OreGairu 9 (рус)

Глава 0: Как бы то ни было, эта комната продолжает гнуть свою вечную ветку обыденности.

В окно стучался ветер. Наличие рядом со школой моря и отсутствие высоких зданий вокруг неё словно приглашали его беспрестанно атаковать стекло.

В окно я выглянул, потому что оно задребезжало.

Деревья, на ходу теряющие листья, качались на сухом ветру, перегоняющем с места на место облачья пыли. Пешеходы, пёстрыми пятнами разбросанные по главной улице, поднимали воротники пальто и вжимали головы в плечи.

Зима наконец добралась и до школы. В прошлом году тоже, но тогда я не знал, насколько холоден был этот пронизывающий ветер.

Одинокое завывание ветра прерывали только голоса.

– Знаешь же, что сейчас очень сухо, да? Так вот, Юмико принесла маленький увлажнитель воздуха, и в классе сразу стало так много дыма. А в последнее время ещё можно заряжаться от… USJ? USA? Ну, вот этого!

Энергично разглагольствуя, Юигахама ёрзала на стуле и жестикулировала. Юкиношьта, глядя на неё, улыбнулась и кивнула в ответ.

– Ясно. Наверное, удобно.

Она не была очень разговорчивой, так что таким коротким фразам от неё никто не удивлялся. Но смотреть на эту улыбку я просто не мог.

Я медленно отвёл взгляд от пола. В поле моего зрения попали повернувшиеся у меня на глазах ко мне ноги Юигахамы.

– Ага! И я вот подумала, может, нам и себе такой достать? А, Хикки? Хикки?..

Похоже, она повернулась ко мне всем телом. Вторым повтором моего имени Юигахама просто принуждала меня ответить. Поглощённый мыслями, я ответил не сразу. Нарочито покорно вздохнув, чтобы заполнить пробел, я произнёс:

– Слышу… USB же. Зачем нам пилить заряжать электроприборы в Америку?

– А, точно! – ответила Юигахама, хлопнув в ладоши, и, не дожидаясь ни от кого отклика, добавила: – Сейчас телефоны можно подзаряжать от этого вот USB, и это вообще удобно! И у меня аккамулятор что-то в последнее время реально быстро сдыхает!

После этого она сменила тему на обсуждение новых моделей мобильников.

Благодаря этому паузы в разговоре не наступило. Однако только в нём, потому что ни тема, ни основа его вперёд не продвинулись.

Интересно, это из-за раскачивающихся верхушек деревьев он показался мне похожим на дрейфующий айсберг, стоит которому однажды неловко повернуться, и поток унесёт его в бездну?

Хоть календаря в комнате и не было, я и без проверки знал, какой сегодня день. А проверки лишний раз напоминали, сколько лет тебе ещё отведено на этой земле.

Половина декабря уже прошла. Ещё две с лишком недели, и наступит Новый год. Со старым мы распрощаемся.

Мы распрощаемся со всем, и забрать что-то из былых дней уже не сможем.

Один лишь вид заходящего солнца напоминал о закате года.

Разумеется, солнце заходило и год пролетал мимо каждый день. Если меня спросить, отличается ли сегодняшнее солнце от вчерашнего, я отвечу, что нет. Это, всё-таки, один и тот же объект. Менялось лишь мировоззрение на него смотрящих.

Я... нет, мы. Мы явно заметили, чтó осталось, и из-за этого нас заставляло расчувствоваться даже обыденное заходящее солнце.

Но наша комната была единственным застывшим местом в неустанно бегущем вперёд потоке времени.

С выборов в учсовет в нашем времяпрепровождении ничего не изменилось. Мы заводили нарушающие пустоту тишины бессмысленные разговоры и проводили время так, будто шагали по тонкому льду.

– Я тут подумала, что уже совсем холодно стало, и как-то вспомнила, что Рождество типа скоро… – перепрыгнула Юигахама на другую тему.

Мы с Юкиношьтой сухо отвечали ей, что сейчас холодно, что действительно похолодало и что завтра будет ещё морознее. Но, заметив, что дальше этого не зайдёт, Юигахама резко рванула вперёд.

– А! Может, попросим Хирацуку-сенсей принести сюда какую-нибудь печку?!

– Думаю, с этим возникнут трудности.

Запал Юигахамы Юкиношьту ничуть не потревожил, так как она спокойно показала натянутую улыбку.

– Уж она-то и с нас за это что-нибудь запросит.

Опять же, ей намного больше хочется подарить кому-то саму себя. Возьмите её уже в жёны, я не шучу!

Услышав наши удручённые ответы, Юигахама и сама поникла.

– Да-а?.. Ну, наверно.

Она уныло опустила плечи.

Серия откосов как будто бы кончилась.

Мы с Юкиношьтой не были разговорчивыми людьми, и первыми заговаривали редко. Из-за этого отдуваться приходилось одной лишь Юигахаме.

Обычно она говорила об одной лишь безвредной ерунде, таким вот окружным способом убивая время.

Мне даже стало казаться, что мастерство её в этом росло.

Хотя, пожалуй, в чём-то я не прав.

Юигахама хорошо умела это делать ещё до вступления в клуб. Она оттачивала эту свою способность, способность улавливать настроение, заполнять тишину, разбивать лёд так, будто ничего и не было, задолго до этого дня и по сей.

Так же я открываю книгу, не читая её.

Строки предложений и стрелки часов бежали вперёд. Равнодушно поддерживая разговор, я бросил на них взгляд.

Если сегодня всё пройдёт так же, как проходило последние несколько дней, то Юкиношьта вот-вот предложит нам расходиться по домам.

Юигахама, словно и сама догадавшись об этом, выглянула в окно.

– Уже так стемнело.

– Похоже, что да… Расходимся?

Юкиношьта, словно слова Юигахамы были сигналом, закрыла книгу и положила к себе в сумку. Мы с одноклассницей одновременно сложились и встали.

Когда щёлкнул выключатель, комната мгновенно погрузилась во тьму. За дверью нас ждал очередной мрак. Мы молча шагали по наполненному тишиной коридору и вышли из школы через главный вход.

Солнце уже село, а здание посылало в нашу сторону лишь слабый, ненадёжный свет. Стены школы лучи солнца уже не достигали. Сторона, на которой мы стояли, уже покрылась пеленой ночи.

– Ладно, мне на автобус! – громко провозгласила Юигахама, подняв руку.

– Ага, – кратко ответил я и повернулся к велосипедной стоянке.

– Да, до свидания, – произнесла на прощание Юкиношьта, провожая нас взглядом.

Из-за темноты я плохо видел её лицо. Скорее всего, на нём снова была та улыбка. Юкиношьта аккуратно поправила висящую на плече сумку и разгладила кашне. Это спокойное поведение совсем не оставляло сомнений на то, что она в чём-то изменилась.

– Пока, – коротко ответил я и, отвернувшись от неё, поспешил к своему велосипеду.

Но, сколько бы я от неё не отворачивался, выражение её лица вновь и вновь всплывало на поверхность моего сознания.

Улыбка, с того самого дня словно приклеившаяся к её губам.

Я с силой крутил педали, желая её отогнать.

Ты к ней привыкаешь, изображаешь дружелюбность и становишься лишь оболочкой прежнего себя.

Рано или поздно эти так называемые обычные дни окажутся запакованы в глубины твоих воспоминаний, и ты будешь оправдывать это тем, что оставляешь их на память.

Говорят, что время – лучшее лекарство.

Но это не так. Время – медленнодействующий яд. Средство, созданное оканчивать что-то, лишать тебя надежды его вернуть, медленно отбирающее у тебя былое.

Пролетая на велосипеде по спальному району, я приметил рождественскую иллюминацию на частных домах. Как Юигахама и сказала, Рождество уже типа скоро.

В детстве я считал его днём, когда мне подарят столь желанные вещи. В принципе, Рождество и напоминало меньшую версию дня рождения.

Однако сейчас всё было иначе. Я уже не был ребёнком, и никто уже не готовил для меня подарки.

А что самое главное.

Того, чего я желал и хотел, у меня больше не было.

Да и желать наверняка уже не позволено.

Глава 1: Снова Ишшики Ироха стучится в дверь.

Она больная?..

За несколько минут до начала урока эти слова сорвались с моего языка.

На листе бумаги, лежавшем в сумке вперемешку с тетрадями, пребывали слова, выписанные знакомым почерком. Дело ясное: предо мной послание моей младшей сестры Комачи.

Письмо было мило украшено ламе самых Рождественских цветов и безвкусно – списком пожеланий.

Думаю, главный посыл этого листа бумаги – просьба купить моющее средство. Есть же такой термин – Комачилол… Есть же, да?.. А если и нет, то законной юридической силы этот список подарков всё равно не имеет, а? Песец, моя младшая сестра меня пугает.

В общем, первые три пункта игнорируем, моющее – берём.

Но только первые три пункта игнорировать я и мог. Оставшиеся слова повисли у меня на груди.

Моего счастья.

Что это вообще значит?

Счастье – это… Когда дома есть вкусный соевый соус? Он есть у меня! Как я рад, что родился в Тибе!!! Лучшим среди соевых соусов Японии признаётся соевый соус из Тибы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы (по объёмам производства)!

Эх, я был на волосок. А ведь не родись я в Тибе, ответа на вопрос «что есть счастье» мне было бы не найти, и я впал бы в глубокую печальку. Спасибо, Киккомэн. И кстати, что значит «кикко»? Семнадцать лет навсегда? Ох ё.

Ладно, я не мог не похвастаться Тибой, не поливая её немного грязью, иначе это было бы слишком стыдно. Как, видимо, и Комачи – иначе зачем бы она начиняла письмо всей этой лишней мишурой? Брат и сестра – одна сатана.

Но всё же, раз Комачи написала мне письмо, значит, что-то таки задумала.

Выборы в наш учсовет заботили и её. Вернее, она озаботилась ими по моей просьбе.

К лучшему это или нет, я не был уверен до сих пор.

Комачи, словно проявляя учтивость, не приставала ко мне с расспросами. Впрочем, даже если бы стала, я бы вряд ли ей всё толково объяснил и только разозлился. А уж закончись дело очередной ссорой, она разобьёт меня в пух и прах.

Думаю, Комачи и сама об этом догадывалась, потому и отсиживалась в углу. Узрите же идеальную младшую сестру.

Раз просит сама Комачи, ради неё я должен пройти Mountain Mountain, но с деньгами, увы, вышла незадача. А что самое главное, исполнить то желание, которое она затесала снизу как шутку, я никак не смогу.

Благополучие Хикигаи Хачимана, стремления Хикигаи Хачимана и желание Хикигаи Хачимана.

До этого дня я о них практически не думал.

Итак, что для меня благополучие и чего я желаю? Понятия не имею до сих пор.

Если бы у меня было то, чего я мог пожелать так же, как мне желала Комачи… Если бы это желание услышали… Если бы этого желание позволили…

Я бы…

Я бы пожелал счастья Комачи! Я бы пожелал нашему Хорошенькому Лекарству-Пекарству Лавли и Хани Принцесс Фортуны и сделал бы Заряд Счастья!

Но всё же, раз она моя красивая младшая сестрёнка, сейчас беспокоить её не стоит. У неё всё-таки экзамены.

Не хочу ни тревожить её зря, ни от учёбы в такое важное время отрывать.

Решив отложить своё счастье и благополучие на неопределённый срок, я сложил письмо пополам и засунул во внутренний карман пиджака. Этот маленький прямоугольник тут же начал испускать тепло. Что, скажете, я чересчур сильно люблю свою сестру? Вот потому что она сестра, и расслабьтесь. Хотя и тут можно смысл извратить.

Расплываться моему лицу от вида сестринского письма было совсем ни к чему, поэтому я выпрямился и поправил воротник. Нужно отстаивать свой холодный образ, видите ли. Опять же, если с холодностью переборщить, окружающие и угрюмым считать начнут (доказано мной).

Пока я любовался письмом Комачи, почти наступило время утреннего классного часа. Комната стала наполняться народом.

Среди спешащей толпы выделялась апатично бредущая фигура, совершенно не обращавшая внимания на звонок и тому подобную чушь. Иссиня-чёрные волосы колыхались в такт её шагам.

Кава-как-её-там… Нет, Яма-как-её-там? Или Ютака-как-её-там? Ладно, пусть будет Как-её-каваютака-сан. Кава-как-её-там-сан, не обращая внимания на одноклассников, шла к своей парте. Где-то по дороге её холодный и сдержанный взгляд, однако, натолкнулся на мой.

Сразу после этого мы замолкли. И почему-то застыли.

Может, мы едва знакомы, но хоть поздороваться-то надо. Несмотря даже на то, что я не помню, как её зовут. Между прочим, за помощь с выборами я в долгу и у неё, а поблагодарить никак не удосуживался. Опять же, я совершенно не знаю, что и как ей сказать.

– А-а-а… Ну, это, – выдавил я из себя, чтобы заполнить пустоту и подыскать нужные слова для начала разговора. Она тоже будто стремилась это сделать. Её губы дёрнулись, и она тихо произнесла:

– Привет…

– А-ага… – рефлекторно ответил я на её холодное, как камень, приветствие.

Опоры она меня лишила, и на нечто более стоящее меня не хватило. Дальше разговор как-то не сложился, и она ушла за свою парту у окна в задних рядах.

Ну да, длинная пауза, стыдненько, всё такое. В таких случаях побег – лучший вариант. А раз я уже сидел…

Дойдя до своей парты, она рухнула на неё то ли от недосыпа, то ли от пофигизма. Наблюдая за ней, я ещё раз прогнал в голове нашу неспешную беседу.

Эй, эй, серьёзно? Кава-как-её-там-сан со мной поздоровалась. Мы даже имён друг друга не знаем, у нас с ней прогресс так и прёт, что ли?

Хотя здороваются ажно младшеклассники. Их в школе даже натаскивают здороваться с подозрительными типами. А ведь если подумать, здороваясь первыми, они намекают обществу о том, что тип – подозрительный. Типа «на что уставился, придурок, ты с какой средней школы?»

Ну что же, вполне нормальный укол от подозрительного человека, расплывшегося от письма своей младшей сестры. Так-так, погодите-ка, если мне не изменяет память, она и сама от сообщения своего младшего брата, Кавасаки Таиши, улыбалась. Во, Кавасаки.

Да уж, а девчонка-то подозрительная. В следующий раз тоже с ней поздороваюсь и буду приглядывать.

Здороваться ж важно, а?

В нашей жизни стало необходимо бояться тех, кто с тобой здоровается, а не того, какие недопонимания (типа сблизиться хотят) от таких приветствий могут возникнуть. POISON.

Проводив Кавасаки взглядом, я устроил подбородок на руках и обвёл глазами весь класс.

Одноклассники практически не изменились, но обстановка – немного.

Шкафчики за задними партами были забиты куртками и шарфами. Кто-то даже чайник притащил. Девушки положили на колени покрывала, укрывающие хорошую часть их ног.

Но одна из них свои длинные ноги прямо-таки напоказ выставляла. Это была Миура Юмико.

Наматывая на палец свой изгибающийся локон, она медленно сняла одну высовывающуюся из-под юбки ногу с другой и поменяла их местами. При этом края юбки приподнялись.

Усилием воли я отвёл свой взгляд в сторону, чтобы его не засосало под низ. Моих способностей хватило как раз на то, чтобы оставить её на самом краю своего поля зрения. Не мог же я себя обуздать, раз уж смотрел, а? Но погодите! Раз она сидит, значит, ослабила защиту, и вскоре я увижу… подумал было я, но Миура испускала дым. Это что, цензура? А на Блю-реях уберут?

Обычно я держал глаза полуоткрытыми, но тут мне показалось, что, сузив их, я смогу рассмотреть одну (розовую) вещь. Мой замутнённый взгляд уловил маленький приборчик, выпускавший дым. А-а-а, вот я, видимо, и познакомился с тем увлажнителем, про который говорила Юигахама. А дым уже обретал вид зловещих клуб, окутывавших отрицательных персонажей.

Миура по своему обыкновению вела себя по-королевски, а фрейлины её, Юигахама и Эбина-сан, как обычно, были рядом.

– Юмико, тебе не холодно? – обеспокоенно спросила вторая, и Миура, уверенно улыбнувшись, отбросила свой локон.

– Да не-е-ет? Так в самый раз, а?

Тут она, правда, в противовес своим словам чихнула. Юигахама и Эбина-сан смотрели на её порозовевшее лицо с тёплыми улыбками. Угу, угу, мне самому стало теплее.

В контраст выставившей чарующие ноги напоказ Миуре эти двое поддели под низ длинные вязаные кофты. Эй, встаньте на место тех, кто это видит – просрали всю напряжённость. Прекратили, серьёзно.

Однако погодите! Ведь так пощеголять могут только старшеклассницы, а значит, есть в этом и плюс. Несоответствие поношенных, растянутых кофт, поддетых под юбки, рождает восхитительный ансамбль. Не из-за этой ли сокрытости нам и дано великолепие, позволяющее распахивать крылья воображения? Вы мои крылья! Не стоит недооценивать силу мужского воображения!

Но компания по соседству на это не обращала никакого внимания – словно кофты вовсе не захватили их воображения. Вот молодёжь пошла – совсем мечтать разучились. Впрочем, не то чтобы девушки совсем уж навязывались, так что ладно.

Но, пронаблюдав за ними, я понял, что дело не совсем в недостатке воображения.

Не знаю, влияет это на что-нибудь или нет, но Тобе постоянно раскачивался из стороны в сторону и запускал пальцы в волосы у затылка, то и дело бросая взгляды на друзей. Как-то неуютно становилось.

Он посмотрел на Хаяму, потом на трио Миуры, затем повернулся к Ооке и Ямато.

– Не, реально холодно щас.

– Ага, – кивнул Оока. Ямато нарочито устало вздохнул.

– Ещё и на тренировку в такой день не идти…

– А-а. Ну. Тренировка.

Так надо идти или нет? Я придал этим тезисам одинаковое значение и серьёзно задумался над тем, не направляет ли этот мир закон цикла.

Тобе, надеясь на схожие «ну», фривольно окинул взглядом остальную компашку.

Хаяма улыбнулся, но хоть сколько-нибудь значащего ответа не последовало.

Миура заметила этот обмен мнениями. Она глянула на Хаяму, но промолчала.

С расстояния и сказать-то нельзя, изменилось что-либо в их группе или нет. Если пропустить последние несколько секунд, я бы и сам ничего не заметил.

Однако разлад наметился.

Парни с девушками стояли на прежних местах, но контакта между ними не было.

Наконец до меня дошло, что дело не в том, что Тобе и остальные не волнуются за компанию Миуры, – как раз наоборот, потому они и пытаются притвориться, что ничего не замечают.

Всё кажется таким же, как прежде, но это определённо не так.

Видимо, влияет неуютная отдалённость друг от друга главных фигур, Хаямы и Миуры, центров своих групп. Раз между центрами есть разлад, он и между группами появится.

Но никто не скажет об этом ни единого слова.

Однако молчание выдаст их разрозненность и увеличит провал между ними ещё больше.

У них что-то случилось? Миура игнорила Тобе не из ненависти ведь, да? Эх, вот бедолага! Прям как я!

Вряд ли Тобе был в чём-то виноват – тут, скорее, в Миуре, переживающей за то двойное свидание, дело. Впрочем, если подумать, главный подозреваемый тут – Хаяма. Я-то думал, в его тусовании с девушками из другой школы не будет ничего серьёзного, да, видимо, немного пролетел.

Нет, серьёзно, слухи о том, что Хаяма – бабник, и представить себе сложно. Малознакомых девушек он на расстоянии вытянутой руки держит.

Однако, возможно, что из-за этого Миура и нервничала, застав его там.

Возможно, мы с ней видели разные стороны Хаямы. Причём она – ту, которая такого делать не стала бы.

Да-а, так и хочется подойти и извиниться. Доля вины-то лежит и на мне, Хаяма ведь всё это ради меня делал. Винить стоит и тех, кого ввязали против воли, так что в разжигании тревоги Миуры я виновен лишь частично. Но ничего плохого я ведь Миуре не сделал… Правда, трусики (розовые) таки запалил, отчего подойти извиниться захотелось ещё больше.

Как я и думал, отсутствие настроения у Миуры заразило всю её группу. Но не она одна чувствовала себя не в своей тарелке.

Юигахама тоже была не совсем такой, как обычно.

Она улыбалась, молча слушая беседу Тобе и остальных, а когда заговаривали Миура и Эбина-сан, переключалась на них.

Юигахама была не такой, как в клубной комнате.

Она не напирала на разговор и не старалась заводить новые. А что самое главное, не казалась сейчас человеком, вглядывающимся в слова и выражения лиц своих товарок.

Возможно, в обществе Миуры и остальных она находила спасение. Клубная комната для этого больше не годилась.

Это тяжёлым грузом повисло на моей груди.

Разговор в группе Хаямы приостановился, но Тобе, сдерживая вздох, протянул «а-а-а» и проговорил:

– Слышьте… Щас такой холод вообще. Прям замораживает.

Тобе! Опять! Опять та же тема! Нет, погода – лучшая тема для завязки разговора, но это уже просто издевательство… Делаешь из неё что-то типа «Гондо, Гондо, дождь, Гондо».

Оока и Ямато ответили ему в прежней манере:

– Ну, уже зима.

– Да вообще.

Вся компания продолжила тот же разговор, намекающий, что мир работает не по законам предустановленной гармонии, а по кругу. Но Тобе сегодняшний отличался от Тобе вчерашнего. Впрочем, какой он обычно, я не знаю. Простите за то, что не интересуюсь им.

– Кстати, есть планы на Рождество? – спросил Тобе как будто у Хаямы, но уши его сами собой повернулись в сторону Эбины-сан.

Та, заметив, перехватила инициативу.

– Я, пожалуй, буду готовиться к концу года.

А-а-а, и правда. В Ариаке ж фестиваль пройдёт. Когда Эбина-сан убедительно кивнула, смотревшая в пространство Миура вздрогнула и отпустила свои волосы.

– Рождество?.. Ну, Эбина ладно, а остальные как?

Её глаза повернулись к Хаяме, но она быстро отвела их в сторону. Её руки то стискивали, то разглаживали края юбки, а щёки зарделись (розовым).

О-о-о, так держать! Вперёд, Миура!.. Так, почему я вообще за Королеву болею? А, и за Тобе-куна я не болел вообще.

Но Хаяма, сводя на нет мою поддержку, склонил голову.

– Да и я, пожалуй…

– Э? – чуть взвизгнула Миура, словно Хаяма должен был быть под полным её контролем. – Ха-Хаято… У… У тебя есть планы?

– М?.. Да нет, пара домашних поручений, – ответил тот, улыбаясь немного спокойнее, чем раньше. Даже теплее, как обычно.

– А… А-а-а-а…

Миура отвернулась от Хаямы и, строя из себя незаинтересованность, снова стала крутить волосы. Ей явно хотелось что-то спросить, но углубляться в эту тему она не стала.

Когда их разговор закончился, парни с девушками снова разделились на два лагеря. Темы разговоров совершенно естественно расплылись друг от друга: парни обсуждали графики тренировок на каникулах, а девушки – праздничный шопинг.

Тобе это не совсем устраивало, и, почесав голову, он поднял вверх указательный палец.

– Тогда, тогда как насчёт этого! Первого похода в храм!

Как старается-то развернуть тему. Когда Хаяма описывал его тем, кто задаёт настроение, я не был так в этом уверен, но сейчас… И не скажешь же по нему, что он вообще когда-нибудь думает, однако, он на удивление внимателен к остальным. Или Тобе просто понял, что дальнейшее расширение провала между товарищами ни к чему хорошему не приведёт. Должно быть, помогло чутьё человека, вечно влекомого потоком.

– Хм-м-м, я, наверное, дома Новый год встречать буду…

Эбина-сан опять обломала старавшегося изо всех сил парня. Его плечи сразу упали.

Но тут она приставила палец к скуле и задумалась.

– Но если не в тот день… Я только за общий поход.

Слово «общий» она выделила, и Миура резко подняла голову.

– А, всем норм?

– Да, – согласилась Юигахама, а Ямато с Оокой закивали. Тобе обвёл всех взглядом, спрашивая: «Ага? Ага?» Хаяма в ответ широко улыбнулся.

– Почему бы и нет?

– А-ага! Так, так, так, так когда идём? А, Хаято-кун, ну ты ж как обычно, в любое время? Кста, я фул свободен.

– У нас ещё тренировки… – сдаваясь, вздохнул Хаяма. Прислушивающаяся к ему Миура сухо сказала:

– Ну, и когда пойдём? Я так вообще всё время свободна.

Голос у неё был совершенно равнодушный, а вот взгляд, которым она окинула свои ногти… Убедившись, что всё согласны, она хихикнула.

Эбина-сан смотрела на неё, чуть улыбаясь.

Наконец они смогли тепло поговорить. Юигахама вздохнула с облегчением.

– А, я отойду.

Извинившись, она отошла от компании. Бог ты мой, она идёт попудрить носик? Хм, а как, интересно, должны в таких ситуациях говорить парни? «Я отойду поохотиться на оленей»? Как по мне, звучит круто.

Но причина была не такой, какую я себе надумал. Юигахама покопалась в своём шкафчике, но пошла потом не к Миуре и остальным, а почему-то ко мне.

– Хикки.

В ответ на зов я повернулся к ней. Та на мгновение, неестественно выгнувшись, застыла, а отмерев, смущённо произнесла:

– Ты тут смотрел на нас…

– Э, да нет, не смотрел я никуда… – на автомате ответил я. Нет, я-то, конечно, смотрел, но когда это говорят тебе напрямую, получается немного неловко. Только я собрался оправдаться чем-то ещё, как Юигахама затрясла руками и, вздохнув, перебила меня:

– Нет, ты прям пялился. Я б и не подходила, если бы меня это не вымораживало. Так и хочется сказать «твою ж».

«Твою ж»? Я требую извинений.

– Знаешь, ты сама на меня не должна смотреть.

– Э?! Нет, просто, с-смотри! Я это как бы чувствую! Типа давят на меня или мурашки по коже идут…

Вещи совершенно разные, ну да ладно… Трясшая руками Юигахама, вдоволь наоправдывавшись, вдруг спросила:

– А вообще, почему ты смотрел-то? Нужно что-то было?

В голове завертелись мысли о том, что причины, собственно, и нет никакой, но тут моё сердце защемило. Чего я на них смотрел?

– Да нет… Вы просто выделяетесь, поэтому.

– Ага-а…

По этому ответу и понять нельзя было, убедил я её или нет. Жуть. Впрочем, я не совсем соврал. Группа Хаямы правда выделяется. А что выделяется, то само притягивает взгляды. Поэтому в смотрении ради смотрения не было ничего странного.

Но смотрел я явно не только из-за этого.

Как вернуть то, что отсоединилось и упало на дно?

Думаю, группа Хаямы поможет мне найти ответ на этот вопрос.

Главное в наблюдении за людьми не акт наблюдения, а копирование и размышления.

Возможно, я наблюдал за группой Хаямы потому, что, несмотря на то, что я знал о том, какие непрочные и поверхностные у её членов сейчас отношения, находил в ней общие точки с моей ситуацией.

Тобе реагировал на изменения в настроении бессознательно, но Эбина-сан наверняка стремилась закрыть провал намеренно.

Медленно свыкаясь с небольшим несовпадением мнений и чувством дискомфорта, Миура, Хаяма, Тобе и Эбина-сан определят свои отношения между собой, придут к общему консенсусу. Так я думал.

Существуют и такие отношения.

Их члены и сами честно переживают за свои связи, волнуются и стараются нащупать общее дно.

…Но что тогда считать подделкой?

– Хикки?

Голос Юигахамы вырвал меня из пучины мыслей. Когда я поднял голову, на лице Юигахамы чётко читалась тревога. Не сразу осознав, как близко сейчас друг к другу находятся наши лица, я ощутил исходивший от неё жар и почувствовал на себе взгляд её влажных глаз.

Я отшатнулся от неё и чуть отодвинул стул назад. Не надо делать такое лицо, чтобы Юигахама беспокоилась. Не я один же мучаюсь думами о клубе обслуживания. Тем более что я сам виноват в том, что с ним происходит, и поэтому надо хотя бы вести себя достойно.

Ладно, не сейчас. О таком думать надо в одиночестве. В чём дефицита у меня не было. Вот оно, удобство бытия одиночкой.

Я быстро сменил тему:

– В общем, не хотите, чтобы на вас смотрели, говорите тише. Знаете, процентов сорок тех, кто это делает, наверняка думает: «Да позатыкайтесь вы».

– У-у-у, ну, может быть… Только из-за Тобеччи, наверно, не получится.

А вот это грубо. Да, Тобе надоедливый и несносный, но и в нём есть что-то хорошее. Сильные корни волос, например.

Однако, впрочем, иногда глаза отворачиваются сами вне зависимости от того, шумно сейчас или нет. И сейчас, во время разговора с Юигахамой, мои глаза блуждали по классу.

Это, знаете же, что глазу легче заметить движение? А если движется что-то настолько красивое… И говорить не надо, насколько сильно оно будет притягивать взгляд. Возможно, именно поэтому оба моих глаза сами собой ринулись по направлению к открывшейся двери.

Ибо в неё вошёл человек в мастерке и спортивных штанах по имени Тоцука Сайка. Он с порога вздохнул, словно в коридоре ему было слишком холодно. Я рефлекторно вдохнул. Ах, воздух, который выдохнул Тоцука, теперь внутри меня… М-да, это даже по моим меркам противно.

Заметив нас с Юигахамой, Тоцука подошёл к нам.

– Привет, – поздоровался он с нами улыбкой, подобной цветущему цветку. Да, здороваться – это важно… Но как будет печально, если такие приветствия будут использовать только ради предотвращения преступления.

– Привет, Сай-чан.

– Ага, привет.

В ответ Тоцука по-детски моргнул. Какой милашка… А, нет, стоп. Почему он так мило удивился? Это я должен удивляться тому, что он такой милый.

– Тоцука, ты чего?

«Мы что-то странное сказали?» – вопрошал я его, и он, пытаясь отмахнуться, затряс рукой перед грудью.

– Просто редко вас в классе вместе увидишь.

– Д-да? – удивлённо отозвалась Юигахама, и Тоцука поспешно добавил:

– А, это просто редкая картинка, на мой взгляд.

Эти слова мои уши зацепили. А ведь и правда, в классе Юигахама подходит ко мне редко.

А-а-а, кстати. Она же к шкафчикам отходила. А ничего не принесла. Если она вдруг ко мне подойдёт, начнутся кривотолки, вот она и прикрыла это мишурой. Предусмотрительность вполне в её духе.

Но какой бы предусмотрительной она ни была, те, кто на нас всё же посмотрит, сразу заметят, как это неестественно.

Тоцука по очереди посмотрел на меня и Юигахаму и обеспокоенно спросил:

– Ничего не случилось?

– Нет, совсем нет! Н-ну, мы просто просьбу клубу обсуждаем, пожалуй.

– А-а-а, клубу? – хлопнул в ладоши Тоцука, которого бубнёж Юигахамы, судя по всему, убедил. Да, не уметь сомневаться в других – вот истинная добродетель. Готов даже допустить, что людей, которые попытаются обмануть это светлое существо, загрызёт насмерть собственная совесть. – Но если вы можете ходить в клуб, как раньше, я рад, – сказал он, улыбнувшись, и эта улыбка показалась мне невинной. Но Тоцука тоже помогал мне решить проблему выборов в учсовет. Видимо, раз мы с Юигахамой разговариваем о клубе, значит, в его глазах всё отлично.

Однако лицо Юигахамы словно окаменело.

– У-угу… А, точно! Если будет нужно, приходи к нам ещё, Сай-чан!

– Ага, – добавил я, улыбаясь, чтобы загладить неловкость от запнувшейся Юигахамы.

Не знаю, стоит ли называть это «как раньше». Да, с Юкиношьтой мы разговаривали, и ситуация совершенно не казалась серьёзной. Все замечали друг друга и выслушивали не споря.

Всё по-прежнему.

Нет, всё пусто. Вот, в чём дело.

Услышав наши разрозненные реплики, Тоцука наклонил голову набок и послал в нас сомневающийся взгляд. Его глаза так и спрашивали, не случилось ли что. Но я чувствовал, что не смогу всё толково объяснить, поэтому быстро сместил акценты:

– Не, смотри, в чём дело. Раз ничего не случилось, мы готовы ко всему! Чуть появится – и сразу велком!

– Ты настроен больше обычного?!

Глаза Юигахамы расширились. Я что, не настроенный обычно?..

– Ха-ха-ха, – весело засмеялся Тоцука. – Ладно, если будет нужно, я приду.

Он покосился на часы. Вот-вот придёт классрук.

– Сейчас уже классный час начнётся.

– Ага, точно. Ладно, мы пошли.

Договорив, Юигахама и Тоцука разошлись от моей парты. И в этот момент…

– А, точно, Хикки.

Юигахама быстро развернулась и скрытно поднесла свой рот к моему уху.

Лёгкий цветочный аромат и мягкое дыхание атаковали мои органы чувств. Когда она неожиданно приблизилась ко мне, в голову ударила теплота, которую я чувствовал в холодной клубной комнате в вечер, когда кое-чему пришёл конец.

Сердце подскочило до самого горла.

– В клуб идём вместе, хорошо? – прошептала Юигахама и, не дожидаясь моего ответа, побежала к своей парте. Провожая её глазами, я, сам того не замечая, стискивал рубашку на груди.

Сердце было уже не в горле. Оно словно обстукивало всего меня, прорываясь наружу, и мне едва удавалось сдерживать его внутри.

Думаю, она перешла через себя, чтобы сказать это, потому что ходить в клуб ей было тяжело.

Я чувствовал то же самое. У меня не было никакой мотивации это делать.

Мы ходили в ту комнату каждый день, но это было жестоко. А мы наверняка не хотели этого делать все втроём.

Однако не собирались признавать, что ходить будем всё равно. Потому что не могли признать, насколько большие вещи потеряли.

Или ходим мы туда из надобности, из чувства долга, словно хотим сохранить и удержать клуб, как животные хотят сохранить свой вид и самих себя.

Дни, в которые ты старался не убегать.

Это дни, в которые ты оплакиваешь мёртвых.

Чтобы не оправдываться за утерянное. Чтобы не признавать уход в небывалое. Поэтому мы должны скрепя сердце стараться вести себя по-старому больше с каждым новым днём.

Это просто обман.

Однако выбрал его я.

Перевыбрать невозможно. Время нельзя повернуть назад, и много чего вернуть уже никому не по силам. Оплакивать значит предавать прошлого себя.

Если ты о чём-то жалеешь, значит, оно было для тебя значимо. Поэтому я не стану ничего оплакивать. Тем более что я смог удержать то, за что раньше и зацепиться не смог бы. Одно это уже должно меня радовать.

Если привыкнуть к везению и счастью, они станут твоей обыденностью. Вот когда они кончатся, тогда ты и почувствуешь себя несчастным.

Раз так, то стоит мне поставить своей целью ничто, как моя жизнь сразу станет насыщенной.

Во всяком случае, это нужно сделать так, чтобы не зачеркнуть прошлого себя.

Так я и проведу остаток своих дней.

× × ×

К своему разочарованию я печально отметил, что вновь не усвоил за день совершенно ничего. Собрав сумку, я вышел из класса одним из первых, бросив перед тем, как открыть дверь, взгляд на Юигахаму. Та, судя по всему, ещё болтала о чём-то с Миурой и остальными.

Ну что же, раз она сказала пойти вместе, придётся её подождать. Но делать это у всех на виду я не обязан.

Сделав несколько шагов по коридору, я прислонился к стене.

Когда Юигахама быстро вышла из класса, успела пройти минута. Оглядываясь по сторонам, девушка быстро заметила меня и, скорчив рожу, подошла поближе.

– Чё ты без меня ушёл?!

– Я не уходил. Стою, жду.

– И что?!.. А? А, тогда ладно.

Быстро успокоившись, она вздохнула и как-то энергично поправила рюкзак.

– Пойдём?

– Ага.

Мы обменялись взглядами и пошли в сторону клубного здания.

Этот обмен почему-то напомнил соучастников в преступлении.

Я шёл, немного замедлив шаг, иначе Юигахама непременно от меня отстала бы.

По сравнению с классом, в коридоре было заметно холоднее.

Никто другой по нему не шёл, и эхо разносило отголоски лишь наших шагов. Мы медленно ступали по нему в тишине. В классе Юигахама была живой, но сейчас не издавала ни звука. Видимо, произошедшее всё ещё тяготило её.

Однако, когда до клубной комнаты оставалось совсем немного, она, не в силах больше терпеть тишину, произнесла:

– Слушай…

– М-м-м? – промычал я в ответ, но Юигахама слабо покачала головой.

– Ничего.

– Ясно.

Нас вновь поглотила тишина. Дверь клуба ждала нас уже за следующим поворотом. Для меня пребывание в нём было лишь частью дня, но для Юигахамы… Она ведь и сейчас должна там с Юкиношьтой обедать. Мне вдруг стало интересно, так ли это, и я спросил:

– Кстати, что ты делаешь на обеде?

– А? Ну-у-у, как всегда, – ответила она, поразмыслив, и осунулась.

– Ясно…

Прозвучало довольно убедительно. И говорили они явно опять о всякой ерунде. Юигахама что-то скажет – Юкиношьта ответит. Как и всегда.

Действительно, выглядело всё так, как и прежде. Поэтому Юигахама и задумалась.

Те же люди в том же месте в то же время проводили часы вместе. Но назвать эти часы такими же не мог никто.

С того самого дня я всё искал свою ошибку. Не в силах сделать это, я лишь дотронулся до двери.

Она была не заперта.

Мы отправились сюда практически сразу же после окончания классного часа, но хозяйка комнаты всё равно успела сюда раньше нас.

Я сделал шаг внутрь и сразу же почувствовал, что нахожусь в пустыне. Был ли другой такой настолько же пустой клуб? Наряду со столом и стульями в комнате всё ещё стоял запущенный чайный сервиз.

А также неизменная Юкиношьта Юкино.

– Добрый день.

– Яххало! Юкинон! – энергично поприветствовала её Юигахама, после чего села на свой стул. Я кивнул и проследовал к своему. Они никогда не сдвигались со своих мест. Словно прибитые к полу колышки.

Юкиношьта, как и обычно, с идеальной осанкой сидела на своём стуле, читая книгу. Юигахама вынула из кармана телефон, я – книгу из сумки.

Мы проделывали это, словно однажды обговорённый ритуал. Я даже думал было, что, повторяя прежние действия, мы сможем вернуть всё назад. Но сколь бы идеальны не были предпосылки, этого не произойдёт. Если мы будем только эмулировать поведение, всё станет только хуже.

Вздох из моего рта так и не вырвался.

– Слушай, сегодня, ну, Сай-чан!.. – вдруг заговорила Юигахама. Как маленькая девочка, привлекающая внимание матери. Однако, это совсем не так. Она лишь пытается строить связные предложения, чтобы разогнать застоявшуюся тишину.

Словно прежняя Юигахама, умеющая читать между строк, но не умеющая ясно выражаться.

Заметив это, я решил подыграть ей.

Бесконечный обмен репликами. Как долго он будет продолжаться? Как долго всё это будет продолжаться? И что случится, если не продолжится?

Думаю, сегодня будет таким же, как вчера.

Наверно, завтра и послезавтра тоже.

В замкнутом мире не было спокойствия; лишь тупик и застой. Единственная дорога, поросшая сорняками, превратившаяся в болото.

Когда у Юигахамы закончились темы для разговора, беседа прекратилась. Комнату вдруг поглотило затишье.

И в этот самый миг, уничтожая застой и открывая путь, в дверь постучали.

× × ×

Стук раздался снова.

Мы рефлекторно переглянулись – всё же, посетителей у нас не было довольно давно. Я совершенно не знал, что девушки по этому поводу думают. Юигахама удивлённо косилась на дверь, выражение лица Юкиношьты не изменилось. Я же незаметно для самого себя кусал губы.

– Войдите, – произнесла Юкиношьта, глядя на дверь. Дождавшись этого слова, посетитель открыл её.

– Семпа-а-ай, – протянула, входя в комнату, девушка с покачнувшимися соломенными волосами, утирая мятым рукавом кардигана глаза.

Это была президент ученического совета старшей школы Собу, Ишшики Ироха. И занятый ею пост совершенно не повлиял на её внешний вид.

На лице Юигахамы вновь появилось удивление, Юкиношьта бросила косой взгляд в сторону, а моё лицо, наверно, обратилось в гримасу. Только-только стала президентом, и уже здесь?.. Вряд ли просто поболтать пришла…

Не обращая внимания на наши настороженные взгляды, Ишшики милым, цепким голосом, попутно роняя фальшивые слёзы и всхлипывая, воззвала ко мне:

– Семпа-а-ай, всё плохо, всё плохо…

Хитрость тебя не оставила… И прекрати, ты стимулируешь мою железу желания защищать… Я ведь и помочь тебе могу захотеть, блин. Была б это не ты, уже помчался бы выручать.

– Что такое, Ироха-чан? Ты давай, садись.

– Ах, Юи-семпай, спасибо тебе большое.

Когда Юигахама указала ей на стул, она села на него с таким выражением лица, словно и не хныкала только что вовсе.

Заметив это, Юкиношьта попросила:

– В общем, рассказывай.

