогательный персонал. Из-за того, что со мной заключили контракт, я всё не так поняла. Меня просто наняли для работы, вот и всё. Но проблема, разумеется, не в деньгах.

Она сидела на стуле в студии, подняв ноги и обняв колени, и сжимала в руках обложку сэмпла, как вдруг вошла Чиаки.

– Утречка! А ты рано, Кикка-тян!

Кикка, свалившись от неожиданности со стула, переместилась в дальний угол, чтобы её слез не заметили.

– Что случилось?

Приблизившись к опрокинутому стулу, Чиаки подобрала с пола обложку компакт-диска. “Вот блин, заметила”, – подумала Кикка. Ведь оказалась открыта страничка с составом участников и вдобавок… рядом с именем Кикки выделялось мокрое пятно от упавшей слезинки.

– Кикка-тян?..

Прилетевший в спину голос Чиаки хоть был чуточку подавленным, было ясно, что она догадалась-таки. Блин, попалась я.

– Да нет, ничего такого. Просто подумала, студия хорошо нам послужила, вот я и решила подружиться со стенкой...

Нужно успокоиться, тараторю непонятно что. В груди закололо.

– А что еще я могла сделать?.. – пробормотала Кикка, прислонившись к стенке.

“Хотя ответ не так уж и необходим”, – подумала она, противореча самой себе.

У Кикки перехватило дыхание, когда её собеседница неожиданно присела на корточки рядом.

– Кикка-тян, а что ты хотела бы?

Поднять голову и крепко тебя обнять. Нет, так нельзя.

– Послушай, я даже с сэмпай посоветовалась. Насчет тебя, за то, что входишь в группу, твой гонорар...

– Дело не в деньгах! В-в любом случае, я хотела, чтобы мы втроем... как бы, а... э... нет, я не в том смысле, что хотела бы жить с вами втроем...

– Но это же невозможно.

Кикка, получив отказ, словно с утеса рухнула.

– Это уже будет не Feketerigó.

– В смысле, если вы будете не вдвоем, то нельзя?

– Ага. Мы с самого начала были вчетвером. Не знала?

– Слышала что-то такое. Та, известная пианистка, которая мелькает в ТВ-рекламе, тоже была с вами, якобы.

– А, ну, Мафу-Мафу всегда на слуху. Известная личность, всё-таки. А вот о басисте нашем вообще никто не знает, – хихикнула Чиаки.

Так без бас-гитариста не обошлось, всё-таки. Интересно, какая она из себя? Наверняка под стать Чиаки и Кёко-сама, да еще и Эбисаве Мафую – просто неотразимая красавица.

– Басист… такой супер-пупер человек?

Спросив, она сама испугалась возможного ответа Чиаки и подумала, не заткнуть ли уши. Но Чиаки смущенно заулыбалась.

– М? Не думаю, что супер-пупер тут подойдет. Мы ведь учились в старшей школе. Сэмпай и Мафую – случай особый, но в ритм-секции состояли дилетанты. Да и мы раз сто были на грани распада.

Кикка завороженно смотрела на Чиаки в профиль. Почему она ни с того ни с сего заулыбалась?

– По окончании школы, когда мы с сэмпай остались лишь вдвоем, она сказала, что задача номер один – сменить название группы. Типа, остались ведь только мы. Но я заупрямилась, хотела оставить прежнее. Ведь в то время, когда мы были втроем, хоть изодранные и побитые, но мы продолжали лететь.

– Это к чему? Я что-то не уловила суть...

Если присоединится кто-то со стороны, Feketerigó уже не будет прежней. Но разве это уже не случилось? Начиная с Кикки, что для записи в студии, что для выступлений, они привлекают много народу, мало-помалу привнося в звучание нечто новое, разве не так?

– Понимаю, глупая причина, но...

Чиаки рывком вскочила с места. В[отрешении/skip mood] вернулась к барабанной установке и вновь села. Обвив себя крепко обеими руками вокруг груди, подняла глаза к потолку. Бас-бочка, хай-хэт, тарелки – только двумя ножными педалями она начала высекать зажигательный бит.

Feketerigó, хоть и обескрыленная, может стоять. Потому что есть ноги.

Только непонятно, счастье это или злой рок.

Но даже сейчас, стоя посреди леса и глядя на ночное небо, она продолжает ждать, поняла Кикка.

