Sayonara piano sonata~Russian Volume 4 - Chapter 6

Глава 6: Восковая фигура; пули; гены.

В конечном итоге я попросил Тэцуро помочь отыскать подарок для Мафую.

– Альбом «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»? Разве у нас не завалялся такой в кладовке? Ты же у нас рокер, вот и поройся там хорошенько.

Мы только что поужинали, и Тэцуро возлежал на диване, словно главарь мафиози, взбалтывал виски в стакане и жевал сушеных кальмаров.

– А, эм-м. Вообще-то я уже отдал его кое-кому.

Я поднял взгляд, чтобы оценить настроение Тэцуро, изо всех сил пытаясь лицом выразить извинение.

– Тогда топай в музыкальный магазин или что-нибудь такое. Ты наверняка найдешь там еще один.

– Эм-м, это была виниловая пластинка. Тут дело непростое, не могу объяснить. К тому же американское или японское издание не подойдет. Это непременно должен быть оригинал из Великобритании.

Я еще раз украдкой взглянул на лицо Тэцуро.

– Поэтому я подумал, что сам не смогу найти такую редкость, даже если поищу на барахолках. Но будь ты на моём месте, то мог бы что-нибудь придумать, верно?

– Слушай, такая штука может обойтись до десяти тысяч йен, в курсе?

– Да. Прошу, сейчас я могу уповать лишь на силу индустриального пройдохи!

– О, так ты, наконец, осознал как здорово быть индустриальным пройдохой? Теперь ты понял, что должен уважать меня? Отлично, я покажу тебе несколько упражнений, которые выведут тебя на стезю индустриального пройдохи прямо сейчас!

– Не-не, я отказываюсь от этого.

– Давай я чуть подробнее остановлюсь на деталях. Есть два основных движения. Разводишь руки широко в стороны…

– Не нужно демонстрировать их мне! – я тыкнул выключатель, чтобы вырубить «Турецкий марш».

– Ты уверен, что вправе так разговаривать со мной? Я могу отказаться искать твою пластинку, понимаешь?

– Аргх-х… – черт меня дернул стать должником худшего из людей.

– Ну и пусть. Главное, чтобы ты преклонялся перед могуществом моего личного локатора.

После сказанного Тэцуро действительно удалось наложить лапы на «Оркестр» уже на следующий день. Успел ко дню рождения Мафую. Теперь можно не переживать.

– Ну и, как теперь ты выразишь мне свое уважение? Ох, мальчик мой, не могу дождаться… – ухмылялся Тэцуро, пританцовывая с пластинкой в руке.

Ты что, из детского садика сбежал? Я прогнал эту мысль и попытался найти в себе хоть какую-нибудь благодарность. Я произнес:

– … Полагаю, у нас сегодня будут сукияки.

– С говядиной «Мацусака»? Или «Кобэ»?

– Оторви жопу от дивана и иди работать, если хочешь мяса с таким ценником!

Но хватило даже австралийской говядины , чтобы Тэцуро прослезился. Я запросто управляюсь с отцом, которого легко ублажить. Я имею в виду, если дело касается пищи, то все решает повар.

Я скрылся в своей комнате после ужина. Может, чересчур заблаговременно, но я не медля бережно завернул пластинку в оберточную бумагу и даже перевязал её ленточкой. Закончив, я лег на кровать и уткнулся лицом в подушку, смущенный картиной в мыслях, где я вручал Мафую подарок. Черт. Смогу ли я когда-нибудь сохранять спокойствие? А еще мне предстоит побывать дома у Мафую.

Девушка приглашает меня к себе… Я уже раньше бывал в комнате Чиаки, но если не принимать этого во внимание, то я впервые испытаю подобное. Что делать?

– Хочешь, я изображу Эбисаву Мафую, чтобы ты поупражнялся? Я хорошо подражаю чужим голосам, - спросил Тэцуро, просунув голову через дверь.

– Убирайся к чертям!

Я запустил в него подушкой, выпроваживая прочь.

Кагуразака-сэмпай не появилась на утренней практике следующего дня. Это был первый случай её прогула репетиции с проведения школьного фестиваля. Нам троим ничего не оставалось, кроме как поупражняться до начала уроков, но она не появилась, даже когда раздался предварительный звонок.

– Прослушивание уже скоро. Возможно, она занята приготовлениями к нему, – предположила Чиаки. Понятно. Сэмпай наверно снова что-то планирует.