Её голос был совершенно обычным и злым умыслом не отдавал. Уверенность Юкиношьты успокоила меня. Но одновременно с этим я ощутил странный дискомфорт.

Почему я успокоился?

Ишшики заговорила до того, как я успел разобраться с дискомфортом.

– Дело в чём… На прошлой неделе учсовету дали первое задание.

– А, вы уже работаете? Быстро! – откликнулась Юигахама, в ответ на что Ишшики агакнула и продолжила:

– Ну, и работа эта така-а-ая плохая…

Стоило ей это сказать, как сила покинула её тело. Видимо, вспомнила эту работу. Всё настолько плохо?.. Лучше уж спросить её сразу, пока страшные мысли не загнали меня под стул.

– А что в ней плохого?

Ишшики быстро подняла голову.

– Скоро ведь Рождество, да-а?

– Ага, точно… Э? Куда тебя понесло?

Испугала… Что за бозонный прыжок на другую тему? Но она права, Рождество близко.

– Никуда меня не понесло, – угрюмо надула губы Ишшики. – Дослушай меня до конца.

– Вот-вот, Хикки, – пришла ей на помощь Юигахама, почему-то скорчив мне гримасу. Э-э-э, я, что ли, виноват? У девушек свой, особенный язык, а вы хотите, чтобы я его понимал.

Я вложил в свой взгляд слова: «Да понял я» и кивком предложил продолжить разговор. Ишшики заговорила вновь.

– В общем, раз скоро Рождество, поступило предложение вместе с соседней старшей школой устроить праздник для нашего района. Что-то для стариков и детей, что ли…

– О-о-о, и с кем вы работаете?

– С Кайхин Сого.

Ха-а, с ними?.. Стоит не так далеко от нашей школы и углубленно готовит к поступлению. Её открыли не так давно, объединив три другие. Бюджет и количество учеников из трёх школ превратили её в большое, богатое и красивое учреждение. У них были даже новомодные гаджеты типа ID карт вместо переклички и даже лифт. Я не особо разбирался в её устройстве, но слышал что-то о зачётах и поощрении лидерских качеств, так что ставить эту школу должны высоко.

Мне казалось, что общего у нас не так уж и много. От этого совместного предприятия сразу стало дурно пахнуть.

– И кто предложил этот проект?

Ишшики улыбнулась так, будто говорила: «Ну что же ты, семпай». Словно я какую-то глупость сморозил. Затем тихо, заговорщически ответила так, чтобы понял только я:

– Та школа. Я б до такого не доду-умалась.

– Ну да…

Недооценивает эта девчонка свою работу. Готов поспорить, что в учсовете она всем только мешает. «Нужно учиться на чужих ошибках», говорите? Значит, никогда не буду работать, чтобы никому не мешать.

Но всё же, как она в своём положении согласилась на такое предложение?.. Я покорно смотрел на неё, и она, вспомнив, видимо, что должна на меня злиться, но не спуская с лица милоты, продолжила жаловаться:

– Если бы мне это в другое время сказали, я бы сра-азу отказалась. У меня тоже на Рождество планы есть.

– Конечно, отказалась бы…

– Слишком эгоистичная причина…

Наши с Юигахамой комментарии к её последним словам разошлись. То ли у Ишшики с психикой всё отлично, то ли ей страх неведом… Она же лишь чуть менее испорчена, чем я, да? Я почувствовал, как на поверхность прорывается значительное количество чувства родственности, и понял, что стоит мне сделать шаг не в ту сторону, и я в неё втрескаюсь. Завязывай, прошу.

Но страх Ишшики, судя по всему, ведом был, потому что, опустив плечи, она пробормотала:

– Но Хирацука-сенсей сказала нам это сделать…

Ага, она тут таки причастна. Но раз Ишшики тоже не может противиться воле Хирацуки-сенсей, значит, мы с ней ещё более схожи и тэ дэ и тэ пэ.

– В общем, мы начали, но как бы сказать… Что-то утрястись никак не можем…

На этот раз Ишшики осунулась по-настоящему, и в голосе её не было ни капли притворства. Не то чтобы она была трудоголиком и недооценивала тяжесть работы учсовета, но всё равно переживала. Её стоит похвалить хотя бы за то, что чувство долга пересилило остальные, и она не забросила проект, а пошла к нам. Она и в учсовет-то не по своей воле пошла. Я сам в этом частично виноват, чего греха таить. Поэтому и подстегнула совесть моё отношение к ней.

– Ну, раз вы работаете с другой школой, ничего не изменить. Не парься.

– Вот-во-о-от? – протянула Ишшики, глядя на меня снизу вверх. – Ага-а-а?

Нет, ничего приятного в этом притворстве не осталось… Это, пожалуй, и отличает её от Комачи.

В общем, сложим мозаику её мутных речей воедино.

Похоже, первая работа нового учсовета – участие в районном празднестве путём учреждения праздника. Причём не только своими силами, но и с помощью старшей школы Кайхин Сого.

Работка посложнее тех, которые обычно поручали учсовету. Тут ещё, разумеется, нужно было с другой школой скооперироваться, но и в нашем учсовете роли вырезаны в камне пока не были. Для новичков груз слишком тяжёлый.

Учитывая, сколько времени осталось до Рождества, не могли ли проект утвердить ещё до выборов Ишшики президентом? Если так, то досталась ей эта работа прямиком по наследству.

Бывает. Когда предыдущая важная шишка на работу забивает. У меня так было когда-то на подработке. Работаешь себе, работаешь – и тут как мина жахает тебя непонятная хрень. И если спросить предшественника, он ничего и не вспомнит – давно дело было. Ну и что тогда делать? В общем, его стараниями, уходя с работы, я передал груз забот своему наследнику без всяких задних мыслей. И поэтому ради размыкания этой цепи негативных последствий я никогда и не буду работать.

Ладно, я тут ни при чём.

У нас Ишшики и её предшественница.

– Это, может, стоило сначала к Широмегури-семпай подойти?

Широмегури-семпай, владыка чувства «Мегу-Мегу-Мегурин ♪ Силы Мегурин ✩». Широмегури Мегури-семпай была предыдущим президентом учсовета. Тёплым и красивым. Что за странное описание?

Официально пост президента учсовета Ишшики до конца ещё вроде как не передан. И по логике вещей, к Мегури-семпай в первую очередь и надо было идти. И вообще, что Ишшики здесь делает, если Мегури-семпай не пришла, нон? Мегури, Конкон, Кой Ироха? Не то чтобы я её звал…

Ишшики отвела от меня глаза.

– Э-э-э, ну так-то оно так… Но не могу же я мешать ей готовиться к экзаменам?

Но Мегури-семпай не должна корпеть над учебниками – ей должно было прийти предварительное приглашение... Или Ишшики не умеет с ней разговаривать? Видимо, эта девица, нацепившая личину пустоголовой простушки, не выдержала совершенства истинной пустоголовой простушки. Неподдельные люди всегда сияют ярче окружающих. И я понимал, почему Ишшики отворачивала глаза от реальности.

– Поэтому, кроме вас, за помощью идти больше не к кому!

Услышав всё детально, мы с Юигахамой вздохнули. Из наших ртов не вырвалось ни звука потрясённых голосов. Сами понимаете, что это был за вздох.

Когда эхо его улеглось, комнату вновь поглотило спокойствие.

Но тишину создавали не мы одни.

Потому что Юкиношьта, которая обычно допытывалась до мельчайших подробностей дела, не сказала пока ничего.

Когда это дошло до моего сознания, я повернулся к ней.

Её длинные ресницы были опущены, и она смотрела на Ишшики… вернее, на всех нас кристальной чистоты озёр глазами.

И я мгновенно понял причину своего дискомфорта.

Который ощутил, когда в комнату постучали, и я обрадовался, а потом успокоился. Когда при встрече Ишшики и Юкиношьты ничего не произошло.

Что, если на самом деле Юкиношьта хотела стать президентом учсовета?

Не дали ей это сделать Ишшики и её мозг – я.

Раз так, просьба выходит слегка жестокой, верно?

Если мы её примем, то станем заменой президента учсовета.

Я до сих пор не знал, прав или нет, но если да, то отказа от обязанностей президента у себя на глазах Юкиношьта может не выдержать. Когда столь желанным, но уже недосягаемым машут у тебя перед носом – это слишком жестоко.

А раз так, стоит ли принимать просьбу Ишшики? Пока я колебался, просительница, не в силах уже терпеть тишину, бросала взгляд на каждого из нас по очереди.

– Что же мне де-е-елать?

Она вот-вот начнёт просить помощи в открытую, но мне стало интересно, как Юкиношьта ей ответит. Однако, сколько бы я не ждал, она молчала.

Но, заметив, что мы с Юигахамой на неё смотрим, она дотронулась пальцем до подбородка и задумалась.

– Ясно… Ситуация мне большей частью ясна, но…

Столько времени думала, а ответа так и не дала, да и слова её были расплывчаты.

Затем она перевела взгляд на нас с Юигахамой.

– Что скажете?

Это же впервые так? Чтобы Юкиношьта спросила нас, стоит ли принимать просьбу. Раньше она решала всё сама.

Если счесть, что эта перемена к лучшему, значит, Юкиношьта научилась идти на уступки. Но я чувствовал, что всё не так.

Ответ Юигахамы был, в противовес ей, донельзя прямым.

– Всё в норме же, давайте.

Юкиношьта молча, с вопросом лишь во взгляде, посмотрела на неё.

– Ну, как бы, к нам давно никто не приходил, да? Ну, в последнее время такого не было. Да и свободны мы, как бы…

Чувствуя на себе спокойный взгляд Юкиношьты, Юигахама говорила всё неувереннее.

– Вот я и подумала, что мы можем взяться за дело, ну, как раньше…

Слова «как раньше» обожгли меня.

Возможно, Юигахама этого и хотела. Чтобы такой ожог заставил нас забыть о неурядицах и, когда мы сосредоточимся на помощи, прогнал из комнаты затхлую атмосферу последних дней.

– Ясно. Тогда я тоже не против.

Однако прозрачный голос Юкиношьты эту возможность отсёк.

Появившаяся на её лице слабая улыбка свидетельствовала не об уступке.

А о сдаче. Она решила смириться. Просто предоставить размышления и выбор кому-то другому.

– Думаю, нам не стоит этого делать.

Слова вырвались наружу сами.

В таком состоянии клуб обслуживания ни на что не годен. Более того, я бы вообще не рисковал напоминать Юкиношьте о существовании президента учсовета. Я не знал, чего она хотела на самом деле. Но чувствовал, что мои домыслы с истиной практически не расходятся.

Этой комнате нельзя деградировать ещё больше. Нельзя так рисковать.

Раз я решил защитить её, значит, нужно делать это до самого конца. Даже если я не знаю ни где этот конец, ни где вообще цель.

Юкиношьта молча смотрела на меня, и вопрос озвучила только Юигахама.

– Э? Почему?

– Потому что это работа учсовета. Да и Ишшики не стоит бежать к другим сразу, как припечёт, – озвучил я свою гражданскую позицию.

– Ну, да, но всё равно…

Юигахама, поглаживая пучок волос на голове, задумалась. Может, это и гражданская позиция, но она логична. И достаточна для отступления.

Но был в комнате человек, которого она не устроила.

– Что-о-о? Не поняла-а-а.

А вот и жалобы Ишшики. Как по заказу.

– Мы не человечки на побегушках. Мы лишь помогаем, а не подписываемся на труд. Трудиться тоже запаривает. Знаешь закон о субподряде? Вот и я нет. Короче, это твоя работа. Так что на выход.

Последними решительными словами я побудил её встать и поднялся на ноги сам. Когда она подчинилась, я подтолкнул её туда, откуда она пришла.

Подчиняясь моему зоновому давлению, Ишшики не забывала давить на меня словами.

– Я стала президентом, потому что ты-ы-ы мне сказал, вот я и хочу, чтобы ты что-то сде-е-елал.

Мои ноги подкосились.

Ответственность за Ишшики Ироху всецело и бесповоротно лежит на мне. Она же стала президентом из-за моих действий. И поэтому её ответственность – моя ответственность.

И поэтому то, что я сделаю, уже решено.

Я вытолкал Ишшики из комнаты и последовал за ней в коридор.

Заведя руку за спину, я закрыл дверь и отошёл от неё на несколько шагов, после чего повернулся к метавшей в меня молнии Ишшики и легонько вздохнул.

– Вот я всё это высказал… А что, если тебе помогу я?

– А?

Как будто недопоняла. Ишшики приподняла бровь. Ну да, я же ей только что решительно отказал. Вполне нормальная реакция. Поэтому я объяснился перед ней помедленнее.

– Я помогу тебе не как часть клуба, а лично. Без Юкиношьты и Юигахамы. Справиться вроде должен.

Ишшики, хмыкнув, сощурила глаза, но всё-таки кивнула.

– Ну, так тоже хорошо. Да и, если ты будешь один, всё станет намного про… приятнее и надёжнее, то есть.

Да ладно, можешь не поправляться.

– Значит, договорились?

– Да! – энергично ответила Ишшики на моё контрольное уточнение.

В общем, попытаюсь сделать всё, что смогу один. Я, конечно, не совсем в себе уверен, но уж за Ишшики-то повторять сдюжу.

При первом взгляде Ишшики не кажется шибко умной, но она далеко не тормоз. И вообще, если бы сама со всей работой справилась, а не к нам пошла, стала бы таки толковым президентом…

Ах да. Насчёт «пойти». Убеждая Ишшики стать президентом, я прибег к одной секретной технике. Но сейчас её, кажется, лучше не использовать. Тем не менее, на всякий случай поинтересуюсь.

– Кстати, а что насчёт Хаямы? Сейчас самое время просить его о помощи, нет?

Ишшики порозовела и отвернулась.

– Дело трудное, и я решила, что, наверно, не стоит с ним к Хаяме-семпаю лезть…

А ко мне, значит, стоит?.. Ладно, проехали.

Но раз она сказала, что не хочет к кому-то лезть с трудным делом, значит, влюблена по-настоящему. Просто аплодировать хочется.

Но тут она разрушила всю идиллию демонической усмешкой.

– И вообще, людям больше нравится, когда не можешь с легкотнёй справиться, а не когда уже облажаешься. Короче говоря, если дело тяжёлое, то люди начинают думать о тебе плохо, понимаешь?

– А-а-а, ну да…

Ха-ан, у неё ведь и правда отлич-чный характер! Верни! Верни мне мои аплодисменты! Она не демон, она просто повелитель зла. Дьявол! Сатана! Редактор!

Начинающий повелитель зла iroha не обратила на падение моего настроения никакого внимания и быстро перешла к сути:

– Ладно, семпай, подходи к главным воротом. Я скоро буду.

– Что? Начинаем сегодня?..

Ишшики сделала бровки домиком.

– Прости, времени осталось мало…

Раз времени осталось мало, значит, что-то совет уже совершил, и Ишшики изо всех сил старалась за ним поспевать. Ко мне за помощью она в итоге обратилась, но что могла сама, то сделала. За такое порицать её нельзя.

– Ладно, ничего страшного. Только измени место встречи. Стыдно будет, если друзья будут перешёптываться, что мы провожаем друг друга до дома…

– Ха?

Лицо Ишшики резко стало серьёзным. Это она из-за разницы в возрасте не понимает? На лице «семпа-а-ай, у тебя же не может быть друзей» не написано, она реально серьёзна. Затем Ишшики изумлённо вздохнула.

– Ну, хорошо… Знаешь культурно-спортивный центр возле станции? Встречи проходят там. Можем там и встретиться.

– А-а-а, там, значит?

Я проходил мимо него раз дохрена. Помню, там раньше ясли были. Ясно, значит, «для нашего района» значит собрать в одном месте стариков и детей. Скорее всего, в том здании праздник и проведут.

Ладно, мелкие детали утрясу по мере. Пока что надо из школы выбраться.

– Ясно. Как соберусь, пойду туда.

– Ага. В общем, в общем, вверяю себя в твои руки.

Ишшики улыбнулась и поклонилась. Вот это я и называю коварством, мать его.

× × ×

Я проводил Ишшики до поворота и вернулся в комнату. Что ж, пара приготовлений – и можно выдвигаться.

Когда я открыл дверь, взгляды Юигахамы и Юкиношьты обратились ко мне.

– Что с Ирохой-чан? – спросила первая, и я ответил заранее подготовленными словами:

– Долго жаловалась, но потом я её, кажется, убедил.

– Ясно, – удручённо проговорила Юигахама, опустив плечи. Затем она тихо, словно сверяясь с Юкиношьтой, добавила: – Просто… я подумала, что хорошо было бы наконец-то чем-нибудь заняться…

– Успеется.

Что я скажу, если это время придёт? Не в силах постичь таких вещей, я решил ответить расплывчато.

Юкиношьта испустила заметно короткий вздох.

– Возможно, так даже лучше. Мирное времяпрепровождение намного приятнее.

Она медленно отвела взгляд к окну. В её глазах сейчас должно отражаться темнеющее закатно-красное небо.

– Возможно, – выдавил я из себя в ответ ускользающему голосу Юкиношьты. И, чтобы не затягивать этот разговор ещё дольше, быстро добавил: – Вряд ли сегодня ещё кто-нибудь придёт.

– Пожалуй… – ответила Юкиношьта, закрывая книгу. Похоже, сочла мои слова достаточной причиной закрыть на сегодня клуб. Убедившись в этом, я схватил сумку.

– Пойду я тогда домой.

– А, ладно, можно и разойтись.

Когда разговор стих, я повернулся и вышел вперёд шумно собиравшихся девушек.

Я давно понял одну вещь: действовать необязательно. Бывают случаи, когда всё кончается наихудшим из возможных способов, даже если ты решишь, что сделал всё правильно. Ещё реже бывает такое, после чего нельзя взять что-то назад или попытаться заново.

Раз так, то…

Что же мы всё это время делали?

Глава 2: Не встречая препятствий, конгресс танцует, но с места не сдвигается.

Культурно-спортивный центр, у которого мы с Ишшики условились встретиться, располагался совсем рядом с нашей школой, так что путь туда на велосипеде занял буквально несколько минут.

Честно говоря, внутри я никогда не был, но раз видел постоянно, нашёл его без труда.

Прямо рядом со станцией стоял большой бизнес-центр Малимпия (который все называли просто Марипин). К вечеру на улице будет полным-полно домохозяек. Вперемешку со школьниками. Марипин превращал станцию в подходящее для развлечения школоты место. Я и сам иногда заходил в местные книжники, залы игровых автоматов и даже бейсбольные залы.

Прибыв на место, я оставил велосипед на стоянке.

Несколько быстрых взглядов по местности показали, что Ишшики здесь нет. Впрочем, время встречи мы не определяли.

Может, стоило бы тогда сразу вместе и пойти…

Но иначе мою помощь Ишшики, кроме как не встречаться в школе, от Юкиношьты и Юигахамы было не скрыть. Принимать просьбу, касающуюся учсовета, будет слишком по отношению к Юкиношьте жестоко. А отказываться от неё прямо – безответственно. Можно было ещё отправиться на дело всем, кроме Юкиношьты, но тогда вышло бы ужасное предательство. Учитывая, в каком состоянии сейчас находится клуб обслуживания, вызваться самому было наиболее правильным решением.

Заново утвердив его, я уселся на ступеньки-скамьи близ входа в центр.

Оцепенело водя глазами по площади, я увидел, как из магазинчика напротив выходит Ишшики. В её руках были тяжёлые на вид сумки. Заметив меня, она побежала к ступеням.

– Прости-и-и, что так долго. Закупи-и-иться надо было.

Ишшики перевела дух, словно сумки и правда были тяжёлыми.

– Ничего страшного.

Я повернулся к ней и протянул руку. Ишшики почему-то отодвинулась и пристально на меня уставилась, после чего недоуменно склонила голову набок.

– Ха?

– Что за злобное лицо? Ты как будто не затем вздохнула, чтобы намекнуть, что сумки тяжёлые.

Ишшики пригладила волосы и медленно от меня отвернулась. Словно из удивления или замешательства, она порозовела.

– Ха-а… А-а-а, нет, это я неприкрытая была…

Ах вот оно что. Она же в парнях только рабочую силу видит, вот я к своему выводу и пришёл. Ну, из Тобе же она мальчика на побегушках сделала?

Ишшики на секунду застыла, затем резко выпрямилась и на шаг отступила от меня.

– Ха! Ты что, подкатываешь, прости, я, конечно, была на мгновение тронута, но потом подумала и поняла, что ничего у тебя не выйдет.

– А-а-а, вот как…

Сколько раз она меня отшила и сколько ещё отошьёт?.. Это уже начинает надоедать…

Но если одного этого хватило, что тронуть её сердце, поостеречься бы ей лучше путешествий, ведь когда стюардесса повезёт её багаж, оно вообще нафиг остановится. Не остановится?.. Да куда оно денется (поправка стюардессы)? Нет, стоп. Зачем стюардесса, тут и простой рабочей девушки на моэ-моэ кюн хватит… Да, женщины, занимающиеся физическим трудом, прекрасны (поправка воннаби домохозяина)!

– Ну и хрен с тобой…

Всецело забив на слова Ишшики, я выцедил сумки из её рук.

– А… Большое спасибо…

Ишшики сдавила рукава кардигана и склонила предо мной голову. Так я не смог увидеть выражения её лица, но внезапная благодарность, да ещё и такая вежливая, и без того меня засмущала.

– Да ладно. Это тоже входит в мои обязанности.

Если она так и будет меня за каждую маленькую услугу благодарить, то рано или поздно переймёт привычку Комачи говорить «спасибо, любимый братик», чтоб её. Я это своими словами и хотел окружным путём предотвратить, но сразу же об этом пожалел.

– Ва-а-а! Какой безотказны-ый! Тогда в следующий раз сделаешь то же самое, ладно ♪?

Она сцепила пальцы на уровне груди и лучезарно улыбнулась.

А-а-а, и сумка сразу стала тяжелее… Что там лежит-то вообще?

Учитывая, что сумка оказалась тяжелее, чем мне представлялось, я вдруг обнаружил, что кошу в неё глазом. Внутри оказались еда и напитки. Ну да, на конференциях частенько устраивают чай, тортики и шведский стол.

Когда беседа остановится, люди займут часть перерыва именно хавкой и чайком. Напоминает ситуацию, когда посреди разговора ты сухо смеёшься и сразу же закидываешь в рот штучку Frisk. Когда собеседник так делает, невольно думаешь, что он от тебя в осадке.

Кстати, если человек, который весь разговор молчал, вдруг предлагает тебе Frisk, не значит ли это, что он намекает: «У тебя изо рта несёт»?! Будьте осторожны! Возможно, у этого человека заболевание внутренних органов! Вот чего опасаться надо, да?

Но всё же, еду тоже какую попало не купишь. Лучше не брать ту, что громко хрустит или оставляет после себя стойкий запах. Так я и заглянул в сумку.

Угу. Небольшие шоколадки, фруктовые карамельки и мягкое рисовое печенье… Да, выбор неплохой. Да ещё и каждая закуска в своей упаковке, сразу плюс к баллам. И тарелки не нужно доставать, и руки останутся чистыми. Да и убирать со стола в конце дня долго не придётся.

– Хо-о-о, а ты, оказывается, предусмотри-ительная, – заявил я под впечатлением, и Ишшики недовольно надулась.

– Что значит «оказывается»? Если хочешь знать, я очень предусмотрительная. В принципе, они тоже что-то принесут.

– О. Нафиг нам тогда всё это? Пусть они тратятся, а мы просто поедим.

– Нельзя же так…

Ишшики напряглась.

Ясно, похоже, она не только предусмотрительна, но и тактична. Мозги, короче, варят. Раз союзники что-то приносят, мы не можем каждый раз заявляться на встречу с пустыми руками. Такие дела.

Но когда ты только гость, такая тактичность выматывает. Однако если оба учредителя союза равны, равенство им нужно соблюдать даже в таком простом вопросе, как еда.

Работать с другой школой воистину напрягает. И учитывая, что слово «работа» в данном случае подойдёт как нельзя лучше, всплывший в моей голове вопрос о том, как это на всём отразится, сделал сумки в моих руках на одну ступень тяжелее.

× × ×

Влекомый Ишшики, я вошёл в культурно-спортивный центр.

Как бы то ни было, внутри я никогда не был, и чем здесь люди занимаются, не представлял. Восстанавливают силы культуроведов и спортсменов фоновой музыкой типа «тен-тен-терорин ♪»? Что за монстроцентр?

Осмотревшись непосредственно внутри, я мигом вспомнил правительственные учреждения – вокруг стояла такая же холодная и спокойная атмосфера, неиллюзорно предостерегающая не орать. Это, наверно, из-за библиотеки на первом этаже.

Поднявшись вслед за Ишшики на второй, я отметил небольшую смену атмосферы. Тут хоть люди разговаривали и музыка играла.

Лестница вела ещё выше. Музыка шла с третьего этажа.

«Чем они там занимаются?» – подумал я, одновременно с Ишшики поднимая голову, чтобы посмотреть вверх.

– На третьем этаже есть большой зал. Думаю, там они праздник и проведут.

– Хо-о…

Судя по стуку, там кто-то танцует. Или спортом занимается.

Угу… Тут, короче, всё почти так же, как в административных зданиях. Это служило локацией сбора местного населения для проведения разного рода деятельности и мероприятий. Ну, и чем оно отличается от административных? Размахом?

Будучи плохо знаком со зданием, я беспрестанно оглядывался по сторонам. Шедшая впереди Ишшики остановилась перед одной из дверей.

Над ней было написано «Спортзал». Похоже, его позаимствовали ради проведения конференции.

Ишшики постучалась.

– Да-а-а, откры-ыто, – донеслось изнутри, и, вздохнув, она взялась за ручку.

Когда она открыла дверь, нас встретил гул голосов. По залу были расставлены столы и стулья, что делало его похожим на классную комнату.

– Благодарю за работу, – энергично поздоровалась со всеми присутствующими Ишшики, первой входя внутрь. Даже моё явление не уменьшило гул. Да на меня вообще никто внимания не обратил. Народ был слишком поглощён разговорами между собой, чтобы меня замечать.

Но раз кто-то окликнул Ишшики, уж её-то замечали. Повернув голову в сторону источника крика «Ироха-чан, сюда!», я заметил поднявшего руку парня в форме школы Кайхин Сого.

– А, добрый де-ень, – замахала руками Ишшики, подходя к его группе. Я самым естественным образом затопал за ней вслед. Заметив меня (а куда деваться, раз я стою прямо перед ним?), парень озадаченно окинул меня взглядом и прошептал на ухо Ишшики:

– Кто это?

– А-а-а, наш неоценимый помощник!

Какое грубое объяснение по сравнению с шириной твоей улыбки, а, Ишшики? Но парень восхищённо загудел и после такого представления.

– Я Таманава, – сказал он, повернувшись ко мне. – Президент ученического совета школы Кайхин Сого. Рад встрече!

– А, добрый день.

После такого на удивление полного представления я посомневался, стоит ли самому называть себя, но раз Таманава заговорил дальше, ему было всё равно.

– Я рад. Что мы со школой Собу работаем вместе. Я подумывал именно о таком partnership, которое показало бы все плюсы synergy, что привело бы к respect друг друга.

Зачем сразу такой хороший удар, парень? Половина его слов сразу же покинула мою голову через ушной проход, но я понял, что праздник предложил организовать именно он. По некоторым из его выражений.

Пост Танамавы влёк к нему остальных, и едва он заговорил, к разговору подтянулись и другие люди. Они тоже представились мне, но, честно говоря, я почти никого не запомнил. Мы, в принципе, после Рождества и не встретимся ни разу, так что память можно и не забивать.

От присутствия такой кучи людей вокруг на меня накатила усталость. Я на автомате выдохнул. Вверив остальное Ишшики, я отошёл подальше, уселся и стал смотреть на конференцию со стороны.

Глаза одного человека были направлены прямо на меня. Это лицо в толпе удивлённо моргнуло, затем его владелец встал и подошёл ко мне.

– Хикигая?

– Ага, – ответил я через несколько секунд, услышав из уст этого удивлённого человека своё имя. По виску покатилась капелька пота.

Форма Кайхин Сого на этой девушке была мятой, а пальцы пробежались по чёрным волосам с химией.

Оримото Каори.

Девушка, с которой я вместе учился в средней школе и которой когда-то признался в любви. Совсем недавно мы неожиданно встретились вновь, после чего меня ждала непредвиденная ситуация. Не самые приятные воспоминания, что о средней школе, что о ноябре.

Кстати, Оримото ведь в Кайхин Сого и ходит, верно? Раз она здесь, значит, как-то связана с учсоветом?..

Те же подозрения, по видимому, охватили и её разум, поскольку она удивлённо спросила:

– Хикигая, ты член учсовета?

– Нет…

Она убеждённо кивнула.

– А-а-а, понятно. Значит, мы в одной лодке. Сама пришла, только потому что подруга позвала, – пояснила Оримото, подозрительно осматривая близлежащие ко мне территории. Ищет что-то?

– Ты один пришёл?

– Как всегда, чё.

Оримото фыркнула и покатилась со смеху.

– Что за нахер за оборжака?

– На какой ещё хер?

Во-первых, ржать тут не с чего, во-вторых, на хер я не ложусь! И не всовываю!..

Но Оримото помогла мне лучше разобраться в том, что за люди здесь собрались. Несмотря на то, что начиналось всё как совещания между учсоветами наших школ, теперь в них участвовали и добровольцы.

– Это у вас людей мало и у нас много?

– Хз…

Я тут, конечно, впервые, и в ситуацию ещё не врулил, но… Если посчитать, со стороны Кайхин Сого тут десять человек. У Собу же…

А? Наш учсовет что, не при?.. А, вон они. Скучковались в уголке. И сколько же тут людей в нашей форме помимо меня и Ишшики? Один, два… четыре? И парни по сравнению с ненашими дохловаты. Это какой-то позор…

– И правда, мало нас…

– Да это и так видно же… Да, по сути пофиг.

Сказав это, она со скучающим видом поспешно вернулась на своё место. На её место, словно по велению эстафетной палочки, подбежала Ишшики. Она, не отрывая глаз от Оримото, уронила:

– Семпай, это твоя знакомая?

Ты так говоришь, как будто спрашиваешь: «Семпай, у тебя есть знакомые?», так что завязывай, Ирохасу. И вообще, ты её как минимум один раз уже видела, помнишь? Возможно, что и нет, она ж тогда далеко стояла. Я не сразу решил, что ответить, но следуя по рельсам за своим поездом мыслей, в итоге выстрелил обычным ответом.

– Да. В средней школе вместе учились.

– Хэ-э-э…

Ишшики, хоть и сама подняла тему, с безразличным видом села и стала распределять по столам хавку из своих пакетов. Следуя её примеру, еду и напитки достали и ученики Кайхин Сого.

Похоже, совещание вот-вот начнётся.

Обе стороны начали рассаживаться. Столы стояли квадратной буквой «С» с длинными ножками. Так, у какого угла мне сесть? Защита одного из четырёх углов? Да я же один из четырёх Священных зверей… думал я, пока меня не потянули за рукав.

– Семпай, давай туда-а.

– Да мне и в углу нормально…

Ишшики всё равно держала меня мёртвой хваткой. Я попытался вырваться, но она не отпускала. Откуда в ней столько силищи? Держит такой милой хваткой, но не вырваться же…

– Давай, давай, сейчас начнё-ё-ётся уже.

Она дёрнула меня за рукав ещё сильнее.

– Всё, понял, оторвёшь ведь.

В принципе, молчать я могу где угодно, разница-то. А раз так, место прямо перед хавкой отлично мне подойдёт. Я неохотно сдался и сел рядом с Ишшики.

Хоть столы и стояли буквой «С», место именинника в её середине единолично занял президент учсовета Кайхин Сого Таманава. Наши сидели за правой ножкой.

Оримото была права: присмотревшись к другой стороне, я увидел, что у них и правда больше людей. Численно их было раза в два больше, но количественно, как мне показалось, ещё больше. Видимо, из-за уровня шума. Парни и девушки Кайхин Сого были оживлены, Собу же – мертвы на их фоне.

Учитывая, кто автор идеи, с разностью в мотивации ничего не поделать. Думаю, у организаторов и подрядчиков то же самое. Неравенство было видно и в порядке рассаживания.

Судя по всему, что я уже знаю, баланс сил сложен в сторону Кайхин Сого: они были главными по многим из вопросов, школе Собу же уготована роль их поддержки. Убедившись, что все заняли свои места, президент другой стороны, Таманава, хлопнул в ладони.

– Та-а-к, начинаем совещание. Надеюсь на плодотворное сотрудничество, – заговорил он с таким видом, будто это для него не в новинку, и все закивали.

В общем, совещание таки началось.

Таманава окликнул одного из своих, и тот подошёл к стоявшей у стены белой доске. Когда эхо скрипа маркера достигло всех стен комнаты, президент Кайхин Сого окинул нас взглядом и раскрыл рот.

– Как и в прошлый раз, начнём с brain-storming.

Чёрт, как же круто прозвучало. Где этому учат?

Подумал было я, но он же всего лишь про bra-sto говорит. Значений у этого выражения несколько, но основное – когда куча людей просто вбрасывает свои идеи.

– Продолжим обсуждение с того места, на котором остановились в прошлый раз, нам нужны ideas касательно concept и мероприятий праздника…

Когда Таманава взял проведение совещания в свои руки, сторона Кайхин Сого стала по очереди поднимать руки, высказываясь на поставленную тему.

Какое-то время я за ними просто наблюдал. Ну, вы же понимаете. Не хочу соваться со своими идеями в чужое королевство, не зная, как в нём всё устроено, чтобы не мешаться. Я не срезаю углы и не увиливаю, это внимание к остальным!

Кто-то с другой стороны стола сказал:

– Если учесть запросы к старшеклассникам, нам нужно ввести innovation в областях, влияющих на mind молодёжи…

Угу, ясно. Хорошая мысль.

Заговорил ещё один школяр с той стороны:

– В таком случае нам, конечно же, нужно заранее создать с community отношения WIN-WIN.

У-угу. Вроде понимаю.

Вновь раскрыл рот один из ихних:

– Раз так, пожалуй, стоит заранее прийти к consensus относительно cost performance…

А-ага… Ты прав.

И тут меня, молчавшего, ударило.

Что за совещание такое?..

Я не понимал не только, что они делают, но и о чём вообще речь. Это же из-за этого самого – я дурак, вот и не понимаю, да?

Утопая в безрадостных мыслях, я посмотрел на сидевшую рядом со мной Ишшики. Она кивала, изредка восхищённо охая. Ты что-то знаешь, Райдэн?

Если помощник останется в непонятках, хреново выйдет, поэтому я прошептал ей:

– Ишшики, что они делают?

Она чуть сдвинула голову в мою сторону, после чего мило склонила её набок.

– Э?.. Хз…

Что ещё за «хз»?.. Ты Ай-чан из настольного тенниса?

Так реагирует, совсем не понимая происходящего? Я шокировано пялился на неё, но Ишшики не обратила на это никакого внимания. Её лёгкая улыбка говорила: «Всё но-о-орм».

– В общем, они предлагают свои идеи.

– Хо-о-ом…

Значит, раз идеи вбрасывает другая школа, нашей останется просто претворить их в жизнь… В принципе, на такое дело меня одного вполне хватит.

Я не ненавижу простую тяжёлую работу. Механическое повторение одного и того же стирает дух, но над моим резинка поработала уже давно, да и низок он, в придачу. Если не нужно будет постоянно заботиться о других и будет дозволено выключить голову, можно будет считать, что я в неком подобии рая.

Ладненько, раз так, лучше слушать их, чтобы потом знать, с чем предстоит иметь дело. Правда, сдаётся мне, в разговоре зерна не то, что здравого нет – его нет вообще.

Вот касательно последнего глава всего разговора Таманава чувствовал вроде то же самое.

– Люди, вам не кажется, что есть нечто важнее вышесказанного? – внушительно произнёс он, и с моего стула потекли капли. Истинный президент учсовета, блещущий своим великолепием, достойным взора. Все мгновенно навострили уши в ожидании его следующих слов.

И затем Таманава оглянул весь конференц-зал и чуть гиперболизованно стал делать руками движения, будто вращает гончарный круг.

– Когда мы размышляем о вещах логическим путём, нужно прибегнуть к logical thinking, – сказал он.

Ты ведь сейчас то же самое говоришь. Сколько раз думать вообще собираешься?

– Чтобы взглянуть на вещи со стороны посетителей, нужно занять customer side.

Ты ведь опять сейчас то же самое говоришь. Сколько волн посетителей у нас будет?

Я чувствовал у себя на лице нервную улыбку. Но остальные смотрели на него сверкающими глазами со словом «понятно» на лбах.

Плохо дело, этот господин президент и его люди – одного поля ягоды.

Или это просто собрание похожих людей… Или людей, ищущих себе цель. Продолжилось совещание в абсолютно том же духе, в каком до остановки.

– Тогда нам нужно будет на всякий случай продумать схему outsourcing.

– Но при наших текущих methods это будет тяжело вписать в scheme.

– Ясно. Это предполагает возможность рескедулирования.

Что за нафиг за рескедулирование? Ресторан, в котором подают вкусные бычьи языки? Какого хрена вы вдруг стали пихать в свои фразы столько английских слов? Lou Оошиба?

Инновационные innovations! Оговорённые и обсуждаемые negotiations! План решения проблемы – это solution! Так и продолжалось. Новые идеи совершенно не были HIP-HOP, потому что мозги их сторонников по-любому не были HOP-UP. Фуэ-э-э… Моё сознание на высоте-е… Я прямо чувствую, как оно взмыло куда-то туда, ввысь…

× × ×

Откуда мы пришли и куда идём?

Эта мысль пришла мне в голову где-то во время совещания. Откуда взялась эта встреча и куда она катится?

Закончилась она, так и не выведя нас к хоть сколько-то напоминающему заключение выводу.

Но мозговые штурмы так и работают. Во время bra-sto все просто вываливают на уши остальных кучи идей. Их проводят ради продвижения вперёд. Может, собрание всё-таки не такое бесполезное, как мне показалось?

Одна вещь настойчиво засела в голове: что большинство предложений поступило со стороны Кайхин Сого. Собу почти всё время просто присутствовала. Впрочем, едва заслышав эти «весьма сознательные предложения», любой бы перенервничал. Даже у президента Ишшики на лице было написано, что она ничего не скажет.

Кстати об Ишшики: кажется, сейчас они с президентом Кайхин Сого обмениваются потоками слов.

Делать мне тогда было нечего, и я просто оцепенело водил за ней глазами. Заметив это, Ишшики, предварительно оборвав в подходящем месте разговор, подошла ко мне.

– Семпай, ты как, понял в общих чертах, что происходит?

– Нет… Я вообще не в теме.

Походу, она спрашивает, понял ли я, что они обсуждали. Это-то я осознал, но сказать, что я во что-то врубился, будет некорректно, так что я просто выдавил из себя шаблонную фразу.

Прочитав мои чувства по выражению лица, Ишшики вздохнула.

– А-а-а, они всё-таки уйму сложных вещей говорят.

Ну, их слова не то чтобы сложные – они слишком неопределённые, чтобы что-то из них усвоить. Но для Ишшики это различие было слишком незначительным, и она мило улыбнулась.

– Но когда я говорю «кла-а-асс» или «я то-оже постараюсь», они так серьёзно кивают. Потом главное – просто на сообщения отвечать, и всё будет о’кей.

– Тебя зарежут когда-нибудь…

Может, не сейчас, но однажды карма возьмётся за неё всерьёз, о-хо-хо… Серьёзно, непопулярные парни так легко поддаются чужому влиянию, что просто притягивают к себе мелодрамы… А разум их настолько прост и непорочен, что их честность часто неправильно понимают. Чёрт, а ведь если подумать, непопулярные парни прекрасны! Почему они непопулярны?! Загадка!

Едва я додумал последнюю фразу, Ишшики, о чём-то задумавшись, простонала.

– Но знаешь, семпай, о тебе иногда тоже так думаешь, ты в курсе? Типа ты умный или гиперсознательный, – сказала она, усмехаясь. Я прямо чувствовал в конце слово «лол».

– Я не с ними. Я не гиперсознательный. Я гиперсамосознательный.

Гиперсознательные, лол, люди – это те, ну, кто вечно пристаёт к другим, чтобы показать, что они выросли. Как неприятные дети, щеголяющие бизнес- и менеджмент-терминами, чтобы подчеркнуть свою возвышенность над остальными. Почти как синдромные восьмиклассники. С другой стороны, гиперсамосознательные люди – просто неприятные дети. Почти как синдромные одиннадцатиклассники.

– Ха-а, совсем ничего не поняла, – устало ответила мне Ишшики. Я и сам не понял. Главное, что оба типа людей неприятны, остальное не важно.

– В общем, раз какой-то план наметили, приступим к работе?

Ишшики быстро вывалила передо мной стопку бумаги.

Ага, значит, с президентом Кайхин Сого она не болтала, а выясняла, что будет делать невложившаяся в совещание школа Собу.

Частенько совещания бессмысленны. На них самих ничего не решается, потому что самое важное было оговорено какими-то большими шишками за кулисами. Обычное дело.

Ишшики и сама в этой теме неплохо разбиралась. Она была красивой первогодкой, и к ней хорошо относились.