В таком случае, что же могу я?

Хлопнув себя по коленям несколько раз, она уперлась руками в стену и, откинувшись назад, встала. Посреди словно моросящего [дождем] ритма, мелькающей спины Чиаки, она перешагнула извивающиеся на полу кабели и процессор эффектов и направилась к стойке с гитарами. Стиснутый в руке гриф вибрировал.

В свободные промежутки ритма вклинился хлесткий взрывной звук, полно и точно их заполняя.

Кто бы ни вернулся, и даже если для меня не останется места, я всегда буду наполнять небо, которое делят Чиаки-сан и Кёко-сама. Ведь именно для этого нужен бас.

Вскоре в студии объявилась Кёко, поморщившись от царившей вокруг энергетики.

Во время перерыва Кикка не могла усмирить мысли. Какую бы музыку ни играли они обе, я должна им отвечать. Идеально попадать в унисон с риффом Кёко. Ни на шаг не отставать от грува Чиаки.

Вернувшись домой, она досконально переслушала все имеющиеся записи Feketerigó с демок, с концертных DVD, еще откуда-то, заставляя тело пропитаться их звучанием. Когда-нибудь Чиаки обязательно признает меня. Признает, что в ритм-секции Feketerigó есть место только для Кикки.

Но в декабре начались репетиции к началу гастролей и разработка нового материала, и на Кикку вновь обрушился шквал критики. Вот только в этот раз, во время записи, ей довелось услышать нечто совершенно противоположное. Кёко непрестанно попрекала: “Не нужно пытаться заполнять всё своим звучанием”, – и “Не зацикливайся на задаче сохранности ритма”. Не понимаю, о чем она. Словно хотела, чтобы я прекратила делать естественное для баса.

– Раньше же у тебя получалось.

После такого категоричного утверждения Кикка еще больше отчаялась, и непрестанно переслушивала старый концерт на DVD. Раньше я была бездарной, просто жуть. Сейчас я даже спиной могу ощутить устремленный на меня взгляд Чиаки и не теряюсь, не сбиваю ритм. Но тогда что не так? Чего мне не хватает?

От невозможности найти ответ у Кикки чесались руки – обострилась её дурная привычка. Она по кругу обходила магазин музыкальных инструментов, крутила регуляторы у педалей эффектов, несколько раз дело заканчивалось покупкой подержанной бас-гитары. Без новых покупок она просто не могла бороться с тревогой.

Как-то на встрече в баре поздней ночью, к Кикке наконец обратилась Кёко:

– Знаешь, сейчас твоя игра не годится для концерта.

Кикка в раз затаила дыхание, перебегая глазами с Чиаки на Кёко и обратно. Почему у них обеих такие серьезные лица?

– Послушай, Кикка-тян, – подалась вперед Чиаки, надвиснув над круглым столом, – твое исполнение в последнее время какое-то чересчур не такое. На записи и первых концертах такого ведь не было.

– То есть, надо еще? Например, повысить уровень напряжения в импровизации, хотите сказать?

– Нет конечно. Мой бас дра переслушала. Я же не одна создаю грув (кач).

О чем говорит Чиаки, до Кикки не доходило.

– Эм, тогда… что мне делать-то?

От вопроса Кикки лица остальных двух перекосило. Этого даже Кикка не могла не заметить. Подобное у других не спрашивают. Но всё же она не сдержалась и продолжила:

– Что мне сделать, чтоб слиться со звучанием Feketerigó? Как играл прежний бас-гитарист? Как мне стать похожей?..

– Тебе не обязательно равняться на Хикаву Наоми, – четко произнесла Кёко с серьезным выражением лица.

– Позвольте послушать, как играет Наоми-сан! У вас остались записи живого звука, без обработки? Сейчас я на таком уровне, что могу полностью скопировать стиль!

– Не разрешаю. Сейчас тебе нельзя слушать, можешь увлечься.

Кикка хлопнула по столу и вскочила. К ней обратились абсолютно бесстрастные глаза Кёко и обеспокоенный взгляд Чиаки. Официант, протиравший столик напротив них, суматошно поспешил отвернуться. Но Кикка отступать не собиралась.

– Никак не возьму в толк, чего вы хотите. Что вам нужно-то?

Поняв, что ответа не будет, Кикка повернулась к подругам спиной. Подняв прислоненный к столу кейс с гитарой, она ринулась к выходу.