– Мы не подберем гитарную обработку без сэмпай…

– Но, Мафу-Мафу, от твоего нового соло у меня мурашки по коже. Сыграй так же и на предстоящем выступлении, – сказала Чиаки, повернувшись к Мафую, пока та укладывала свой Стратокастер в кейс.

Мафую широко распахнула глаза:

– …Это потому, что Кёко не было, вот я и исполнила вокальную партию вместо неё… – робко пробормотала Мафую.

Я был одного с Чиаки мнения. Мы уже определились с последней частью выступления – это будет «С Рождеством» Джона Леннона. Так как сэмпай отсутствовала, Мафую вместо неё исполнила мелодию вокала. Получилось живое и пленительное соло. Исполнение, которое мы с Чиаки никогда не забудем.

– Вот здорово получится, если ты внезапно подключишься со своим соло к первому припеву! Все что нужно, это твоя гитара и синтезатор.

– Но у меня только две руки.

– А, точно.

Я тоже задумался о предложении Чиаки.

Джон Леннон пел: «С Рождеством», – эта мелодия, как следовало из названия, знаменовала Рождество; но в то же время дети пели: «Война закончится», – мелодию, молившую о мире. Это была песня с двумя мелодиями, звучащими одновременно.

Мафую воспроизвела вокальную партию Джона Леннона гитарным соло, чем словно подбросила песню в воздух. Было бы чудесно, если бы и слушатели затянули: «Война закончится». Осталось бы лишь сэмулировать орган на синтезаторе.

Идея в моей голове потихоньку приобретала очертания, пока я складывал инструменты.

Когда мы собирались выйти из комнаты, казалось, что за плотно закрытой дверью играет мелодия рождественской песни. Чиаки, когда мы покинули репетиционную, заперла дверь и посмотрела на небо, задержав руку на дверной ручке.

– … Если бы только мы могли быть вместе навек.

Мафую и я обернулись, когда услышали слова Чиаки. Слабая улыбка появилась на её лице, которая исчезла в мгновение ока. Она продолжила:

– Было бы здорово с оглушительным успехом прорваться через прослушивание и вместе провести Рождество.

Мафую нерешительно посмотрела на меня. Она первой разорвала зрительный контакт, когда наши глаза встретились, и устремила свой взор на Чиаки:

– … Давайте постараемся изо всех сил, – согласилась Мафую мягким бормотанием.

– М-м-м… По крайней мере мы вчетвером будем вместе.

Улыбка Чиаки веяла тоской одиночества сильнее, чем позднее осеннее небо, но я ничего не смог произнести. Чиаки тихо сказала, что пора идти на уроки, и бегом сорвалась с места.

Четвертый урок – физкультура – закончился. Ученики переоделись и шли из спорткомплекса в класс. В этот момент в школьных воротах с невероятной скоростью промелькнул велосипед, чем привлек внимание многих. Заплетенные косы танцевали в воздухе, словно хвостовые перья птицы. Сама девушка затерялась промеж зданий.

– …Она ужасно опоздала.

– И она одета как на прогулку. И в мини-юбке, в придачу, хотя на улице давно не лето.

– Вид со спины её длинных стройных ног, когда она ехала стоя, был просто потрясающим.

Кагуразака-сэмпай только сейчас прибыла в школу?.. Чем, черт возьми, она занималась? Я рванул в класс, поставил бэнто на парту Чиаки и поспешил к репетиционной. Обеденный звонок достиг меня, когда я добрался до лужайки позади здания.

Я застыл на месте, когда открыл дверь в комнату кружка.

– О, привет, молодой человек. Ты рано.

– Уа-а-а!

Я пересекся взглядами с сэмпай, которая в этот момент просовывала руки через рукава блузки, и попятился назад. Мало того, что я смог до мелочей разглядеть её лифчик – юбка тоже была не застегнута.

– Извини! – крикнул я и отвернулся.

– Я не смогу закрыть дверь, если ты не войдешь, понимаешь?

– Перестань молоть чушь и сейчас же оденься! – заорал я сердито, стоя к ней спиной. Хихиканье сэмпай оборвалось хлопком закрывшейся двери. Я сделал несколько глубоких вдохов, опершись руками на колени.

– Сейчас ты можешь войти, молодой человек.

Эти слова просочились сквозь щель чуть приоткрытой двери. Я доверчиво зашел; моим глазам предстали кремовые плечи и гладкая кожа обнаженной спины сэмпай.

– …По-почему ты раздета?

Пораженный, я выскочил из комнаты.

– Я собиралась переодеться в победоносное нижнее белье, так что я подумала, ты поможешь мне с застежками.