– А ты с ними сдружилась.

– М-м-м… – протянула Ишшики, поставив палец на подбородок и склонив голову набок. – Ну, да. Аха! – улыбнулась она. – И вообще, семпай, ты сам меня этому научил. Что люди любят, когда младшие девушки ищут у них совета.

– Я тебя такому не учил…

Да, я учил её использовать своё положение ради выгоды, но к таким мелочам не подводил. Хотя в глазах Ишшики всё так, пожалуй, и звучало… Чёрт, я что, случайно дал рождение монстру? Ну всё, хана кружку…

– Ну, раз так, скинь всё на них. Я тебе не нужен, – высказался я, и Ишшики опустила взгляд.

– А-а-а, ну, так-то…

Я ждал, пока она в смятении договорит, но этого так и не случилось.

Потому что кто-то стучал по столу.

– Эй, Ироха-чан. Можно и это тебе скинуть? Большую часть я и так нам оставил.

Это появился президент учсовета Кайхин Сого, Таманава. Кажется, ему нашлось, что добавить к их предыдущему разговору с Ишшики. Он передал ей ещё несколько распечаток.

– А, хорошо-о-о!

Ишшики так и дышала радостью, принимая их. Ни капли того осунувшегося лица, которое было на ней секундами ранее.

– Прошу. Если что-то будет непонятно, говорите – объясню.

Таманава ярко улыбнулся, помахал руками и отошёл от нас. Ишшики помахала ему в ответ и проводила взглядом.

– Так, так, приступим?

Она повернулась обратно ко мне, подложила новые бумажки между старыми, где надо, и начала раздавать их членам нашего учсовета.

– Короче, наша работа – запись и организация протокола совещания. Ну что же, всем удачек.

Ответная реакция на её слова была вялой. Разница в настроении по сравнению с оживлённым учсоветом на той стороне стола была ошеломляющей.

Хотя даже малейшая мотивация к работе какая-то странная. Нет, эта логика странная.

Но, осознав, что наша работа – классифицировать чужую работу, я понял мрачность нашего учсовета. Ещё бы – в своих розовых мечтах они видели реальность куда более яркую.

Я и сам взял несколько страниц протокола. Там ещё были планы на будущее и перечень тем. Похоже, наша работа – привести всё это в божеский вид.

Мы занимались ей в тишине.

Один из членов учсовета тихо встал и передал свою распечатку Ишшики.

– Президент, так нормально?

– А, можно взглянуть?

Взяв бумагу в руки, Ишшики чуть напряглась. Парень раскрыл рот, словно пытаясь что-то сказать:

– А-а-а, насчёт вот этого…

– Да-да?..

– Ладно, не важно…

Канцелярского вида парень проглотил свои слова и отвернулся. Потом он тихо возложил на Ишшики свои надежды и сел обратно.

Пока я водил за ним взглядом, пытаясь вспомнить, не встречались ли мы раньше, Ишшики заметила это и заговорщическим шёпотом пояснила:

– Это вице-президент.

Тут до меня дошло. Ага, это ж тот второклассник… не помню его имени, но на нашем этаже его видел. Значит, он наш вице-президент? Имя президента знать – это логично, но роли остальных не были такими заметными, и о них никто не вспоминал.

Но всё же, мой одногодка? То-то Ишшики так вежливо с ним говорила.

Угу. Как всё закручено. Что с младшим начальником работать неприятно, что со старшим подчинённым нелегко. Ну, как мне на подработке в магазе с новичком, который был старше по возрасту… И тебе за речью следить надо, поясняя ему нюансы работы, и у него на лице будет какое-то беспокойство.

Этих проблем, похоже, не избежала даже любимая старшими Ишшики.

– Тяжело тебе, походу.

– А-а… Меня как-то не очень хорошо приняли, – ответила она, и на мгновение её лицо потемнело. – Но сначала всегда так. Мы потом привыкнем, правда? – дерзко улыбнулась она.

В принципе, да, нельзя всем сразу взять и подружиться. Обычно все просто приходят к какому-то своему мнению об остальных, и оно не обязательно будет у них совпадать.

Тем не менее, возможность продолжения существует у каждого начала. У истоков ты ещё можешь что-то изменить. Вас же, всё-таки, не запирают в одной комнате.

– Семпай?

Я быстро поднял голову и увидел обеспокоенное лицо Ишшики. Похоже, я неосознанно отвлёкся от работы. Чтобы сгладить странную паузу, я резво вернулся к писанине, попутно спрашивая:

– Так или иначе, долго нам ещё этим заниматься?

– Ну…Уже почти конец, вроде…

Слушая её, я перевёл взгляд на часы, висящие у входа. Сколько времени, однако, прошло. Кружки и секции в нашей школе тоже сейчас расходятся.

Тут дверь под часами раскрылась.

– О, все в делах, – произнесла вошедшая в комнату женщина в белом халате поверх строгого костюма, Хирацука-сенсей. Отбросив назад свои длинные чёрные волосы, она, цокая каблуками, подошла к нам.

– Сенсей.

Что она здесь делает?.. Я задумался над этим непостижимым вопросом, и Хирацука-сенсей недовольно вздохнула.

– Судя по всему, работу опять кинули мне… мать так их. Достало уже, что все проблемы спихивают на молодых.

Ну да, сенсей же у нас молодая… Мой взгляд сам собой подобрел. Заметив это, Хирацука-сенсей и сама посмотрела на меня как-то тепло.

– Ты один, Хикигая? Где Юкиношьта и Юигахама?

Так говорит, словно моё присутствие автоматически предполагает наличие и девушек клуба обслуживания. А-а-а, кстати, Ишшики ведь говорила, что её весомое «за работу» было не последней причиной взяться за праздник…

Другими словами, просьба Ишшики должна была быть принята всем клубом. И ведь не будь всё между нами так, как сейчас, всем клубом она бы и была принята.

Но сейчас всё иначе.

– А-а-а, нет, тут я помогаю по собственному желанию.

Я перевёл взгляд обратно к распечаткам.

– Фуму…

Когда я вернулся к работе, учительница обвела меня взглядом и на какое-то время замолчала. Я тоже ничего нового ей не сообщил, механически переписывая бессмысленные слова и фразы на другие бумажки.

– Ну и ладно, – в итоге выдохнула учительница и перевела взгляд с меня на Ишшики. – Но всё же, Хикигая и Ишшики?.. Интересная пара.

– Это что значит?..

Лично мне как-то неинтересно, когда нас считают одним целым. Ишшики явно думала о том же, только с кислой миной на лице и экая. Я тебе тут не мешаю, Ирохасу?..

Хирацука-сенсей только и покатилась с нас со смеху.

– Да нет, это я так… Ладно, время уже. Идите домой, это потом доделаете. Можете вон с них пример взять.

Я перевёл взгляд на сторону Кайхин Сого, и они действительно по одному собирались.

– И правда. Может, тоже пойдём? – спросила Ишшики у остальных, и они начали приводить свои места в порядок. Затем она понизила голос и шепнула мне на ухо так, чтобы не услышала Хирацука-сенсей: – Я тут ещё поем с другими членами учсовета, так что можешь идти вперёд.

А мне, значит, на вашем празднике жизни места нет, да?.. Вот и славненько, что ты такая умненькая.

– Ладно, пойду домой.

– Хорошо. Ну, жду тебя завтра, семпай, – произнесла Ишшики, невинно кивая и маша мне руками. Я направился к двери, но вспомнил, что надо кое-что уточнить.

– А-а-а, кстати. Завтра начнём в то же время, что и сегодня, я правильно понимаю?

– Ну да, как правило, всё так.

– Ага, понял.

Видимо, сдвиг во времени создали, чтобы кайхинсоговцы успевали добраться. У нас же в таком случае появлялась куча свободного времени.

Я вышел из двери культурно-спортивного центра, раздумывая над тем, чем буду забивать это смутное время.

× × ×

Что есть счастье?

Разумеется, котацу.

– А, братик. С возвраще-е-ением.

Вернувшись домой после долгого дня, я застал в гостиной Комачи, заспанно хлопающую глазами.

Почему заспанно – потому что кто-то выпер в центр гостиной уютное, тёплое котацу.

И вот я возрождён… Этот механизм зла. Котацу производит никудышных людей. Если настанет война, предложу зимой отправить нашим неприятелям котацу – и победа в кармане.

– Комачи, не занимайся за котацу. Сначала заснёшь, а потом подхватишь простуду. Котацу делают людей никудышными, – отрывисто предупредил я её, и она посмотрела на меня с непередаваемой саркастичностью в глазах. Божечки ты мой, неужто девочка вступила в бунтарской возраст?..

– Как убедительно это звучит от человека, удобно устраивающегося за котацу…

Ха-ха-ха, что ты такое говоришь, Комачи-чан? Никуда я не уст… О-о-о! Я оказался за котацу, совершенно этого не заметив?!

Да ладно, это я фигню всякую изображаю, пока к котацу подбираюсь…

Шурх-шурх и мя-а-ау.

Конец долгого дня ознаменовался обогревом моего продрогшего в холодном воздухе вечерних улиц тела приятными инфракрасными лучами. Вытянув ноги, я наткнулся ими на что-то мягкое.

И оно мгновенно обвилось вокруг моей ноги. Это что за мягкая вещь со своим разумом такая?.. Неужто ноги Комачи? Я посмотрел на неё, и когда наши взгляды встретились, она улыбнулась.

Чтобы она захотела обвить наши ноги под котацу… Моя сестрёнка в последнее время немного странная. И вообще, не хочу, это же так стыдно! Чёрт бы побрал эту избалованную падлу.

Вкладывая в это движение значение «хорош», я пихнул её. Мягкое касание исчезло.

И затем что-то выползло из-под котацу. Да это же наш кот, Камакура-чан. Так это не Комачи мои ноги обвила, а вот этот парень? Почему кошки так любят валяться на человеческих ногах, нон?

Оказавшись на воздухе, кот потянулся и зевнул. Это ты сейчас что, старик, вылезший из сауны?

Посмотрев на моё лицо, кот фыркнул. Не понравилось, видимо, что я его из тепла вытолкал. Или у меня ноги воняют?.. Я уже беспокоиться начинаю, прекращай, кошак.

– Братик, чё ты так прожигаешь взглядом Каа-куна?

– Ничё…

Едва выбравшись из-под котацу, Камакура, видимо, ощутил, что в комнате таки холодно, посему запрыгнул к Комачи на колени и свернулся так клубком. Он и так целыми вечерами спит, куда ещё? Хорошо быть котом. Мне б такую жизнь.

Комачи стала гладить уснувшего Камакуру. А-а-а, сколько лет так пытаюсь сделать, так этот кошак вечно слинивает…

А, кстати. Вид Комачи мне напомнил.

– Эй, Комачи-чан. Что это?

Я вынул так весь день и пролежавшее во внутреннем кармане моей формы письмо. Стараясь не разбудить Камакуру, Комачи перегнулась через стол и окинула лист взглядом.

– Э? Сам не видишь? – спокойно спросила она.

– Хо…

Она правда хочет получить бытовую технику?.. Что есть моя младшая сестра?

Которая в этот момент гладила Камакуру с видом абсолютно всё объяснившего человека.

Ладно, если давить на неё, выплывет и та приписка внизу, после чего я только раскраснеюсь. Ну, оставим бумажку просто в качестве справки к предпочтениям Комачи на то время, когда я буду искать ей какой-нибудь другой подарок.

Мы оцепенело сидели за котацу, не издавая ни звука.

Вдруг Камакура встал, почесал задней лапой ухо и с неимоверно серьёзной мордой лица вышел из гостиной. Он шёл прямо к лестнице.

Значит, мама приехала. Этот кошак всегда знает, когда она или Комачи появятся дома, и идёт их встречать. Кстати, ради нас с отцом он так не выслуживается.

Через пару секунд щёлкнула входная дверь. Вскоре до нас донеслось эхо от шагов по ступенькам, и в комнате появилась мама. Камакура шёл за ней по пятам.

– Я до-о-ома. А-а-а, как я устала.

Мать бросила сумку у входа и подула на кофе, купленный либо где-то мимоходом по дороге, либо в каком-нибудь кафе. Мы с Комачи выказали ей слова признательности за эту усталость.

– С возвращением, ма-ам.

– Ага, спасибо за труд. А отец где?

Надо же у кого-то деньги на подарки Комачи выпрашивать. Но мама удивлённо на меня покосилась.

– Не знаю.

– Не знаешь?

Hey, hey, my mother? You есть my father wife, верно? Тебе не кажется, что надо выказывать по отношению к нему чуточку больше уважения? Или ты уже потеряла к нему интерес?

– Может, не успевает доделать сегодняшнюю долю? Время сейчас не такое, чтобы пораньше домой приходить. Я и то кое-что с собой взяла, – совершенно обыденным тоном сказала мать. Значит, это не интереса у неё нет, а внимания к мелочам жизни. Хо-о-ом, тут, конечно, от типа индустрии многое зависит, но для белых воротничков конец года – время бурное. Нет, серьёзно, я бы и сам близ Рождества о работе думал бы далеко не в первую очередь. Я хочу стать таким взрослым, который будет проводить Рождество дома, с семьёй. Я никогда не буду работать. Укрепившись в своём упрямстве, я чуть не пропустил то, как мама что-то вспомнила и окликнула меня:

– Ах да, Хачиман. Ты же ничем не занят? Закажи праздничный бочонок. И торт.

– Ан?

Почему я? И вообще, а вдруг я буду занят? «Ан» я ответил для краткости. Как бы нет в нём «ага».

– Я обычно Комачи прошу, но в этом году может быть не…

– А-а-а, понял. Давай деньги.

Раз дело в этом, я только за. Сколько всего я мог не заметить, когда сдавал собственные экзамены… Комачи, наверно, тогда носилась за двоих. Она и большую часть работы по дому сама выполняет, так что хоть чем-то ей надо помочь в такое время.

– Это я и сама могу, – встряла Комачи. Мама отмахнулась от неё, почему-то криво улыбнувшись.

– Ничего, ничего, из-за того, что мы с папой работаем, на тебя и так свалилось много ответственности. Дай хоть что-то братику сделать.

Нет, не так. Всё не так. Но едва мне стоит подумать: «Я уберу дом!», как оказывается, что он уже убран! (Руками Комачи.)

Когда твоя младшая сестра – мастерица, это и благословение и проклятие… Так я собирался отнекиваться, но мама потянулась за кошельком, совершенно не обращая на мою реакцию внимания.

– А, забыла деньги снять. Тогда на следующий раз?

– Ага, – кратко ответил я. Мама поблагодарила меня, хрустнула плечами и вышла.

– Могла бы за меня так и не переживать, – обронила Комачи, провожая взглядом её спину.

– Что поделать, таково родительское сердце. Не парься да занимайся лучше.

Комачи бросила косой взгляд в сторону и, чтобы обыграть это, фальшиво рассмеялась.

– Э-э-э, что-то меня такие слова уже…

– А, нет, прости. Не придумал ничего лучше…

Как, видимо, такие автоматические фразы бесят абитуриентов. К тому же, ну не может моя глупенькая младшая сестра Комачи быть такой ленивой.

Не стоит, пожалуй, советовать вкладывать в дело все силы тому, кто и так их в него вкладывает. Особенно бесюче выйдет, если сам ты в это время балду гоняешь.

Ну, и как мне её тогда подбодрить? Пока я бурчал себе под нос, Комачи улыбнулась.

– Братик, в таких случаях достаточно сказать: «Я люблю тебя».

– Вот как? Я люблю тебя, Комачи.

– А я тебя нет, но всё равно спасибо, братик!

– Ах ты…

С моих глаз сорвались две слезинки. Я ведь столько души в эти слова вложил. Даже стоп-сигналом пять раз подмигнул…

Комачи хихикнула и встала, явно намереваясь вернуться в свою комнату, к учебникам.

– Ладно! Мозги разгрузила.

– Молодец…

– Братик, в твоём случае мозги разгружать особенно полезно. Если в угол там, типа, прижмут, отвлечься на что-то другое тоже не помешает.

– Ты ведь… Впрочем, да, так и есть.

«Ты ведь это говоришь, только чтобы свалить, да?» – едва не сказал я.

Просто не смог, когда на ум пришёл человек, так же отворачивающийся от реальности.

Глава 3: Вновь и вновь Хикигая Хачиман задаёт себе вопрос.

После звонка с последнего урока я испустил тяжёлый вздох.

Сегодня мне тоже нужно было идти в культурно-спортивный центр помогать Ишшики.

Против этого я ничего не имел.

Хоть сидеть на совещании и было запарно, но проводила их сейчас целиком и полностью Кайхин Сого. А значит, головой думали другие. Разноплановые дискуссии на bra-sto подогревали мотивацию. И сознательность.

Внимание моё привлёк учсовет Собу. По вчерашней встрече сказать, что он работает, как подобает, можно было с трудом.

И первопричиной этому служила отдалённость Ишшики от остальных.

Когда президент учится на первом году, это не может не напрягать. Казалось бы, разница в возрасте всего год, но для нас, старшеклассников, это уже много. Обходиться друг с другом они будут тактично, но чрезмерные такт и внимание лишь помешают их отношениям.

Неплохо было бы как-то на это повлиять, но это проблема Ишшики и остальных. Дело не в том, способен я им помочь или нет. Нас в клубе трое, и мне всё равно ничего не под силу.

К тому же, при текущих обстоятельствах не такая уж это и проблема. Главное – успеть что-то сделать до Рождества.

Это совсем новый ученический совет. Скоро сдадутся и свыкнутся с изначальным положением вещей.

На этом месте я опять вздохнул.

До начала совещания ещё много времени. Его я проведу в клубной комнате.

Моя помощь Ишшики должна остаться от Юкиношьты и Юигахамы в секрете, так что хоть показаться им надо. Если несколько дней подряд не приходить, в них зародятся очаги подозрения.

Пустая клубная комната. Ничего нового в неё лучше не привносить.

Но после отсидки в клубе надо будет как-то уйти на таинственную работу… Занятий, конечно, в нём никаких не светит, но ожидание вполне за них считается. А это может оказаться запарной темой.

Похоже, незаметно от меня активировалась приобретённая изменённая реальность «Бесконечная Подработка – Unlimited Double Works –»… Я сейчас как будто начну эту странную двойную жизнь…

Выдохнув, я резко встал.

Юигахамы в классе уже не было. Не можем мы каждый раз вместе в клуб ходить. Но в то, что ходить надо, мы явно оба веровали. Так было по сей день, так будет и дальше.

Я вышел из класса и направил стопы к клубному зданию.

Температура воздуха уменьшалась с каждым днём, но разницу между таковой вчера и позавчера заметить было сложно.

Ступая по продуваемому ветрами коридору, я чувствовал практически то же, что и вчера. Обычному человеку с обычной жизнью переход от осени к зиме засечь обычно не удаётся.

Поэтому комната впереди по коридору вдруг стала казаться мне куда более холодной. Я понял, что просто не замечал этого.

Руку – на дверь, в комнату – войти.

– А, Хикки.

– Йо.

Кратко поприветствовав девушек, я сел на свой стул.

И быстро оглядел комнату.

Юкиношьта вернула глаза на книгу, Юигахама – на телефон. Как я и думал, ничего отличного от вчера.

Стул у окна. Стул, загадочно сохраняющий нейтралитет. И диагонально от первого стула стул, смотрящий в другую сторону от остальных.

Остальные стулья стояли друг на друге вместе с незанятыми партами.

Стол лёгким покрывалом устилала пыль; стопка из нескольких прочитанных книг отмечала ход времени.

Заговорив с Юкиношьтой, Юигахама инициировала их обычную беседу. Предоставив ей ухо, я достал книгу.

Обычная повторяющаяся последние дни сцена.

Никакого дискомфорта. Ничего, напоминающего перемену.

Двигался только мой взгляд; голова, шея и торс ни разу не шелохнулись. Этот взгляд не должен был говорить, что я думаю о времени.

Сколько раз я это повторил? Неподатливая минутная стрелка наконец достигла нужной мне позиции.

Девушки находили убежище в разговоре, тема которого была совсем не той, что мгновение назад. Его поддерживали энергичный голос и спокойная улыбка. Убедившись в этом, я медленно вобрал в лёгкие воздух.

– А-а-а, точно… Ничего, если я сегодня пораньше уйду? – спросил я и тихо закрыл книгу. Юкиношьта и Юигахама, замолчав, повернулись ко мне.

– Э?

Словно проверяя время, Юигахама выглянула в окно. Вечер наступил чуть раньше. В обычное время мы и дальше сидели бы в комнате.

Словно бы вспомнив дискомфорт от этого, она, сделав непонятное лицо, спросила меня:

– Рано ты сегодня уходишь. Какие-то дела?

– Ага. Праздничный бочонок заказать попросили.

Первое, что пришло в голову. Меня и правда об этом попросили, так что по пути домой надо будет заглянуть в KFC.

Юигахама убеждённо кивнула.

– А-а-а, заказать?

– Ага. Домой на Рождество. Он популярный, так что заказывать лучше пораньше. В том году это вроде Комачи делала.

– Ясно. У Комачи-сан ведь экзамены, – понимающе присоединилась к разговору Юкиношьта.

– Вот-вот. В общем, пока.

– Угу, до завтра, – произнесла Юигахама, когда я встал. Юкиношьта добавила: «Передай Комачи-сан привет». Я помахал им рукой и вышел. Юигахама за моей спиной сразу же переключилась на тему экзаменов Комачи.

В беззвучном коридоре я всё ещё слышал приглушённые голоса из-за тонкой двери, разделявшей нас. Оставил её и голоса позади я с неохотой.

× × ×

Из школы я направился прямиком в культурно-спортивный центр.

Там я запер велик на стоянке и, отойдя от него на несколько шагов, поправил на плечах тяжеловатую сумку.

На лестнице меня нагнал стук шагов…

– Се-е-емпай!

…и молнией ударил голос. Мне даже поворачиваться не надо было, чтобы понять, кому он принадлежит. Кроме собственной младшей сестры (ага, бывает) называть меня так может только один человек. Ишшики Ироха.

– А-а-а, – ответил я, поворачиваясь, и владельцем голоса таки оказалась Ишшики Ироха. Надувшись, она смерила меня неудовлетворённым взглядом.

– Не слабовата ли реакция?..

– Не коварноват ли человек?

Да и Комачи давно выработала мне иммунитет…

– Да ну тебя, я же веду себя неприкрыто.

Ишшики прислонила ладонь к щеке и притворилась стесняшкой. Знаешь, можешь в своём коварстве так не напрягаться… Я перевёл взгляд на её руки и вновь увидел сумки с хавкой и пластиковыми бутылками.

И вновь вытянул руку вперёд, безмолвно показывая Ишшики передать их мне.

Её лицо от этого немного вытянулось, но, хмыкнув, она подчинилась.

– Это кто здесь самый коварный, а-а-а? – насмешливо спросила она.

– Да ну тебя, я же веду себя неприкрыто.

Как это печально, мои навыки братика включились автоматически. Если я это пойму, мигом ладошки запотеют. А, я это понял, и ладошки вдруг запотели.

За таким вот разговором мы и вошли во вчерашний спортзал. Все из Кайхин Сого и Собу уже были внутри.

– А, Ироха-чан, – поприветствовал её, подняв руку, президент учсовета Кайхин Сого, Таманава.

– Благодарю за работу, – ответила Ишшики, проходя к тому же стулу, на котором сидела вчера. Я следовал за ней.

Похоже, мы явились последними. Все остальные расселись и перевели взгляды на Таманаву.

– Ну что, начнём? Надеюсь на плодотворное сотрудничество.

После этих слов совещание началось.

Первым делом Таманава проверил вчерашние переписи. Он клацал-клацал-клацал на своём Macbook Air. Судя по тому, как он ущипнул себя за переносицу, глаза его сковала усталость.

– Та-а-ак, нам надо прояснить ещё пару вещей, так что продолжим bra-sto, как вчера, – наконец произнёс он.

Да нет, не пару. Я из вчерашнего обсуждения вообще ничего не понял. Из-за этого и протокол дофига абстрактный вышел.

«Неплохо бы сегодня нормальный протокол составить», – подумал я, навострив уши.

Первый шаг сделала Кайхин Сого.

– Раз праздник состоится, неплохо бы сделать его поярче.

– Вот! Точно. Нам нужно что-то такое большое.

Я повернул голову на знакомый голос и увидел, как Оримото, поддерживая эту идею, аж наклонилась вперёд. Таманава нахмурился и перевёл взгляд на Macbook Air.

– Пожалуй, да. Возможно, мы слишком сильно сфокусировались на мелочах.

Э? Да? Слишком? Я тщательно изучил протокол и увидел в нём только массу стратегических замыслов, пропитанных logical thinking.

Неужели что-то решили без меня? Почувствовав укол волнения, я спросил у сидящей рядом Ишшики:

– Эй… Я не совсем уверен, что тут замышляется…

– Ну, так ничего ещё особенно не решили, – тихим смирившимся голосом ответила она.

Решены пока были только дата, место и цель.

Дата: Сочельник. Место: большой зал в этом здании. Цель: устроить рождественский праздник для воспитанников местного детсада и волонтёров, вызвавшихся заниматься развитием региона и культурным обменом.

Но важнейшие детали так и не были конкретизированы.

Разговор сейчас должен быть направлен на разработку их концепта. Казалось бы.

Собрав большую часть мнений со своей стороны, Таманава обратился к Ишшики.

– В общем, я хотел бы увеличить размах события. Что скажешь?

– Ну-у-у. Посмотрим, – забормотала та, бойко улыбнувшись. Таманава явно поддерживал это стремление, поэтому улыбнулся.

Кто-то рядом быстро вздохнул. Бросив взгляд в сторону, я увидел, что это был наш вице-президент.

Согласен.

Сколь ничтожной бы наша, помощников, работа не была, бóльшая её волна просто затопит нас. Здесь самое время дать твёрдый отпор.

– Ишшики, на увеличение размаха нам не хватит ни времени, ни людей.

Если такое скажет кто-то вроде меня, считающийся за одного человека, его не послушают. Так что я хотел шепнуть это Ишшики, чтобы высказалась она.

Но Таманава меня явно подслушал.

– No, no. Так не годится.

Заговорив голосом, слышимым не только мне, но и остальным присутствующим, он перешёл на гиперболизованную жестикуляцию.

– Видишь ли, brain-storming – это когда чужие предложения не отклоняют. Время ограничено, людей не хватает – мы просто не можем себе этого позволить. Так что наша задача – обойти это. Так мы можем быстро двигать разговор вперёд, чем и должны скорее найти решение. Поэтому твоё мнение тут не годится.

А-ага… Ты вот тут наговорил сейчас, а моё мнение отклонил, между прочим…

Таманава улыбнулся мне яркой улыбкой хорошего парня.

– Давайте поговорим о том, как претворить это в жизнь.

Значит, размах увеличится по-любому, да?..

Неодобрения решению Таманавы не выказал никто. Да несогласные после его речи язык проглотить должны были.

Так что дискуссия свернула к теме подхода к увеличению размаха мероприятия и обмену мнениями к подходам к подходу к увеличению размаха мероприятия.

– Возможно, нам удастся найти способ привлечь к делу местное community.

– В таком случае необходимо будет найти такой способ, какой уничтожит gap между поколениями.

Я пока что просто записывал их предложения, но ворохом сыпались такие, какие я вообще бумаге вверять сомневался.

– Может, вовлечём в проект соседнюю старшую школу? – предложил кто-то из кайхинсоговцев. Эй, эй, что за гиперсознательная, лол, мания работать с другими людьми?

Интересно, им никогда не снилось, как их сознательность расширяется настолько, что они возвышаются в гиперпространство и становятся частями интегрального мыслетела?

Однако плюсов во вступлении другой старшей школы я не видел. Мы и между собой-то едва управляемся, а если поток мнений увеличится, за ним будет тяжело следить. Да и рабочая нагрузка увеличится. Этого нужно избежать любой ценой…

Но обычный отказ зарубят на корню. Как этого избежать?

…Выхода нет. Единственный способ противостоять им – сделать это в такой же окружной манере, какой пользуются они. А раз так, сделать из Ишшики посредника будет сложно – слишком много времени займёт.

– Пусть это и flash idea, но как counter предыдущему предложению лучшей synergy будет формирование близких отношений и координация их действий, что скажешь?

Так я мог спросить его мнения, вмешав в вопрос английские словечки. Когда заговорил тот, от кого это не ожидали, поднялся шум. В глазах сидящей наискосок от меня Оримото явственно читалось удивление.

Но я говорил лишь с одним человеком.

И этот любитель английского Таманава заглотил наживку.

– Ясно. Тогда другую старшую школу лучше не вмешивать. Пусть это будет институт.

Не вы-ы-ышло? Чёрт, такими темпами попытки захватить control станут слишком тяжёлыми. Надо ковать, пока горячо.

– Нет, погоди. В таком случае initiative выскользнет из наших рук. Пусть stakeholders и consensus будут под нашим контролем, нужно будет прийти к такому partnership, которое позволит нам заключить неблюрный manifest, чётко прописывающий, что нам позволено делать открытые suggestions…

– Семпай, ты что такое говоришь?..

Ишшики была повергнута в шок. Да я, в принципе, и сам не понимал, что нёс. Откуда manifest взялся, вообще хз. Но другого пути сейчас не было.

Несмотря на то, что я сказал это из отчаяния, высокое содержание английского в моей речи сделало своё дело – Таманава согласно закивал.

– Действительно. Раз так…

Отлично, отлично, похоже, Таманава наконец поддался уговорам. Шо бы ви думали, если с ним поговорить, он таки поймёт. Какой же он славный парень. Неужто я снова его переспорил? Я хочу познать поражение.

Едва я это подумал, как Таманава поднял указательный палец.

– Как насчёт соседней младшей школы? Возможно, нам удастся вовлечь иную аудиторию, помимо нас, старшеклассников.

– Ха?

Что он несёт?.. Пока я путался в мыслях, Таманава выдвинул новое предложение. Похоже, вся тема ему очень понравилась.

– Хм-м-м, что-то вроде gameducation? Так мы сможем сделать работу веселее и заручиться поддержкой местных младшеклассников.

– Win-win, да? – поддержал идею кто-то со стороны Кайхин Сого. Оримото хлопнула в ладони и ткнула в него пальцем.

– Win-win! Точно!

Что точно?..

Согласилась не только Оримото, но и остальные. Таманава уверенно кивнул и, словно всё было решено, начал командовать.

– Наша сторона возьмёт на себя appointment и negotiation с младшей школой. Остальное я хотел бы после этого вверить господам из школы Собу, – сказал он, улыбнувшись Ишшики.

Однако та неуверенным голосом произнесла «посмотрим», не дав ни согласия, ни отрицания. Во-первых, она на той стороне, которая работать не хочет. Возможность заработать на наши горбы лишнюю нагрузку ей явно претит. Наверняка это как-то соотносилось с её сомнением.

– Так что? – надавил на неё искуситель Таманава.

– Ладно, я поняла-а-а, – ответила Ишшики, вдруг бойко и ярко улыбнувшись.

Ну, что тут поделать? Ишшики явно не могла отказать парню на год старше неё, да ещё и президенту учсовета другой школы. Так, видимо, все решения нам и навязывались.

Теперь от возросшей нагрузки нам никуда не деться.

От вице-президента опять послышался вздох. Я и сам хотел вздохнуть. Сплошные вздохи!

Но такое простое повышение нагрузки могло вызвать только раздражение.

Даже на одной-двух бессмысленных работах всегда должна быть возможность понизить загруженность. Ради возможности не работать я готов не жалеть никаких сил…

– Слушай, а мы можем такое сами решать?

– Но разве не улучшит ли это отношение к нам окружающих, если мы сами выдвинем initiative? – ответил мне вопросом на вопрос Таманава, убирая волосы со лба. У меня от него голова болит… Я потёр переносицу и раскрыл рот.

– Я не про это… Если мы договоримся о помощи младшеклассников, значит, на празднике должны будут присутствовать их учителя. Я не уверен, хватит ли на это кяпа зала.

Этот культурно-спортивный центр назначили местом проведения праздника ещё на ранних стадиях разработки. Это не изменить. А раз так, количество участников праздника не может превышать определённой цифры. Тут налево-направо приглашениями не поразбрасываешься.

Услышав моё объяснение, Ишшики кивнула.

– А-а-а, точно. Мы же не знаем, сколько придёт детей и волонтёров…

Это ещё не уточнили?.. Я чувствовал, что тут есть чем заняться и без увеличения размаха, но Таманава уже не отступится. Он учёл наши мнения и укрепил своё.

– Хм-м-м, значит, уточним. И лучше бы связаться с ними заранее. После этого решим, сколько должно участвовать младшеклассников, и свяжемся с ними.

Расписание на ближайшее время у нас есть.

Собу и Кайхин Сого свяжутся с детским садом и волонтёрской службой соответственно. После этого перейдём к младшей школе.

Ну, что тут поделать?.. Хоть число участников оговорили, и то хорошо. Не придётся иметь дела с бесконечными потоками людей.

Верно, Хачиман! В любой ситуации находи свои плюсы!

Совещание, начатое bra-sto, кончилось, и мы быстро занялись своим делом.

– Ну, и что будем делать? – собрав меня и учсовет, начала разговор Ишшики. – У нас и другие дела есть, поэтому я хочу определить, кто пойдёт в детский сад, а кто останется с протоколом или чем там ещё сидеть…

Угу. Ну да, раз всё, что нужно сделать, – это уточнить, ломиться туда всем сразу не обязательно. И лучше вообще отправить туда поменьше людей. Вопрос в том, кто же пойдёт… Но это, честно говоря, и не вопрос-то.

– Думаю, переговорами должна заняться президент, – неохотно произнёс вице-президент, не дав мне ничего по этому поводу вставить.

– А, а-а-а. Да, верно. Пожалуй… – промямлила Ишшики, опустив плечи. Впрочем, решение отправить представителя было верным. Ишшики сейчас должна не решать, кто пойдёт, а распределять обязанности между остальными членами учсовета.

Судя по следующим сдержанным словам, вице-президент думал так же.

– Угу… Нет, и не только это. Мне кажется, есть ещё пара вещей.

– Ха-а-а, пожалуй…

Услышав её отношение к делу, он кивнул.

А-а-а, так вот, из-за чего он вздыхал на совещании?

Его, в отличие от меня, тяготила не возросшая нагрузка.

Первопричиной была Ишшики.

Ясно… Я прямо почувствовал себя субподрядчиком в худшем смысле этого слова.

Члены учсовета школы Собу ждали, что Ишшики Ироха начнёт вести себя подобающе президенту.

Но сама Ишшики при этом старалась не разочаровать своего коллегу из другой школы, бесконечно навязывавшего ей своё мнение. К тому же, на роль поддержки школы Собу влиял и её возраст.

Нашим на это, пожалуй, было всё равно – главное, сделать что-то.

Впрочем, люди часто задумывались над тем, над чем им говорили не думать; это наша Saga. Пока что им придётся думать с этой странной отдалённостью над душой.

Но раз именно я водворил Ишшики на пост президента, какая-то ответственность лежала и на мне. Мне нужно было знать, что я хорошо поддержал её.

– Ишшики, я могу сгонять в детский сад вместе с тобой. Остальную работу в это время поделают другие.

Я взглядом спросил у вице-президента разрешения, и он кивнул. Заметившая это Ишшики чуть приободрилась и приподняла уголки рта.

– Да. Так и поступим. Ладно, отойду-ка я позвонить, – сказала она, доставая телефон. Даже ради такого простого действа как уточнения приходить туда без предупреждения – не дело. Надо сначала appointment назначить.

Ожидая, пока она договорит, я тупо пялился в пространство, раздумывая о том, сколько у меня остаётся свободного времени, но тут меня отвлекло появившееся на краю поля зрения знакомое лицо.

Оримото подняла руку и спросила:

– Хикигая, ты в средней в учсовете был?

– Нет, не был.

Мы учились в одной средней школе, и ты этого не знаешь? Но если подумать, я вообще никого из тогдашнего учсовета не помню. Но с другой стороны, раз я не могу их вспомнить, значит, они не являлись частью моей психотравмы, так что можно предположить, что люди они хорошие. Даже жалко стало, что я их забыл.

Оримото порылась по памяти Оримото и кивнула.

– Точно. Но ты как-то привык, что ли.

– Да нет, – отмахнулся я, но, по правде, за время работы в исполкомах фестивалей культуры и спорта мне пришлось поднабраться опыта. Ещё полгода назад такой терпимости к бумажной работе у меня не было.

– Кстати, зачем ты вообще сюда пришёл?

– Ну, меня попросили.

– М-м-м… – не сразу протянула Оримото. Её взгляд начал меня беспокоить. Я повернулся так, чтобы не ощущать его на себе, и тут она выдала нечто совершенно вопиющее. – Ты с девушкой расстался?

– Ха-а?

Что она несёт?.. В ответ на это междометие Оримото перевела взгляд на висящую на трубке поодаль Ишшики.

– Ну, я просто подумала, что ты из-за этого на Ишшики-чан глаз положил.

Нет, ну что она несёт?.. Ишшики-то, конечно, красивая, но мне она не по зубам. И вообще, она и сама явно навстречу не пойдёт.

– Да нет… И ни с кем я не расставался. Не было у меня никогда девушки.

С какой стати я должен говорить это девушке, которой когда-то признался в любви? Это что, новый вид троллинга такой? Межвременной?.. Но всё же, люблю я себя, так честно отвечающего на эти вопросы. Будь я японской народной сказкой, я бы победил. А, блин, у меня ж собаки нет. И водорослей. Или водоросли не оттуда?

Оримото в ответ моргнула.

– Во-о-от оно как… А я думала, ты с кем-то из них встречаешься.

«Кого – них?» – спросил я у неё взглядом, и Оримото, покрутив пальцем в воздухе, добавила:

– Ну, тех, когда мы в город ходили.

Мы с Оримото вместе куда-то ходили всего один раз. Кстати, там ещё были Хаяма и её же подруга, так что мы были не одни. Если точнее, я вообще был единицей-уравнителем.

Тогда Хаяма осуществил свой замысел, по которому мы столкнулись с двумя девушками. Юкиношьтой и Юигахамой.

Их Оримото явно и имела в виду.

– Они… просто из моего клуба.

Не выходили из моего рта слова, описывающие наши отношения точнее. Я хотел сказать правду, но не знал, будет ли это правильно. Сколько смысла в словах «из моего клуба» я сам видел? Не дав мне погрузиться в мысли, Оримото издала глупое «дэ-э-э»?

– Так ты в клубе. И каком?

– Обслуживания.

Я не знал, как это объяснить, но если разговор поедет по направлению ко лжи, меня могут окружить новые проблемы. В ответ на моё открытое высказывание Оримото фыркнула.

– Щито? Вообще непонятки! Оборжака нахер!

– Без херов…

Оримото схватилась за живот и разразилась хохотом. Ну да, клуб этот непостижим. Но ржать тут было не с чего.

Честно, я не мог.

× × ×

Когда Ишшики договорила, мы отправились в детский сад. Учитывая, что он был отсюда в двух шагах, приготовления были незамысловатыми. А учитывая, что он был муниципальным, разговор со школой продолжался меньше, чем мог бы.

Заранее предупредив администрацию, внутрь мы прошли без сучка без задоринки.

Выжженный давным-давно на моей сетчатке вид здания детского сада и витающий в воздухе сладкий запах порошкового молока пробудили во мне чувство ностальгии.

В классной (хотя я не был уверен, что она именно так называется) комнате, представшей моему любопытному взору через оконное стекло, всё было маленьким. Дети внутри играли с конструктором и носились кругами.

На стене, подобно накарябанным словам, висели малопонятные рисунки пастелью, украшенные сделанными из цветной бумаги бутонами и падающими звёздами.

Я тоже когда-то ходил в детский сад, но почти ничего о тех временах не помнил. Кто знает, может, какая-то девочка сказала мне что-то вроде «Zawsze in love» и подарила ключ с медальоном, но, к сожалению, память упорно молчала.

Любопытство привело к моему довольному «хэ-э-э», и я продолжал бросать взгляд по стенам, пока не наткнулся им на глаза воспитательницы за стеклом.

Она тихо бросила несколько слов своей коллеге. На мне их взгляды начинали отливать обеспокоенностью. М-м-м, госпожи, в этом детском саду быстрое разрешение кризисов только поощряется!

Пока суд да дело, я быстро отошёл назад и окликнул ушедшую вперёд Ишшики:

– Что-то такое чувство, будто мне здесь не рады.

– Действительно… У тебя же глаза плохие, семпай, – ответила она, украдкой бросив на них взгляд. Грубиянка! Я думал, ты займёшь мою сторону!

Но всё же, появлению парня в форме старшей школы они будут не рады, даже если их предупредят. Не стоит мне пугать детей и воспитателей.

– Подожду-ка я, пожалуй, здесь, – сказал я Ишшики, тыкая пальцем с невидимую детям стену коридора, и та, уперев руки в боки, вздохнула.

– Ну да, ничего же не поделаешь. Дальше разберусь сама, семпай.

– Давай, – отправил я её вперёд. Похоже, переговоры пройдут в воспитательской несколькими метрами впереди неё. Она прямо туда и шла.

Вот пошёл я с ней, а толку от этого никакого.