Плохо представляя, куда бежит, Кикка очутилась на платформе станции Отяномидзу. Промчавшийся мимо поезд поднял вихрь, который растрепал ей челку.

Она села на него, но заметив, что поезд направляется в район Синдзюку, обессиленно рухнула возле двери. Мой дом же в другой стороне. Что я наделала? Что за дурацкий день.

Сойдя с поезда, Кикка опорожнила содержимое желудка на ночную улицу Синдзюку. Последний поезд ушел, копошится не обращая внимания вечерний свет и толкотня и толпа такси. Идя посреди всего этого, бас-гитара отчего-то ощущалась на спине невероятно тяжелой. Прежде ей никогда не приходило подобного в голову.

Она зашла в Макодналдс и, безостановочно помешивая кофе, так ни разу и не пригубив, прокручивала в голове разговор с Чиаки и Кёко. Я им так нагрубила. Теперь и в глаза им смотреть стыдно. Но сейчас я не могу играть так, как нужно им. И как мне завтра себя вести, если поеду в студию?

Как бы то ни было, я уже решила. Своё место я никому не отдам.

Кёко сказала, что раньше у меня получалось. Интересно, о каком времени она говорила? В начале, когда меня только взяли в группу для увеличения драйва на выступлениях, что я чувствовала, стоя на сцене, атакуемая в спину взглядом и битом Чиаки.

И когда я успела забыть об этом?

Сама того не заметив, она вырубилась, уснув за тем же столом, где сидела. Проснулась она только в десять утра следующего дня, когда её растолкал официант.

“В последнее время привычный уклад моей жизни рушится”, - думала Кикка шагая по наводненному людьми южному крылу станции Синдзюку. Она заметила это еще с тех пор, как начала жить одна, но войдя в состав Feketerigó, учебу в университете забросила совсем. Ах да, и родителям ничего не сказала. Что ж делать, они ведь перечисляют деньги на учебу и на жизнь?

А что мне теперь остается?

Остановившись возле окошка продажи билетов, Кикка глубоко задумалась.

Продолжать ли заниматься музыкой? Раз в группу меня не взяли, хватит ли мне решимости и навыков, чтобы стать сессионным музыкантом?

Из-за того, что по высушенной улице Синдзюку беспечно поливающее осеннее солнце жарило беспощадно, ноги Кикки шатко через контроль билетов ко входу Tower Records принесли.

Раз с поступления альбома в продажу прошло почти два месяца, новые пластинки Feketerigó продавца рукописный ПОП приставленный в стопки сложенный, в этом месте закругляться усну, упала. На обложке, хоть ожидаемо, был фотоснимок лишь Кёко и Чиаки.<--123123-->

Лучше бы я совсем не приходила. Тотчас вернусь и буду плакать в подушку. Размышляя так, она решила вернуться к эскалатору, как в конец полки горой сваленные альбомы попались на глаза. Это же лучший альбом популярной мальчиковой айдол-группы. Почему-то глаз зацепился за прохладный package пятерку ветреных красавчиков, позировавших в белых костюмах. А, их же слушала Чиаки. Взяв один из дисков в руки, она посмотрела на обратную сторону обложки. Название я не помню, вроде бы сингл, говорила. Раз уж это сборник лучшего, то та песня наверняка вошла в список.

Если бы заметила, несущую сама как-то сумела рассмеяться. Наверное, просто стресс. Если оступлюсь на шаг, так и шопоголиком стану. От того, что послушаю такое, мысли Чиаки я всё равно не узнаю.

Вернувшись в квартиру, вставила диск в музыкальный центр и юркнула в постель, где укуталась в ватное одеяло. Легко зазвучали барабаны, электронные валторны наложились поверх. Когда к безвкусной мелодии присоединились безвкусные слова, на бездарность песни уже было глубоко пофиг. Зачем я вообще купила эту ерунду? Хоть это была худшая колыбельная, веки начали слипаться.

Ну и пусть. Всё равно устала. Ни о чем не хочу думать.

Тем не менее Кикка, после недолгого пребывания её сознания в пустоте, неожиданно пришла в себя. Заставив горло сдавиться спазмом, она отлепила спину от футона.

Отчего проснулась, некоторое время не понимала. Оглядев мутным взором окружение, она заметила, что музыкальный центр до сих пор продолжает воспроизведение на минимальной громкости.