– Застегивайся сама!

– Вот досада. Я переоделась. Не волнуйся, теперь ты можешь войти.

Правда? Без всяких шуток? Я открыл дверь на миллиметр, чтобы через малюсенькую дырочку удостовериться в этом. Сэмпай даже школьную тунику накинула, поэтому я зашел внутрь.

– Я думала, это неплохая идея – открыто совратить тебя разок, но все закончилось ничем, полагаю.

Чего? Понятия не имею, о чем ты толкуешь. Чтобы выкинуть картинку нежной кожи сэмпай из головы, я отвел от неё взгляд, и всё внимание уделил настройке баса. Я уже видел её в купальнике, но казалось, что это совершенно разные вещи.

– Меня терзают смутные сомненья. Разве у тебя нет сексуального влечения, молодой человек?

– Что ты-ы подразумеваешь под этим?

– Мне хорошо известна притягательность моей спины. Ты ведь уже видел её раз пять? Разве ты хоть чуточку не возбудился?

– Я видел её лишь два раза! – что, черт побери, несет эта девица?

– Так ты даже ведешь этому счет. От этого меня переполняет счастье.

Сэмпай сверкнула своим звериным оскалом, которого я не видел довольно давно. Я попытался отступить в угол, но сэмпай уперла руки в стену, и моя голова осталась зажатой ими с обеих сторон, отчего я не мог шевельнуться.

– …Сэ-сэмпай? Ты сегодня странно себя ведешь. Что-то случилось?

– М-м-м, кое-что меня печалит не на шутку. Я вообще-то сейчас навещала организаторов рождественского концерта.

– О.

– Они определились с датой нашего прослушивания. Оно будет в следующую субботу.

Суббота… Я порылся в памяти и вздохнул с облегчением. Как раз перед днем рождения Мафую.

– Я надеялась, они пересмотрят дату. Я даже лично переговорила с распорядителем, но всё впустую.

– Эм-м… суббота не подходит?

– Больше всего подошло бы воскресенье.

– Э? Почему?

– День рождения товарища Эбисавы попадает на этот день, не так ли?

Я был ошарашен. Я не мог разгадать смысл, таящийся в словах сэмпай, поэтому какое-то время стоял сбитый с толку, зажатый в её хватке.

– Так как я хотела, чтобы наше прослушивание столкнулось с её днём рождения.

– … За-зачем?

– Ты спрашиваешь меня «зачем»? – сэмпай вдруг приблизила свое лицо к моему. Кончики наших носов едва не соприкоснулись. – Для чего же еще, кроме как не дать вам двоим отметить праздник?

– Чего…

– Мне удалось помешать вашей встречи в Сочельник, но, похоже, я зря тратила время.

Сочельник? Она сейчас сказала Сочельник? Получается, наше участие в концерте… Понятно, значит, сэмпай знала о моих планах пригласить на то выступление Мафую.

Но зачем? Что здесь происходит?

– Ты правда не понимаешь, почему? Ты настолько непроходимо туп – ведь это же очевидно, – улыбнулась сэмпай, наконец, отпустив меня.

Мое лицо пылало, будто его сунули в печь.

– Хорошо. Причина действительно простая, но, полагаю, мне нужно начать с начала – так мои чувства достигнут твоего сердца.

Сэмпай оперлась на стену и вытащила свой Les Paul из кейса. Я же прислонился к стене спиной и сполз на пол.

– Я рассказывала тебе о причине, ради которой была рождена в этом мире. Ты еще помнишь?

Я кивнул. Что здесь происходит? Я ощутил, как непостижимая и пугающая привлекательность исходит от революционерки любви передо мной. Черная как смоль гитара, перекинутая через её плечо, напоминала орудие смерти, которое могло пронзить чьё-либо сердце, не оставив на теле ни одной царапины.

– Понятия не имею, о чем ты думаешь, но я собираюсь устроить революцию в этом мире. Со времен зарождения капитализма бесчисленное количество неудачников умерло на своем пути стать последним революционером. А теперь…

Сэмпай уселась на стол и моргнула.

– Почему, как ты думаешь, эти революционеры один за другим терпели неудачу?

Я повернул голову где-то на два миллиметра влево, потом вправо.

– Причина проста. Они неправильно понимали порядок. Нельзя с самого начала звать себя революционером. Причина в том, что боец умрет на самом пике славы. Не будет смысла, если он станет пеплом, после того как распространит свои слова по миру. Однако…

Сэмпай воткнула провод в усилитель. Раздался звук «пам», когда она подала питание – словно толстая жила порвалась.