В раздумьях о том, как провести время дискуссии Ишшики с администрацией, я осмотрелся по сторонам. Можно было бы и просто в коридоре посидеть, но так я стану выглядеть ещё подозрительнее. Похоже, ошибся я, когда решил, что не стану вызывать испуг у детей и воспитателей, если останусь тут.

Пожалуй, кроме стояния в раздумьях ничего и не остаётся…

Была у меня когда-то подработка такая: несколько часов торчать под палящим солнцем с рекламой комнаты-макета квартиры для какой-то однодневной выставки. После такого нынешние времена были для меня цветочками. Я таким макаром часов восемь стоять могу. Работа была настолько сложной, что при назначении на неё и выдаче зарплаты («Ух, а чего тут так мало?..») я даже проронил несколько слезинок.

По сравнению с теми временами, здесь были крыша, стены и меньшее количество времени. Одно это стало для меня практически соцпакетом. Ух, а чего я такой офисный планктон?..

Вот когда я стоял, не замечая ничего вокруг и гоняя по голове всякую ерунду, дверь соседней классной комнаты потихоньку и открылась.

«Чёйта-а?» – подумал я, сфокусировав на ней взгляд, и из комнаты на цыпочках вышла маленькая девочка. Она тихо подошла к входной двери и стала тревожно оглядываться по сторонам.

Изо всех сил стараясь выглянуть наружу, она мило и резво вытягивала спину, встав на носочки, и подпрыгивала, но, осознав, что всё равно ничего не увидит, отошла назад.

Её голубоватые волосы были стянуты резинками так, что разделялись на два. Невинность черт её лица была до ужаса сладкой.

Заметив меня, девочка издала «а» и подошла ко мне.

Задрав голову вверх, она потянула меня за рукав и раскрыла рот. Плохо дело, неужели наш разговор выльется в нечто худшее, чем просто доклад? Но мы же, всё-таки, в детском саду, и рядом никого, так что ничего страшного не произойдёт?..

– Что, в чём дело?

Игнорировать её я уже не мог, так что попытался начать непринуждённый разговор. Девочка потянула за мой рукав сильнее, и я медленно согнулся пополам. Когда наши глаза оказались наравне, она тревожно сказала:

– Зна-аешь, Саа-чан ещё не плишла.

– О-о-о, ясно.

Что ещё за Саа-чан?.. Может, она хочет сказать «мама-чан»? Маленькие дети часто плохо выговаривают слова. Комачи в детстве тоже вместо «братик» «ой-чан» говорила. Я вдруг подумал, что это она Тору-сана могла в виду иметь.

Тем не менее, если благодаря Комачи к девушкам младше меня некий иммунитет у меня выработался, с девочками такого возраста как обращаться, я уже не помнил. Тоже маленьким тогда был. Так, ну и что мне с ней делать?.. Во всяком случае, наружу лучше одну не отпускать. Заведу её, пожалуй, обратно в комнату.

– Думаю, Саа-чан скоро придёт. Поиграй пока вон там.

Я аккуратно взял её за плечи и подвёл к двери в класс. Та на удивление быстро послушалась и молча пошла, куда велели. Как раз перед тем, как я дотронулся до стеклянной раздвижной двери, она вновь потянула меня за рукав.

– А! Зна-а-аешь, вот Саа-чан.

Она показала на пришпиленный к стене рисунок пастелью. Вот только я не понял, какой… Может, его её мама рисовала? Но их всё равно было слишком много.

– Который Саа-чан?

– Этот! – девочка ткнула пальцем куда-то вверх. Однако, на стене было так много картинок, что я всё равно не нашёл нужную. Хм-м-м… Которая же?..

Я снова наклонился и посмотрел девочке в глаза.

– Так, ясно. Это правая. А это левая.

Я по очереди поднял правую и левую руки, и девочка кивнула.

– Плавая. Левая, – повторила она мои действия.

– Да, да. Так, подними правую.

Девочка быстро послушалась.

– Подними левую.

На этот раз она аж подпрыгнула, вскинув руку вверх. Угу, лево-право она различает. Убедившись в этом, я указал на злосчастную стену.

– Тогда загадка. Которая Саа-чан, если считать справа?

– О-о-о! – воскликнула девочка, услышав о новой игре, и её глаза засияли. Затем она стала считать на пальцах. – Э-э-э… Четвёлтая!

– Верно. Молодец!

Я похлопал её по голове. Ясно, значит, вот Саа-чан… ну вот где она? Всё равно не понимаю. Но раз я провёл с девочкой какое-то время, её настроение должно улучшиться.

Едва я решил завести её обратно в комнату, со спины послышался добрый голос.

– Кей-чан.

Обернувшись, я увидел человека, которого очень хорошо помнил: свою одноклассницу Кавасаки Саки.

Девочка по имени Кей-чан мигом оживилась и подбежала к ней.

– Саа-чан!

Когда девочка прыгнула к ней на руки, Кавасаки нежно погладила её по голове. Затем она отправила ко мне подозрительный взгляд.

– Ты здесь почему?

– Ну, как бы, работа…

Это я, между прочим, хотел спросить, почему она здесь. Обогнала. Она бросила взгляд мне за спину.

– М-м-м… А где эти твои, Юкиношьта там?

Вот как знал, что спросит. Если я и стану работать, то только ради клуба обслуживания. Естественный вопрос для Кавасаки, которая уже видела нас в деле. Но мне не было нужды объяснять ей детали. Не стану ей это навязывать, тем более что она не спрашивала. Поэтому мой ответ был простым.

– На своём деле. Я тут один.

Кавасаки смерила меня взглядом.

– Ага, – наконец произнесла она и безразлично отвернулась.

– А ты?

На этот раз вопрос задал я, и Кавасаки аккуратно и нежно положила руки на плечи девочке, которую звала Кей-чан.

– Я… сестру забираю, – смущённо произнесла она.

– Хо…

А-а-а, так Кей-чан – её младшая сестра? Здорово… А то я было подумал, что дочка…

Всё ж таки после её слов я понял, что они похожи. Её ждёт светлое будущее. Во всяком случае, я желаю ей стать милой девушкой. Сестра у неё страшная.

Помолив об этом кого бы то ни было, я оценивающе пробежался по сёстрам взглядом. Уж не знаю, что ей от этого пришло в голову, но Кавасаки сказала каким-то зардевшимся голосом:

– А, ну, это моя младшая сестра Кейка... Давай, Кей-чан, как тебя зовут?

– Кавасаки Кейка! – вскинула девочка руки.

– Я Хачиман, – представился я, отметив про себя энергичность Кейки. Услышав моё имя, девочка удивлённо захлопала длинными ресницами.

– Хачи-ман? Стланное имя!

– Э-эй! Кей-чан! – испуганно крикнула на сестру Кавасаки. Но всё таким же тёплым голосом. В отличие от школьной своей версии эта Кавасаки была намного добрее. Просто идеальная старшая сестра. И на братолюбскую свою версию не похожа.

– Да нет, я сам своё имя странным считаю, ничего страшного. Но всё же, сестру забирать? Тяжело, наверно.

– Да нет, – коротко ответила Кавасаки. – Обычно этим родители занимаются. Я прихожу, только когда вечерней школы нет.

– Но вы же далековато живёте, да?

Может, в одну среднюю школу мы и не попали, но расстояние между нашими домами не должно быть таким уж большим. Отсюда до них должно быть одна-две станции максимум. Я не знал, нормально ли отдавать ребёнка так далеко, но путь должен быть неблизкий. Одно это уже не в радость. Но Кавасаки, расчёсывая пальцами свои длинные волосы, тихо ответила:

– Да, но привозим мы её обычно на машине… Сейчас мест здесь мало, но в этом районе дешевле.

– А-а-а, ясно.

Какая-то она домашняя. Окинув её одобрительным взглядом, я заметил в её руке сумку. Похоже, она пришла сюда сразу из магазина, где покупала продукты на ужин: из сумки торчал зелёный лук. Это сделало её ещё более домашней.

– Раньше всё время на подработках была, приходить времени не было…

– А-а-а, ты про то?

– Угу… – тёплым голосом ответила Кавасаки, глядя на Кейку. Вдруг она подняла глаза.

Она кинула на меня скрытный взгляд и задёргала ртом, будто стесняясь что-то сказать. Такое чувство, что она будет молчать, даже если я подожду, но если так и будет продолжаться, я решу, что между нами что-то есть, а это стыдно, так что лучше ей прекратить…

– Что такое? – спросил я.

– Н-ничего, – покачала головой Кавасаки. Её хвост закачался из стороны в сторону, и Кейка, как кошка, заследила за ним глазами.

Я тоже посмотрел себе за спину и увидел там Ишшики.

– А, вот ты где. Семпа-а-ай!

Видимо, переговоры в воспитательской завершились. Ишшики вернулась. Если со встречей и датой её проведения было улажено, то нам больше нечего здесь делать. Хотя я и так ничего не сделал.

– Э-это ничего, что я вернулась? – встревоженно спросила Ишшики, заметив Кавасаки. Та быстро окинула её взглядом. Тело Ишшики разом застыло, словно от испуга. А-а-а, Кавасаки-сан такая всегда, так что всё в порядке! Может, у янки и страшный взгляд, но на поверку они оказываются хорошими детьми.

Однако, если я сейчас пущусь в объяснения, Кавасаки может опять разозлиться. Пока я думал, что сказать, она отбросила свой хвост за плечо и повернулась к нам с Ишшики спиной. Кавасаки притронулась к стеклянной двери, поздоровалась с воспитательницей и застыла перед выходом.

– Пока, – сказала она вполоборота и потянула Кейку за руку. Та крепко сжала её ладонь и широко помахала свободной рукой.

– Бай-бай, Хаа-чан!

– Ага, пока.

Я приподнял руку и помахал девочке в ответ. Но блин, что ещё за Хаа-чан? Имя моё, что ли, не запомнила? Ты смотри запоминай чужие имена, хорошо? А если и забудешь, не превращай их во что-то типа Хачи-как-его-там-сан.

Пока я провожал взглядом сестёр, Ишшики подошла ко мне и перевела взгляд с Кавасаки на меня. Она сконфуженно раскрыла рот.

– С-специфические у тебя знакомые, семпай…

Отрицать не буду, но учти, что ты тоже входишь в их число…

× × ×

Прошёл следующий после похода в детский сад школьный день. Когда кончился классный час, я легонько потянулся.

Остатки вчерашней усталости до сих пор не покинули моё тело.

Не то чтобы я занимался чем-то изнуряющим физически – наши бессмысленные занятия утомляли мозг.

Всё, к чему мы за вчера пришли: получили примерное число гостей из детского сада и выслушали кое-какие их просьбы. Протокол совещания продвинулся вперёд как-то без совещания.

Едва я подумал о том, что сегодняшний день пройдёт в том же духе, из моего рта вырвался затяжной зевок. Словно в надежде отогнать от себя унылое настроение, я вздохнул.

Утерев с глаз проступившие слёзы, я заметил Тоцуку, застывшего у двери с протянутой к ней рукой. Похоже, заметил он мой зевок.

Тоцука подошёл к моей парте и, прикрыв полусогнутыми пальцами руки рот, удивлённо улыбнулся.

– Устал, что ли? – спросил он. Должно быть, из-за того зевка.

Я-то, конечно, устал, но показывать это Тоцуке было нельзя. Жалобы на усталость – нечто вроде жалоб на проблемы с алкоголем, завсегда наводящих угрюмость на окружающих. И почему они всё равно остаются популярными? Как по мне, они только делают людей неудачниками. Куда популярнее должны быть разговоры трезвенников.

Исходя из вышеизложенного, я считаю, что против Тоцуки лучше всего использовать разговор не уставшего человека!

– Как всегда, – пошутил я.

– Пожалуй, ты прав, – улыбнулся он. Недавние вздохи сейчас останутся при мне. Их место наверняка займут розовые вздохи. Не правда ли, в голосе Тоцуки присутствуют колебания частотой 1/f? И f, как мне кажется, должно значить «фея»…

Когда выброс отрицательных ионов улыбкой Тоцуки сработал на мне как плацебо, он поправил на плече сумку с ракеткой.

– В секцию сейчас?

– Угу! Ты тоже, Хачиман?

– …Пожалуй.

– ?.. – склонил голову набок Тоцука, когда я ответил не сразу. Чтобы замять ситуацию, я добавил в свой голос энергии.

– Ну, успехов в секции.

– Тебе тоже. Успехов.

– Ага.

Тоцука помахал рукой на уровне груди и вышел из класса. Улыбнувшись, я помахал ему в ответ. Но когда он исчез в коридоре, мне вставать совсем не хотелось.

Я откинулся на спинку стула и возвёл очи потолку.

И на них попался краешек Юигахамы.

Она стояла в нескольких метрах, бросая на меня нервные взгляды. Похоже, ждала, пока я договорю, чтобы подойти.

Я всколыхнулся и глазами показал ей, что уже можно. Она неуклюже подошла.

Остановившись передо мной, Юигахама покосилась на меня тревожными глазами.

– Ты в клуб сегодня пойдёшь? – спросила она, и слова застряли у меня во рту.

Она волнуется из-за того, что я вчера рано ушёл? При виде её лица ответ «нет» никак не хотел появляться на свет. И не смотри на меня этими щенячьими глазами. Да понял я, сейчас.

– Ага. Что ж, пора, пожалуй…

– Да! Сумку только возьму, – сказала Юигахама и вернулась к своей парте. Я вышел из класса и остановился ждать её в коридоре, ведущем к клубному зданию.

В это время он был пуст, и я мог спокойно подумать о клубе и работе над праздником.

Сейчас нагрузка была небольшой.

Но взгляд в будущее показывал грядущую нехватку времени. Если его придётся выделить работе больше, потребуется пересмотреть распорядок дня.

А раз так, нужно будет улучить момент сказать, что на какое-то время я перестану приходить в клуб.

Однако, этого я хотел бы избежать. Лучше не доводить ситуацию до своего отсутствия. В конечном счёте, мне предстоит делать всё по-старому – раньше уйти.

От раздумий меня отвлёк тычок в талию. Блин, что за?.. Обернувшись, я увидел расстроенную Юигахаму. Судя по согнутой руке, она стукнула меня сумкой.

– Чё вперёд уходишь?

– Говорю же, я жду здесь… – повторили мы недавний разговор, тронувшись с места. Предустановленная гармония на новый лад. В голову сама собой пришла мысль, что то время повторится.

Единственным отличием от того раза было то, что тогда Ишшики ещё не пришла. Я решил рассказать Юигахаме о том, что уйду пораньше.

– А, я сегодня, наверно, домой рано уйду. И так может несколько дней быть.

Юигахама один раз кивнула и спросила:

– Помогаешь Ирохе-чан?

Меня бросило в дрожь.

– Ты знала?

– Да по тебе сразу видно, – отшутилась она.

Ну да, по ранним уходам и моему усталому виду в классе можно понять, что что-то тут происходит. Ох уж эта моя мелочность. Раз Юигахама меня запалила, то не зазорно будет и кое-кому ещё.

– А Юкиношьта?

Юигахама перевела взгляд к окну.

– Ну-у-у… не знаю. Мы о тебе не говорим.

Я не мог прочитать её эмоции по лицу. Но совсем тихий голос намекал, что развить тему она мне просто не даст. Размытость её ответа отражала размытость ситуации в клубе. Она будто старалась оставить слова, которые обрисуют ситуацию чётко, при себе.

Разговор на этом месте прекратился.

От стен коридора отражалось лишь эхо наших шагов.

Юигахама до сих пор смотрела наружу.

Я решил повторить за ней и стал смотреть в противоположные окна.

В такое время года, когда зима уже подступалась к городу, солнце садилось и в такую рань. Клубное здание, укрытое от его лучей, казалось темнее обычного.

Когда я вступил в нетронутую солнцем тень, Юигахама быстро буркнула:

– Опять будешь делать всё один?

Я хорошо видел её лицо даже во всепоглощающей тьме. Видел её печально опущенные глаза и слабое покусывание губ. Я даже подумал, что принял своё решение как раз, чтобы она не делала такое лицо.

Пытаясь отделаться от повисшей на груди тяжести, я ускорил шаг.

– Я делаю это только потому, что должен что-то сделать. Можешь за меня не переживать.

– Но я буду, – неловко улыбнулась она.

Когда я увидел её улыбку, в голове вновь возник этот ужасный вопрос.

Не ошибся ли я?

Сколько раз я уже задавал себе этот вопрос, на который знал ответ?

Точно ошибся же.

Это мнение укреплялось во мне со дня выборов в учсовет. Юигахама одиноко улыбалась мне. Юкиношьта пронзала покорным взглядом.

Поэтому я должен был взять на себя ответственность. Сознаться во всём, как это и принято делать.

Просить исправить свои ошибки других неправильно. Чего хорошего в том, чтобы им мешать? Легко довериться кому-то другому, совершить ошибку и свести доверие другого человека на нет – всё это в моих глазах самое настоящее предательство.

Я думал о том, какие же обоснованные правилами и принципами общества действия предпринять, чтобы не пасть ещё ниже.

Во всяком случае, сначала надо отогнать от Юигахамы ненужные тревоги.

– Тебе ведь и без меня есть, о чём беспокоиться, а? – спросил я, широко улыбнувшись, после небольшого вздоха. Я понимал, как это трусливо – менять тему, но всё равно это сделал.

– Угу… – тихо ответила Юигахама и опустила глаза.

Чем дальше мы шли по коридору клубного здания, тем тяжелее становились наши ноги, словно мы шли по каменноугольному дёгтю по шею в воде.

Шаги наши были намного медленнее обычного, но дверь клубной комнаты всё равно оказалась перед нами.

Была ли она уже отперта? Ключ брала только она, мы к нему даже никогда не притрагивались.

Вдруг Юигахама остановилась. Я вслед за ней. Она неотрывно смотрела на дверь клубной комнаты.

– Слушай, а вдруг Юкинон хотела стать президентом?..

– Хз…

К чему выяснять это сейчас? Юкиношьта такой человек, что на наш вопрос вряд ли ответит честно. Особенно если не сказала тогда. Я и сам не хотел задавать ей вопрос, на который она вряд ли ответит.

Нет, я, скорее, не хотел, чтобы она отвечала.

Во всяком случае, мы с ней не станем открыто причитать о том, что стало недосягаемым. Насколько легче мне стало бы, вымести она на мне свою обиду?

Помянуть прошлое из всех нас могла одна только Юигахама.

– Думаю, ту просьбу нам стоило принять всем клубом, – сказала она на удивление сильным и волевым после предыдущего горестного голосом.

Когда Ишшики пришла к нам с просьбой, Юигахама говорила что-то такое о том, что хочет её принять. Тогда она не искала причин, но раз сейчас вспомнила тот день, значит, что-то задумала. Когда я посмотрел ей в глаза, она чётко произнесла:

– Прежняя Юкинон обязательно бы её приняла.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, понимаешь, Юкинон из тех людей, которые горы, если надо, свернут. Она… как бы это сказать? Раз ей это не удалось, она станет метить ещё выше… – одиноким голосом, выверяющим и перепроверяющим каждое слово, сказала Юигахама.

Наверное, поэтому. Я рефлекторно уставился на неё. Эти неловкие, но тёплые слова звучали именно так, как и должны звучать слова Юигахамы.

Словно застеснявшись того, что я на неё смотрю, она запнулась. Затем уверенно добавила:

– Поэтому я и подумала, что это может быть наш шанс…

– Ясно…

Утраченного не вернёшь.

Компенсировать его можно только чем-то большим.

Из утраты чего-либо рождается потеря. Возместить нужно каждую из утраченных вещей. Таково искупление.

Юкиношьта, которую я, по своему мнению, знал, должна была желать искупления за собственные действия. Поэтому Юигахама не должна быть так уж неправа.

Она продумала так далеко. Даже зная, что просьба от учсовета станет для Юкиношьты тяжким грузом, она не скидывала такую возможность.

А что я?

Я лишь хотел, чтобы комната не развалилась. Не затем ли я сделал свой выбор, чтобы она не опустела ещё больше, чем сейчас? Когда меня потрясло осознание того, что я выбрал лишь собственные спасение и удовлетворение, я рефлекторно отвернулся от Юигахамы.

– Ну, прежняя – возможно… Нынешняя – не уверен.

– Угу…

Голос Юигахамы будто затихал. Словно она и без меня знала, насколько мал был этот шанс.

Отношение Юкиношьты к приходу Ишшики было совсем не таким, как когда-то.

Словно она потеряла стремление помогать и советовать другим.

Даже сейчас, сидя за этой дверью, она наверняка лишь тихо читает, словно от чего-то отказалась, словно что-то забыла.

Я наконец дотронулся до раздвижной двери, к которой мы так долго шли.

Когда она открылась, я вошёл первым, за мной – Юигахама.

– Яххало! – весело поприветствовала она сидящую у окна Юкиношьту, и та подняла на нас голову.

– Добрый день.

– Здоров…

После обмена приветствиями я сел на свой стул, больше не сдвигающийся с места.

Я бросил оценивающий взгляд на Юкиношьту, но со вчерашнего дня она совсем не изменилась. Единственным отличием была новая книга на стопке прочитанных. Словно стол служил площадкой для детского лимба.

Юигахама тыкала в экран телефона большим пальцем, проверяя почту. Я собирался привычным жестом достать из сумки книгу, но неожиданно вспомнил одну вещь и застыл.

Пока мы не вошли в стазис, нужно сказать Юкиношьте одну вещь. Юигахаме я её уже передал, но нужно дать знак, что какое-то время я буду уходить из клуба пораньше.

– Слушай, можно тебя? – окликнул я Юкиношьту, и её плечи дёрнулись. Я не собирался говорить так громко, но в этой тихой комнате должно быть сильное эхо. Юигахама тоже выпрямилась и посмотрела на меня.

Юкиношьта некоторое время молча смотрела на меня, но потом вздохнула, закрыла книгу и спросила:

– В чём дело?

Её собранный голос и умные глаза были обращены ко мне. Возможно, я сейчас выглядел так же.

– Ничего, если я какое-то время буду уходить пораньше? – спросил я, и Юкиношьта два или три раза моргнула. Затем она обхватила рукой подбородок и приняла позу мыслителя.

– Ну, мы сейчас ничем особенно не заняты…

Я ждал продолжения, но его всё не было.

– Ну, это, как бы… Дел сейчас много… Да и у Комачи экзамены…

Не то чтобы это была неправда. Но сказать ей правду я не мог. Если я утаю её от неё, и она ничего не узнает, ничего страшного не случится.

– Ясно…

Юкиношьта аккуратно погладила книгу в своей руке по корешку. Она как будто думала. Похоже, ждать чёткого решения придётся довольно долго. Но Юигахама, наблюдавшая за развитием событий, развила разговор дальше:

– Но так может быть лучше, правда? Мы же Комачи-чан ничем не поможем. Поэтому Хикки должен постараться и за нас! Да, Юкинон?

Юигахама опёрлась на стол и перевела взгляд на Юкиношьту. Та вежливо ей улыбнулась.

– Да, верно.

– Прости.

Сказал это я, незаметно для самого себя почёсывая затылок, но Юкиношьта покачала головой, показывая мне не беспокоиться. После этого комната сразу погрузилась в тишину.

– А, точно, – повысила голос Юигахама, словно стараясь отогнать её. – Надо отправить Комачи-чан сообщение.

Она сразу же переключилась на то, что предложила, и стала нажимать на экран телефона, сочиняя сообщение.

Я вновь осознал: Юигахама всегда хранила это место. А значит, что отношения, готовые рассыпаться в прах при любом удобном случае, поддерживал лишь один человек.

Пустой и монотонный обмен репликами. С какой точки зрения ни посмотри, для меня это время было достойным и приятным.

Мир, ведомый выводами, построенными на консультациях и управлении. Мир, в котором стороны признавали друг друга, обменивались фразами и давали друг другу убедительные ответы, приводящие к согласию.

Правилен ли он? Этот вопрос я в итоге проглотил.

Взамен моё горло заполнил горячий воздух, мгновенно высушивший глотку. Сам того не замечая, я смотрел на чайный набор, к которому давно никто не притрагивался.

Глава 4: Поэтому Тоцука Сайка и восхищается.

Отсидев своё в клубе, я переключился в рабочий настрой уже у самых стен культурно-спортивного центра.

Ишшики у входа не появлялась, хотя время было то же, что и всегда.

Может, она уже внутри? Я решил не ждать её и пойти прямо в спортзал.

В здании было тише обычного. Сегодня их танцоры, или кто они там, не занимались.

Невзирая на это, из «нашего» спортзала голоса всё-таки доносились.

Шумно открыв раздвижную дверь, я вошёл в него. Голоса, как и обычно, главным образом доносились со стороны кайхинсоговцев. Собу же оставалась безмолвной.

– Здоров, – бросил я и опустил сумку с плеча. Тут меня ударило осознание. Я думал, что Ишшики уже здесь, но её не было. – А где Ишшики?

Сидевший неподалёку вице-президент приподнял бровь и ответил:

– Ещё не пришла… А вы не вместе?

Я покачал головой, и он повернулся к остальным.

– Она вам что-нибудь говорила?

– Я ей отправила сообщение на всякий случай, однако…

Судя по вежливому тону, девушка, скорее всего, первогодка. То ли секретарь, то ли казначей. Очки, косы, форму носит в соответствии со школьными правилами, на вид сообразительная, вот только какая-то зажатая.

Такая же первогодка, как Ишшики, а разговорчивостью не отличается. Впервые её голос слышу, да и с Ишшики связалась посредством почты. Сообщение, звонок – где-то должна проходить черта. Как всё сложно…

Переведя взгляд с вице-президента на меня и обратно, девушка вздохнула и произнесла:

– Она может быть в своей секции.

Блин, а она ведь права. До инаугурации Ишшики была менеджером футбольной секции. Да она и не уходила никуда оттуда.

Если Ишшики, как и я, перед собраниями показывается в секции, то вполне может до сих пор не проверить телефон. Раз так, быстрее будет поговорить с ней напрямую.

– Схожу позову.

– А, да. Будь добр, – сказал мне на дорожку вице-президент.

Я проделал строго обратный путь.

На велосипеде путь в школу занимал всего несколько минут. Времени почти не отнимает. В дороге меня сопровождал лишь скрип велосипеда.

На спортплощадке, как и обычно, вместе усердно тренировались секции бейсбола, футбола, регби, а также легкоатлетическая.

Солнце уже садилось, но знакомая группа людей сама собой освещала окружающую территорию. Я прислонил велосипед к стене и пошёл к скучковавшимся футболистам.

На моих глазах они разделились на две команды и начали что-то вроде мини-игры.

Ишшики здесь не было, но её место занимала другая девушка-менеджер (красивая) с таймером и свистком в руках. Она подула в последний.

Игроки разом расслабились и неспешно пошли в нашу сторону. Скорее всего, у них начался перерыв, и они собирались напиться воды из лежащих у школьной стены бутылок.

Я разглядел среди них Тобе. Заметив меня, он приподнял руку и подошёл. Э, э, э, если ты будешь так делать, люди подумают, что мы друзья, так что завязывай.

– Опач. Хикитани-кун, чё такое? – реально дружелюбно обратился ко мне Тобе. Не знаю, что у него с мозгами, но почему он всегда такой чересчур дружелюбный?.. В принципе, парень он славный, так что пофиг.

Да и явился как раз вовремя. Спрошу его.

– Ишшики у вас?

– Ирохасу? Ну, Ирохасу… – Тобе оглянулся, пытаясь нащупать её взглядом. – Чё? Нема, чё ль? Хаято-ку-у-ун, ты не в курсе, где Ирохасу? – крикнул он стоящему неподалёку Хаяме, когда ему это не удалось.

Тот взял у менеджера (красивой) полотенце, утёр им пот и подошёл к нам. Шикос, девушки-менеджеры реально подают полотенца? Если бы со мной такое случилось, я бы на нервах ещё больше вспотел.

– Ироха сказала, что у неё дела, и ушла пораньше, – ответил Хаяма Тобе, и тот повернулся ко мне.

– Ну вот, кароч.

– Ясно. Ладно, спасибо. Пока.

Разминулись, походу. Зря ехал. Благодаря парней, я уже брал свой велосипед за руль, чтобы быстрее вернуться.

– А-а-а, да лан те, чё, – широко улыбнувшись, ответил Тобе, помахивая руками. Но стоявший рядом с ним Хаяма плотно сжал губы.

– Тобе, раскинь народ по командам для следующей мини-игры за меня, – вдруг скомандовал он.

– Э? А, сделаю, – ответил тот и потрусил на поле. Такое чувство почему-то, что его просто уводили куда подальше.

Да и мне здесь надолго лучше не задерживаться. Я повёл велосипед к воротам, чтобы поскорее вернуться в культурно-спортивный центр.

– Есть минутка? – ударил меня в спину голос.

Когда я повернулся, за мной стоял парень.

Хаяма стянул с шеи полотенце и, аккуратно складывая его, произнёс:

– У тебя, похоже, проблемы.

Не зная, на что он намекает, я склонил голову набок. Догадавшись, что это значит, Хаяма улыбнулся.

– По просьбе учсовета тебе приходится много чего делать, да? Позаботься об Ирохе.

– Ты что, в курсе?

А я был уверен, что это дело Ишшики сохранила от него в секрете.

Хаяма криво улыбнулся.

– Да. Она-то, конечно, ничего особо не говорила, но по ней видно, как она занята.

Ну ясно. Да в Ишшики установлена сложная девичья схема, благодаря которой она не хочет навязываться другим, но даёт им знать о том, чем занимается. Я всё понял. Хотя таки нет.

Я не понял отношения Хаямы.

– Ну так, раз ты всё знал, мог бы и помочь.

Хаяма общается с Ишшики куда больше меня. Она сказала мне, почему не пришла с просьбой к нему, однако Хаяма, которого я знал, заметив её занятость, хоть одним словом обмолвился бы о помощи.

Но сузив глаза и улыбнувшись, он произнёс нечто такое, отчего мои глаза расширились.

– Она меня не просила. Она попросила тебя.

– Она просто использует меня.

– Ведь, если тебя попросить, ты не откажешь.

Его голос сотрясался, будто от восхищения. Но как бы приятно моим ушам он не звучал, они улавливали в нём сарказм. Из-за этого мой тон стал резок.

– Такой у нас клуб. Нам практически незачем отказывать. В отличие от тебя, у меня есть свободное время.

– И всё?

– На что ты намекаешь?

Его испытывающий голос разозлил меня.

Хаяма не отвечал на мой встречный вопрос и лишь криво улыбался. Из-за этого я слышал голоса игроков на поле. Но место, на котором мы с ним стояли, словно погружалось в тишину.

Она давила мне на уши, и я попытался её разогнать.

– Вообще-то, ты и сам не можешь ей отказать. И не прикрывайся командой.

– Думаешь?..

Хаяма отвернулся от меня и повернулся лицом на запад.

Медленно плывущие по небу облака начали краснеть.

Плотно сжав губы, Хаяма повернулся ко мне, явно о чём-то размышляя. Хоть тёплый закат и начал отражаться на его лице, оно совсем не дышало теплотой.

И затем он голосом провокатора произнёс:

– Я не такой хороший парень, каким ты меня считаешь.

В наступившей после этого тишине его холодные глаза пронзали мою душу.

Голос застрял у меня в горле.

Его тон, пусть и такой спокойный, был укрыт жестокостью в несколько слоёв. Кажется, я уже слышал это однажды, на летних каникулах. Неужели во тьме той ночи у него было такое же выражение лица?

Я стоял молча, не отвечая на его слова, да и Хаяма больше ничего не сказал.

Мы обменивались лишь взглядами, не коммуницируя никак больше. На тот момент ход времени остановился. Лишь несмолкающие голоса игроков, отмечающие и ход времени, доносились до наших ушей.

И на их фоне раздался один различимый – потому что очень громкий.

– Хаято-ку-у-ун, твоя очередь!

– Сейчас, – ответил он стоявшему на поле Тобе, приведшему его в чувство. Затем он приподнял в моём направлении руку и сделал первый шаг прочь. – Пока…

– Ага, прости, что помешал…

Не размениваясь на его проводы глазами, я перешагнул через велосипед. Толчок от земли вдруг оказался необычайно сильным.

Отталкивающее чувство к этому докапывающемуся отношению и не проходящее ощущение дискомфорта от того, что я что-то упустил. Они настолько глубоко пустили корни в стенку моего желудка, что меня просто затошнило.

Я ощущал эту многодневную досаду по отношению к отношению Хаямы.

Неужели моё видение Хаямы Хаято неверно?

Я считал его хорошим парнем. Но понимал, что он не абы кто. На его лице было жестокое выражение лица, призывающее всех поладить. Таким я считал Хаяму Хаято.

Однако та улыбка была немного другой. С одной стороны это была приятная и добрая – практически совершенная – улыбка. С другой – именно из-за её совершенства он и мог примешивать в неё столько холода.

Где-то я что-то подобное уже видел.

Пытаясь вспомнить, я всё жал и жал на педали велосипеда, пока не оказался у культурно-спортивного центра. Замкнув свой транспорт на стоянке, уже у самой входной двери я заметил, как Ишшики выходит из магазинчика напротив. Повесив голову, она шла ужасно медленно.

– Ишшики, – окликнул я её, и она подняла голову. Заметив меня, она переложила одну из двух сумок в свободную руку и вздохнула. Затем она мило улыбнулась.

– А, прости. Пришлось немного подождать, да?

– Да я не ждал, просто тупо пошёл тебя искать.

– Ты должен был сказать: «Совсем нет, я сам только что приехал», – надувшись, недовольно сказала она, и я молча протянул руки вперёд. Ишшики внезапно улыбнулась. Мне показалось, что вместе с улыбкой она испустила и незаметный вздох. – Сегодня они лёгкие, так что не надо.

– Точно?

– Да, – кратко ответила она. Ну да, в сумках не было так уж много. Но держащие их руки казались уставшей обычного. – Мы опаздываем, так что давай быстрее.

С этими словами Ишшики вошла в здание. Я пошёл вслед за ней.

Со спины её плечи казались немного ниже обычного, а спина была слабо согнута вперёд.

А-а-а, вот и кончилась у человека мотивация. Такая-то нахалка, а позитив в ней не бесконечный.

Понятное дело. Думаю, она просто устала и от мероприятия, и от внутренних неурядиц учсовета. Для первоклассницы старшей школы это слишком большой груз.

Но если бы не я, такого бы с ней не случилось. Я не на многое способен, но хоть как-то поддержать её попробую.

Правда, единственное, что я могу делать сейчас – держать за неё тяжёлые сумки.

× × ×

Родится ли что-нибудь хорошее от простого течения времени?

По-моему, вопрос именно тот, который вечно ставят перед собой создатели.

«Есть ещё, порядок ещё, совсем немножко ещё…» Стоит тебе так подумать, как система обрушится. Ты начнёшь тратить время на телевизор, делать всё тяп-ляп и относиться к вещам на расслабоне. Таковы люди. Присутствие духа? Вы о чём? Это безрассудство!

Но сейчас обстоятельства бросили мне в лицо, пока я говорил: «Спасите, спасите, Таити!»

Сегодня по предложению Кайхин Сого мы должны были встретиться с учениками соседней младшей школы. Ничего ещё не решили – один масштаб растёт.

– Давайте теперь решать всё вместе. Пожалуйста, не стесняйтесь предлагать! – вызывающе поприветствовал их Таманава, улыбаясь ярче солнца.

В ответ младшеклассники нестройным хором ответили: «Рады познакомиться».

Как я и предполагал, призвали не всех из них, а только нескольких избранных; возможно, из тамошнего учсовета.

Всего их было около десяти.

И среди них я заметил одну знакомую девочку.

Учитывая, что она выглядела заметно взрослее остальных, на это мне хватило одного взгляда. От её глянцевых длинных чёрных волос словно исходила холодная аура.

Цуруми Руми, как и на летних каникулах, была одна.

Когда я уставился на неё, она, судя по тому, как сузила глаза и опустила взгляд, тоже меня заметила.

Это так разилось с тем гамом, какой устроили другие дети, что я вспомнил, как поступил с ней.

Это произошло на летних каникулах в деревне Тиба. В летнем лагере, где нас с ней свела судьба, я уничтожил отношения людей вокруг Цуруми Руми. Тогда же я навязал Хаяме и его друзьям роли злодеев.

И результат сейчас стоял прямо передо мной.

Я не знал, положительный он или отрицательный. Помогло ли ей моё вмешательство, может решать только она сама.

– В чём дело, семпай?

Повернувшись на звук голоса, я увидел любопытное лицо Ишшики.

– Ни в чём, – быстро бросил я ей и вновь повернулся к Руми и остальным.

Похоже, девчонок из её тогдашней группы здесь не было. В общем, я не мог узнать, какие у неё сейчас были с ними отношения. Любая моя догадка может оказаться неверной. Лучше завязать.

У меня и так есть, о чём позаботиться. Что делать с младшеклассниками, например.

Ну встретились мы с ними, а какой-то работы для них у нас нет.

С ними, конечно, были учителя, но явно только для присмотра, и планирование они собирались вверить нам, старшеклассникам. Приветствие Таманавы наверняка купило их с потрохами.

Кстати о Таманаве: после приветствия он подошёл к нам и ярко улыбнулся.

– Так, могу я вверить их вам?

Позвать, чтобы бросить… Что бы ты нам не вверил, мы разве что поговорить с ними сможем, пока у нас ничего не решено. К тому же, допоздна держать их тут нельзя. Во времени они ограничены. Ситуация в духе «серьёзно, если мы оставим их…»

– М-м-м.

В ответ на просьбу Таманавы призадумалась даже Ишшики.

Но всё же, раз он уже попросил нас, отнекиваться ей поздно. Не знаю, что там Таманава от нас ожидает, но если мы откажемся, то окажемся им должны. Ох, как же сейчас мучительно больно за то, что мне не удалось срезать его на вчерашнем bra-sto.

Если мы сейчас начнём спорить, то напрочь уничтожим всё хорошее впечатление о наших старших школах, младшей, да и всём утверждённом различными инстанциями плане. К тому же, мы и так в тупике, и спор только упрёт нас в стену сильнее.

Если они встанут, мы подадим им руку… Если это не тупик, все они ведьмы, ведьмы!

Раз мы не знаем, что делать, то младшеклассники тем более. Хоть их сюда и привели, они скучковались, беспомощно посматривая по сторонам.

Но и среди них нашлась белая ворона.

Тут и без подсказки ясно, кто, – Руми.

Она не присоединялась даже к перешёптываниям.

Младшеклассники, посматривая на нас, стали тихо переговариваться.

– Спросим, что нам делать?

– А кто пойдёт?

– На камень-ножницы?

– Ладно… На сколько раз?

– Погодите. Сначала камень?

Вскоре они совсем позабыли про то, что их разговор секретный, и повысили голоса настолько, что было слышно нам.

Бывает. Культура, в которой всё решают камень, ножницы и бумага. Как та чёрно-белая ментальная дуэль, ставка в которой – всё. Если в такой победит одиночка, вечно играющий сам по себе, ему придётся ляпать что-то вроде: «Итак, победитель делает вот что!» Лучше уж тогда соглашаться с мнением большинства. Мог бы с самого начала сдаться. Ну и жалок же был я в младших классах.

Впрочем, при чём тут я? Когда я поднял глаза на младшеклассников узнать, чем они сейчас заняты, то стал свидетелем неожиданного результата.

– Я пойду… – сказала Руми, бросив взгляд на своих однокашников. Думаю, она слушала их разговор. Её спокойствие независимо от её желания сказалось на детях как властность. Они проводили её, неуверенно и зажато бросая:

– А, угу…

– Спасибо…

Руми не ответила их невнятным словам и подошла к нам. Со мной она, ясное дело, заговаривать не решалась, так что спросила вице-президента:

– Что нам делать?

Несмотря на возраст, задала Руми свой вопрос настолько спокойно, что вице-президент засуетился.

– Н-ну-у-у-у… – в суматохе мыслей он бросил взгляд на меня. – Что делать?

– Ты меня спрашиваешь?..

– А-а-а, прости.

Ответив, он перевёл взгляд на Ишшики. Ну, учитывая постоянное перераспределение ролей, с ней первым делом сверяться и надо было.

– Ишшики, – подозвал он её. Та разговаривала с Таманавой, но, услышав его зов, деликатно извинилась и подбежала к нам. – Что будем делать с заданием для младшеклассников? – спросил вице-президент, и Ишшики, скрестив руки на груди, в задумчивости склонила голову набок.

– Это-о-о-о… Но мы ещё ничего не решили, да? Может, лучше будет сперва с ними обсудить?..

– Нет…

Учитывая состояние Таманавы и остальных, в это слово был вложен смысл «ты сейчас спрашиваешь?» Раз их вверили нам, то и думать мы должны сами.

– Для начала, пожалуй, то, что надо сделать точно, и что скроет их с глаз. Что-то типа зал украсить или ёлку нарядить. Ну и эти самые украшения купить…

– Пожалуй. Ладно, на том и порешим, – сказала Ишшики, кивая. Она стала объяснять это младшеклассникам во главе с Руми.

Пока что такой нагрузки должно хватить. Но надо же думать и о будущем. А учитывая, что мы в безвыходном положении, думать о будущем надо на несколько шагов вперёд. Нужно облачить скелет мероприятия в плоть, иначе мы так и останемся неорганизованными организаторами, попусту тратящими время.