Играла песня.

Понемногу ей удалось сфокусировать расплывавшийся взгляд на дисплее. Седьмая дорожка.

Кикка, вытянув обессиленную руку, активировала опцию циклического повтора. Танцевальный трек на какие-то две с половиной минуты. Заменяя бас, не смолкала виолончель. Стоило раз услышать, как перекликаются необычные аккорды, мелодия сразу цепляла. Мало того – она едва ли не танцевала.

Много-много раз она ставила на повтор. Сонливость куда-то ушла. Мэйн вокал пятерки, певших в унисон, был неизменно ужасным, но накладывавшийся поверх бэк-вокал, котороый из-за своей грубоватости ощущался теплым, увлек Кикку. Словно мальчишеский голос.

Её осенило: тот самый трек. Нужно проверить название. В тот раз Чиаки слушала именно эту песню. Почему же?

Достав из бокса обложку диска, она решила удостовериться.

Слова и музыка – Хикава Наоми.

Бэк-вокал – Хикава Наоми.

Хикава Наоми… Глаза Кикки несколько раз перечитали это имя.

Понятное дело, не в составе айдол группы. Раз там только имя, то это наверняка означает участие в сочинении и записи лишь одной песни – типичный сессионный музыкант.

Она мысленно воспроизвела припев. Ошибки быть не может. Вокал определенно мужской.

Хикава Наоми. Так он парень? В тот же миг, как она подумала об этом, её сердечная туда-сюда каплями открытая дыра будто наполнились ливнем.

Вот оно что. На бас-гитаре в Feketerigó играл парень. Вот почему гармония нужна басовая. Кикка шлепнулась на футон. Ниже 16-дольного бита беспрерывно продолжала звучать виолончель, пыл весь словно всасывался.

Но выключить музыку она и не подумала. И уснуть тоже не получалось.

Встав, она раскрыла ноутбук, зашла на сайт музыкального магазина. Мысль Кикки о том, что песня – сингл, оказалась верной. Она наткнулась на караоке-версию играющей в данный момент песни. Палец сам собой нажал на кнопку скачивания.

Выключив музыкальный центр, она подцепила наушники к компу.

Ах, как хорошо, что я на неё наткнулась. С исчезновением главного вокала унисона пятерки, рушевшего мелодию, теперь лишь виолончель, гитара и орган Хаммонда с неуместным танцевальным битом, а также гармонизировавшее с ними пение Хикавы Наоми проникало прямиком в уши. Кикка обессиленно упала на стол.

Точно, напоминает немного мой голос. “Тебе не обязательно равняться на Хикаву Наоми”. Как у Кёко вообще язык повернулся ляпнуть такое?

Нет чтоб сразу сказать, что к чему.

Кое-как вытянув обессилевшую руку, она притянула к себе мобильник. Напишу Чиаки и Кёко.

“Хочу взять перерыв, чтобы о многом подумать. Извиняюсь за неудобства.”

Отправив сообщение, Кикка вновь погрузилась в песню. И каждый раз она окуналась в самую гущу сладостной боли.

На следующий день она после долгого отсутствия решила наконец показаться в университете. Боясь опоздать на занятия занятия, она лишь успела перекинуться лишь парой фраз с подругами.

– Чем это таким ты занята в последнее время?..

– А что, похудела? Или косметика слишком необычная?

– Да нет… Руки только чуть шире стали.

– Будешь сегодня с нами пить?

Ах, как же хорошо, ничего не изменилось. О том, что у Кикки контракт с Feketerigó, было общеизвестно, но никто особо не запаривался на эту тему. Просто порой слышалось: самая фанатистая из фанатов. Предложили дать переписать лекции. “Переживают, всё-таки...” – подумалось ей. У Кикки с лица не сходило легко читаемое напряжение. К тому же, они наверняка подумали: “Похоже, что-то случилось, ведь странно перед самым началом гастролей вдруг заявляться на учебу”.

Каждый раз, открывая телефон, она трепетала. Ближе к вечеру от Кёко пришло письмо.

“Времени на раздумья – до конца месяца”.

“К чему эта забота?” – раздраженно подумала Кикка. – “Даже если меня вдруг уволят, жаловаться не стану. И чего они согласились меня ждать. Кстати, тот Хикава Наоми тоже ведь в музыкальных кругах вертится. Если бы он вернулся в группу, было б здорово”.