– Джон Леннон был другим; он самый успешный революционер в истории. Став сперва музыкантом, он таким образом привлек себе мировое внимание до своей битвы. Даже если мир забудет Михаила Бакунина или Льва Троцкого, имя Джона всегда останется в сердце каждого. Почему так? Строго говоря, нельзя донести своих чувств другому лишь словами. Есть лишь два способа тронуть до глубины души: кровью или песней.

Сэмпай щелкнула переключателем на своем Les Paul. Гул наполнил репетиционную. Казалось, что я сейчас в чьем-то сердце.

– Если революционеры будут нести слова, положа на кон свою жизнь, то они умрут прежде, чем их идеи увидят рассвет. Я не могу совершить такую же глупость. Зачем приносить себя в жертву ради двух-трех цитат, которые запишут в большой сборник знаменитых изречений? Нужно петь, если ты действительно хочешь изменить мир. Песня донесет меня на вершину, и оттуда я произнесу свою речь. Я изменю этот мир, вылеплю, словно восковую фигуру, своим теплом.

Я едва улавливал смысл слов сэмпай. Но я понял вот что.

Сердце сэмпай прямо сейчас обливается кровью.

Не её слова достигли меня; её боль, пронзив насквозь, ударила меня в самое сердце. Почему всё пришло к этому? Почему у неё такой печальный облик?

– Но я думаю, что, наверное, умру, не воплотив свою мечту, прямо как Джон Леннон, сраженный четырьмя пулями. Король беспомощен против зла и смерти, даже если он на вершине… Или даже именно потому, что он на вершине мира. Однако у меня есть преимущество, которого не было у Джона. Как ты думаешь, что это?

Это был не совсем вопрос. Это просто необходимая пауза, чтобы перевести дыхание, заворожить меня взглядом и облизать губы.

– Я женщина. Влюбленная женщина, понимаешь? Я могу иметь ребенка. Я могу увериться, что новая жизнь не пострадает от пуль, и посвятить всю себя его воспитанию. Я не позволю собственной революции закончиться с моей смертью. Когда моя жизнь подойдет к концу, мой ребенок сможет продолжить шествие к рассвету нового мира.

Сэмпай положила руку на струны и взглянула на потолок, прежде чем вздохнуть. Гнетущая атмосфера заморозила воздух в репетиционной. Пальцы сэмпай вдруг пришли в движение. Это была «Марсельеза». Песня французской революции, омытая человеческой кровью.

– …Ну, это только пролог.

– Только пролог?! Чертовски долго!

Возразил – первое, что я сделал, когда, наконец, смог вдохнуть. Сэмпай громко рассмеялась.

– Итак, после сказанной речи самое время развеять твои сомнения.

– Под моими сомнениями ты подразумеваешь… – я напрочь забыл об этом, расслабленно слушая её длинную речь.

– Причину, по которой я расстроила твои планы отметить Рождество вместе с Мафую.

А-а, да, верно. Возвращение темы разговора к первоначальной выбила меня из колеи, но я приложил все силы, чтобы устоять на ногах и оперся об стену.

– С другой стороны, было бы замечательно, если бы ты сам смог понять всё без моих дальнейших объяснений.

– Не-а. Все равно ничего не понимаю.

– Все это означает, мне нужен ребенок, который унаследует мои амбиции. А чтобы сделать ребенка, потребуется отец.

– Ха-а?

– Мне что действительно нужно сказать что-то вроде «женись на мне» или «я не прочь заполучить твои гены», чтобы ты меня понял?

У меня не нашлось слов. Я сполз на пол. Сэмпай же сняла Les Paul c плеча и приблизилась ко мне с одурманивающей улыбкой на лице…

– Э? А-а, нет, э-э-э?

– Ты все еще думаешь, что я играюсь, молодой человек?

– Нет, ведь ты!..

Сэмпай села передо мной на корточки и приблизила лицо к моему. Она прошептала мне в ухо:

– Я уже не раз с нашей встречи объяснялась тебе в любви.

Такое ощущение, что мои внутренности облили жидким азотом. Я пошарил в воспоминаниях и вспомнил ранее сказанные слова сэмпай. Но зачем? Это было…

– Знаешь, молодой человек. Сейчас я впервые опробовала вкус такого сокрушительного поражения. Человек, которого я люблю, украден девушкой, которую я люблю, и девушка, которую я люблю, вот-вот украдет человек, которого я люблю. Ты не должен ничего говорить, молодой человек. Я наверное просто покрою тебя поцелуями, если сейчас услышу твой голос.