Я оставил детей на Ишшики и пошёл к Таманаве. Её работу, собственно, делаю, но существует такая штука, как совместимость. Из-за разницы в возрасте Ишшики наверняка не может перед ним раскрыться. А раз так, занять её место должен я.

Остановившись около болтающего с друзьями Таманавы, я кашлянул. Тот повернулся ко мне.

– Что? – спросил он, ярко улыбнувшись. Не получается у меня ладить с этими источающими добро типчиками. Лицо одного знакомого в голове появляется. За таким ходом мыслей мой тон вышел немного грубым.

– Слушай, сколько бы у нас не было помощников, мы ни к чему не придём, если ничего не решим…

– Ну, тогда давайте думать все вместе.

Даже я не сразу нашёлся, как отреагировать на этот мгновенный ответ.

– Вместе?.. Соглашаясь на общих вопросах, к чему-то конкретному мы не придём. Лучше уже начать что-то из себя выжимать, и на его основе действовать.

– Но ведь это только сузит наши взгляды, – перебил меня Таманава, не слушая ни единого слова. – Я считаю, что нам стоит найти выход всем вместе.

Если я отступлюсь, всё только повторится. Я вновь попытался подступиться к нему – уже с другой стороны.

– Но у нас нет вре…

– Я знаю, и об этом нам тоже стоит подумать всем вместе.

Это что же, мы будем перерабатывать, чтобы устроить совещание по избавлению от перерабатывания? Почёсывая репу, я задумался над тем, как ещё подступиться к Таманаве, и тот, словно заметив моё нетерпение, размеренно улыбнулся.

– Я понимаю твою нетерпеливость, но давайте соберёмся и cover это все вместе.

Будто пытаясь меня подбодрить, он сделал несколько гиперболизованных жестов и похлопал меня по плечу. Не так уж и сильно, но мои плечи всё равно немного опустились.

Ничего не выйдет, что я ни скажу.

Возможно, я повторяюсь, но существует такая штука, как совместимость. Так вот, у нас с Таманавой она наихудшая. И сдаётся мне, это не только из-за него.

Разумеется, случаи, когда из складывания воедино мнений и точек зрений многих людей получалось что-то превосходное, нередки. Может, дело в том, что я просто к такому не привык?

Работать вместе с кем-то ещё, полагаться на кого-то ещё – на то, чтобы научиться этому, нужно время. Наверно, из-за недостатка опыта я методы Таманавы и не понимаю.

Я оказался здесь, совершив по пути столько ошибок. Возможно, я ошибаюсь и здесь.

– Ясно. Но с этим лучше не затягивать, – сказал я, насильно сглатывая свои сомнения.

– Хорошо, тогда начнём немедленно.

Этой фразой Таманава кончил наш разговор. Он воззвал к остальным кайхинсоговцам и начал совещание.

× × ×

Сегодняшнее совещание проводилось во имя конкретизации элементов праздника.

Таманава принял пост, схожий с модераторским, и затянул:

– До сих пор мы устанавливали grand design, но сегодняшнее discussion давайте посвятим creativity.

Ученики Кайхин Сого согласно кивнули.

Помимо них и нас, в совещании участвовал и один из учителей, явившихся присматривать за детьми.

Да у нас прогресс, раз мы на детали перешли.

Удостоверившись, что несогласных нет, Таманава невозмутимо затянул:

– Раз мы начинаем с zero base, можете предлагать что угодно.

После этих слов руки на противоположной стороне взлетали в воздух одна за другой.

– Я считаю, что в празднике должен быть дух Рождества.

– Всё же, traditions опускать нельзя, на мой взгляд.

– Но, учитывая требования к нам, от праздника должен витать дух старшей школы.

Обсуждение снова становилось абстрактным. Плохо дело, сейчас ситуация перерастёт в наши обычные никчёмные bra-sto.

Таманава, естественно, быстро это просёк. Кивнув, он молвил:

– В духе Рождества и старшей школы одновременно. Что тогда приходит в голову?

И тут началась лютая игра в ассоциации – и по смыслу, и по скорости.

– Мне кажется, что standard для такого регионального event, как наше, будет classic Christmas concert.

– Неплохо было бы потворствовать и юным minds. Нам нужна band, например.

– Не придётся ли под Рождество лучше всего джаз?

Громко выкрикивая идеи, кайхинсоговцы дышали мотивированностью. На предложение одного человека другой отвечал его расширением, и разговор переходил в совершенно новое русло.

Orchestra, band, jazz concert, хор, dance, постановка, евангельские чтения, мюзикл, аудио-постановка…

Я ещё должен был протокол вести, так что список был под рукой.

Неплохая тенденция. Несколько мнений высказал и наш учсовет. Такое чувство, что раньше их от этого удерживала неясная атмосфера предыдущих конференций.

Записывал я недолго. Осмотрев пронумерованный список, я увидел пробивающийся из него лучик надежды. Таким темпом мы сгладим края ещё до конца дня.

Едва я это додумал, как Таманава произнёс то, от чего кровь застыла у меня в жилах.

– Так. А теперь каждый из них обсудим.

Это у него юмор такой? Тибальянский? Однако лицо Таманавы было совершенно серьёзным. К тому же, по его яркой улыбке было видно, что ход совещания ему нравится.

Под «каждым» он имеет в виду все голоса? Выверять их плюсы и минусы по очереди?..

Что-то мне подсказывает, что времени нам на это точно не хватит. До праздника неделя осталась. Вне зависимости от того, что мы изберём, чтобы избежать неприятностей, приготовления – всю мишуру типа заготовок, репетиций, координации – лучше начать прямо сейчас.

– Может, в угоду скорости сразу чё-нить выберем? – не сдержался я. Таманава закрыл глаза и покачал головой.

– Лучше не отбраковывать предложения сразу, а объединить их так, чтобы все остались довольны.

– Нет, послушай… – встрял я, но Таманава пресёк это на месте.

– Предложения у нас суть близкие, так что способов собрать их вместе должно быть достаточно.

Он, конечно, по-своему прав – можно и унифицировать мнения.

Но подойдёт ли это нам?

Стенку моего желудка неприятно заскребло чувство дискомфорта.

Но, раз возражения в голову мне не шли, совещание продолжилось.

Его форма снова несколько изменилась.

– Может, объединим все музыкальные предложения и сделаем Christmas concert разных genres?

– Раз мы перешли к изменению точек зрения, вам не кажется, что к музыке отлично подойдёт мюзикл?

– Может, просто объединим всё это и превратим в фильм?

Похоже, как Таманава и предложил, кайхинсоговцы стремились унифицировать идеи. Львиная доля совещания перетекла в воплощение в жизнь всех идей сразу.

Отбраковывать идеи – затея неплохая. Стимуляция совещания – всегда пожалуйста.

Если для обсуждения выбрали именно bra-sto, призванный выдёргивать из его участников идеи, – я не против.

Но когда идеи его участников не отвергают, конца ему видно не будет.

Из направленного совещание превратилось в бессмысленное.

Заметив это, я остановил пишущие протокол руки и позволил им сползти под стол. В тишине я взирал на совещание.

Моё выражение лица было полной противоположностью таковых у его активных участников.

На их лицах сияли яркие улыбки.

Тогда я и понял.

Они наслаждались этим моментом. Вернее, своим обменом мнений.

Им нужен был не волонтеризм, а осознание того, что они волонтёры.

Они не желали не работать. Они желали самоудовлетворения работой. Они желали чувствовать, что на самом деле ею занимаются.

И тогда им будет казаться, что они сделали всё, что могли, даже после того, как затея окончательно обратится в ничто.

А-а, как же меня бесит, что всё это до ужаса напоминает одного из присутствующих, словно выставляющего напоказ свои ошибки.

Он думал, что добился всего, но на самом деле не достиг ничего.

Несмотря даже на то, что ничего не разглядел.

× × ×

В итоге за сегодня решение так и не было принято, и это отложили до следующего дня.

Самое ближайшее к чему-то толковому – это как мы обсасывали практичность каждого предложения, обговаривали его, а потом попрощались.

Дети разошлись по домам ещё раньше. Последние из нас тоже собрались и один за другим вышли.

С Ишшики и остальными я расстался, и только когда жал на педали, понял.

Есть хочется… Отключив мозг, я совсем забыл закинуть в рот хоть что-то из лежащего на столе.

Дома меня будет ждать ужин, но пустой желудок действует на нервы. Надо хотя бы перекусить… Я остановил велосипед и отправил Комачи краткое, как телеграмма, сообщение: «Мне не готовь».

Учтя своё местонахождение и состояние желудка, я задумался над тем, где же поесть. Говорят, что голод – лучшая приправа. Врут. Для меня лучшая приправа – это когда меня угощают. Беда состояла в том, что я сейчас один. Да и в кошельке не густо.

А значит… рамен, значит.

Определившись, я быстро нажал на педаль.

Напевая себе под нос переделку темы Навсикаи («ран-ран ♪ран-ра-ра-ран-рамен»), я мчал по улице.

За эстакадой меня встретила станция Инагэ. От торгового квартала с кучей закусочных, залами игровых автоматов, боулингом и караоке меня отделяло лишь разворотное кольцо. На светофоре налево – и вот я приеду.

Я ждал зелёный.

И заметил неожиданно появившегося на перекрёстке человека.

Поверх спортивной формы старшей школы Собу он надел тёплую ветровку и толстый мягкий шарф. Это был Тоцука.

Похоже, он тоже меня заметил. Поправив висящий на своём плече тяжёлый на вид чехол для ракетки, он помахал мне.

Когда загорелся зелёный, он посмотрел по сторонам и пустился ко мне.

– Хачиман!

Вместе с назвавшим моё имя голосом изо рта Тоцуки вырвался и клуб белого воздуха.

Удивлённый встречей с ним в городе, я приподнял руку.

– Йо.

– Угу, йо.

Смущённо улыбаясь, словно говорить «йо» ему было стыдно, Тоцука приподнял руку в ответ. А-а-а, я исцелён…

Вне школы мы с Тоцукой практически не встречались. Я, в принципе, в городе вообще не бываю, так что после такой встречи и правда начинает вериться в чудеса и магию.

Правда, не существует в нашем мире чудес и магии. Почему Тоцука здесь?

– Что ты тут делаешь? – спросил я, и он, сжав чехол, приподнял его.

– Из школы возвращаюсь.

А ведь и правда, Тоцука ходит не только в теннисную секцию, но и в школу тенниса. Где-то рядом она, что ли?.. Ок, давай теперь будем тут в это время тусоваться без какой бы на то причины. Стоп, если мы будем часто встречаться, жутковато получится… тогда раз в неделю.

Пока я мысленно составлял расписание на неделю, Тоцука с любопытством осмотрел меня, так и сидящего на велике.

– А у тебя что, Хачиман? Ты же там живёшь.

– А-а-а, да перекусить решил, – ответил я, и Тоцука, произнеся: «Вот оно что», кивнул и замолчал, словно задумавшись. Затем он склонил голову на бок и смущённо посмотрел на меня снизу вверх.

– Можно с тобой?

– Хэ?

От его непредсказуемого вопроса у меня всё тело застыло, а из горла вырвался до ужаса дебильный голос.

Пока я покрывался пупырышками, Тоцука прижимал шарф к горлу и нервно ёрзал.

– А-а-а, да. Конечно.

Тоцука, вроде бы обрадованно, вздохнул. Затем широко и добро улыбнулся.

– Здорово. Ну, что будем есть?

– Мне всё равно.

О том, что зря я это ляпнул, мне подумалось уже после. Девушкам такое не говорят. Кстати, я слышал, они морщатся, и когда парни отвечают что-то типа «рамен» или «удон». Другими словами, на вопрос «что будем есть?» нужно отвечать таким блюдом, какое захочет съесть сама девушка. Что за непроходимая игра? Девушки что, тренировочные системы для экстрасенсов?

Правда, Тоцука – парень, так что всё пучком.

Тот в это время хлопал глазами.

– Хачиман, ты уже решил, что будешь есть? – спросил он.

«Видишь ли, это… ты!» – чуть не ляпнул я цитату волка из «Красной шапочки», но где мне. Я жы всё-таки человек…

– Нет, я только приехал. Так что мне всё равно, – ответил я тщательно выверенным голосом истинного джентльмена.

Хоть я и настроился уже на рамен, тут решил пойти методом исключения. Я часто ем один, и потому подсознательно сажусь за стойкой. Приходить в закусочную, когда она забита битком, мне не доводилось, но стол занимать всё равно было совестно.

К тому же, Тоцука делает вкуснее любую еду, так что от рамена вполне можно и отказаться. Что я говорил, для меня лучшая приправа? Когда меня угощают? Забудьте, лучшая приправа – это Тоцука. Если «Момоя» сменит слоган на «Это Тоцука», плохи мои дела. Мне будет жалко не денег – мне будет жалко свободы.

В процессе разговора Тоцука хлопнул в ладоши.

– А. Может, жареное мясо тогда?

Эй, эй, есть, конечно, одна поговорка на тот случай, когда жареное мясо едят вместе мужчина и женщина, но вот действует ли она в однополом варианте?..

Тут Тоцуке что-то пришло в голову, и он задумчиво издал «м-м-м».

– Но жареное мясо дороговато…

– Да уж, говорят, оно ест деньги.

– Ну ты как всегда, Хачиман…

Он нервно засмеялся.

Но всё же, жареное мясо?..

Мясо поесть можно далеко не в одной закусочной… Оглянувшись, я увидел неподалёку фаст-фудовский ресторанчик Факкин, First Kitchen. Он стоял так близко к станции, что в него любили ходить местные школьники и студенты. На стене магазина висел плакат с надписью «Жареное мясо под кальби».

– Может, туда пойдём? – ткнул я в него пальцем, и глаза Тоцуки засияли.

– Угу, сгодится!

Раз Тоцука одобрил, мы вошли внутрь. Но всё же, почему название сократили как «Факкин»? Я как-то грязно себя чувствовать стал.

Из сурового наружного холода мы попали в тёплый и людный интерьер. Похоже, был час людей, возвращающихся из подготовительных школ и с работы.

Когда мы встали в очередь, Тоцука тихонько вздохнул. Его щеки покраснели.

– Тут так сильно топят, – сказал он, поднимая руки к шарфу. Шурша одеждой, он размотал его, и задняя часть его шеи стала притягивать моё внимание. Пленённый ею, я и сам начал краснеть.

Странно, очень странно. Тоцука ведь парень. Либо я покраснел из-за местного отопления, либо ко мне подступается простуда. Успокойся. Успокойся и прочти хайку.

Уж не болен ль я? Не может такого быть! Болен, однако. (Больной)

Нет, я точно болен. Все симптомы налицо – вон, даже хайку читаю.

Пока я усиленно пытался потеть внутрь, подошла наша очередь. Судя по размерам толпы, заказывать вместе будет быстрее, чем друг за другом.

Я встал рядом с Тоцукой, и мы окинули взглядом меню.

Тоцука указал на то самое жареное мясо под кальби.

– А, Хачиман. Давай вот это закажем.

– Ага, Ну, давай.

Оплатив заказ, мы взяли еду с собой на второй этаж.

К счастью, свободные столы ещё оставались. Мы протиснулись к одному из них и быстро принялись за еду. Первым делом – за звезду подноса, жареное мясо под соусом.

Из моего рта, из моих глаз вырвался свет, я влетел в космическое пространство и неосознанно закричал: «ВКУ-У-У-У-УСНЯ-Я-Я-Я-Я-Я-ЯТИ-И-И-И-И-ИНА-А-А-А-А-А-А!» Не до такой, в принципе, степени, но для предложения Тоцуки вкус был, в общем, непримечательный.

И с чего тогда Тоцука его предложил?

– Но всё же, почему жареное мясо?

Вместе мы с ним ели несколько раз, но он всегда заказывал что-то лёгкое. Да и вообще, на мой взгляд, мясу он предпочёл бы овощи…

– Мне показалось, оно поможет преодолеть усталость… – смущённо ответил он.

Ага, понятно. Пришёл с тренировки – явно был голоден. Значит, утраченный протеин восстанавливает. Наверно.

Так я себе это объяснил, но Тоцука тихо добавил:

– Просто ты такой последнее время ходишь…

– Да?

Я знал, как за эти дни устал. Скорее, однако, умственно. Поэтому, односложно отвечая, я натянул на лицо мину «о чём ты говоришь?», но Тоцука покачал головой.

Его столовые приборы замерли, и он робко поднял на меня глаза.

– Ничего не… случилось?

Его взгляд и голос были добрыми. Непривычные искренность и вдумчивость этого парня вдруг со страшной силой надавили на меня.

Я отпил немного чая улунг, иначе ответ вышел бы слишком сухим.

– Да нет. Всё-ё-ё норм.

Благодаря тому, что в глотке только что много всего побывало, ответ вышел изящным. Голос был более звонким, чем обычно, да и на лице наверняка появилась улыбка, отпугивающая Тоцуку от ненужных переживаний.

Однако лицо его тронула тень одиночества.

– Ясно. Так ты ничего не скажешь, да?..

Он опустил лицо и плечи так, что мне стало не видно его лица. Но следующие слова – я слышал – звучали подавленно.

– Интересно, знает ли Займокуза-кун?..

– Не, он тут не при чём…

Упомянув левого человека, он меня удивил. Но раз Тоцука покачал головой и поднял её, значит, для него здесь какая-то связь есть.

– Но ты же с ним разговаривал тогда.

На слове «тогда» я, наконец, его понял.

Перед выборами, кроме своей сестры, я советовался лишь с одним человеком – Займокузой. Число помощников Комачи увеличила уже потом. Но этот выбор не значил для меня ничего особенного. Я просто случайно столкнулся с ним, и к нему можно было обратиться за помощью без зазрения совести, вот я и не стал идти на попятную.

Но Тоцука, похоже, думал совсем по-другому.

– Я просто думал, как это хорошо. Завидно, что вы с ним можете так просто говорить… – смущённо, медленно, слово за словом проговорил он так, словно это было нечто замечательное.

Но всё было не так. Не было в этом описываемой Тоцукой красоты. Как по мне, пользоваться добротой окружающих во имя корысти было чересчур самодостаточно и эгоистично.

Тоцука ничего об этом не знал.

Поэтому и мог говорить мне такие обогревающие слова.

– Как по мне, я вряд ли тебе чем-то так помогу…

Я заметил, как Тоцука стиснул под столом свою мастерку. Его узкие плечи подрагивали. Я не хотел, чтобы он переживал больше, чем нужно.

Волнуясь за то, как всё улажу, я почесал в затылке и обрывочно заговорил:

– Да дело не в этом. Правда, ты зря волнуешься. Меня просто Ишшики кое о чём попросила, вот я и был занят… Это же я, по большому счёту, заставил её стать президентом, ну, это тоже повлияло. Вот и всё.

Я попытался грубо увязать правду вместе, не озвучив ничего лишнего. В итоге запинался почти всё время.

Но Тоцука поднял голову, словно хорош был и сам факт того, что я это вообще произнёс. Он смотрел на меня искренними глазами, словно надеясь удостовериться в моих словах.

– Правда?

– Ага. Так что не переживай.

Кажется, подумай я хоть чуть-чуть дольше, сказал бы нечто совершенно иное. Поэтому ответил первое, что пришло в голову.

– Ясно.

Тоцука испустил облегчённый вздох и потянулся за кофе. Он не отпускал чашку, даже отпив. Сдавив её, словно чтобы погреть ладонь, он сказал:

– Хачиман, ты всё-таки такой крутой.

– Ха?

Удивление, должно быть, отразилось у меня на лице, потому что Тоцука эхом произнёс то же самое.

– Я-я ничего странного в виду не имел! – затряс он обеими руками. Покраснев, он покрутил немного волосы и добавил: – Ну… Как бы, это сложно сказать, но… Ты стараешься изо всех сил, даже когда тебе больно или тяжело, и не жалуешься. Это очень круто, как по мне…

Своим объяснением он чересчур меня смутил. Я поставил подбородок на ладони и отвернулся. Из-за этого моя речь вышла резкой.

– Кто те такое сказал? Я нормально жалуюсь и ною.

– А-ха-ха, это точно.

Тоцука обрадованно улыбнулся. С этой доброй улыбкой на устах он скрытно, тихо сказал:

– Но говори, если будут проблемы, ладно? – уточнил он на всякий случай, и я молча кивнул. Я из-за его искренности и решил, что не буду так легко доверяться словам. А уж Тоцука, видящий в доверии и кооперации красоту, тем более бы так посчитал.

Он кивнул мне в ответ.

После этого повисла странная тишина. Тоцука, смущаясь, что ли, опустил голову.

По своему опыту я знал, что опасность миновала, и потому беззаботно спросил:

– Чего-нибудь сладкого?

– А, хорошо. Десерт, – быстро понял он голову.

– Ладно, схожу куплю что-нибудь такое. Подожди.

Я встал, не дожидаясь от него ни напутствия, ни возражения.

Очередь на первом этаже так и не поредела. Похоже, ждать придётся не одну минуту.

Поток входящих и выходящих людей повышал температуру. Моя голова затуманилась, и я решил ненадолго выйти на улицу.

Вечера в декабре холодные, но раскрасневшееся лицо словно только этого и алкало. Правда, пальто и шарф остались в ресторане, и за шиворот влетел сухой ветер. Тело мгновенно покрылось пупырышками.

Пока я, дрожа, стоял на углу улицы, один из прохожих кинул на меня недоуменный взгляд. Остальные проходили мимо.

В этот же момент в голову пришли те слова Тоцуки.

Крутой, значит?..

Да нет. Скорее, стойкий. Или даже выпендрёжный, подумалось мне.

Я просто упрямо сохранял тот образ, который, на мой взгляд, лучше всего мне подходил.

Даже сейчас под ним скрывается мерзкий монстр причины, провокационный монстр самосознания.

Если бы я осознавал его существование, то и слова Тоцуки мог отнести на свой счёт.

Но вымученная улыбка Юигахамы, изредка проявляющаяся на лице подавленность Ишшики, то, что Цуруми Руми была одна, и, самое главное, безмолвное смирение Юкиношьты вновь подтолкнули меня к этому вопросу.

Было ли это правильно?

Я вздохнул и поднял взгляд к беззвёздному небу. Его полностью затянули подсвечиваемые городскими огнями облака.

Глава 5: Такого будущего желает Хирацука Шизука.

Кончились уроки, я вышел из клуба и сразу же, в коридоре, выглянул из окна.

По стеклу стекали дождевые капли. Упрямый дождь заливал нас с самого утра и не думал останавливаться.

Вчера, когда я рассказал Юкиношьте об экзаменах Комачи и о том, что буду уходить из клуба пораньше, она практически безропотно дала на это разрешение.

Кто-то где-то окно открыл, что ли? Пол заливала вода, и моя сменка хлюпала.

До Рождества осталась одна неделя.

Снег в декабре Тибу устилает редко. Белого Рождества можно не бояться. Бояться стоит безотрадного рабочего зала, в который я направляюсь.

В культурно-спортивный центр, естественно.

Из-за полившего перед выходом из дома дождя в школу я поехал на поезде и автобусе. Было бы потеплее, я б ещё погонял на велике под дождём, но зимой – увольте.

Опадающие листья делали улицу ещё тоскливее.

До захода солнца оставалось ещё несколько часов, но из-за погоды стемнело раньше.

Моему затуманенному зрению зонтик впереди стал ярким пятном. Его виниловые бока украшал одинокий стебелёк.

Хозяин, явно от скуки, стал крутить зонтик вокруг оси. На миг мне стали видны соломенные волосы.

Судя по росту и причёске, передо мной Ишшики.

Шла она медленно, и я быстро её догнал. Когда мы поравнялись, она наклонила зонт от меня, чтобы рассмотреть моё лицо.

– О, семпай.

– Ага, – ответил я, приподняв зонтик. – Сегодня тоже будешь еду покупать?

– Нет, не думаю, что сегодня будет совещание.

– А-а-а, действительно.

Верно говорит, сегодня совещания быть не должно. Вчера мы занимались изучением выдвинутых предложений, вычленением плюсов и минусов каждого из них и способа воплотить в жизнь все сразу, так что сегодня нам вряд ли понадобится прежний шведский стол. Да и работа носильщика сумок меня стороной обойдёт.

Едва я об этом подумал, Ишшики заглянула ко мне под зонт и злорадно ухмыльнулась.

– Хм-хм-хм, какая жалость. Не поднимешь со мной статистику.

– Чтоб такая мелочь могла повысить статистику с тобой…

Когда мы завели бессмысленную беседу, к нам заспешил простой, обыденный виниловый зонтик. Под ним бесстыдно трепетали края юбки школьной формы Кайхин Сого.

– Чавойсь? Ишшики-чан и Хикигая прям? – приподняв зонтик, окликнула нас Оримото.

– Добрый день.

– Здра-асьте. Да-а-а, заболталась с подружками, теперь опаздываю.

Для Оримото стен между людьми, как обычно, не существовало. Она поравнялась с нами и стала идти на стороне Ишшики, дружелюбно с ней беседуя. На лице той, естественно, неудовольствие не отразилось ни на миг. Она широко улыбнулась и тоже вступила в беседу.

Так мы и шли под дождём; я слушал их беседу со стороны.

Когда разговор уже стихал, Ишшики ударило осознание.

– Кстати, вы с семпаем вроде бы знакомы? – спросила она.

– Отож, в одной средней учились.

Ишшики бросила на меня взгляд.

– Значит, даже у тебя друзья раньше были?

У меня от этих слов думалка отсохла. Правда, Оримото и сама, отвечая, напряглась.

– Не то чтобы друзья, э-э-э… Ну, так, чуть-чуть.

Словно двусмысленность здесь была не к месту, глаза Ишшики засверкали, и она насела на нас.

– О-о-о, так-так-так, что за скрытность?

Оримото крякнула и стрельнула в меня глазами.

Я её не виню. Мы и правда не были друзьями, так что двусмысленность была вполне себе к месту.

Но Ишшики такую возможность упустить просто не могла. Она широко улыбнулась и потянула меня за рукав.

– Семпа-а-ай, что происхо-о-одит?

Эй, не тяни. Мы ещё дотрагиваемся друг до друга, твоя рука мягкая, и я это прямо вот из головы выкинуть не могу, так что завязывай!

Её беспрестанные мольбы понизили мой боевой дух (на что она, вкупе с суматохой, в принципе, и могла с самого начала надеяться), и, выворачиваясь из её хватки, я ляпнул:

– Да давно это было…

– Это… – повторила Ишшики и повернулась к Оримото. Та, не зная, как ответить, захлопала ртом, но потом попыталась отшутиться.

– Ну, это уже в прошлом.

То, что она сказала это, отвернувшись от Ишшики, а не попыталась превратить моё признание в повод для издевательств, меня удивило.

Я, конечно, буду против разговора о прошлом, но если он начнётся, смирюсь. Поэтому перемена в Оримото меня и заинтриговала.

Из Ишшики так и лезло желание узнать больше, и, заметив это, Оримото повернулась ко мне и резко перевела стрелки.

– Кстати говоря, Хаяма-кун на таком не показывается, да?

Услышав слово «Хаяма», Ишшики вздрогнула. Задорная улыбка на её лице мигом одеревенела.

– А ты и Хаяму-семпая знаешь? – спросила она грудным голосом. Мне страшно. Нет, она-то, конечно, может, и хихикает сейчас, но глаза её сейчас настолько серьёзны, что старается она явно для того, чтобы это скрыть…

– Мы с ним как-то в город сходили.

– Хо-о-о, в город… – выцепила Ишшики из предложения Оримото и смерила её взглядом. Зараза, тут же сейчас запара начнётся.

– Он и так в секции занят, так что вряд ли находит время, – встрял я, и Оримото, наклонив зонтик, спросила:

– Хикигая, вы ж, вроде, дружите, так я думала, он мог бы и заскочить на часок.

– Ни хрена мы не дружим, и не стал бы я себя в такое время напрягать, чтобы его позвать.

– Да? У нас же тут полный песец. Наш президент только осенью на пост взошёл и ещё не привык. Вот я и подумала, что как наши помощников звали, так и ты его мог бы позвать.

Понятно, так даже кайхинсоговцы – как минимум, Оримото – понимали, как у нас всё плохо. Пусть она безоговорочно со всем соглашалась, но отлично видела текущее положение вещей.

– Ну, может, у нас тут и потеря потерь, но Хаяму я не позову.

– Хм-м-м… Ну да, всё равно неловко выйдет, если мы встретимся, – тихо произнесла она вполне здравомыслящие слова. Учитывая, при каких обстоятельствах мы тогда в кафешке расстались, ей наверняка тяжело будет смотреть ему в глаза. Даже я откажусь от конструктивной встречи с Хаямой лицом к лицу.

Оримото заговорила о нём либо потому, что ей было бы тяжело с ним встретиться, либо просто хотела кое-что проверить. Это логично.

Но Ишшики что-то взвешивала у себя в голове и переводила взгляд с меня на неё. Ну, раз она сама Оримото не вспомнила, не буду ей напоминать. Готов поспорить, другие девушки ей вовсе не интересны…

Когда беседа о связующем звене наших разговоров, Хаяме, прекратилась, мы какое-то время шли молча.

У самого входа в культурно-спортивный центр Оримото вдруг с намёком на продолжение протянула: «А-а-а». Заинтересовавшись этим продолжением, я бросил на неё взгляд, и она смотрела прямо на меня.

– Я тут ещё подумала, может, ты позовёшь тех своих девушек?

– Нет… Они не придут.

Я не стану их звать. Я не могу их позвать.

– М-м-м, – безразлично протянула Оримото и шлёпнула ногой по луже. Затем она наклонила зонтик назад и посмотрела на небо. Я повторил то же самое. С запада появился намёк на близящийся закат. Такими темпами и дождь кончиться может.

Но небо всё равно оставалось тёмным.

× × ×

Мы вошли в здание не так уж и давно, а я уже возвёл взгляд к часам.

И сегодня вперёд продвигалось только время.

Я закрыл крышку позаимствованного ноутбука и надавил пальцами на веки.

Задание по пересмотру вчерашних предложений оказалось куда сложнее, чем я думал.

С течением времени дел мне находилось всё меньше и меньше.

У нас нет достатка ни во времени, ни в людях, ни в бюджете. Вполне себе годная отговорка, если задуматься. Так можно успешно отмазаться от любых обвинений.

Не только, разумеется, от затягивания работы и заморозки проекта, но мы, в принципе, уже перешли точку невозвращения.

С расписанием мероприятия не было решено ничего, а возросло только количество рабочих рук. Если сравнить с аниме, выйдет, как если бы производственный комитет согласился на каком-то условии, но ещё не выбрал само аниме. Не верю, что такое аниме будет путным…

А пока суд да дело, часы тикают, а листики на календаре переворачиваются, и так день за днём. Да, это можно назвать вложением усилий и времени, но на деле это лишь переработка. Если сравнить с аниме, выйдет, как если бы совещание по планированию заняло всё время производства, а важные вопросы остались бы в полной сумятице… ну, что-то типа этого.

Главное для нас сейчас – баланс и решимость. А у нас по обоим пунктам завал.

Ещё раз вздохнув, я поднял крышку ноутбука.

Бюджет просчитал, schedule перепроверил, cost performance касательно самых реалистичных прогнозов продумал. Ещё на всякий случай нагуглил контакты церкви и джазовых групп.

И всё же, чем больше я работал, тем больше понимал, что миссия невыполнима. Бли-и-ин, ну что это такое, они там идиоты все? «Мы точно не успеем», – тихо пробормотал я, и, судя по вздоху вице-президента, школа Собу придерживалась того же мнения.

Он, кстати, передал мне кое-какие бумаги.

– Вот тут несколько раз пересчитал, но бюджета точно не хватит, что будем делать?

– Либо от чего-то отказываться, либо увеличивать казну. Походу, на следующем совещании будет голосование.

Если честно, время не хотелось тратить даже на это. Но чтобы убедить другую сторону внять нам, нужен тщательно выверенный аргумент; иначе мы ничего не добьёмся. Достать аргумент, подготовить почву к нему – и можно принимать боевую стойку.

Я почесал голову и протянул руку к бумажному стаканчику с кофе. Тара высасывала из напитка всю резкость и горечь, и называть его вкусным язык уже не поворачивался.

Тут есть что-нибудь сладкое?.. Я оглядел стол. И прямо на линии моего зрения появилась идущая сюда Ишшики.

– Семпай, они там украшения уже почти доделали. Что дальше?

А, действительно, на нас же ещё и младшеклассники… Я моментально убрал руки от клавиатуры, скрестил их на груди и задумался.

Что нужно будет сделать независимо от принятых решений и с чем смогут справиться младшеклассники? Декор зала уже подходит к концу. Значит, остаётся…

Тут в голове проскочила мысль.

– А ёлку уже ставили?

Ишшики наморщила брови.

– Ну, её привезли… Но если мы будем ставить её сейчас, она нам не помеша-а-ает?

Хм, вопрос так и просился. Ну да, установка её здесь нам только нервы попортит. Особенно такая большая, как нам досталась; то-то она будет мистикой дышать. Раз так, следует извлечь из этого пользу.

– Можно попросить администрацию здания установить её у входа. До праздника осталась неделя, так что как рекламу оставить разрешат. А утром двадцать четвёртого просто перенесём её в зал.

– Ясно… Понятненько!

Несколько раз кивнув, Ишшики пошла обратно к детям. Я ещё пару секунд провожал её взглядом, но после вернул его к экрану. Сладостей так и не нашлось, да сам разговор уже немного помог отдохнуть. Но всё же, смена настроения с рабочего на рабочее – это уже полный финиш. В мире рабочих, ложью живущих, дайте от переработки мне свободы…

Но дальше так шутить нельзя. Я явился сюда помогать Ишшики из чувства вины за то, что сделал её президентом, а уже сам приказы отдавать стал.

Меня уже ни помощником, ни припевалой не назовёшь. Самое смешное, что никто не жаловался. Все даже советоваться сразу со мной стали.

Так никуда не годится. Где-то я эту безысходность уже видел.

Если не встряхнуть ситуацию, кампания провалится. Мы в до боли знакомой мне ситуации. Ситуации, радости которой президенту учсовета Ишшики Ирохе точно не прибавит.

Чтобы не допустить её прихода, мне нужно вверить все дела Ишшики и прийти кое с кем к консенсусу.

Я собрал организованные документы и пошёл прямо к Таманаве. Наши обычные совещания – лажа. Если мы не устроим встречу на высшем уровне, то просто будем бесконечно уступать друг другу дорогу.

– Эй, можно тебя?

– Что?

Таманава даже вроде как работал. Открытый на его MacBook Air документ назывался «Схема плана». Зыркнув на его содержание, я увидел схему синергии при вбирании идей в один план.

Выходит, он и правда хочет воплотить идеи всех из нас в реальность.

Вид разрабатываемого плана малость лишил меня решимости, но, всё же, духа сунуть ему документы хватило.

– Я тут просмотрел наши ideas. Проверил, что можно сделать и что нельзя. Ну, большинство, конечно, нельзя, но…

– О-о-о! Благодарю!

Таманава пролистал бумаги.

– Теперь у нас есть чёткая картина дел, да?

– Ага.

Даже говорить не надо, что время и деньги тянут нас вниз.

– Ну что, подумаем, как с этим разобраться.

– Нет, стой. Мы этого точно не успеем. Неделя осталась.

– Угу, и поэтому мне кажется, что band, например, можно заказать. Понимаешь, я провёл изыскания, и существует много services по установлению private live. Если воспользоваться услугами нескольких таких служб сразу, может выйти подходящее нам event.

Где мы на это бюджет возьмём?.. Я было хотел это выпалить, но до человека со сверхсвёртываемостью мыслей это явно не дойдёт.

Не то чтобы Таманава не слушал людей; он слушал. Просто всех.

Поэтому и пытался найти такое решение, которое удовлетворило бы всех и сразу.

– Во-первых, мы все вместе обговорим эти вопросы и выберем способ борьбы с ними на следующем совещании.

Кажется, он настроился серьёзно. Уже начало проглядывать упрямство. За все наши разговоры он ни разу мне не поддался. Да это уже не упрямство, а, скорее, упорство или самоубеждение. Почему он вообще хочет претворить все предложения в жизнь? Зачем так упорствует? Загадка.

И тогда я понял.

Таманава стал президентом учсовета совсем недавно. Он умел напустить на себя важный вид (даже на мне сработало), но в сроке пребывания на посту он был той же Ишшики.

Именно поэтому он жаждал и слушал мнения. Лишь согласившись с ними, он сделает шаг. Чтобы не возникало новых проблем, он просто втихаря подстраивает их в общий план.

Пожалуй, так же поступает и ждущая от меня команд Ишшики. Я и ей помочь не знал, как, ведь знал всего несколько недель; что уж говорить о Таманаве, которого я вижу в третий-четвёртый раз, а уж повлиять на его менталитет для меня задача и вовсе невыполнимая.

Надежды больше нет. Реши всё в следующий раз – такой ключевой пункт я выделил.

– Если мы не решим всё наверняка на следующем совещании, то вовремя не успеем. Рассчитываю на твоё понимание.

– Конечно, – ответил Таманава со всё той же предсказуемой беззаботной миной. Но сейчас она была какой-то натянутой.

Я забил на него болт и вернулся на своё место.

Зараза… Делать-то больше нечего.

В конце концов, то, что мы устроим из праздника, будет решено на следующем совещании… хотелось бы на это надеяться. Памятуя о том, как они проходили раньше, я не был бы так в этом уверен.

Короче говоря, прямо сейчас заняться мне нечем. Можно было только сидеть и смотреть, как мероприятие стыдливо распадается на части.

Гоняя эту мысль по голове, на полпути к своему стулу я заметил одиноко работающую Руми.

Других детей по соседству с ней я не обнаружил. Наверно, ёлочные украшения делают. Заинтересовавшись тем, чем же тогда занята она, я подошёл к ней и спросил:

– Украшения делаешь?

Руми оставила согнутый лист бумаги между лезвиями ножниц и разрезала по линии сгиба. Что-то вроде снежинок, что ли, делает.

Судя по всему, Руми доделывала остатки украшений зала. Ну да, дети скорее увлекутся чем-то новым типа ёлки, чем согласятся ещё какое-то время нудно создавать одно и то же.

Но всё же, странно это, когда дети пользуются острыми предметами без присмотра. Уточню лучше. Тем более что никто не видит, и однокашники не станут шептаться у неё за спиной.

– Ты одна тут сидишь? – нагнувшись к ней, спросил я, всем видом показывая, что завязываю разговор, но Руми не ответила. Она приготовила уже следующий лист.

Ну, раз игнорит, чё я сделаю?

Едва я собрался выпрямиться, Руми перевела на меня взгляд. Затем она взяла ещё один лист и отвернулась.

– Как будто сам не видишь, – нагло, издевательски ответила она. Что за лаги? У нас спутниковое вещание быстрее идёт.

Ещё одна некавайная няка нарисовалась, думал я, но всё же, работая в одиночку, она оставляла хорошее впечатление. И тут я вспомнил причину этому.

Ещё один побочный продукт моих поступков. А раз так, я обязан подставить своё плечо и ей.

Я плюхнулся на пол рядом с Руми и схватил лежащий в стопке лист бумаги, попутно оприходовав пару ножниц.

Та-а-ак… Ха-а, раз это у нас очерчен кристалл, надо резать по линиям… Хотя нет. Бумага скорее сложена по очертаниям… Система оказалась настолько запутанной, что я решил сначала сделать один такой лист сам.

Шорох бумаги сбоку от меня прекратился. Повернув голову, я увидел смотрящую на меня удивлёнными глазами Руми.

– Что ты делаешь?

– Будто сама не видишь, – ответил я на её манер. Заметив это, Руми нахмурилась.

– Тебе заняться больше нечем?

– Вот именно, что нечем.

Нам, конечно, многим стоило бы заняться, но, к моему сожалению, я остался без вариантов действий. Всё решит следующее совещание.

Руми безучастно на меня покосилась.

– Халявщик.

– Отвяжись.

Дальше мы резали украшения в тишине.

Не знаю, кто их придумал, но делать эти оригами оказалось сложнее, чем я думал, и одно неверное движение ножниц могло испортить всю картину.

Я настолько увлёкся этим занятием, что перестал слышать шум вокруг.

Но нарастающее топанье мимо ушей пропустить не получилось.

Ко мне рысила Ишшики.

– А, я ножики возьму, хорошо?

Извинившись, она подняла со стола нож для бумаги. Похоже, он был нужен для украшений на ёлку.

И тут Ишшики заметила Руми. Та же была поглощена работой и не обращала на неё никакого внимания. Но Ишшики почему-то ей заинтересовалась.

Она поманила меня к себе рукой. Что ещё?.. Я наклонился к ней, и она прошептала мне на ухо:

– Семпай, ты что, любишь девочек помладше?

– Ну, не то чтобы нет.

Девочки такого возраста меня как-то не напрягали. Спасибо, видимо, сестре. А вот чем ближе к моему возрасту, тем больше я нервничал. Нет, с детсадовцами типа сестры Кавасаки я обращаться не умел, но вот разве что с ними. А, вот с маленькими мальчиками у меня полный завал. Эти мелкие слишком похожи на животных, чтобы понимать человеческую речь…

Моим словам Ишшики не отвечала. Что, это просто труп?.. Я сфокусировал на ней взгляд, и лицо у неё было непередаваемое.