Чуть позже она возвращалась с шумной попойки. Вдруг закружилась голова, и она столкнулась с басухами на гитарной стойке, едва войдя в комнату. Гитар уже четыре штуки, но что с того? Сил играть на них теперь попросту нет.

Включив питание ноута, вновь поставила на автоповтор караоке-версию той песни.

Звучанием виолончели окружавшие Кикку басы словно заставляли резонировать струны бас-гитары, садясь на футон.

После полудня в универ придя, лекцию слушала рассеянно, затем, прогуливаясь, чтобы для спонтанных покупок сил и желания не было, она обошла все местные бутики с одеждой и косметикой. К вечеру опять слушала ту песню, да так и заснула. Бесполезный цикл тянулся четыре дня, до пятой ночи. Лежа на диване и глядя в потолок, Кикка услышала какой-то шум со стороны окна и перевела взгляд на занавеску. Свет в комнате не горел, поэтому уличный фонарь проецировал на занавеску чью-то тень. Окно дважды хлопнуло. Эй-эй, полегче. Второй этаж, как-никак. Кто это может быть? Грабитель? Извращенец? Злой дух? Что делать? Из подручного оружия у меня только гитары…

– Кикка-тян, ты тут?

Напуганная до смерти, девушка обмерла.

Ранее из окна, разумеется, донёсся голос Чиаки.

Поставив на паузу музыкальный центр, она раздвинула шторы. С уличным освещением на фоне, с собранными в пучок короткими волосами коричневого цвета, появилось запыхавшееся и покрытое потом смеющееся лицо. Кикка поспешно кинулась открывать створки.

– За-зачем? На второй этаж...

– А, пустяки. Это мой коронный прием. М-м-м, можно войти?

Получив утвердительный кивок и протянутую руку, она запрыгнула в комнату. Это очень опасно, карабкаться по водосточному желобу, ставя ногу на маленькие выступы. И для чего она тут? А еще у меня не прибрано. Кикка, с топотом оббежала комнату: сунула в шкаф футон, собрала в пакет разбросанный по полу мусор и бросила к парадному входу.

– И всё-таки у тебя лучше, чем у меня. Ни я, ни сэмпай совсем не убираемся.

– Эм, ну, я это… прошу...

Предложив гостье низенькую подушку, сама села прямо на ламинат.

– Н-но... почему [через окно]?..

– Потому что если звонить по телефону или долбиться в дверь, могут и не пустить, согласись. А если через окошко попроситься, обязательно впустят. Ну, это моё дзюцу ходить в гости. Пока что шанс срабатывания составляет сто процентов!

– Эм…

– Правда, прибегала я к подобным мерам в случае с Нао.

Нао.

Это она не про Хикаву Наоми, случаем?

Да кто он такой, все-таки? И в каких отношениях с Кёко и Чиаки?

Кикка мучилась вопросами, но озвучить так и не решилась.

К тому же, в словесном подтверждении она более нуждалась. Потому что Чиаки села рядом, что они касались друг друга коленями, и протянула к ней [один конец] наушника.

– Сэмпай сказала, что тебе нельзя слушать. Поэтому мы немножко поссорились, так как я хотела бы, чтоб ты послушала.

Не сумев даже расспросить, Кикка просто взяла наушник и сунула его в ухо. Дисплей в руке Чиаки засветился бледно-голубым.

Слышны слабые крики. Похоже, запись концертная. Характерный для гитарного усилка зубодробительный нойз. Донесся голос Кёко: «...ветствую вас на культурном фестивале нашей школы!» Понятно, так эта запись группы времен старших классов. Нарастающий фидбэк. По четырем ударам приглушенного хай-хэта, которыми задавался такт, Кикка догадалась, что за барабанами сидит Чиаки. Живой гитарный риф в унисон с басом. И, словно пронзая отдаленное небо, появилась ещё одна мелодия – тонкое и острое гитарное соло. Кикка обеими руками надавила на уши и согнулась пополам. Не сделай она этого, непременно что-нибудь закричала бы. Поливающий как из ведра мощный бит и ревущий вокал Кёко, в котором определенно был слышен звук её дыхания. Даже через несколько дней Кикку по вечерам не отпускал тот неокрепший и сладостный, но полный энергии голос. Который,напоминая фонарь велосипеда, не угасал даже в проливной ливень.