На расстоянии, когда неловкое движение приведет к контакту, губы сэмпай вывели эти слова.

– Я давно знаю, для кого ты бережешь уголок в своем сердце. Но даже в этом случае у меня нет выбора, кроме как стоять до последнего. Лучше совсем не рождаться, чем сдаваться в битве за любовь.

– Эм-м…

– Поэтому я изо всех сил старалась не дать тебе с товарищем Эбисавой вместе проводить время. Я добивалась успеха в одном, но терпела неудачу в другом. Просто, не так ли? Так теперь ты понимаешь, что я изо всех сил старалась остановить развитие ваших отношений?

Сэмпай сверкнула еще одной спокойной улыбкой. Это я должен был изо всех сил постараться тебя остановить.

Она была серьезна. Она не лгала. Её чувства ко мне были настоящими.

– После этого дружба и вера, что была между нами прежде – наша обычная дружба – сгорит и исчезнет, превратившись в ничто. Прискорбно, но ничего нельзя сделать.

Превратится в ничто.

Я и сэмпай больше не сможем общаться как раньше, словно ничего не случилось.

Это… действительно так?

– Верно, вот что значит признаться в любви. Какая страшная штука. Любовь мягко разрушит все мыслимые фантазии об отношениях, и явит свои острые грани. Эй, молодой человек. Ты никогда не задавался вопросом, почему я ни разу не назвала тебя "товарищ", хотя сама втянула тебя в свою революционную армию?

Я затаил дыхание.

Ты спрашиваешь об этом именно сейчас?

– Наступит день, когда ты превратишься в моего дражайшего врага. Я поняла это, когда впервые тебя увидела.

Наша первая встреча. Тогда Кагуразака-сэмпай сидела на крыше репетиционной. Смотрела на меня, пленяла меня. А я проложил путь к сердцу сэмпай задолго до этого.

– Тебе не нужно отвечать на мои чувства, молодой человек. Я не хочу знать.

– Почему…

– Ты спрашиваешь почему? Сняв маску, я предстала беззащитной влюбленной девушкой. Я не хочу услышать ответ, который меня ранит. Я сейчас сдерживаю желание обнять тебя крепко и выплакать скопившееся на сердце.

Я не видел лжи в её глазах, которые пристально на меня смотрели.

– …Н-но… почему… я?

Сэмпай прижала указательный палец к моим губам, не дав договорить.

– Девяносто процентов мирового счастья и несчастий исчезли бы, если бы мы могли сами выбирать, в кого нам влюбляться. И не было бы ни одной парочки. Не так ли, товарищ Аихара?

Я услышал скребущий звук о стену. Пока я вертел головой, сэмпай быстро поднялась, открыла дверь и протянула руки наружу.

– Не нужно никуда бежать. Входи, – произнесла довольная сэмпай, таща за руку кое-кого.

Это была Чиаки. Её лицо стало еще краснее, когда мы пересеклись с ней взглядами.

Услышала ли она наш разговор? Я попытался вспомнить, запер ли дверь, войдя в комнату… однако все расплывалось. Нет, но…

Я не мог произнести ни слова. Я присел возле стенки и наблюдал за сэмпай, которая обнимала Чиаки и что-то ей говорила. Где Мафую? Её здесь нет, верно? Об этом я переживал – единственное, что было ясным среди всего хаоса в моей голове.

Мафую наконец появилась спустя половину обеденного перерыва. Судя по всему, она сначала заглянула в медицинский кабинет. Она говорила мало, возможно из-за того, что почуяла взрывоопасное напряжение, царившее в комнате.

Моя рука совсем не слушалась во время обеденной репетиции. Разумеется, я был не в состоянии запомнить, на кого я смотрел и с кем переглядывался. Я просто взмолился, чтобы звонок прозвенел как можно скорее, когда взял несколько раз не те ноты. Удивительно, однако, что и остальные едва держались.

– Нао, хватит уже!

– Не принуждай себя, молодой человек…

– Прекрати играть, если не хочешь, Наоми!

После шквала упреков последовало мгновение тишины. Я не смог никому ответить или посмотреть им в глаза. Я отложил гитару в сторону.

Когда уроки кончились, я смог сказать Мафую и Чиаки лишь: «Извините, эм-м, я немного… я не приду сегодня на репетицию». После этого я закинул бас на спину и ушел. Голова была готова лопнуть.