– Ты что, подкатываешь, прости, мне нравятся постарше, но на мне это не сработает.

– Эй, я же ничего такого не говорил.

Господи, каким же идиотом я себя чувствую. Надо же было ответить серьёзно.

Я отмахнулся от неё, чтобы не мешала, и, спросив для острастки: «Что это за отношение такое?», Ишшики удалилась за дверь.

После её ухода вновь наступила тишина.

Шорох бумаги, скрип ножниц. Не говоря ни слова, мы добавляли к стопке всё новые и новые объёмные снежинки.

Вскоре мы расправились с последней и посмотрели друг на друга.

– Всё?..

– Угу.

Ответив, она довольно вздохнула и улыбнулась. Но (от смущения, что ли), когда её взгляд встретился с моим, она резко отвернулась.

Я вздохнул и встал.

– Ну что, пора назад?

– С-слушай…

Всё ещё сидя, Руми раскрыла рот. Однако я не дал ей договорить.

– Там ещё наверняка ёлку украшают, может, туда пойдёшь?

– А, угу.

Ответив, Руми встала и вышла из спортзала. Я же вернулся на свой стул.

Я не слышал того, что хотела сказать Руми. Потому что её улыбка пронзала мою грудь.

Увидев её, я понял, что такими вот мелочами пытаюсь облегчить свою душу. Но улыбка Цуруми Руми вовсе не ободряла мои поступки.

Я мог что-то сохранить даже прежними своими методами.

Но этого чего-то недостаточно.

Каков мой долг? Я всё ещё не знал ответа на этот вопрос.

× × ×

Младшеклассников отправили по домам. Доделав мелочи и собрав документацию, мы оставили себя без дел.

Члены учсовета школы Собу лениво убивали время, пересматривая сделанное или пересчитывая бюджет. Сторона Кайхин Сого же была полностью поглощена беседой.

Похоже, мне здесь сегодня делать больше нечего.

– Ишшики, дел вроде не осталось, можно я пойду? – спросил я роющуюся в кипе бумаг девушку, и она, бросив взгляд на часы, немного подумала и ответила:

– Ну…Тогда закруглимся на сегодня?

– Ага. Ладно, пока.

На выходе из спортзала моя спина услышала сказанное голосом Ишшики «спасибо за рабо-о-оту».

Дождь к тому времени немного утих. В лужах отражалось городское освещение, и капающие с карнизов капли дождя поглощали свет. Однако, как бы красиво это не выглядело, пейзаж всё равно казался унылым.

Я поднял воротник пальто и пошёл дальше. Осознал, что добрался сюда не на велосипеде, я уже на стоянке. Из-за дождя я ехал на автобусе и поезде.

Ворча на самого себя, я повернул к станции. По дороге на глаза попался Марипин. Над излучающими тепло бизнес-центра автоматическими дверями ярко горела вывеска.

Ах да, в Марипине ведь тоже KFC есть, да?.. Заказ же, забыл совсем.

Возвращался домой я куда раньше обычного, поэтому решил заказать наконец этот праздничный бочонок. До дома далековато, конечно, но его можно будет и в микроволновке разогреть, да и забирать всё равно я буду, так что не всё ли равно? Но всё же, забирать курицу – для цыплёнка-меня в самый раз!

В Малимпии мне на глаза сразу же попались люди с большими сумками, явно закупающиеся к Рождеству. Изрезав косыми взглядами холл, я заметил KFC и пошёл прямо к нему.

Дела тут за неделю до Рождества шли хорошо – в очереди за (скорее всего) праздничным бочонком стояло несколько человек. Нуачо, по дороге домой из компании удобно. Станция ж рядом. Я встал в конец очереди и без эксцессов сделал заказ.

Список дел на сегодня закончен. Осталось вернуться домой.

Я направился к ближайшей к KFC двери. Поток входящих и выходящих людей не прекращался, и автоматические двери не закрывались вообще. Кроме людей, обходящих первый этаж, были толпы и на пути к эскалатору, что создавало настоящий хаос людей.

Рождество, всё-таки, конец года. Атмосфера постоянной спешки, ага… И тут я перевёл взгляд на эскалатор.

Среди спускающихся по нему людей я заметил Юкиношьту Юкино. Мне стоило бы сразу же ливнуть, но от удивления мои ноги приросли к полу.

Юкиношьта и правда выделяется даже в таком хаосе. Я вовсе её не искал – и вот она, видна сразу.

Судя по всему, заходила она в книжник. Всем служила сумка с логотипом книжника в её руках.

Я стоял на её пути. Вскоре она заметила меня и удивлённо подняла брови. Наши глаза встретились, и мы признали присутствие друг друга. Теперь притвориться, что мы друг друга не заметили, будет трудновато.

Я легонько кивнул ей в знак приветствия, и Юкиношьта, сойдя с эскалатора и пойдя к дверям, кивнула мне в ответ.

– Йо.

– Добрый вечер.

Когда я наконец сдвинулся с места, звук моих шагов наложился на звук шагов Юкиношьты, быстрым шагом идущей от эскалатора; наружу мы вышли практически одновременно.

Улица полнилась людьми, идущими домой или в магазин.

При выходе через ближайшую к KFC дверь в глаза сразу бросалась маленькая площадь. Не знаю, что здесь происходит во второй половине дня на выходных или в тёплое время года вообще, но холодным моросящим вечером здесь никто не останавливался.

Но по той или иной причине остановились мы.

Юкиношьта пригладила руками пальто и затянула кашне. Я, словно по команде, и сам дотронулся до шарфа.

Это у меня из-за клуба в привычку вошло? Можно было бы и промолчать, но слова сами сорвались с языка, хотя я искал совсем другие.

– А-а-а, это ты из магазина? – спросил я.

– Да… У меня к тебе тот же вопрос: что ты здесь делаешь в такое время? – произнесла она холодным тоном, так и не меняя привычного выражения лица.

Сегодня я тоже ушёл из клуба рано. А значит, давно уже должен был покончить со всеми делами. Вопрос очевидный. Я так не хотел ни с кем случайно встречаться. Но раз такая встреча произошла, на вопрос придётся отвечать.

Потерев скулы, я отвернулся от Юкиношьты.

– У меня тоже были, ну, дела…

Я не мог сказать, какие. Потому ответил невразумительными, бессмысленными, общими словами. Но в них не было лжи.

Юкиношьта опустила голову и тихо заключила:

– Ясно…

Она подняла голову. В волнении о том, стоит ли ей говорить или нет, её закушенные губы и наставленные на меня глаза подрагивали.

– Ты ведь выполняешь просьбу Ишшики-сан.

В её тихом голосе не было воли. Её слова, казалось, рассыплются от одного прикосновения, как утренний иней. Поэтому от них исходил ужасный холод.

Думаю, Юигахама ничего ей не сказала. Юкиношьта, скорее всего, догадалась обо всём сама. Возможно, она терпела несколько дней, но, запалив меня, уже никак не могла удержаться от вопроса.

– А-а-а, ну, там сложно было отказать…

Сколько бы я не прибегал к двусмысленности, правда не изменится, но прибегать к чему-то другому я просто не мог. Отрицать что-либо сейчас уже бессмысленно.

– Мог бы не выдумывать такую ложь.

Взгляд Юкиношьты был направлен на землю, касался которой лишь холодный ветер. Думаю, она имеет в виду, что я солгал насчёт Комачи.

– Не ложь это. Была и другая причина, – заоправдывался я, и Юкиношьта подставила ветру, готовому сдуть волосы ей на лицо, руку.

– Пожалуй. Да, ты не солгал.

Этот жест напомнил мне об одном разговоре.

Юкиношьта Юкино никогда не лжёт. Я упрямо верил в это, и, когда выяснилось, что она умолчала правду, разочаровался в ней.

Нет, не в ней. Я разочаровался в прошлом себе, возведшем её в идеал.

Но каков я сейчас? Я хуже, чем был тогда. Умолчать правду не значит солгать; я смирился с этим обманом и даже стал прибегать к нему сам.

Я прибег к обману, который должно было отторгать всё моё естество. До чего же я омерзителен. Поэтому мои слова сочились сожалением.

– Прости, что сделал это сам.

Юкиношьта закрыла глаза и покачала головой.

– Мне всё равно. Это твои дела, и я не могу и не имею права в них вторгаться. Или…

Она запнулась. Её рука сдавила висящую на плече сумку ещё сильнее.

– Тебе нужно моё разрешение?

Юкиношьта немного наклонила голову набок. Её ясные глаза задавали мне вопрос. Её нежный голос не порицал меня. Поэтому я почувствовал излишнюю боль. Мою грудь снова потянуло вниз.

– Нет, только одобрение, – выплюнул я. Я не знал, какой ответ будет правильным. Его вообще могло не существовать.

Одними глазами я перевёл взгляд на Юкиношьту. На её губах была та же самая улыбка тоски по былым дням, что и в клубе.

– Ясно. Тогда тебе не за что извиняться. Кроме того, если с Ишшики-сан будешь работать только ты, ей будет намного проще, – без запинки, но медленно произнесла она. Я стоял молча и лишь слушал. Что мне ещё сказать, если нельзя извиниться?

А Юкиношьта всё говорила. Говорила, не глядя на меня. Говорила, глядя на подсвеченные оранжевыми огнями прибрежной индустриальной зоны похожие на туман облака, плывущие по затянутому небу, на котором нельзя было увидеть ни единой звезды.

– На мой взгляд, ты сможешь разрешить проблему и сам. Ведь так было до сих пор.

На мой взгляд, она не права. Я не разрешил ни одной проблемы. Ни Ишшики, ни Руми – я лишь покрывал вещи налётом неопределённости, в конечном итоге скатывающимся в пропасть. И я уж точно не спас их.

– Да ничего я не разрешил… К тому же, я делаю это один, потому что я один, вот и всё.

Своё делаешь сам. Это естественно. Коль меня столкнули с заботой или она упала мне в руки, она становится моей. Вот причина, по которой я делал всё сам.

Таково было моё естество, и обращаться за помощью к кому-то другому, не зная другого способа решить проблему, – презренно. К тому же, даже если неправый человек примется за правое дело, ничего хорошего из этого не выйдет.

Поэтому я буду делать всё один. Других причин нет.

То же самое должно быть и для Юкиношьты, вместе с которой я работал в клубной комнате не менее полугода.

– У тебя ведь то же самое, – с уверенностью… нет, с надеждой в голосе сказал я. Но голос Юкиношьты окреп.

– Вовсе… нет.

Она опустила голову, плотно сжала губы и вцепилась в рукава пальто. Из-за развязывающегося кашне проскочило движение её белого горла. Она будто стояла против ветра. Возможно, я впервые вижу Юкиношьту такой.

Не поднимая головы, она выдавливала из себя слова.

– Надеть маску, что всё сможешь… всё понимаешь… Так всегда было.

Это она о ком? О себе или обо мне? Впрочем, разницы всё равно нет. Кто он вообще такой, чтобы решить, что он всё понимает?

Поэтому я должен был ей ответить, хоть чем-то, хоть мысли никак не могли улечься в моей голове.

– Послушай, Юкиношьта… – попытался я что-то сказать, но на большее головы не хватило. Юкиношьта быстро подняла голову и помешала мне своим обычным спокойным голосом.

– Может, не будешь пока приходить в клуб? Если за нас беспокоишься, то не стоит.

На её лице, говорившем и без слов, вновь появилась ясная улыбка. Спокойная, как у фарфоровой куклы под стеклянным колпаком.

– Да нифига я не беспокоюсь.

Я знал, что должен был сказать что-нибудь другое. Но если бы я промолчал, мы лишились бы и той пустой комнаты.

Однако ошибка остаётся ошибкой, и её не исправить, как бы сильно ты не пытался загладить свою вину.

Юкиношьта молча покачала головой. Она медленно опускала сумку со своего плеча.

– Ты всегда беспокоился… С того самого времени и всегда… Поэтому…

Внимательно слушая её исчезающий голос, я ждал завершающих слов. Но Юкиношьта вдруг сменила пластинку.

– Но ты можешь больше не заставлять себя это делать. Если что-то разрушается от такой мелочи, значит, к этому всё и стремилось… разве нет?

Когда она задала мне этот вопрос, я погрузился в молчание.

Я верил в это раньше, но больше не сейчас.

Однако Юкиношьта верила до сих пор. Верила в то, во что я после экскурсии перестал.

Тогда я сказал одну ложь. Извратившую их желание ничего не менять и не меняться самим.

Эбины-сан, Миуры и Хаямы.

Они жаждали неизменной, блаженной жизни. Поэтому они и лгали то тут, то там, обманывали друг друга, и наконец захотели защитить такие отношения. Осознав это, я больше не мог с такой лёгкостью это отрицать.

Я не мог назвать неправильным их решение – их выбор попытаться защитить то, что они имели.

Я вобрал их в себя, даже смирился с этим. Я по-своему радовался тем дням и даже начал расстраиваться из-за того, что потерял их.

Даже зная, что однажды они всё равно исчезнут.

Поэтому мои убеждения исказились, поэтому я стал лгать самому себе. Заменить дорогие тебе вещи нечем. Лишившись их, больше ты их не получишь. Поэтому ты должен их защищать – и поэтому я лгал.

Вряд ли я что-то защищал. Я просто цеплялся за мысль, что что-то защищаю.

Вопрос Юкиношьты был ультиматумом.

В масках нет смысла. Таково было единственное наше общее убеждение.

…Верю ли я в это сейчас?

Я не мог ответить. Ведь я уже понимал, что грамотно подобранные маски лишними не будут. Я признавал такой метод. Поэтому не мог сказать, что его не существует.

Юкиношьта смотрела на не находившего слов меня тоскливыми глазами. Она молчала и, казалось, ждала моего ответа. Но, осознав, что ответ этот сказан не вслух, вздохнула и мимолётно улыбнулась.

– Можешь больше не заставлять себя приходить…

Её голос был ужасно добрым.

Стук кожаных туфель эхом отдавался по кирпичной лестнице. Мне казалось, я способен различить, как он отдаляется всё дальше и дальше в бесконечность, даже в таком хаосе.

Юкиношьта растворилась в толпе людей. Она была совсем рядом – и в то же время ужасно далеко.

Молча провожая её глазами, я сел на ступеньки.

Привела в себя меня заигравшая в соседнем магазине рождественская песня. На площади стояла ёлка, горящая сотнями огней и украшенная подарками с завязками-оборочками.

В коробках, скорее всего, ничего нет.

Практически как в клубной комнате. Но я всё равно тянулся к этой пустой коробке.

Даже зная, что мне не позволено её желать.

× × ×

Голова была как в тумане. Мысли в ней не появлялись.

Я сидел на ступенях, уставившись на ёлочную гирлянду, который раз повторяющую программу.

Лишь когда меня пробрал холод, я обрёл некую решимость, и, выдохнув белый воздух, поднялся на ноги.

Часы показывали, что Юкиношьта ушла не так уж и давно.

Площадка у выхода из станции кишела взрослыми, возвращающимися домой или делающими покупки, и школьниками, возвращающимися с дополнительных занятий.

Но мне она казалась на удивление тихой.

Даже увязнув в человеческом хаосе, я не слышал ни гвалта, ни Рождественских песен. Только собственное дыхание.

Я медленно шёл по тротуару. Ноги двигались не так быстро, как хотелось бы – слишком много людей со станции выходило, и я постоянно на них натыкался.

Рядом были не только люди – на соседней дороге стояли автомобили. Либо поджидали кого-нибудь из станции, либо заезжали на парковку или назад.

Один из них просигналил. «Какого хрена в центре города?» – стрельнул я в него глазами. И, судя по всему, не я один.

Потому что автомобиль оказался чёрным спорткаром с вытянутым передом; такие у нас редко появляются. Он подъехал ко мне, и водитель опустил левое окно.

– Хикигая, что ты здесь делаешь?

За рулём сидела Хирацука-сенсей.

– Ха-а, да ничего, как раз домой собирался… А вы что здесь делаете?

Неожиданная встреча в непривычном месте. На мой вопрос она вдруг улыбнулась.

– Как что, до праздника же всего неделя осталась. Решила проверить прогресс, а там уже никого не было. Сама домой собралась, а тут ты на глаза попался.

– Хорошие у вас глаза.

– Когда работаешь школьным психологом, узнаёшь «свою» школьную форму с первого взгляда.

Хирацука-сенсей чуть самоуничижительно улыбнулась и похлопала по пассажирскому сиденью.

– Ты вовремя, как раз подброшу.

– Да не нужно.

– Так. Залезай. Сзади уже подъезжают, – надавила она. Я поднял голову и увидел, что так оно и есть. Ну, раз она это сказала, теперь точно не отвертеться.

Я неохотно попытался забраться внутрь, но в левом боку машины была только одна дверь. Она что, двухместная? Пришлось обходить её с правой стороны. Стоп, здесь руль слева, что ли?..

Я залез в машину и сел на пассажирское сидение. Пристегнув ремень и оглядевшись, я заметил, что сидения и приборная доска обтянуты высококачественной кожей, а указатели и отделка блестят алюминиевым сиянием. Блин, крутяк.

– Сенсей, а давно у вас эта машина? На каникулах вроде другая была…

Когда она отвозила нас в деревню Тиба, мы ехали на типичном таком минивэне…

– А-а-а, ту я в прокате брала. Мой любимчик – вот этот парень, – ответила Хирацука-сенсей, довольно стукнув кулаком по рулю. С таким триумфальным видом она слишком похожа на типичного красавчика. Но всё же, чтобы у одинокой женщины был свой дорогой двухместный спорткар… Как бы это объяснить, тут, блин, вот из-за таких увлечений она и не может до сих пор замуж выйти…

Любимчик Хирацуки-сенсей глухо взревел и тронулся с места.

Я сказал учительнице, в каком районе живу, и, кивнув, она повернула руль. Отсюда быстрее всего добираться будет по национальной автостраде.

Но судя по огням, едем мы вовсе не на автостраду.

С мыслью о том, что это странно, я оглянулся на водительское сидение, и Хирацука-сенсей, не отводя взгляда от дороги, засунула в рот сигарету.

– Ничего, если мы кое-куда заскочим? – спросила она.

– Ха-а.

Когда тебя подвозят, жаловаться как-то и совестно. Не знаю, куда именно мы поедем, но главное, чтобы в итоге я оказался дома.

Я откинулся на спинку сидения и примостил локоть на окне, опускаясь на него подбородком. Видимые из машины огни казались оранжевыми пятнами. Видимо, из-за подкрадывающегося тумана.

Часть горячего воздуха из-под капота обдувала мои ноги. Моему продрогшему телу стало так уютно, что я несколько раз зевнул.

Хирацука-сенсей, сжимающая руль всего в паре десятков сантиметров от меня, молчала, лишь тихо мурлыкая себе под нос. Её слабое дыхание и неспешный такт мелодии действовали убаюкивающе, и я закрыл глаза. Учительница вела машину так гладко, что её тряска казалась мне покачиванием колыбели.

Мы ехали ночью незнамо куда.

Машина медленно остановилась раньше, чем я успел уснуть.

Оглянувшись, помимо расставленных на одинаковом расстоянии друг от друга фонарных столбов, я заприметил ещё и огни фар машин, едущих по встречной полосе.

– Приехали, – произнесла Хирацука-сенсей и вышла из машины. «И куда это приехали?..» – подумал я, тоже выбираясь из неё.

В мой нос резко ударил запах океана. А затем, разглядев огни метрополиса, я понял, где мы находимся. Под нами был Токийский залив, а мы стояли на мосту, пересекающем его малое устье. Ученики школы Собу в начале февраля бегут марафон, и тут у нас обычно разворот. На перилах были нацарапаны сердечки с именами парочек, и я помню, как в своё время над ними смеялся.

Когда мы отошли к краю дороги, Хирацука-сенсей сунула мне банку кофе. В темноте я чуть не уронил её, но умудрился удержать. Она была ещё тёплой.

Учительница прислонилась спиной к машине и выдохнула дым, одновременно второй рукой открывая свою банку. Как ни странно, это ей шло.

– Какая-то вы крутая.

– Стараюсь.

Я собирался её подколоть, а она нигилистски улыбнулась. Ну не на-адо, если вы будете делать такое лицо, я и правда решу, что вы крутая.

Смотреть на неё дольше было уже стыдновато, и я отвернулся к морю.

Ночью оно было совершенно чёрным. Лишь благодаря подсветке мне удавалось разглядеть волны. Они колыхались так медленно, что мне подумалось: стоит им однажды улечься, как они исчезнут навсегда.

Пока я безмолвно смотрел на воду, Хирацука-сенсей решила меня окликнуть.

– Как у вас там дела?

Это она про что? Никакого контекста мы сегодня не оговаривали, но, судя по времени года, учительница спрашивает о подготовке праздника.

– Довольно-таки плохо.

– Угу…

Хирацука-сенсей отвернулась и выдохнула дым. Затем она снова повернулась ко мне.

– Что именно?

– Даже не знаю, что именно сказать…

– Попробуй хоть что-нибудь.

– Ха-а, тогда…

Раздумывая над тем, с чего начать, я раскрыл рот.

Первой и главной проблемой, которую я непременно должен был упомянуть, было время. У нас осталась всего неделя, и за этот период повлиять на ситуацию уже никак нельзя.

Вторая причина прямо втекала в первую. Заключалась она в нашей методике. С одной стороны у нас Таманава, безоговорочно слушающий других. С другой – Ишшики, только на них и полагающаяся. Из-за того, что центровыми служат эти двое, мы бездарно потратили уйму времени.

Чтобы исправить ситуацию, нам нужно или найти другого лидера, или вправить мозги этим, но оба варианта довольно сюрреалистичны.

Первый не подходил, потому что у нас не было того, кто бы на роль лидера подходил. Созванные помощники тихарились, считая, что не должны принижать достоинство президента. Да и сами члены учсовета явно не собирались лезть поперёк него в пекло.

Наставить Ишшики и Таманаву на путь истинный тоже вряд ли удастся.

Оба были президентами всего-ничего. В недостатке опыта нет ничего удивительного. Проблема в том, что у них нет лидерской хватки. Они не знают, как добиться успеха. Но в чём ошибаются, видят чётко. Они стали президентами, и стоит им завалить серьёзное задание для региона, да ещё и совместное с другой школой, для них всё кончится. Этого они, возможно, боялись.

Люди часто лажают в крупных делах. Кто-то говорит, что то, что не убивает, делает нас сильнее, – но они аутсайдеры, а участникам становится лишь обидно.

Левые люди вечно говорят «в следующий раз получится лучше», «с кем не бывает». Такие вещи. Но иногда следующего раза не бывает, потому что первая ошибка отражается на человеке, и он ошибается снова. Слова «в ошибке нет ничего страшного» просто безответственны. Каждая ошибка отталкивает человека, её совершившего, назад.

Для людей с хорошим воображением нет никакой сложности в том, чтобы понять, в чём ошибаться нельзя ни за что. Думаю, и Таманава, и Ишшики на это способны.

Поэтому они и просили чужих мнений, поэтому и совмещали их вместе – чтобы ответственность за провал легла не только на их плечи.

Вряд ли слова «это ты всё неправильно сделал» скажут кому-то в лицо. Скорее, человек скажет это про себя, чтобы самого себя утешить.

Люди, которым отчитывались, звонили, с которыми советовались, ради которых шли на компромисс, у которых уточняли, – все они служили лишь для того, чтобы разгрузить ответственность. Если лидерам удастся списывать свою ошибку на всех, они постепенно уменьшат вес камня вины на своей душе.

Они не способны взять всю ответственность на себя, и потому пытаются воспользоваться советами других.

И потому мы сейчас в таком ступоре. Не выбрав лидера или козла отпущения, на которого можно было бы навесить всех собак, мы и допустили первую и самую страшную ошибку.

– В общем, как-то так…

Я не был уверен, что смог изложить всё грамотно. Просто изливал свои мысли.

Хирацука-сенсей слушала меня, не перебивая, пока я не закончил, но сразу после этого нахмурилась и кивнула.

– Хороший взгляд на вещи. Да, твоё умение читать чужие мысли просто поражает.

Дело не в этом. Просто на их месте я думал бы так же. Это лишь моё эгоистичное предположение. Едва я раскрыл рот, чтобы это сказать, Хирацука-сенсей вскинула в воздух указательный палец и перехватила инициативу. Затем она посмотрела мне прямо в глаза и медленно произнесла:

– Однако ты не понимаешь чувств.

Моё дыхание остановилось. Ни голоса, ни слов, ни вздоха – ничего у меня сейчас не осталось. Учительница словно ударила в самое сердце проблемы. И тогда я, Хикигая Хачиман, осознал, чего всё это время не понимал.

Такое уже должны были говорить мне раньше. «Больше думай о чувствах других. Почему ты понимаешь всё, кроме них?»

Пока я молчал, не в силах ответить, Хирацука-сенсей затушила сигарету о пепельницу и сказала:

– Мысли и чувства людей не всегда совпадают. Из-за этого порой такое отмачивают… Потому и Юкиношьта, и Юигахама, и ты ошибаетесь.

– А они тут при чём вообще?

Их имена меня ошеломили. Сейчас я не хотел ни говорить о них, ни вспоминать.

– Я с самого начала о них и спрашивала, – смерила меня взглядом Хирацука-сенсей.

Недовольно сказав это, она зажгла новую сигарету. И правда, она не выделила тему. Это я начал трындеть про праздник.

– Хотя, впрочем, источник обеих проблем один. Что там, что там, главную роль играет одна вещь… сердце.

Хирацука-сенсей выдохнула дым. Его очертания быстро смазались, и он растаял в морозном воздухе.

Сердце. Чувства. Мысли.

Мои глаза продолжали смотреть в то место, где растаял сигаретный дым. Мне казалось, так я смогу что-нибудь разглядеть.

Однако это лишь самомнение. Я так ничего и не увидел. Считая, что думаю о чувствах других, я смотрел лишь на поверхность. Я считал истиной то, что взбредало мне в голову. Чем это тогда отличается от самодовольства?

Тогда мне, пожалуй, никогда не понять.

– Вот только… можно ли осознать его головой?

Плюсы, минусы, риски, отдача – это понять я могу. Такое мне доступно.

Желания, самозащита, чёрная зависть. Если действия людей были основаны на таких сильных, отталкивающих эмоциях, то я мог их понять. Потому что мой разум тоже ими полнится. В таких случаях представлять было просто. Столь простые вещи я понимал легко. Мне помогала обычная логика.

Но если не на них – я терялся.

Если чувства людей не были основаны на желании получить или нежелании потерять, не подчинялись законам логики, то мне было сложно их постичь. Я совершил слишком много ошибок, чтобы ухватиться за суть.

Доброжелательность, дружба и даже любовь – во всём этом я ошибался и был уверен, что ошибаюсь и сейчас, когда думаю о них.

Мне придёт сообщение; мы случайно коснёмся друг друга; улыбнёмся, встретившись взглядами на уроке; кто-то пустит слух, что мне нравится одна девушка; мы будем часто разговаривать друг с другом, хотя вытянули соседние места просто случайно; будем уходить из школы одновременно – те времена тоже были полны ошибок.

Даже… даже если представить, что я прав.

Я не был уверен, что буду долго в это верить. Я могу отринуть объективные суждения, могу создать препятствия, но всё равно не могу назвать такие мысли искренними.

Если это нечто постоянно меняется, то правильного ответа не существует. Я думаю, что найти его невозможно.

Выслушав мои слова, Хирацука-сенсей улыбнулась, но после строго на меня уставилась.

– Не понимаешь? Тогда думай ещё. Если не можешь без просчётов, просчитывай до самого конца. Выведи все возможные ответы и пройдись по ним методом исключения. То, что останется, и есть твой ответ, – горячо говорила она. Но говорила вещи совершенно абсурдные. Полностью нелогичные.

Если человек строит догадки лишь на просчётах и логике, то он должен так и продолжать? Избавляться от неправильных ответов методом исключения?

Это же медленно и бессмысленно. К тому же, ничто не указывает, что ответ вообще найдётся. Я был настолько потрясён и удивлён, что не мог найти подходящих слов.

– Но вам не кажется, что непонятные вещи никуда не денутся?

– Значит, ты перепросчитал или просмотрел, – улыбнулась учительница. – Просчитай как-нибудь иначе, – невозмутимо добавила она. На такую банальщину я ответил сухим смехом.

– Что за бред?..

– Дурачина. Если бы чувства можно было просчитать, их бы давно оцифровали… Тот ответ, который ускользнёт от твоих просчётов, и называют чувствами людей, – жёстко, но тепло сказала она.

Я и сам считал, что всё просчитать невозможно. Есть такие вещи, как число π и периодическая десятичная дробь.

Но прикрываться таким, чтобы отказаться от размышлений, никто и не собирался. Именно из-за того, что человек не находит решения, он и продолжает думать. Отдыхом такое не назовёшь, это, скорее, пытка.

От одной лишь мысли о такой участи по моей спине пробежали мурашки. В беспамятстве я поднял воротник пальто. Хирацука-сенсей фыркнула.

– Знаешь, я в своё время тоже часто ошибалась в расчётах, так, может, поэтому до сих пор и не замужем?.. Тут на днях у подруги свадьба была…

В улыбке Хирацуки-сенсей появилось самоуничижение. В обычное время я бы её как-нибудь подколол.

Но сегодня не был на это настроен.

– Нет, просто ваши парни слепы.

– Хэ? Че-чего это ты вдруг? – отворачиваясь, смущённо пробормотала ошарашенная учительница.

Но я вовсе не льстил ей. Будь я на десять лет старше и встреть её десятью годами ранее, то влюбился бы до беспамятства с первого взгляда. Хотя зачем вообще о таком предполагать?

Я даже улыбнулся от спутанности собственных мыслей. Хирацука-сенсей весело рассмеялась. Отсмеявшись, она прокашлялась.

– Н-ну, ладно. Хочешь – считай это знаком благодарности… но я дам тебе особую подсказку.

Она повернулась ко мне, и на лице её была уже не весёлая улыбка, но серьёзная. Услышав в её голосе решимость, я выпрямился и поднял голову. Когда я встал на изготовку, Хирацука-сенсей медленно произнесла:

– Когда думаешь, думай о правильном.

– Ха-а…

А как это сейчас относится?.. Подсказка такая абстрактная, словно её и вовсе нет. Судя по задумчивому взгляду Хирацуки-сенсей, недоумение отразилось у меня на лице.

– Так… Возьмём, к примеру, твою причину помочь Ишшики лично, а не в составе клуба. Ты делаешь это ради клуба обслуживания, вернее, Юкиношьты.

Имя, неожиданно прозвучавшее в её внезапном примере, удивило меня. Я рефлекторно поднял на учительницу глаза, и на её лице блуждала горькая улыбка.

– Тут всё и по виду ясно. Когда вы закончили дело Ишшики, Юкиношьта пришла ко мне отчитаться. О себе она тогда не сказала ни слова, но, увидев, в каком она состоянии, я подумала: а вдруг? Ты тоже?

– А-а-а, ну, думаю, как бы… – ляпнул я первое, что пришло в голову, чтобы оттянуть время на нормальный ответ, но Хирацука-сенсей не стала меня ждать.

– Если да, – продолжила она, – то рано или поздно ты придёшь к ответу, что отдалился от них, чтобы не ранить… может быть. Но это лишь пример.

– Да, пожалуй, так. Это лишь пример.

В конце концов, это только пример; так мне сказали, и так я ответил. Учебный пример, отношения к которому нынешний я не имеет.

Хирацука-сенсей одобрительно кивнула.

– Но думать тебе надо не над этим. Тут бы тебе поразмыслить над тем, почему ты не хочешь никого ранить. И ответ найдёшь мигом, – тут она посмотрела мне в глаза, словно предупреждая: ни отвернуться, ни усомниться в её словах она мне не позволит. – Потому что эти люди тебе дороги.

Освещённое оранжевыми фонарями и проносящимися машинами лицо учительницы казалось одиноким. Затем она тепло, участливо прошептала:

– Но видишь ли, Хикигая. Никогда не ранить других невозможно. Люди вредят другим одним своим существованием, даже не подозревая об этом. Живя или умирая, ты всё равно будешь кому-то вредить. Человеку может стать больно как от того, что ты пошёл с ним на сближение, так и от того, что не пошёл…

Хирацука-сенсей достала из пачки ещё одну сигарету. Уставившись на неё, она продолжила:

– Но если на человека, которого ты ранишь, тебе наплевать, ты даже не поймёшь, что натворил. Осознание – вот ключевой пункт. Именно осознавая, что человек тебе дорог, ты и поймёшь, что сделал ему больно.

Договорив, она наконец засунула сигарету в рот. Защёлкали трущиеся друг о друга камешки, и зажигалка слабо осветила лицо Хирацуки-сенсей. Глаза на её добром лице были закрыты, словно она спала. Затем, глубоко вздохнув и вместе с воздухом выпуская дым, она добавила:

– Заботиться о ком-то значит быть готовым ранить его.

Она подняла глаза на небо.

Я посмотрел туда же, размышляя о том, что было у неё на уме. На небе сквозь просветы в облаках изредка появлялся смутный силуэт Луны.

– Это вся подсказка.

С этими словами Хирацука-сенсей оторвала спину от машины и широко улыбнулась мне. Она потянулась.

– Именно потому, что оба человека думают друг о друге, они и не могут обрести некоторых вещей. Однако печалиться тут не о чем. Этим стоит даже гордиться.

Как же это красиво. Но только красиво. Когда ты не можешь получить желаемого, когда оно прямо перед тобой, на расстоянии вытянутой руки, то начинаешь страдать. И можешь даже перестать желать.

Я просто не мог не спросить:

– А это разве не сложно?

– Угу. Сложно, – ответила Хирацука-сенсей и снова опёрлась спиной на машину. – Но возможно. Я же справилась, – твёрдо улыбнулась она. Судя по всему, в прошлом много чего случилось, только она вряд ли расскажет. Не знаю, можно ли её об этом спросить. Интересно, если я чуточку повзрослею, она мне расскажет? Заметив, как жажду этого, я рефлекторно отвернулся и саркастично заметил:

– Считать, что другие люди с чем-то справятся, только потому что справились вы, немного заносчиво, знаете ли.

– Вот умеешь ты настроение испортить, – проворчала Хирацука-сенсей, хватая мою голову в стиле железного когтя. Ощутив боль, я начал вырываться, но она вдруг прошла. Однако, рука по-прежнему лежала у меня на голове.

– Пожалуй, буду с тобой откровенна.

Её голос был глубже, чем раньше. Из-за того, что учительница держала меня за макушку, пришлось переводить на неё взгляд, не двигая головы. Она приподняла уголки рта.

– Может, тебе и не придётся ничего делать. Когда-нибудь может измениться Юкиношьта. Или появится человек, который сможет её понять. Который пробьёт её скорлупу. А может, так будет у Юигахамы.

– Когда-нибудь, говорите?

И когда же наступит это «когда-нибудь»? Как будто в таком далёком будущем, что и реальностью не назовёшь, и одновременно в таком недавнем прошлом, что не назовёшь и чушью.

– Для вас-то, я уверена, это время сейчас значит всё. Но это совсем не так. Однажды всё для вас уравняется. Так устроен наш мир.

Может быть, она и права. Когда-то где-то кто-то встанет между нами. Думая об этой шаткой истине, я вспомнил боль в своей груди и нагнулся, чтобы отогнать её.

Рука с головы успела переместиться на моё плечо. Голос Хирацуки-сенсей звучал с гораздо более близкого расстояния, чем раньше.

– Просто я считаю, что неплохо бы этим человеком оказаться тебе. Я хочу, чтобы вы с Юигахамой пробили её скорлупу.

– Знаете, то, что вы говорите, немного…

Когда я попытался ответить, Хирацука-сенсей нежно обняла меня за плечо. Слабое тепло её тела лишило меня слов. Я даже одеревенел. Учительница посмотрела мне в лицо и произнесла:

– Это время значит не всё. Но что-то нужно успеть сейчас, потому что потом оно исчезнет. Сейчас, Хикигая… Именно сейчас.

Я не мог отвернуться от её влажных глаз. Мне нечем было сейчас ответить её горячему взгляду, и поэтому я молчал.

Хирацука-сенсей ухватила мои плечи ещё сильнее.

– Думай, борись, оступайся и переживай – иначе искренности не быть.

Она быстро отпустила меня. Затем улыбнулась обычной холодной, но яркой улыбкой, показывающей, что урок окончен. Я наконец обрёл возможность двигаться снова.

Дождь из слов промочил меня до нитки и оставил в моей груди множество голосов. Но я не мог выпустить их наружу. Возможно, их следовало обдумать самостоятельно, найти нужные и потом проглотить.

И поэтому я скажу другие слова, не совсем благодарственные, но оскорбительные.

– Нельзя же что-то назвать искренним только из-за того, что тебе пришлось настрадаться?

– Ты и правда умеешь портить настроение, – рассмеялась Хирацука-сенсей и дала мне леща. – Ладно, пора домой. Запрыгивай.

С этими словами учительница села на место водителя. Буркнув «угу», я обошёл машину.

По пути бросив короткий взгляд на небо.

Луна, которая должна была выглядывать сквозь прорехи в облаках, уже спряталась. Ночной залив не освещал ни один фонарь, а ветер, обдувавший мои скулы, был очень холодным.

Но мне было на удивление не так холодно, как должно бы, потому что тело ещё помнило чужое тепло.

Глава 6: Тем не менее, Хикигая Хачиман...

Я осел на диван в гостиной и услышал встрявший между мерным тиканьем минутной стрелки щелчок.

На автомате повернувшись к часам, я увидел, что часовая стрелка показывает полночь.

Хирацука-сенсей высадила меня из машины довольно давно.

Мои домашние уже поужинали и разошлись по комнатам. Камакура наверняка пошёл спать к Комачи.

Котацу, наверно, потому, что было стареньким, изредка жужжало. Уходя, его не выключили. Я встал, щёлкнул выключателем и лёг обратно.

Как ни странно, холод был мне только на руку. И заснуть вряд ли даст, и голову очистит, как при морозной погоде.

Хирацука-сенсей явно оставила мне подсказку. И, думаю, не только сегодня, она вела меня вплоть до этого самого дня. Но я не замечал этого, принимал за нечто другое, возможно, даже отмахивался. Поэтому мне нужно было обдумать всё с самого начала.

Я должен установить и обдумать проблемы заново.

Ближайшей и крупнейшей помехой, разумеется, был совместный рождественский праздник. Хоть я и пришёл ему на помощь, он был на грани срыва.

К тому же, стала явной проблема Ишшики Ирохи. Я толкнул её на пост президента – а она с учсоветом не справлялась.

И ещё с этим связана проблема Цуруми Руми. Я не знаю, как на ней отразились мои действия в деревне Тиба на летних каникулах. Но её нынешнее состояние отнюдь не казалось мне хорошим.

Остаётся… остаётся проблема клуба обслуживания.

Но одна мысль о последней погружала мою грудь в липкое отчаяние, и в голову не приходило ничего, напоминающего решение даже отдалённо. В ней крутились лишь выражение лица человека, отступившегося от возможности, натужная улыбка и слова, которые я должен был услышать.

Забив этим разум, я потерял прилично времени. Лучше подумать об этом после.

Отложив последний вопрос, я обратился к трём первым, имевшим чёткие цели, и потому понятным.

Во-первых, нужно использовать это мероприятие, чтобы подвести Ишшики к роли правильного президента учсовета. Во-вторых, нужно сделать так, чтобы Руми могла красоваться своей улыбкой даже в одиночестве. И в-третьих, установив некий уровень кооперирования с Кайхин Сого и самим Таманавой, мероприятие нужно было провести в рамках возможного.

Если этого достичь, получится временное решение.

Я продолжал перетасовывать проблемы в голове, по-сапёрьи выискивая оптимальные маршруты. Связывало все три рождественское мероприятие. Они сложились вместе.

Мне осталось лишь найти идеальный способ разобраться с ними.

Но, всю неделю проработав на собраниях, я понял, что это будет за подвиг. Вряд ли мне удастся повернуть ситуацию в нужную сторону в одиночку. Я даже способы улучшения ситуации с Таманавой обсуждал.

Что делать? Попросить кого-нибудь о помощи?

Раз дело дошло до такого, на уме только Комачи.

Но у неё экзамены скоро, и мешать ей нельзя. Я не мог просить о помощи свою младшую сестру, которой через два месяца поступать. Не мог портить ключевой момент её жизни.

Кого тогда? Займокузу? Ему я мог навязываться без всяческих угрызений совести. Он и не занят наверняка ничем. Но всё же, там слишком много людей, чтобы его разум не заволокло испугом. Он и с однокашниками-то с трудом общается, куда его на встречу с другой школой тащить.

Нет, я знаю, что Займокуза тут не виноват.

Причина и ответственность лежат на мне.

Насколько же я хрупкий?

Почему так сразу решаю положиться на остальных? Попросив помощи однажды из-за той ошибки, я мгновенно тянусь к людям снова.

Когда я стал таким слабым?

Должно быть, узы между людьми – сильный наркотик. Ты невольно поддаёшься ему, и содержимое твоего сердца постепенно пустеет. Затем привыкаешь всегда полагаться на остальных, и становишься не в состоянии действовать в одиночку.

Не значит ли это, что, протягивая руку остальным, на самом деле я подвергал их пыткам? Что я создавал людей, которые не смогут устоять в одиночку?