Все слезы, что долгое время копились внутри, сейчас, просачиваясь через маленькую рану, застилали глаза. Она не пыталась их сдержать. Уткнувшись лицом в колени Чиаки, она зарыдала, слушая хлопанье крыльев Feketerigó, которые уже не вернуть.

Кёко запретила, Чиаки – наоборот – хотела, чтобы она услышала.

И только сейчас Кикка поняла, что за этим стояло.

Басист… Он не перестает сражаться. Один, окруженный словно сдавливающим весь мир звучанием остальной троицы, своим голосом и дрожанием струн врезался в песню наперекор пению Кагуразаки Кёко. Он сражался. Если брать в расчет только технику, Кикка в сто раз лучше. Но суть здесь не в этом.

Что же я наделала? Желая нагнать тех двух, разбрызгивая пот и кровь, продолжая бежать, я не заметила, что на самом деле стою на месте, всеми силами заваливая собственные ноги мешками с песком. То, в чем нуждалась группа, – не просто рядовой. Не оторванное крыло и не engine. Необходим был боевой товарищ, способный в необходимую минуту спалить себя дотла.

Вскоре песню заглушили шквальные овации. Кикка вынула из уха наушник. Она продолжала лежать, не поднимая головы, и ей в волосы проникли нежные пальцы.

– Услышала?.. – прозвучал чуть позже голос Чиаки.

Кикка потерлась мокрыми веками об её бедра. И лишь затем она заметила, что в суматохе сделала нечто совершенно непозволительное. В той же позе на корточках она потихоньку начала отползать от Чиаки. Её била дрожь, тело всё еще пребывало под воздействием услышанного концерта. Тем не менее, опершись на угол стола, ей удалось приподнять верхнюю половину туловища.

Окутанная темнотой, она встретилась взглядом с мягким взором Чиаки.

Пока она смотрела в эти глаза, ей хватало решимости на любые слова.

– Этот… Нао-сан, о котором ты упомянула… Ты всё еще ждешь его, да?

Она сама поразилась озвученному вопросу. Ведь оставалось еще столько всего, о чем она хотела бы расспросить. Однако Чиаки с печальной улыбкой помотала головой.

– Ага… Никак не могу забыть. Такая вот я глупышка.

“Но до меня всё равно далеко”, – подумала Кикка.

– И сэмпай, такая неуёмная, не сдающаяся, плюющая на общественные порядки, из-за того, что в самом деле не видит разницы между членом группы и возлюбленным, тоже, наверное, ждет...

Они обе не могут забыть.

Но, возможно, они понимают, что утерянного не вернуть. В ином случае, если бы на самом деле верили в возможность возвращения, то название группы как есть отпустили бы в небо. Потому что однажды выпущенное из рук название станет узлом воссоединения.

Печальную действительность мира рок-музыки Кикка знала не понаслышке. Исполнение песен в группе под тем же названием означает, что они понимают, что тот, кого они ждут, никогда не вернется.

Поэтому...

– Я… заставлю забыть! – заявила Кикка.

Чиаки, продолжая улыбаться, смущенно сдвинула брови.

– Нет, это невозможно… Мы с Нао связаны уже лет пятнадцать, и моё сердечко до сих пор трепещет при любой с ним встрече и я не нахожу себе места, стоит увидеть его лицо. Его образ будто отпечатывается внутри. Такая вот тоска.

– Я проявлю невиданную настойчивость, и всё будет хорошо. Раз ваша связь длится пятнадцать лет, то значит я через двадцать заставлю о ней забыть.

Кикка сама плохо представляла, о чем болтает. Ей виделось, будто блуждающий эхом в ушах бит Feketerigó, потихоньку добравшись до её руки, вместе с замещенной басовой партией на собственную, паутинкой тянется с кончиков пальцев.

– Двадцать лет, говоришь… Но ведь нам тогда по сорок будет.

– У рок-музыки нет возрастных ограничений!

Чиаки залилась смехом. После этого она поднялась и сунула айпод в карман.

– Что ж, это хорошо. Хорошо, если ты будешь рядом... Надеюсь, это поможет позабыть тупицу Нао.

Ничего себе она о нем отзывается, подумала Кикка. Этим возгласом Хикава Наоми, с которым она еще не встречалась, уже заявил о своей победе, что ли?