Хоть мы и должны были не давать им воду, а приводить к воде.

То, что ты готов отдать легко, несомненно, фальшиво. То, что ты готов отдать легко, несомненно, могут у тебя отобрать.

Во время выборов в учсовет Комачи дала мне причину. Я считал, что удерживаю клуб обслуживания от исчезновения ради Комачи.

Возможно, ошибся я тогда именно поэтому.

Хоть и должен был отталкиваться от своего ответа, от своей причины.

Даже сейчас я искал причину в других. Делал вид, что действую ради Ишшики, ради Руми, ради мероприятия.

Это ли мои причины? Кажется, я ошибаюсь в предпосылках. Думаю о неправильном.

Чтобы осознать, что правильно, а что неправильно, думать надо с самого начала.

Ради чего я всё это время действовал? В чём причина? Нужно откатить память назад.

Праздник должен удаться ради Ишшики Ирохи и Цуруми Руми. Я работал над праздником, потому что усадил Ишшики на пост президента. На тех выборах я сделал это потому, что не хотел, чтобы президентом стали Юкиношьта и Юигахама. Почему я этого не хотел? Причина, данная Комачи, подставила мне лишь почву, по которой я пошёл, но у меня была и своя, истинная причина…

У меня было желание.

Когда-то это было единственное, чего я когда-либо желал, и всё остальное было мне не нужно до такой степени, что в моём сердце зародилась к нему ненависть. Но, будучи не в силах обрести желаемое, я начал думать, что его не существует.

Однако это родилось из того, что я думал, будто заметил его. Будто коснулся его.

Потому я и ошибался.

Мой вопрос готов. Осталось лишь думать. Над ответом.

Не знаю, как долго я размышлял, но синева ночного неба начала рассеиваться.

Я всё это время думал, но на ум не шло ни единого шага, ни единого плана, ни единой стратегии. И это не зависело от того, к какой логике, теории, причине и софистике я обращался.

Поэтому, возможно… Это и есть мой ответ.

× × ×

Я сидел в классе после уроков. От потягивания и пары поворотов головы поясница и шея жалобно хрустнули.

В школу я в итоге отправился невыспавшимся. Едва усевшись за парту, я бухнулся на столешницу и пролежал так все уроки.

Но разум мой сейчас был пугающе чист.

Я всё ещё сомневался в том, на осознание чего ушла вся ночь. Не был уверен в том, правилен ли ответ.

Но ничего другого в голову не шло.

Сделав последний большой вздох, я встал.

Моим финишем было только одно место.

Я вышел из класса и пошёл по коридору.

Стужа пустынного прохода меня не беспокоила. Ибо последние минуты кровь моя текла по венам так быстро, что температура тела беспутно возросла. Звон атакуемых ветром окон и крики спортсменов казались такими далёкими, что я их не слышал. Потому что раз за разом повторял про себя нужные слова.

Я видел дверь, ведшую в нужное мне место. Её запечатывала гробовая тишина.

Я встал перед дверью и медленно вобрал в лёгкие воздух. После этого постучался два, три раза. Сколько раз я открывал эту дверь раньше, не счесть, однако стучался в неё впервые. Но цель моя была такова, что постучаться было в самый раз.

Я немного подождал, но ответа не было.

Тогда я постучался ещё раз.

– Войдите… – слабо послышалось из-за двери. Вот, оказывается, как слышны через неё голоса, а я и внимания не обращал. Дождавшись осознания, я дотронулся до двери.

Открываясь, она зажужжала колёсиками. Дверь была тяжёлой. Это всегда так было? Я напрягся и распахнул её.

Изнутри на меня с привычных мест смотрели дофига удивлённые лица.

– Хикки, чего ты стучишь? – озадаченно спросила по своему обыкновению держащая в руке мобильник Юигахама Юи.

Юкиношьта Юкино заложила книгу закладкой и положила её на стол. Она вперила глаза в столешницу.

– Я же сказала, что ты можешь больше не заставлять себя приходить, – тихо прошептала она в пространство.

Я молча, чтобы ни одно слово не ускользнуло от моих ушей, слушал её голос.

– Просто у меня есть одно дело, – кратко произнёс я, и Юкиношьта замолчала. Я стоял на месте. Комнату окутала такая тишина, словно все смотрели на снисходящего с небес ангела.

– М-может, присядешь? – решительно спросила Юигахама, и мы с Юкиношьтой одновременно перевели взгляд на неё. Я кивнул и пододвинул к себе ближайший стул, сев на него так, чтобы Юкиношьта и Юигахама оказались прямо передо мной. А-а-а, я впервые понял, что именно так видят комнату те, кто пришёл сюда за помощью или с вопросом. Стул, на котором сидел до сего времени я, стоял в стороне диагонально от Юкиношьты, пустой.

– В чём дело?.. – встревоженно спросила Юигахама. – Ты сегодня какой-то не такой…

Естественно. Я же пришёл сюда не как член клуба.

Ответ, который я искал снова и снова, был только один.

К такому ответу приходишь, ошибаясь, ибо решить то, на чём споткнулся, невозможно.

Тем не менее, ты можешь спросить снова. Поэтому на сей раз я начну накапливать правильные ответы один за другим с самого начала, ступая верным путём и придерживаясь верного курса. Ничего другого не остаётся.

Вдохнув полную грудь воздуха, я поднял голову.

– У меня к вам одна просьба.

Слова, которые я раз за разом прокручивал у себя в голове, вышли наружу проще, чем мне представлялось.

Поэтому, возможно, морщины на лице Юигахамы и разгладились.

– Хикки, ты собираешься начать серьёзный разговор…

Она тепло улыбнулась. Но на лице Юкиношьты было совершенно другое выражение. На меня были направлены её глаза, но не взгляд. Когда я это заметил, мой голос начал слабеть.

– Тот праздник, о котором говорила Ишшики… В общем, всё куда хуже, чем я думал. Поэтому я хочу попросить вас о помощи…

Едва мне удалось договорить, взгляд Юкиношьты упал на пол.

– Но… – неуверенно произнесла она.

– Нет, я знаю, что ты хочешь сказать, – перебил я её, не дав завершить фразу после вводного слова, и быстро заговорил: – Я решил всё сам, даже говорил, что Ишшики мы лишь навредим. Но сделал её президентом учсовета именно я. И я понимаю, что виноват, главным образом, сам.

Как плохо получится, если мне сейчас откажут. Мне нельзя, чтобы Юкиношьта отвергла меня, но мне нечем было её убедить. Буду говорить то, что приходит в голову.

– Помнишь ту девочку из деревни Тиба? У неё всё по-старому…

– А-а-а… Руми-чан, кажется?

Юигахама нахмурилась. Тот случай никому не было весело вспоминать. Тогда никто не был спасён, и всем был навязан худший исход.

До сих пор мои методы к этому и вели. Правда, в этом я опять ошибаюсь. И, чтобы не ошибиться снова, я отчаянно говорил:

– Поэтому я хочу что-то сделать. Я знаю, что сам послужил всему причиной и что это слишком нагло, но всё равно хочу, чтобы вы исполнили мою просьбу.

Когда я договорил, лежащий на столе кулак Юкиношьты стал немного меньше.

– Вина лежит на тебе – ты это пытаешься сказать?

– Ну, отрицать не буду.

Открыто или скрытно, но во всех случаях на результат влиял я. Такова была истина. Когда я ответил, Юкиношьта опустила глаза и закусила губы.

– Ясно… – словно не сказала, а выдохнула она и подняла взгляд. Её заволакивающиеся влагой глаза долю секунды хватались за меня, но потом отвернулись. Выдержав паузу, словно для поиска нужных слов, Юкиношьта холодно заключила: – Раз ты считаешь, что ответственность за произошедшее лежит на тебе, значит, тебе же за собой и подчищать, верно?

У меня спёрло дыхание. Но я знал, что оставлять её слова без ответа нельзя, и умудрился сипло проговорить:

– Верно… Прости, можешь всё забыть.

Теперь у меня не осталось ничего. Другого я не придумал. Да и чего уж, Юкиношьта совершенно права.

Поэтому я мог с ней согласиться. Как минимум, теоретически.

Я собрался встать со стула и выйти из комнаты, но меня окликнул томящийся одиночеством голос.

– Подожди.

Этот голос эхом облетел тихую и холодную комнату.

Юигахама смотрела нас с Юкиношьтой покрасневшими глазами.

– Что вы делаете? Почему, почему всё так стало? Это странно, – дрожащим голосом сказала она. Мы с Юкиношьтой пришли к логическому соглашению, а она посчитала это неправильным без всякой на то основы.

Когда Юигахама повела себя так, как и должна была повести, мои скулы расслабились. Слабо улыбаясь, хоть и собираясь приняться за убеждение, я медленно, словно малому ребёнку, пояснил:

– Нет, вовсе это не странно… Свои дела делаешь сам. Это же очевидно.

– Пожалуй, – согласилась со мной, выдержав паузу, Юкиношьта. Услышав наше согласие, Юигахама неистово затрясла головой и огрызнулась:

– Да нет же, то, что вы говорите, неправильно.

Увидев, что в глазах Юигахамы скапливаются слёзы, я ощутил на сердце обруч и попытался отвернуться. Однако её добрый голос мне этого не дал.

– Понимаешь, Хикки, тут, как бы, не только ты виноват. Ну, это ты, конечно, всё продумал и проделал, но чем мы лучше? Мы всё на тебя скинули…

– Нет, всё не так.

Я искал слова, которые должен был сказать повесившей голову Юигахаме. Не сказал бы, что на меня всё скинули. Мне это даже в плюс обернулось.

Однако в глазах у поднявшей на меня голову Юигахамы по-прежнему стояли слёзы.

– Ты не прав. Это не только из-за тебя всё стало вот так, из-за меня тоже, как бы…

Юигахама повернулась к Юкиношьте. Судя по её взгляду, она собиралась возложить вину на ещё одного человека.

Юкиношьта встретила этот взгляд. Однако, ничего не сказала. Только плотно сжала губы, словно смиряясь с обвинением.

Под гнетом её глаз Юигахама совсем тихо пробормотала:

– Мне кажется, ты пытаешься отговориться.

Несмотря на слабый голос, она смотрела Юкиношьте прямо в глаза. В её посерьёзневшем взгляде даже появилась ожесточённость.

Юкиношьта не отвернулась. Поколебавшись, стоит говорить или нет, она тихим, но резким, холодным голосом произнесла:

– Да что ты говоришь… Стрелочница.

Юигахама закусила губу. Девушки словно смеряли друг друга взглядами.

– Погодите, я не собираюсь это выяснять.

Я пришёл сюда не искать виноватого. Мне не нужно было выслушивать завышенное обвинение всех и сразу. Я пришёл поговорить о совершенно других вещах.

И уж совершенно точно я не собирался лицезреть склоки Юкиношьты и Юигахамы.

Но они меня не услышали. Девушки смотрели друг на друга исподлобья, но при этом поток слов не останавливался.

Белое горло Юигахамы дрожало, и она прерывисто сглотнула воздух. Глядя на Юкиношьту влажными глазами, она слово за словом произносила:

– Просто ты всё время молчишь… Если ты будешь молчать, тебя не всегда смогут понять.

– Ты тоже молчала. Отмахивалась от проблемы, как от пустяка, и болтала.

В голосе Юкиношьты не было ни капли тепла. Она походила на застывшую карикатуру самой себя, равнодушно высказывающую факты. Думаю, она имела в виду последние наши совместные дни.

– Поэтому я и решила, что если ты, если вы так хотите, то… – пробормотала она сходящим на нет голосом, и у Юигахамы спёрло дыхание.

Пустая холодная комната терпеливо ждала конца. Юкиношьта и сама это чувствовала.

Мы с Юигахамой молча впитали эти ускользающие звуки. Возможно, этого настойчиво добивалась сама Юкиношьта.

Все в равной степени умолчали правду. Мы были не в силах озвучить того, что хотели.

Мы с ней слишком легко к этому отнеслись. Вместе. И друг к другу.

Хоть мечты и мысли у нас теперь были совершенно разные.

– Если молчать, тебя не всегда поймут?

Слова Юигахамы повисли у меня на груди. Если о чём-то умолчать, тебя не всегда поймут. В этом сомнения нет. Но всегда ли тебя поймут, даже если ты скажешь?

Юигахама обернулась на звук моего голоса. Юкиношьта сидела, глядя вниз. Под настойчивым взглядом Юигахамы я продолжил:

– Но есть и то, что не поймут, даже если ты скажешь.

– Это…

Рот Юигахамы подавленно скривился. Мне казалось, что из уголков её глаз вот-вот потекут слёзы. Поэтому понял, что говорить дальше мне стоит как можно ласковее.

– Слова вряд ли смогли бы меня переубедить. Уверен, я бы просто забил себе голову мыслями о том, что за ними что-то есть, что их говорят мне из некой корысти.

Юкиношьта предпочитала всё умалчивать, а Юигахама полагалась на уклончивые слова.

К тому же, я всегда пытался читать между строк.

И поэтому, когда Юкиношьта во всей своей прямоте сказала, что собирается баллотироваться в президенты, я не понял истинного значения этих слов. Я решил, что в деле замешаны иные факторы, и начал искать истинные причины, что в конечном итоге привело к моей ошибке.

Люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. Я ничем не отличаюсь от остальных.

Юигахама потёрла глаза и вскинула голову.

– Но если бы мы всё хорошенько обговорили, если бы говорили с Хикки больше, я бы…

– Дело не в этом, – медленно покачал я головой.

Слова «если молчать, тебя не поймут» может сказать кто угодно. Пусть даже говорящий просто услышал их на улице от незнакомца и запомнил, не понимая ни их смысла, ни то, что они должны передать.

Даже если ты что-то скажешь, что-то другое останется сокрытым, а что-то от разговора о нём может даже сломаться.

– Говоря «если скажешь, тебя поймут», человек лишь показывает свою заносчивость. Говорящий лишь повышает свою самооценку, слушающий – кичится… Вокруг человека всегда что-нибудь происходит, и не факт, что разговор поможет ему понять тех, кто рядом с ним. Поэтому я желаю не слов.

Договорив, я почувствовал, как моё тело мелко затряслось. Быстрый взгляд на окно показал, что на улице вечереет. Из-за этого в комнате немного похолодало.

Юкиношьта всё это время слушала нас в молчании, но сейчас, словно пытаясь согреться, обнимала себя за плечи.

Юигахама шмыгнула носом и протёрла глаза. Затем плаксиво сказала:

– Но если молчать, то никто точно ничего не поймёт…

– Скорее всего, да… Вера в то, что тебя поймут без слов, – пустая иллюзия. Но… Но я…

Я искал нужные слова, и мои глаза забегали по комнате.

Но на глаза мне попадались вовсе не желанные слова. Я видел только красные от панического протирания глаза и склонённый профиль девушки с опущенными ресницами.

Эти картинки вдруг смазались.

– Я…

Начав заново, я всё равно не мог найти нужных слов.

Что мне сказать? Я ведь уже высказал свои мысли и чувства, что остаётся? Я снова задал себе этот вопрос и выстроил новую пирамиду ответов. Ради неё стоило бы продумать слова. Но ничего не осталось. Варианты кончились.

А-а-а, ясно. В конце концов, то, что я пытаюсь сказать – это, неважно, где я и сколько думаю, лишь мысли, логика, просчёты и обман.

Но я всё равно, хоть и не до конца разобрался в своих мыслях, искал слов, которые просто нужно было сказать. Пусть они и не поймут, если я скажу. Пусть говорить бессмысленно.

Я желал не слов. Но я точно желал чего-то другого.

И это совершенно точно не понимание, не привязанность, не тяга к разговору и не тяга быть рядом. Я не хотел, чтобы меня поняли. Я знал, что меня не поняли, и вряд ли хотел, чтобы меня понимали. Я желал чего-то более невыносимого и жестокого. Я хотел понимать. Понимать. Знать. Знать и спать спокойно. Ни о чём не переживать. Потому что неизвестное меня пугает. Желание всё понимать самодовольно, деспотично и высокомерно. Презренно и омерзительно. Зная своё желание, я просто не мог не почувствовать к себе отвращение.

Однако, если, если мы все так думаем.

Что, если мы навяжем друг другу это незримое самодовольство, и что, если существуют отношения, дозволяющие такое высокомерие?

Я понимал, что сделать такое невозможно. Я знал, что моих сил на это не хватит.

Мой запретный плод наверняка будет кислым.

Но мне не нужна сладкая ложь. Не нужно лжепонимание и не нужны отношения, полные обмана.

Я желаю этот кислый плод.

Кислый, горький, противный, ядовитый, несуществующий, недосягаемый, даже такой, какого мне не позволено желать.

– Тем не менее…

Я услышал, как вырвавшийся наружу голос задрожал.

– Тем не менее, я…

Я отчаянно пытался не всхлипывать. Как бы я не пытался удержать слова и голос внутри, понемногу, частями они всё равно просачивались наружу. Из-за стиснутых зубов сами собой вырвались слова:

– Я хочу искренности.

Уголки моих глаз нагрелись, а зрение затуманилось. Я не слышал ничего, кроме своего дыхания.

И Юкиношьта, и Юигахама смотрели на меня с нескрываемым удивлением.

Как неловко. Просить столь слёзным и глупым голосом. Я не хотел признавать такого себя. Не хотел его показывать. Не хотел, чтобы его видели. Даже слова мои были бессвязны. В них не было ни логики, ни причины и следствия. Лишь полный вздор.

От горячих и влажных вздохов моё горло задрожало. Я изо всех сил старался не выпустить наружу ещё какие-нибудь слова.

– Хикки… – окликнула меня Юигахама, протягивая руку. Но мы были слишком далеко друг от друга, чтобы она дотянулась, и рука слабо опустилась.

Не только рука. Я не был уверен, достигли ли меня её слова.

Что вообще можно понять из таких слов? Если я их скажу, они не поймут точно. Но в исторгании них было самодовольство. Или ненавидимый всеми нами обман. А возможно, и бессмысленная имитация.

Но сколько бы я ни думал, ответ не приходил. Я даже не знал, что делать. И поэтому моё никудышное желание было последним лучом надежды.

– Я… не понимаю, – тихо произнесла Юкиношьта. Руки сдавили её плечи ещё сильнее, и на её лице проступила боль.

Пробормотав «простите», Юкиношьта встала и, не глядя на нас, быстро пошла к двери.

– Юкинон! – воскликнула вскочившая Юигахама, попытавшись было догнать её. Но, вспомнив обо мне, она обернулась.

Я лишь смотрел.

Смотрел, как затуманенная Юкиношьта выходит из затуманенной комнаты. Только тогда я выпустил горячее дыхание наружу.

Всё кончилось. Мне, наверно, даже стало немного легче.

– Хикки.

Когда я ушёл в себя, Юигахама взяла меня за локоть и потянула его вверх, пытаясь водрузить меня на ноги. Наши лица были совсем близко. Она слёзно смотрела мне прямо в глаза.

– Пойдём.

– Но ведь…

Я свой вывод уже сделал. Слов и мыслей, которые я хотел выразить, не стало. Самоиронично усмехнувшись, я отвернулся от Юигахамы.

Но она не отступила.

– Нам нужно идти вместе!.. Юкинон сказала, что не понимает. Мне кажется, она даже не знает, что ей делать… Я и сама ничего не понимаю. Но! Но нельзя оставить всё тогда, когда мы ничего не понимаем! Не сейчас, когда я впервые увидела Юкинон такой! Поэтому идти надо сейчас…

С этими словами она отпустила мой локоть и взяла за ладонь. Сдавившая меня рука была горячей.

Юигахама вновь потянула меня за собой. Не так сильно, как раньше. Этой слабостью она хотела что-то подтвердить, проверить. Юигахама вряд ли сама понимала, что надо делать. Всё ещё держа меня за руку, она жалобно посмотрела мне в глаза.

Поэтому я осторожно разжал её пальцы.

Рука Юигахамы слабо повисла у колена, а из глаз вот-вот собирались пойти слёзы.

Но она меня не поняла. Я не желал чужих рук не от тревоги. И не был таким слабым, что мне нужна была поддерживающая меня рука. И вообще, за руки держаться в других случаях надо.

Сейчас я буду идти на своих двоих.

– Я и сам могу идти, – произнёс я, направляясь к двери. – Пошли.

– У-угу! – раздалось у меня из-за спины вместе со звуками шагов. Тогда-то я и открыл дверь.

В коридоре меня встретила застывшая фигурка. Это была Ишшики Ироха.

– А, семпай… А-а-а, слушай, я хотела тебя позвать, но… – суматошно пробормотала она, но нет у меня сейчас на неё времени.

– Ироха-чан? Прости, давай позже? – извинилась Юигахама и побежала вперёд. Чуть я собрался сорваться с места, Ишшики меня остановила.

– С-семпай, сегодня совещания не будет! Вот, что я хотела сказать… И-и ещё…

– Ага, спасибо, – выпалил я первые пришедшие в голову слова, не обращая на её реплику внимания. Юигахама остановилась меня подождать, и я снова напряг ноги, чтобы рвануть за ней. Но тут меня схватили за рукав.

Опустив взгляд, я увидел тоскливо смотревшую на меня Ишшики. Она вздохнула и указала на потолок.

– Да дослушай же меня до конца… Если вы за Юкиношьтой-семпай, она пошла наверх! Наверх!

– Прости. Спасибо, – поблагодарил я её и окликнул свою одноклассницу. – Юигахама, она наверху.

Она быстро вернулась, и мы помчались по лестнице клубного здания.

Если Юкиношьта побежала наверх, значит, скорее всего, на открытый коридор.

На последнем этаже коридора, соединяющего клубное с основным зданиями, крыши не было. Зимой, открытый всем ветрам, популярностью у школьников он не пользовался.

Добравшись до конца лестницы, мы оказались на открытой площадке.

Сияние зашедшего солнца не могло пробиться сквозь клубное здание, и лишь заливало стекло коридора. Небо на востоке начало темнеть.

Юкиношьта оцепенело стояла, прислонившись к перилам. Её волосы танцевали на холодном ветру. Блестящие чёрные пряди и белую кожу её освещали лишь фонари. Затуманенные бессилием глаза Юкиношьты смотрели на начавшие уже облачаться в ночное убранство городские здания.

– Юкинон!

Юигахама побежала к Юкиношьте. Я медленно пошёл за ней, переводя дух – по лестнице мы бежали.

– Юкиношьта… – отрывисто окликнул я её, но она не обернулась.

Но она меня наверняка услышала, потому что тихим, дрожащим голосом повторила:

– Я не понимаю.

Я остановился.

Между нами, словно отделяя друг от друга, пролетел холодный ветер. Юкиношьта медленно повернулась ко мне, словно он придал ей сил. Но в мокрых глазах её силы не было, и она просто стояла, всё сильнее сжимая свою грудь руками.

Забыв даже о том, чтобы убрать с лица задутые туда ветром волосы, Юкиношьта дребезжащим голосом спросила меня:

– Что это вообще за искренность твоя?

– Это…

Это даже я плохо понимал. До сего дня я сам её не видел, тем более не ощущал. Поэтому я и стою здесь, не в силах понять, можно ли назвать что-либо тем самым. Разумеется, другие меня не поймут. Но я всё равно этого желал.

Словно спасая меня, не могущего найти ответ, Юигахама сделала шаг вперёд и положила руку Юкиношьте на плечо.

– Юкинон, всё в порядке.

– Что в порядке?

Юигахама натянуто, но застенчиво улыбнулась.

– Если честно, я и сама не очень всё поняла…

Пытаясь отшутиться, она погладила свой пучок волос, и улыбка покинула её лицо. Она сделала ещё один шаг вперёд и положила на плечи Юкиношьты вторую руку. И посмотрела ей прямо в лицо.

– Поэтому я думаю, что мы сможем понять, если будем больше говорить. Но всё равно, как бы, не поймём. В общем, мы, ну, не будем понимать, но если будем так делать, то, наверно, сможем… Я, походу, всё равно не врубаюсь… Но, но знаешь… мне…

На щеках Юигахамы появились две дорожки от слёз.

– Мне не нравится то, что у нас сейчас… – сказала она, и, словно с её плеч упал камень напряжения, прижала к себе плечи Юкиношьты и стала всхлипывать. Лишённая возможности обнять её в ответ, Юкиношьта вздохнула, и её губы задрожали.

Я на секунду отвернулся от них.

Сколько бы я не думал, родить моя голова, кроме этого ответа, этих слов, ничего не могла. Как вообще она, Юигахама, смогла такое сказать?

Как человек, чьи теории могли быть лишь искажёнными вариациями на тему лжелжи.

Как человек, не умеющий выражать свои чувства словами, и потому не раскрывающий рта.

Без слов передать нельзя ничего, но как же мало мы понимаем из-за этого, что слова полны ошибок?

Юкиношьта Юкино придерживалась убеждений. Юигахама Юи алкала отношений. Хикигая Хачиман возжелал искренности.

Насколько они разные, я пока не понимал.

Однако, этих честных слёз было достаточно, чтобы передать мне: то, что мы делаем сейчас, уж наверняка не ошибка.

Юкиношьта неуклюже подняла сдерживаемую Юигахамой руку и погладила её по волосам.

– Почему ты-то плачешь?.. Ты всё-таки… плутовка.

Произнеся эти слова, Юкиношьта ткнулась лицом в плечо Юигахамы, словно обнимая. Я слышал тихое всхлипывание.

Девушки молча стояли, поддерживая друг друга. Наконец Юкиношьта глубоко вздохнула и подняла голову.

– Хикигая-кун.

– М-м-м?

Откликнувшись, я ждал её следующих слов. Юкиношьта на меня даже не смотрела. Но я услышал непоколебимость и решимость её голоса.

– Я принимаю твою просьбу.

– Спасибо.

Я чуть опустил подбородок. Такое короткое слово, а мой голос и тут едва не задрожал. Подняв голову, я увидел, что и Юигахама оторвалась от плеча Юкиношьты. Она повернулась ко мне и дрожащим голосом произнесла:

– Я тоже помогу.

Когда наши взгляды встретились, её красные глаза улыбались.

– Благодарю, – ответил я и зачем-то бросил взгляд на небо.

Оно становилось оранжевым.

Глава 7: Когда-нибудь Юигахама Юи...

Добравшись до дома, я обрушился на диван.

После случившегося мы молча вернулись в клубную комнату. Оттуда, попрощавшись, мы, не в силах до конца изгнать из себя не дающую нам сказать что-то другое неловкость и вконец расстеснявшись, разошлись по домам.

Юкиношьта ушла вперёд, сообщив, что сдаст ключ, я, словно убегая, утопал на велосипедную стоянку, а Юигахама поспешно убежала на автобусную остановку. Как будто разговор больше, чем из двух слов, поддержать не можем.

Обмякнув на диване, я вспомнил сегодняшний день.

Нафиг я сказал те постыдные слова?..

Уа-а-а-а! Убейте меня! Убе-е-ейте меня-а-а-а! Не хочу завтра идти в школу, бли-и-и-ин! Что я за дебил?! Что я за дебил?! Дэ-э-эбил! Дэ-э-эбил! Уо-о-о-о-о-о-он!

Исторгая из глубины своей души крики и стоны, я завертелся. Дивана, разумеется, надолго не хватило, и через три с половиной оборота я рухнул на землю.

Из-под котацу от испуга вылетел наш любимец Камакура. Громко стуча лапами по полу, он навернул по комнате несколько кругов, а потом, как Звезда, вылетел из неё.

В итоге в голову полезли совершенно левые мысли о том, что кот может двигаться быстрее, чем я думал, что гепарды – это тоже кошки, и что Питер на самом деле Икехата Шинноске.

И всё это, лёжа мордой в ковёр.

– Убейте меня, – тихо пробормотал я.

Воспоминания о травмах прошлого вызывают две стадии переживаний. На первой тебя накроет непреодолимое желание крушить всё вокруг. На второй – тупая меланхолия.

Ты вновь проходишь через помыкания и агонию, а после, когда ниточки кукловода обрываются, падаешь замертво. Вдоволь начувствовавшись, что умираешь, ты осознаешь, что жив, и снова начнёшь бить конечностями из стороны в сторону, как цикада под сачком младшеклассника. Вот это я и есть – насекомое.

Пройдя через несколько циклов страданий от несовершенства себя, я ненадолго признал поражение. А когда, вздохнув, перевернулся на спину, мой взгляд наткнулся на ошарашенную Комачи, видимо, только что зашедшую в комнату и стоящую у двери.

– Что с тобой, братик? – спросила она полуудивлённым-полутревожным голосом. Но сейчас мне, несмотря на всю её красоту, совершенно не хотелось проводить время с сестрой. Скривившись, я резко отвернулся.

– Оставь меня. У братика сейчас небольшой личностный кризис, – вяло и меланхолично ответил я, и Комачи в голос вздохнула.

– Послушай меня, братик, – торжественно произнесла она, и я даже голову к ней повернул. Она полузакрыла глаза и изогнула рот буквой Λ. С таким выражением лица и затрещала. – Личностный? Ха-а-а? Да у тех, кто о личности трындит, её нет почти никогда. И вообще, как можно называть личностью то, что каждую секунду меняется?

С таким странным лицом она умудрялась говорить такие мудрые вещи. Эй, реально, что ли? Да она же права. Я прям зарядился убеждённостью. Но всё же, с таким лицом говорить – это немного бесит.

– Комачи-чан, что ты такое говоришь? Это жестоко, не? И ещё у тебя лицо странное.

В знак протеста грубости я нарочно спросил её вежливо. На слове «странное» её виски вдавились внутрь головы, словно там что-то сломалось, и она озлобленно выпалила:

– Это твоё лицо.

– Вообще не похоже…

Правда, имел ли я право такое говорить, если никогда особо не обращал внимания на свой внешний вид? Э, я что, так всех вокруг выбешиваю? Моим глазам впервые открылась шокирующая правда. Я же выгляжу, как умный и собранный нигилист? Нет?

О бо-о-о-оже, как стра-а-анно… нет, пра-а-авда? Когда я в потрясении своём застонал, Комачи подошла ко мне и села на диван.

– Я не знаю, что там случилось, но теперь ты от бунтарства себя уже не отучишь. Ты дряньтик, дряньтик.

С этими словами она катала меня по полу ступнями. И правда обращается со мной, как с дрянью. Но её ступни вдруг остановились. Комачи пристроила щёки на колени и, хихикнув, посмотрела на меня сверху вниз.

– Но такой ты мне, в принципе, нравишься. А, а фраза-то на много баллов потянет! – договорила она с первоклассной улыбкой. А-а-а, как же мне кого-то напоминает это её добавление фраз к концу реплики, чтобы скрыть смущение.

– Вот за это спасибо. Я такой себе, в принципе, тоже нравлюсь. А фраза-то на много баллов потянет.

– Чё?..

Не глядя на изумлённую Комачи, я встал на ноги.

Всё, решил. Завтра вечером я, возможно, вспомню этот день и снова буду биться в конвульсиях от своего стыдобища, а возможно, муки от вспышек воспоминаний настигнут меня и когда-нибудь потом.

Ну и что? Такое прошлое меня, такого, кому даже Комачи призналась в любви, и создало. Больше не называйте воспоминания шрамами. Для меня они теперь украшения.

Так богато украшенный, я обязательно понравлюсь сам себе.

× × ×

День, в который я принял решение и катался по дому, кончился, и наступило утро.

Я проснулся в обычное время, съел завтрак и выехал в школу на велосипеде.

Ну а потом всё пошло куда-то не туда – чем ближе к школе, тем медленнее я крутил педали, а в класс на ватных ногах вошёл буквально перед самым звонком.

Не, это реально невозможно… Не такой я человек, чтобы за один день спрятать всё под матрац.

Пока мой внутренний голос стонал, я, ни перед кем не отчитываясь, оседал на парту. Надо бы сейчас следить, чтобы Юигахамы рядом не оказалось, а то ж я умру от стыда.

Но судя по глазам самой Юигахамы, которые изредка встречались с моими и во время занятий, и на классном часе, она это понимала.

Когда это случалось, я быстро отворачивался и притворялся спящим.

Что за фигня, что за фигня?..

Засунув лицо в тетрадь, я, неспособный пошевелить ни мускулом, повторял эти слова, как буддийскую молитву. На переменах я блуждал до туалета и торговых автоматов, а на обеде пришёл на своё обычное место, где, повторяя «холодно, холодно», и поел.

Тем не менее, часы, которые после всего случившегося должны были идти в два раза медленнее обычного, наоборот, ускорили своё тиканье.

Когда я очнулся, уроки уже кончились.

Вот и настало это время.

Но если я замешкаюсь, ко мне может подойти болтающая со своей миурьей компанией Юигахама и предложить пойти в клуб вместе. Вот уж в какой проблемной, даже постыдной ситуации не хотелось бы оказаться.

Юигахама не подходила ко мне целый день – то ли что-то из моего отношения поняла, то ли сама что-то решила. Но после школы этого будет уже не избежать.

Если только не выйти скорее из класса.

Я потащился по коридору, соединяющему главное здание с клубным.

Блин, да когда я в любви признался и от ворот поворот в средней школе получил, ноги и то не такими тяжёлыми были. Если подумать, тогда я был более собран, потому что представлял себе, что меня ждёт. Либо я стал бы объектом для первоклассных шуток, либо все притворились бы, что ничего не произошло, при этом, правда, изо всех сил стараясь, чтобы их смех не звучал натянутым (а он звучал). Ёлки, да меня даже не игнорили.

Хотя такая заготовка не доставила бы особенных неудобств.

Правда, я не знал, прибегнут ли к ней они.

Так всю дорогу и проразмышляв, я оказался пред дверью в комнату. Я ж вроде медленно шёл, тут что, пару метров пройти, оказывается? А я ведь ещё обычно в окно зыркнуть успеваю. В этот раз, видимо, ничего там такого не было.

Стоя перед дверью, я сделал глубокий вдох. Домой бы сейчас… Эти слова словно вспыхнули у меня в голове. Но это я попросил их о помощи. Мне не дозволено отступать.

Собравшись с духом, я открыл дверь.

Заперта она не была, и всё ещё высоко стоявшее солнце заполняло комнату светом. Шторы были открыты. В конце комнаты друг на друге громоздились неиспользуемые столы и стулья, но один и три экземпляра каждого юнита соответственно стояли на привычных местах. На одном из трёх стульев сидела Юкиношьта.

Она оторвалась от книги.

– Добрый день, – произнесла она своим типичным, по-прежнему собранным голосом.

– А, ага.

Её реакция на моё появление так разнилась с моими ожиданиями, что я даже разочаровался. Значит, никого, кроме основного действующего лица, такие душевные муки не терзают? Вот он, ярчайший пример гиперсамосознательности.

Немного обрадованный, я сел на стул, диагональный её, и вынул из сумки книгу. Открыв отмеченную закладкой страницу, я понял, что не помню, где читал, а где нет. Найти знакомые фразы удалось, только пролистав книгу назад.

Похоже, мне наконец-то удастся почитать.

Мирное время, когда мы с Юкиношьтой молчали, текло себе вперёд. Изредка раздавалось шуршание перелистываемой страницы или покашливание. Но когда покашливание перестало прекращаться, мои нервы стали зудеть. Подняв голову, я увидел, как я Юкиношьта кашляет ещё раз.

– Слушай, – произнесла она и кашлянула ещё раз, словно пряча скрипнувший голос. Она быстро подняла на меня проверяющие глаза, но, натолкнувшись ими на мои, так же быстро и отвела. – Слушай, касательно сегодня… Можешь сказать время и место?

Ах да. Войдя в комнату, я совсем забыл вовремя заговорить и совсем забыл, что у меня к клубу обслуживания есть просьба о помощи с рождественским праздником. Надо же объяснить, что да как. Но одного человека не хватает. Надо бы её подождать.

– А-а-а, точно… Ничего, если мы Юигахаму подождём?

– Да нет. Чтобы два раза не повторять, – тихо ответила Юкиношьта, вновь опуская взгляд к книге. После этого ни она, ни я ничего не говорили. Я думал, что это тихое время вновь будет длиться дальше.

Но шум открывающейся двери похоронил мои надежды.

– Яххало! – энергично воскликнула входящая в комнату Юигахама.

– Ага.

– Добрый день.

После обмена приветствиями довольная Юигахама направилась на свой стул. Усевшись, она немного подумала, а затем шумно пододвинула его к Юкиношьте. А он явно легче, чем мне кажется.

Отрегулировав положение стула, Юигахама, эхехекая, вновь на него села.

– Близко, – испуганным, дрожащим голосом пробормотала Юкиношьта и отодвинулась. Юигахама ответила, пододвинув свой стул на такое же расстояние, на какое Юкиношьта отодвинула свой.

– Прости, Юигахама-сан… Можешь немного отодвинуться? – сдержанно спросила Юкиношьта, и Юигахама нахмурилась. Затем она таки отодвинулась, но потом положила руки на колени и опустила голову.

– А… Угу, верно…

– Нет, я вовсе не… – открыла было рот Юкиношьта, увидев, в каком она состоянии, но быстро его закрыла.

Разговор всё равно получался каким-то неудобным. Он даже меня изматывал.

Ну, какое-то время мы общались под масками и сняли их только вчера. Вряд ли восстановить былые хорошие отношения удастся так быстро. Что бы я там о девушках сейчас не говорил, я и сам затруднялся с ними разговаривать.

Не зная пока правильного ответа, я хотел верить, что такое времяпрепровождение куда лучше прежнего застоя. Короче, мне надо сделать то, что я должен сделать.

Прикидывая, когда лучше всего будет с ними заговорить, я даже не удивился, что несколько раз кашлянул.

× × ×

Кратко обрисовав контуры минувшей недели и текущее состояние дел касательно праздника, я повёл девушек в культурно-спортивный центр к обычному времени.

Что в комнате, что по дороге говорили мы только насчёт дела. Что касательно количества слов… такое чувство, что из-под масок мы дозволяли себе большее.

Я катил велосипед руками, девушки шли сзади. Через некоторое время мы увидели Ишшики. Похоже, сегодня она прилежно ждала меня у входа.

Я запер велосипед на стоянке, и когда мы подошли к Ишшики поближе, она нас наконец заметила. Её взгляд метался между нами тремя.

– Юи-семпай и Юкиношьта-семпай?.. Ч-что вы здесь делаете?

– А-а-а, я позвал их на помощь.

Дав краткий ответ, я пошёл внутрь. Ишшики кивнула и последовала за мной. Замыкали шествие Юкиношьта и Юигахама.

– Ха-а, вот как… А, нет, вы очень поможете, – бойко улыбнулась Ишшики девушкам, и Юигахама, улыбнувшись в ответ, сказала: «Яххало!»

– Ироха-чан, удачек нам!

Подражая ей, Юкиношьта кивнула.

– Похоже, ситуация отчаянная.

– Так и е-е-есть!

С этими словами Ишшики подала мне сумки из магазина. Подумав, как быстро она к этому привыкла, я покорно взял их двумя руками.

Юигахама и Юкиношьта остановились.

– …

– …

Оглянувшись посмотреть, почему стихли шаги, я увидел, как обе не отрывают взгляды от сумок. Юигахама ошеломлённо, а Юкиношьта холодно.

– Что такое?.. – спросил я.

– Ничего, – резко отвернулась Юкиношьта.

– А, угу. Да, ничего, – засмеявшись, помахала руками на уровне груди Юигахама.

Так неуютно мы и шли по ступенькам. Юигахама беспрестанно оглядывалась по сторонам, словно в музее, Юкиношьта же не обращала на окружение никакого внимания.

И затем мы пришли в тот самый спортзал.

– Благодарю за рабо-о-оту, – ненапряжно поздоровалась Ишшики, заходя внутрь, и мы вошли следом. Все сразу обратили внимание на Юкиношьту и Юигахаму.

Наша президент торопливо подошла к Таманаве и стала ему что-то говорить. Видимо, что раздобыла нам новые рабочие руки. Тот не скупился на кивки головой.

Я за это время успел трахнуть сумки на свободный стул и опустошить их на стол. Наблюдавшие за этим Юкиношьта, Юигахама и члены учсовета мне помогали.

И тут Юигахама, расставлявшая бутылки, тихо ахнула. Проследовав за её взглядом, я увидел Оримото. Она смотрела на нашу троицу сузившимися глазами.

Блин, я ж совсем про неё забыл… Взглянув на Оримото ещё раз в страхе выражения на её лице, я весь напрягся.

Однако та не подошла к нам, а только кивнула. Юигахама ошеломлённо вернула приветствие. Юкиношьта просто смотрела на неё.

Ну, вряд ли они остались друг о друге хорошего мнения… Мы и своих отношений сейчас определить не могли, чего уж говорить об Оримото. Если честно, мы балансировали на кончике ножа.

– Ладно, давайте садиться, – сказал я девушкам.

– А, угу.

– Действительно.

Когда обе кивнули, я сел на своё обычное место, Юигахама – сбоку от меня, а Юкиношьта – на тот стул, где сидела Ишшики. Так естественно села на почётное место; истинная Юкиношьта-сан.

Вернувшись, Ишшики так и раскрыла рот.

– А, а-а-а-а-а? Моё ме-е-е-е-сто… – покрутилась она вокруг Юкиношьты. Заметив это, та начала вставать.

– А, прости. Вы ведь давно уже распределили места.

– А, нет-нет, ничего страшного. Мне там даже спокойнее будет, – остановила её Ишшики и села возле вице-президента.