Но раз уж Кикка далеко не лесбиянка, да и разговор не о любви, то она уже знала что ей делать. Быть может это понимала и Тиаки. И прежде чем покинуть комнату Кикка с сожалением погладила приглянувшийся ей красный Фендер Джаз Басс. Но раз уж Кикка далеко не лесбиянка, да и разговор не о любви, то она уже знала, что ей делать. Возможно, и Чиаки догадывалась. Перед тем как выйти из комнаты, Кикка погладила свой любимый красный Fender Jazz Bass, сожалея о предстоящей разлуке.

Приехав домой к родителям, явилась с повинной, показав им заявку на отчисление. Уладив прочие дела, в студии на Отяномидзу показалась лишь через неделю.

Спустившись на лифте до второго подземного этажа, в пропахшем сигаретным дымом коридоре каждому мимо проходящему кланяясь, [она направлялась] во всегда использовавшуюся студию номер семь. Ремень от гитарного кейса до боли вгрызался в плечо. Теперь вес казался еще большим, чем раньше. Наверно, это даже хорошо. Ведь это – оружие.

Свернув за угол, она увидела человека, прислонившегося к красного цвета звукоизолированной двери. Длинные черные волосы колыхнулись, пронзительный взгляд ухватил Кикку.

– Извини! – опустила она голову.

Затем, как в поле зрения оказались кончики сапожек, её схватили за плечи, притянули, и в следующий миг она, едва пискнув, оказалась в крепких объятиях Кёко. Кровь прилила к голове, по щеке лизнули мягкие черные волосы.

– Хочу тебя у нас хотя бы до окончания зимнего тура. Как тебе такой компромисс?

Слащавый голос и жаркое дыхание проникли в уши Кикки. “Ого, неужели она и впрямь может всё предвидеть”, – с содроганием подумала Кикка.

Она с самого начала всё понимала, в этом я уверена. Если бы она заставила меня прослушать запись группы, когда в ней играл Хикава Наоми, позволила бы ощутить привкус соперничества – каким бы тогда оказался мой выбор?

Сверх к тому, что [Кёко] знала, если бы [Кикка] была побита упреждающим ударом, Кикка уже ничего не могла сказать. Она напрягла руку, чтоб отодвинуться от Кёко, и лишь несколько раз кивнула. В этот миг глаза революционера любви увлажнились, словно у маленькой девочки. Гадая, не притворствует ли, Кикка в смущении крепко стиснула её руку.

– Эм… Всё в порядке. Но как только кончится зимние гастроли, я покину группу. Ради того, чтобы научиться сражаться разными способами. С продюсером насчет работы мы тоже побеседовали. Поиграв с разными группами, я стану еще сильнее.

Это мой выбор.

Наверняка Чиаки, принеся тем вечером запись, верила, что Кикка останется с ними. Хоть своим решением она и предает чувства подруги, но ей нельзя вечно быть рядом с ними. В этом случае ей жизни не хватит, чтобы за ними угнаться.

К тому же...

– Я отличаюсь от этого жестокосердного мужика по имени Наоми. Потому что я непременно вернусь.

Кёко, раскрыв руки, еще раз обняла Кикку и, забывшись, начала покусывать её за мочку уха. Все музыканты, кто протискивался рядом, как на подбор пучили глаза: “О-о, Кёко неисправима, средь бела дня такое творит…” Из-за этого смущенная Кикка брыкалась словно кошка, пытаясь вырваться, но сил не хватало. Так они и простояли целых пятнадцать минут.

После этого Кёко заливисто рассмеялась и открыла звукоизолированную дверь. Кикка шагнула внутрь. Раскатистая барабанная дробь прервалась. Взвились коричневые волосы, радостное лицо, покрытое бисеринками пота, повернулось в сторону вошедших. Только рука, со свистом взмывшая вверх, так и осталась висеть в воздухе.

Поэтому Кикка только хихикнула в ответ.

Вынув из кейса Jazz Bass, она быстро настроила гитару. Взяла свободный конец подключенного к усилку экранированного кабеля. Окинув взглядом наполненную словно вводящим в оцепенение гулом комнату, она набрала полные легкие воздуха, который отдавал металлическим привкусом, и впервые вложила заряд из руки в инструмент, висевший на шее.