Когда все распределились, Таманава вновь принял свой схожий с модераторским пост. Раскрыв MacBook Air, он оглядел присутствующих.

– Все собрались? Тогда начнём, – скомандовал он. Остальные кивнули, сказали, что будут рады с ним работать, и собрание началось.

Сегодня мы наконец решим, что именно устроим на празднике… или не решим. Я, конечно, Таманаву предупредил, но после этого мы день пропустили. Если мы за сегодня всё не решим, опка нам.

Начал совещание, разумеется, наш мудрый модератор Таманава. Когда он обратился к членам учсовета Кайхин Сого, они стали раздавать распечатки.

– После нашего последнего brain-storming я попытался немного подумать. Результатом вышло resume, так что прочтите его. Так вот, почему вчера ничего не было. Заголовок resume гласил «Christmas Concert Event». Под ним были указаны составляющие плана. Похоже это было больше на предложение, чем на resume, но я пропустил это мимо мозгов и стал читать дальше. Проведение concert event, содержащего в себе выступление музыкантов разных genres под общим concept «Музыка объединяет нас сейчас». На concert должны будут выступить музыканты, играющие classic, rock band, jazz, рождественские гимны и песнопения, а в перерыве мы должны будем поставить пьесу, оставляющую Christmas sound, и мюзикл ей в тему. Получался Christmas event с all genres, показывающий максимальную synergy музыки и постановок.

Я бегло просмотрел распечатку. На второй раз я решил прочитать её содержимое как можно медленнее. Но написанное не менялось.

Эй, эй, это даже не компромисс, это несбыточная мечта. Но всё, что мы предлагали, он сюда действительно впихнул.

Я, помнится, записывал в протокол orchestra, но раз он заменил его на classic, масштабами баловать нас никто не собирался. Ещё я не особо различал между собой гимны и песнопения, но раз Таманава написал и про те, и про те, разница таки есть… Остальные пункты были оставлены без изменений, и с одного взгляда было видно, что предложение из этого, в общем-то, и состоит.

Но после вбора в себя всех вариантов объёмы взлетели просто до неприличных высот. Я почти не парился по тому поводу, что это маловозможно, меня больше беспокоило, что это невозможно.

– Ну как? – спросил Таманава, ни к кому конкретно не обращаясь, и все хором стали отвечать что-то вроде «м-м-м, неплохо», «походу, будет весело», «оторвёмся по полной» и так далее. Звучало это всё умеренно оживлённо, но не могут же все быть в равной степени довольны?

Такое смутное равнодушное согласие было достигнуто потому, что на brain-storming не дозволялось отрицать чужого мнения. Ну или просто никто к нему серьёзно не относился.

Но всё же, такими темпами мы ничего не решим. Сейчас самое время указать на факторы, которые нам никак не преодолеть и которые зададут планку возможного, и виртуозно отсекать ненужные выступления.

– Размах великоват. И ещё, есть среди нас музыканты?

– Вот, именно поэтому мы возьмёмся за outsourcing, – без промедления ответил мне Таманава, словно знал, что я задам такой вопрос. – С classic и jazz нам могут помочь services найма музыкантов для private concert. Роль band вполне могут исполнить ученики нашей школы. Мюзикл могут сыграть члены нашего драмкружка. А вот насчёт песнопений… может, церковь попросим?

Короче говоря, ответом было ZA ЛЮДИ ПОМОГУТ. И ты называешь это нашим праздником?..

Не стану говорить плохое про outsourcing. Невыполнимые и специфические довольно часто выигрышнее оставлять сведущим в них людям. Если это приведёт к хорошему результату, можно не волноваться.

Главный вопрос: реализуем ли план Таманавы? Вспомнив, какое число на дворе, я произнёс:

– Так, а можем ли мы узнать schedule этих services найма?

Вряд ли они настолько легкомысленны, что согласятся помочь нам, если мы попросим об этом за день до мероприятия. Да и заняты она наверняка в это время года.

– Этим сейчас и займёмся.

Нет, уточнять обычно положено раньше… Тут с какой стороны не посмотри, манны небесной можно не ждать. Её у нас скорее ошибочно персонифицируют в какую-нибудь Манни-чан (с большой грудью).

Словно прочитав по лицу, что творится у меня в голове, Таманава добавил.

– Понимаешь, я хотел сперва достигнуть со всеми consensus. Мои мысли были таковы: сперва продумать grand design, а потом уже начать omitting.

– Con… Omi?

Юигахама склонила голову набок. Ладно, что это значит, я ей потом объясню – сейчас надо с совещанием что-то делать.

Я решил атаковать с другой стороны.

– Так, а это вообще на уровне старшеклассников? У меня с самого начала от этого плана когнитивный диссонанс.

– Поэтому и «сейчас». Нам стоит показать людям уровень теперешних старшеклассников и отбросить наконец наш imprinted stereotype image.

– Prin, stereo… Image?

Юигахама вновь склонила голову набок. Ладно, что это значит, я ей потом объясню… Ты что, не знаешь слова «image»?

Короче, оставим пока Юигахаму во тьме и займёмся Таманавой. Если честно, так и хотелось сказать ему: «Разуй глаза», да к чему говорить такие слова слепому?

Если я что-то и могу сделать, так это методично указывать ему на непреодолимые преграды на пути к его плану, постепенно опуская парня на колени.

И на этот случай у меня уже припасён туз в рукаве.

Пару дней назад я распечатал лист с нашим балансом, на который вывел различные затраты на официальные concerts. Вспомнив числа, я спросил Таманаву:

– Значит, будем заказывать музыкантов. А хватит ли на это бюджета?

Судя по первоначальным подсчётам, рыночная цена за часовое выступление одного исполнителя скачет от тридцати до сорока тысяч иен. Если учесть число людей, требуемых для исполнения classic и jazz, цена вырастет вдвое. Да затраты вообще будут расти пропорционально количеству присутствующих на сцене людей. Впрочем, если аппетиты кое у кого будут непомерные, нам и песнопения в копеечку влетят. На каждый пункт его плана денег нам явно не хватит.

Но ответ Таманавы не изменился.

– Поэтому мы и должны решить, как воплотить план в жизнь.

Мне нечего больше было сказать.

В принципе, задумка Таманавы не так уж и плоха. Если у тебя есть деньги, рабочие руки и достаточное количество времени, его можно воплотить в жизнь.

Но у нас не было ни первого, ни второго, ни третьего.

После моего ухода со сцены других несогласных не осталось, и совещание перешло в фазу обсуждения претворения задумки в реальность и регламентирования бюджета.

Сдаётся мне, начать отсекать выступления им будет проще уже после регламентирования. Но простота эта наступит только тогда, когда времени почти не останется, и им придётся выбрасывать всё больше и больше выступлений.

Легко представляя себе эту картину, я тихо вздохнул.

× × ×

Когда совещание кончилось, я был мертвецки устал.

В итоге, за сегодня конкретику мы не разрешили, и это дело отложили до следующего раза. До Рождества оставалась всего неделя, и завтра была суббота. Лишний выходной будет невосполнимой потерей времени.

Дух сидящей рядом Юкиношьты тоже был сломлен. Она, словно затем, чтобы подавить головную боль, приложила ладонь к виску и вздохнула.

– Это превзошло все мои ожидания… И всё время тут такие разговоры?

– Ага…

В реальности, конечно, всё обстояло гораздо хуже. Но тут мне вспомнилось это его «сейчас», и я понял, что хоть какой-никакой, а прогресс всё же есть. Рекурсируя прошлое, я мрачно улыбнулся.

– Их слова настолько разрозненны, что их даже слушать противно было… – сердито произнесла Юкиношьта.

– Ага… Они как будто друг друга и не слушали, – устало кивнула Юигахама. Но Таманава вовсе не такой. За последние дни наблюдения я это понял.

– Если бы он никого не слушал, вот тогда был бы песец… Но учитывая, что он слушает вполуха и пытается впихать в план всё без разбора, мы сбиваемся всё дальше и дальше.

– А-а-а, да. Точно, – со вздохом согласилась Ишшики.

Посреди нашего общего уныния Юигахама вдруг засияла, надеясь рассеять мрак, и повернулась ко мне.

– Ну и что будем делать?

– Без понятия… – честно ответил я. Сказать по правде, некая часть меня верила, что мы решим всё за сегодня и сразу после этого примемся за работу, спасая положение. Я надеялся на некий значительный прогресс даже в случае неполного решения действий. Но теперь всё это накрылось медным тазом.

Когда я погрузился в составление планов, Юкиношьта уставилась на меня и пробормотала:

– Значит, и ты чего-то не понимаешь.

– Сарказм чтоле? Я не понимаю тонну вещей, – на автомате по-старинке ответил я, и она запнулась.

– Я не в этом смысле, просто…

Она отвернулась от меня и чуть прикусила губу. Затем её взгляд упал на поверхность стола.

Раньше это была бы наша обычная перепалочка, но сейчас всё вышло неловко. Мне не удавалось осознать расстояние между нами.

Не в силах терпеть повисшую тишину, я почесал затылок.

– Ладно, сам виноват, прости. Я просто хочу что-нибудь сделать, но не знаю, что.

– Я вовсе тебя не порицаю, – тихо ответила всё ещё глядящая вниз Юкиношьта.

– Л-ладно, давайте уже предствим, что нам под силу, – влезла робко глядевшая на нас Юигахама. – А?

– Пожалуй, – подняла голову в ответ на её слова Юкиношьта. Затем она скрестила руки на груди и поднесла пальцы одной из них к подбородку. Приведя мысли в порядок, она, не меняя позы, стала медленно, словно стремясь в чём-то убедиться, говорить: – Первое, что нам стоило бы проверить, – это до каких пределов можно уменьшить размах мероприятия…

– М-м-м. Ты так говоришь, словно ничего не видела… – откликнулась Ишшики, имея в виду совещание. Учитывая положение дел, об уменьшении размаха и речи быть не может. Это Юкиношьта видела и явно могла предсказать. Она кивнула Ишшики в ответ.

– Значит, нужно продумать увеличение бюджета. На заказ исполнителей уйдут большие деньги, и обеспечить место и время для репетиций нужно будет даже школьной группе. Конечно, можно было бы согласиться на кабинете музыки, но если понадобится спецоборудование, придётся снять студию, что только увеличит затраты.

После этих её слов я наконец осознал, что при расчёте затрат учитывать следует не только день праздника, но и всё с самого начала, блин…

– Значит, сумма будет расти…

А у нас ещё и не решено ничего, так что хрен всё заранее просчитаешь. Обложили.

Пока я думал, Юкиношьта продолжала излагать свои мысли:

– После этого останется найти способ всё оплатить. Мы можем или возложить эту задачу на школу, или разделить сумму пополам и найти потом где-нибудь спонсора, но за оставшееся время успеть это сделать будет тяжело.

– Ага, неделя всего осталась.

От этого было больше проблем, чем я думал. Даже если мы определимся с выступлениями, их подготовка может оказаться невыполнимой.

Короче говоря, если мы никак не повлияем на собравшихся, прогресса не будет.

– В обычной ситуации средства выделили бы из бюджета ученического совета, но на такой план – сомневаюсь…

Юкиношьта произносила это, перечитывая resume Таманавы и правя в нём что-то красной ручкой, ещё и проводя на бумаге линии. Лист с записями из белого быстро превратился в красный.

Наблюдавшая за ней с уважением Юигахама протянула «хова-а-а», Ишшики же взирала на неё одновременно благоговейно, испуганно и тошно.

И я её понимаю. Прошло всего ничего, а Юкиношьта уже вычленила все проблемные пункты и составила детальный план. Всё как всегда. Превзойти её на практичном поприще в нашей школе, скорее всего, не мог никто.

Однако, даже Юкиношьте, судя по всему, найти решение проблемы в столь короткие сроки было не под силу. Отметив свои записи большим крестом, она неглубоко вздохнула.

– Правда, мне не кажется, что дело в этом. Есть что-то поважнее…

Похоже, до неё даже не доходило, что в моих глазах она уже здорово продвинула дела вперёд. По крайней мере, она дала нам занятие.

– В общем, попробуем пока разобраться с этим. В первую очередь обговорим бюджет со школой. Посмотрим, получится ли его увеличить.

С этими словами я встал, и Юкиношьта немного испуганно подняла на меня глаза. Зрелище потерявшей дар речи Юкиношьты было настолько редким, что я сам чуть рот не разинул.

– Т-ты чего?.. – спросил я, и она резко отвернулась.

– Ничего… Просто думала, что ты и сам давно это придумал.

– Нет, на такую конкретику меня не хватило.

– Ясно… Тогда ладно.

Она тоже встала.

В общем, сначала бюджет… Рождественский праздник, а нас заботят только деньги. Эх, где же наши мечты?

× × ×

Младшешкольников и протокол мы скинули остальным членам учсовета, а сами вчетвером (клуб обслуживания соишшики) вернулись в школу. Нужно было обсудить с заведующим этого совместного мероприятия, Хирацукой-сенсей, пару вопросов.

Мы вошли в учительскую и подошли к ней. Учительница сидела над бумагами. Фигасе. А то раньше как ни зайду, так она или что-то ест, или аниме смотрит.

– Сенсей, – окликнул я её, и она подняла голову. Увидев за моей спиной Юкиношьту и Юигахаму, учительница расплылась в улыбке.

– Хикигая. Смотрю, с заданием ты справился.

А можно обойтись без выражений, так и просящих недопонимания?

– Заданием? – переспросил я.

– Нам по современному японскому ничего не задавали, – со вздохом потёрла грудь Юигахама.

– Ах да, вот и хорошо. А то я уже перепугалась.

Хирацука-сенсей засмеялась и развернула стул так, чтобы мы оказались прямо перед ней.

– В общем… что у вас?

– Ага… Ишшики-сан, объясни.

– Э?! Я?! – шокировано воскликнула Ишшики, услышав слова Юкиношьты.

– Ты ведь у нас главная, разве нет?

Вдруг оказавшись под острым взглядом, Ишшики простонала. О-она оправится?.. Что-то не сразу я вспомнил, чем может обернуться их встреча. Может, помочь ей?.. Но Ишшики выступила вперёд.

– Э-э-э, сенсей, нам нужно кое-что с нами обсудить…

– Угу, я слушаю.

Ишшики обрисовала Хирацуке-сенсей, что у нас до этого момента происходило и что основной нависающей над нами проблемой были деньги. Мы с Юкиношьтой дополняли её по тем пунктам, которые она упоминала смутно или непонятно.

Когда с большей частью рассказа было покончено, Хирацука-сенсей откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу.

– Значит, первым делом бюджет…

– Да, – ответил я, и Хирацука-сенсей, кивнув, заговорила:

– Похоже, вы не понимаете сути Рождества.

– Да? – наклонил я голову набок, не понимая, чё она несёт, и тут учительница, словно что-то пришло к ней в голову, стукнула кулаком по ладони.

– Давайте лучше покажу, быстрее поймёте.

С этими словами Хирацука-сенсей схватила лежащую на краю стола сумку и стала в ней рыться. Затем с криком «та-да!» что-то из неё достала.

– Вот!

В её руке было зажато несколько непонятных бумажек. Их уголки были загнуты, а сами бумажки были все смяты, но, приглядевшись, я понял, что это билеты.

– Билеты в Destinyland… – раскрыла тайну Юкиношьта, взглянув на них. После этого я пригляделся получше и различил на билетах небольшого Пан-сана.

Ха-а-ан, что-то припоминаю теперь. И кстати, входные билеты там так не называются. Destinyland окрестили «Страной Мечты», так что документ, требуемый для прохода, называли паспортом. Дотошные они там все.

Юигахама осмотрела вскинутые билеты и протянула «хэ-э-э».

– Чего это они у вас? Ещё и четыре…

Рука с билетами разом опала, и Хирацука-сенсей неестественно ухмыльнулась.

– А-а-а, да выиграла на вечеринке после одной свадьбы… Ещё и два раза… Мне дважды сказали: «Сможешь два раза сама с собой сходить!»…

На мои глаза уже наворачивались слёзы.

Стоп! Почему это? Хирацука-сенсей-то может так пристраститься, что после четвёртого раза сходит за свои деньги! А после пятого с ней, если поддамся, могу увязаться и я. Серьёзно, возьмите её кто-нибудь в жёны, а то всё очень плохо кончится.

Подняв влажные глаза на Хирацуку-сенсей, я заметил, что она покусывает сигаретный фильтр.

– В общем, это вам для самообразования. На Рождество там чудесно, так что паре вещей научитесь. Ну и, – она вдруг улыбнулась, – отдохнёте.

Ну, нам и правда сейчас ничего не сделать. А раз удастся отдохнуть и собрать информацию, то и поездка не бессмысленной выйдет.

Но всё же, ради праздника лучше было бы их продать… Подумывал было я, пока не увидел возбуждение на лицах Ишшики и Юигахамы.

– Вы серьёзно? Большое спаси-и-ибо! – радостно воскликнула президент, но мне было совсем не весело.

– Почему именно тогда, когда там всё забито?.. – выплюнул я в итоге.

– Действительно, мне тоже не… – кивнула в знак согласия Юкиношьта. Ну да, по ней не скажешь, что от шума и людных мест она приходит в восторг.

Но были среди нас и те, кому нравились фестивали и тому подобное. Юигахама недовольно на нас уставилась.

– Э-э-э-э? Та лан, пошли, чё вы?

– Недооцениваешь ты Дестини зимой, а? Знаешь, какие с побережья холодные ветра дуют?

– К тому же, там будет много людей и длинные очереди.

Юигахама не отступалась и после этих наших с Юкиношьтой слов.

– Э-э-э… А! Там же, там же Пан-сан! Там есть «Бамбуковая битва Пан-сана»! Когда мы его по дивидишнику смотрели, ты даже сказала, что пошла бы!

На слове «Пан-сан» Юкиношьта вздрогнула и медленно, рывками, словно её шею никто не смазывал, отвернулась.

– Туда можно сходить когда угодно, и вовсе не обязательно делать это, когда в парке столько людей.

Найдя в поведении Юкиношьты неуклюжесть, Юигахама перешла в наступление.

– Ну же, ну же! Рождество же, всё будет в духе праздника, правда ведь? В «Школе с привидениями» так и было!

– Нет. В этом году «Бамбуковую битву» менять не будут. Впрочем, её не меняли никогда. Этот аттракцион очень высоко ставят во всём мире…

Юкиношьта отбила атаку Юигахамы одной вспышкой из глаз. Её слова словно были строже, чем обычно. Она что, не может простить человека, знающего Пан-сана лишь поверхностно?..

Юигахама пред лицом контратаки запнулась, Ишшики отодвинулась назад, а Хирацука-сенсей просияла. Я, конечно, знал, что Юкиношьта любит Пан-сана, но мне всё равно было немного страшно.

– Как детально… – обронил я.

– Это и так все знают, – отвернулась Юкиношьта. Её щёки покраснели, словно пылкая речь оказалась для неё стыдной. И где это все знают? В стране Мечты?

Несмотря на то, что Юкиношьта разгромила Юигахаму окончательно и бесповоротно, та всё равно не сдалась и потянула её за рукав.

– Ну пошли!

– Мой ответ: нет.

Похоже, упоминание Пан-сана оказало на Юкиношьту прямо противоположный эффект. Она заупрямилась, голос Юигахамы же слабел. Вся сила из него словно перешла в руки, которые стали стискивать рукава Юкиношьты ещё сильнее.

– Я хочу пойти вместе с тобой. Ну, у нас всё в последнее время, как бы, плохо было, а тут такой шанс…

Юкиношьта быстро опустила глаза. В прежнее время она бы уже сдалась, но сейчас была в замешательстве. Словно не знала, что делать.

Как я и думал, непросто нам будет…

Потерянного не вернёшь. И поэтому я понял.

И Юкиношьта, и Юигахама, и я пытались определить состояние наших отношений.

Уха-а-а-а-а, ну и запа-а-а-ара с ними. Правда, со мной больше всего! Впрочем, ну, это же я всё на поток пустил. А раз так, надо ведь и ответственность на себя взять.

Я почесал голову, начёсывая все знания о Дестини в одно место.

Не стоит недооценивать мои знания о Тибе. Я всегда в курсе всего, касающегося моего родного города. Как и Токийского Destinyland. Если бы я на телевикторине играл за Тибу и меня спросили: «Destinyland находится в Тибе или в Токио?», я бы тоненьким голоском ответил: «В стране Мечты! Ха-ха! ♪». Кстати, правильный ответ: в Тибе.

И тут в моей голове включилась лампочка.

– Товары.

– Что? – склонила набок голову Юкиношьта.

– Там ведь будут рождественские версии Пан-сана, да? И кстати, мне ещё Комачи подарок выбрать надо…

Если бы я просто упомянул товары, Юкиношьта мигом поняла бы, что у меня на уме. Но стоило упомянуть Комачи и сезонное ограничение – вуаля.

Юигахама, словно осознав, что я задумал, просияла.

– А, здорово же! Пошли все выберем! – воскликнула она, хватая ладонь Юкиношьты двумя руками. После этого та сдалась и опустила плечи.

– Раз так, то ничего не поделаешь…

– Угу!

Юкиношьта смотрела на по-детски счастливую Юигахаму, улыбаясь, но потом вдруг повернулась ко мне.

– Комачи-сан нравится Пан-сан? – серьёзно спросила она.

– Э?.. А-а-а, ну да.

– Вот как. Я не знала. Раз так, выбор окажется сложноватым… – приняв радостный вид, сказала она. Видимо, решила, что у неё появилась родственная душа.

Твою ж… Я-то это просто для убедительности выдумал. Надо бы сказать Комачи, чтобы погуглила Пан-сана… В-впрочем, уж Комачи-то сможет как-то поддерживать беседу! Я в неё верю! Юкиношьта, конечно, очень сильно разозлится, если она ответит неправильно хотя бы на один вопрос викторины о Пан-сане, но Комачи справится! Братик в тебя верит!

Мысленно извиняясь перед сестрой, я услышал низкий стон. Подняв голову, я увидел глядящую на нас полуоткрытыми глазами Ишшики, надувшую губы.

– Ты чего?

– Ничего. Так, своё-о-о думаю.

Она напустила на себя равнодушный вид даже с учётом того, что на неё обратили внимание.

– Мы так вчетвером и пойдём, кстати? – вдруг что-то вспомнив, спросила она нас.

А ведь действительно. Билетов четыре, нас тоже – как бы естественно, но быть среди них единственным парнем будет сложно… В надежде, что этого удастся избежать, я перевёл взгляд на Хирацуку-сенсей, и она широко улыбнулась.

– Ну, раз вы ума набраться должны, так будет лучше.

– Нет, но…

Едва я собрался возразить, как Юкиношьта скрестила руки на груди и склонила голову набок.

– У меня есть годовой паспорт, так что билет мне не нужен.

Годовой паспорт? Серьёзно? Ты что, совсем упоротый фан? Годовой паспорт – это что-то типа Юкинон Биёри? Нэнпасу!

Услышав про годовой паспорт Юкиношьты, Ишшики вскинула голову.

– А. Тогда можно позвать ещё одного человека, да? И баланс уравня-а-аем.

Ишшики улыбнулась. От этой улыбки меня бросило в дрожь.

– И кого ты позовёшь?

– Э-то секрет, – подмигнула она, подняв указательный палец. Да уж, после недавней обиды на вопрос она хрен ответит, впрочем, я и сам догадался, кого она имеет в виду.

× × ×

На следующий день, в субботу, я вышел из дома рано утром.

Ради одной-единственной цели – чему-нибудь научиться от Destinyland. До станции Майхама, на которой мы должны были встретиться, ехать мне на поезде было минут двадцать. Вот в такие времена и стоит завидовать жителям Тибы. Кстати, есть такие люди, которые из зависти говорят: «А что, в префектуре Тиба церемония достижения совершеннолетия не в Destinyland проходит?», но все они живут в Ураясу. Большинство наших тут вообще ни при чём.

Как раз когда я это думал, поезд встряхнуло, и в окне показались виды Destinyland.

Я аж тихо охнул. Да, увидев Белостенный замок и активный, выпускающий дым, вулкан, не проникнуться праздничным настроением было невозможно, даже если ты вовсе не горел желанием ехать.

На станции Майхама я бодро выпрыгнул из поезда. Всё, начиная с сигнала отправления до формы часов, было заточено под Destinyland и вызывало дикий восторг. Вкупе с желанием нестись в парк на всех парах.

Летящей походкой пройдя турникеты, я сразу же увидел точку сбора. Во время стрельбы глазами по сторонам с одновременным вопрошанием, не пришёл ли кто, до моих ушей донёсся голос.

– Хикки, яххало!

Ты такие слова в другом месте орать будешь… Мне даже поворачиваться не надо было, чтобы понять, кто это кричит. Но я повернулся, и увидел машущую руками Юигахаму с вязаной шапкой на голове.

Возбуждение, видимо, пробрало и её, потому что шерстяное пальто она держала в руках. На ней был грубо вязаный свитер, шею грел длинный тёплый шарф, руки – варежки. Вроде как холода бояться не должна. Правда, мини-юбка с леггинсами немножко умножали эффект на ноль. Тем не менее, это она вполне себе могла учесть, потому что на ступни нацепила какие-то пушистые ботинки.

С другой стороны, её соседка, Юкиношьта, надела подходящее белое пальто со стоячим воротником. Чёрные, отороченные мехом перчатки и клетчатый шотландский шарф выглядели довольно-таки тёплыми. Также на ней была короткая плиссированная юбка, но под неё она поддела чёрные чулки, а на ноги обула высокие сапоги – и ничуть по ней нельзя было сказать, что ей холодно.

Я подошёл к указателю, под которым они стояли, и поприветствовал их словами:

– О-о-о, рано вы.

– Прибыть за пять минут до назначенного времени – общественный стандарт, – бесстрастно произнесла Юкиношьта, и Юигахама кивнула.

– Точно-точно, Юкинон очень рано пришла. Я думала, что сама тут долго стоять буду, но Юкинон была первая.

– Я просто не люблю, когда в вагоне не протолкнуться, – резко отвернулась Юкиношьта. От этого контрастирующие с белым пальто чёрные волосы её волной легли ей на плечо.

А Юкиношьта-то явно дождаться этого момента не могла, а? Прям всеми фибрами души…

Короче, трое на месте.

– Осталась только Ишшики?

– А, Ироха-чан вон там.

Проследив за пальцем Юигахамы, я увидел, как Ишшики выходит из станционного магазинчика. А за ней шло дополнение в виде Хаямы Хаято.

Чего и требовалось ожидать. Это же Ишшики. Наверняка прибегла к каким-нибудь драконовым мерам типа плача и хватания за руки-ноги.

Похоже, разгуливать по парку мы будем впятером.

Так я думал до тех пор, пока за Хаямой не вышла Миура, а за ней и Тобе с Эбиной-сан.

Я надавил пальцами на глаза и присмотрелся к выходу из магазина ещё раз.

Юигахама и Юкиношьта ← ясное дело.

Ишшики и Хаяма ← ну, тоже ясное дело.

Миура, Тобе, Эбина-сан ← шта?

Что всё это значит?..

– Эй, а эти тут что делают?..

В поисках объяснения этого непредвиденного явления я повернулся к девушкам. В ответ Юкиношьта многозначительно перевела взгляд на Юигахаму, и плечи той вздрогнули.

– Э, э-э-э-это-о-о-о…

Её глаза забегали по сторонам, а рука сдавила и стала гладить шапку. Видимо, в счёт того, что пучок волос был спрятан.

– Н-ну, мы же всё равно собирались выбраться. Д-да и вообще, не могу же я тут одна за Ироху-чан быть! Я тут вообще между молотом и наковальней!

Юигахама схватила своё лицо руками. Юкиношьта вздохнула.

Я хотел последовать её примеру, но перво-наперво стоило кое-что сказать. Переведя взгляд на стонущую с лицом в руках Юигахаму, я произнёс:

– Не зови кого попало. Если что, сама за ними смотри.

– В-вот и присмотрю! – вскинула голову Юигахама.

– Тогда ладно. Можно о них не заботиться, – заговорила наблюдавшая за ней Юкиношьта.

– Юкинон…

Юигахаму эти слова почему-то тронули, и она подняла на неё голову, но знаешь, ты, она, как бы, только что сказала, что ей на них положить.

– Возможно, ты и права, но…

Беспокоила меня немного одна вещь. И стоило бы её озвучить.

– Юигахама… Смотри не перерадей там за них.

– А, угу… Ну, как бы.

И Юигахама угрюмо опустила глаза.

Не доросли мы до сования носа в чужие дела. И много чего тупо неправильно поймём, если засунем. Вот это мне и стоило озвучить.

Юигахама, задумавшись, возилась со своей шапкой. Она всё ещё смотрела вниз, но по её поведению я понял, что она всё поняла.

– Впрочем, раз они уже тут, и правда ничё не поделаешь. Ну, хоть помогут всё тут сфоткать и записать.

Я-то на самом деле на это не особо надеялся, но всё равно сказал. Лишь тогда Юигахама подняла голову.

– Угу, точно…

Её улыбка была какой-то вымученной. Юкиношьта пропустила пальцы сквозь свои волосы и улыбнулась ей.

– Если мы будем собирать информацию, лучше сразу решить, кто куда пойдёт.

Лицо Юигахамы так и засияло.

– А, точно! На чём сначала покатаемся?

– Ну, может, на этом?..

Я посмотрел в сторону поезда, стоящего на линии Кэйё.

– На поезде?! Ты уже домой намылился?!

За время нашего разговора Ишшики с остальными успели до нас дойти.

– Семпай, доброе утро-о-о!

– Ага, – кратко поприветствовал я Ишшики. За ней наступила очередь кротко улыбнувшегося Хаямы.

– Привет…

– Йо…

Совсем короткие слова. Но мы компенсировали их многозначительными взглядами. Я пытался выяснить, не скрыто ли что-нибудь за его улыбкой, а Хаяма словно выискивал что-то внутри меня.

Пока я концентрировался, по моей спине пробежали мурашки.

Ха! Жажда крови! Нет, жажда грязи! Почувствовав загадочную ауру, я обернулся и увидел Эбину-сан с прогнившей улыбкой на устах. Но когда наши глаза встретились, она быстренько стёрла её с лица и радостно помахала руками.

– Хелло, хелло.

– Чего-о-о? И Хикио тут?

Из-за спины Эбины-сан высунулось лицо Миуры. Тут стоявший рядом с ними Тобе разразился хохотом.

– Не-не-не, Юмико, Хикио – это писец ржака. Он же Хикитани-кун.

Да вы оба мимо попали…

– Ладно, пойдём, раз все здесь? – спросила Ишшики, оглянувшись, и мы тронулись с места.

Отстояв в очереди, мы обменяли билеты на паспорта и вошли в ворота.

Когда мы оказались на чём-то типа площади, я испустил вздох.

У ворот стояла гигантская украшенная ёлка. Вдоль улицы стояли западные загородные домики, а за ними виднелся Белостенный замок.

Мы как будто в фильме. Я такое часто в киношках про Рождество видел. В голову сразу несколько пришло. Первой почему-то оказалась «Один дома 2». Странно, я же много других фильмов видел…

Вспомнив, что мы должны собирать информацию, я достал из кармана куртки мыльницу и стал щёлкать затвором.

Девушки в это время, визжа, встали в очередь к ёлке – сфоткаться. На лице Юкиношьты возникла гримаса – она оказалась зажата в середине. Вряд ли она привыкла к такому настрою. И, разумеется, благодаря Хаяме нам тоже пришлось за ними вставать.

Причём Тобе – я даже не удивился – орал ещё громче девушек. Встав за ними, он поднял голову и стал восклицать:

– Во-о-оу! Фиггасе ёлка! У меня аще крышу сносит!

Хаяма смотрел на него, горько улыбаясь.

Наша очередь подошла быстро. Похоже, снимать должен персонал парка, так что мне можно было не напрягаться.

Сначала сделали одну общую фотографию, за которой последовали и другие: сначала женская, потом с Хаямой, Миурой и Ишшики, потом с Юкиношьтой и Юигахамой. Пока я за ними наблюдал, в голову лезли всякие перестановки чисел и математические последовательности.

Когда фотографии были сделаны, и я уже отошёл от дерева с мыслью, что пора бы и за работу взяться, ко мне с телефоном в руке подошла Юигахама.

– Спасибо, что подождал, Хикки.

За ней шла вздыхающая с таким видом, словно фотосессия оказалась изматывающей, Юкиношьта. Или из неё душа таки вышла?

Тут Юигахама схватила её за руку, а меня – за шарф, и подтянула к себе. Я покачнулся, и моё лицо оказалось совсем рядом с её. Напротив моего висело удивлённое лицо Юкиношьты.

Затем несколько раз щёлкнул затвор. Вернее, два – один с телефона Юигахамы, второй – с мыльницы стоящей чуть поодаль Эбины-сан.

– Юи, я вас сняла.

– А, спасибо.

Взяв у неё камеру, Юигахама стала смотреть фотографии.

– Юигахама-сан…

– Не снимай людей без разрешения… – одновременно произнесли мы с Юкиношьтой. Последняя расстроенно вскинула брови. Но Юигахама невозмутимо произнесла:

– Так если бы я сказала, вы бы фиг согласились.

– Лично я согласился бы.

Но лучше бы ты меня предупредила. Если бы я подготовился, то вышел бы намного лучше. А то получилось тут, понимаешь, у меня лицо всё красное…

– В любом случае, снимать людей по велению левой пятки не лучшая идея, – вздохнула Юкиношьта. Тут Юигахама и замерла – дошло, видать, что она сделала что-то не то.

– П-прости. В следующий раз я спрошу.

– Следующего раза не будет, – произнесла ультрахолодным, несмотря на милую улыбку, голосом Юкиношьта и быстро ушла вперёд.

– Я-я же извинилась! Юкинон, подожди-и-и! – взволнованно побежала за ней Юигахама. Юкиношьта понемногу замедляла шаг до того, что они поравнялись.

Я наблюдал за ними, оставаясь в метре позади.

Похоже, расстояние между ними, которое они так хотели нащупать, стало прежним.

× × ×

Space Universe Mountain. Космическая mountain.

Мы вставали в очередь к одному из трёх крупнейших аттракционов, космической mountain.

Когда мы подошли к СпэйМаун (сокращение от Спейс Юнивэз Маунтейн), Юкиношьта скрестила руки на груди и склонила голову набок.

– В этом аттракционе нет духа Рождества, так что для сбора информации он нам не подойдёт, вам не кажется?..

Да-да, работяга Юкиношьта ни на секунду не забывала, зачем мы сюда приехали – набраться ума для проведения праздника.

Но Юигахама, не забивавшая свою голову подобной мутью, просто ткнула пальцем в свод.

– А, смотри, там венки висят… Так что встаём!

– Но ведь они здесь везде висят, разве нет?..

Да, Юигахама тыкала пальцем в типичный для Destinyland в такое время года Рождественский венок. Его собратья висели тут повсюду. Но именно этот стал для нас главной причиной прокатиться на СпэйМаун.

Хотя стоп, Хирацука-сенсей сказала, что нам и отдохнуть не помешало бы, так что идея, вроде бы, не плохая…

Юигахама посмотрела на Юкиношьту щенячьими глазами, и та, вздохнув, в итоге уступила.

– Ха-а, но только один раз.

Тут к нам повернулась стоящая впереди Ишшики.

– Ну, мы тут на любом аттракционе больше одного раза вряд ли прокатимся, так что почему бы и нет?

– Правда?

– Да, я тут подумала, что лучше охватить картину полнее.

А-а-а, так вот, на что она нацелилась. Убедительно звучит.

Значит, сегодня следуем плану Ишшики.

После фоток прокатимся на «Королях пиратов Карибского моря». Оттуда по Fastpass скоренько проскочим «Гору Чёрного грома» и окажемся в зоне «Нет-и-не-настанет». А оттуда наверняка отправимся в какую-нибудь другую зону.

Жители Тибы часто слишком сильно переживают за то, на каком аттракционе Destinyland прокатиться. Чтобы исполнить свои замыслы, они составляют кратчайшие маршруты по местам своих предпочтений. Возможно, они делают это не только из опыта, но и благодаря более географически предрасположенному складу ума жителей Тибы.

Раз Юкиношьта сдалась, мы встали в очередь к СпэйМаун.

Первыми из нас стояли хаямовцы, в конце же – Юкиношьта и Юигахама. Сидения в СпэйМаун были двухместными, так что и очередь выстроилась по двое.

– Юкинон, поедем вместе?

– Д-да… Это действительно поможет?

Похоже, к совместной поездке были готовы и первая, и вторая.

Уму, я не совсем уверен, всё ли у них стало как раньше, но друг к другу они уже относятся очень тепло.

А перед делегации напоминал сцены из ада.

Все в очереди стояли по двое, кроме некой группы, выстроившейся «трое в ряд».

В середине неё стоял Хаяма, а слева и справа – Миура и Ишшики. Обе напористо говорили с Хаямой, бросая друг на друга ядовитые взгляды.

Из-за спины выражения лица Хаямы я не видел, но догадывался, что его губы застыли в натянутой улыбке.

А его отношения с Миурой не кажутся такими уж натянутыми. Возможно, атмосфера Дестини влияет.

Но за их спинами стоял вздыхающий парень.

– Чё делать, чё делать-то? – сам себе ворчал Тобе. Но вдруг лицо его озарилось уверенностью, и он шагнул к Хаяме. – Ха-а-ая-а-ато-кун, го вместе!

Когда он энергично вклинился между первой тройкой, и Миура, и Ишшики наградили его острыми взглядами.

– Так, Тобе… – сомкнулись в центре лба брови Миуры.

– Тобе-семпай, ты нам мешаешь ♪,– с милой улыбкой сказала гадость Ишшики.

Ух, тут как в замороженной Антарктике… Мне реально холодно стало.

Но сегодня Тобе не собирался отступать. Он молитвенно сложил руки и воззвал к девушкам:

– Э, блин, это, нельзя, чё ли? Не, реально, СпэйМаун вообще песец страшная. Не, я серьёзно, пожалуйста!

– Ха?

– Ха?

Я чуть «Nice coupling» этому замечательному унисону не сказал. Тобе, естественно, стал ныть ещё громче. Но ему бросили спасательный круг.

– Нормас, Тобе, давай вместе.

– Хаято-ку-у-ун…

Когда Тобе обнял Хаяму, мне послышалось: «О-о-о, мой лучший друг». В глазах Миуры явственно читалось «Хаято такой добрый…».

Если смотреть только с этой сцены, славным парнем окажется Хаяма, но общая картина была совсем другой. Нет, Хаяме тут помогли, да и Миуре с Ишшики в некотором смысле тоже.

Тобе, славный парень… Поставь кто про него пьесу, он был бы ещё более славным парнем.

Пока я восторженно за ними наблюдал, Эбина-сан отодвинулась назад, отходя с пути летевшего на крыльях Тобе. Она вдруг улыбнулась.

– Похоже, у Тобеччи проблемы.

Так говорила, словно готова принять на себя удар, а сама отвалила подальше. Интересно, изменилась ли она после экскурсии? Мыслит ли она теми же догмами, что и тогда?

Мне захотелось это проверить, и я, словно бы мимоходом, спросил:

– Похоже… Может, поможешь ему?

Эбина-сан замялась и опустила взгляд.

– Ну-у-у…

Это продолжалось недолго – вскоре она резко подняла голову, и стёкла её очков красиво блеснули.

– Ху-ху-ху, а не время ли тебе ему помочь, Хикитани-кун? Как тебе Тобе/Хачи? А-а-а, если сяду за бумаги сейчас, успею всё нарисовать к зимнему Комикету!

– Всё, хватит…

– И ты бы глупостей не говорил, – холодно ответила она. Взглянув ей в глаза, я так ничего и не разглядел за блеском линз. – У тебя своих дел нет?

– …

Мне и без слов было ясно, на что она намекает. Поэтому я и стоял, не в силах ответить. Всецело осознавая это, Эбина-сан всё же попыталась сгладить ситуацию шуткой.

– К Хаято-куну, например!

– Не-не-не, – мгновенно запротестовал я, и Эбина-сан радостно засмеялась. Убрав улыбку с лица, она понизила голос.

– Прости за тот раз.

– Ха? – переспросил я, не понимая, что это она ляпает, и Эбина-сан понизила голос совсем донельзя, чтобы её не услышали сзади.

– Это из-за него вы так поссорились?

– Ага, конечно…

Разлад в наших рядах, как мне казалось, был неминуем и без того, что случилось на экскурсии. Эбина-сан не виновата хотя бы потому, что такой план действий избрал я сам.

– У вас всё в порядке?

– Угу, благодаря тебе…

С этими словами Эбина-сан пальцем поправила очки. Мне вовсе не казалось, что они начали сползать, но она всё равно как будто что-то поправила.

После сказанных слов мы стояли в очереди молча.

Человек может говорить не только правду.

Из её просьбы я кое-что усвоил.

А сейчас я усвоил, что в ситуации, о которой ты, казалось, знал всё, что-то можно и проморгать.

Эбина Хина только что наверняка солгала ещё раз.

× × ×

Когда мы сошли со СпэйМаун, на ногах я держался крайне нетвёрдо. Пока нас со страшной силой крутили по ту сторону заборчика, я ничего не чувствовал, но сейчас на меня со страшной силой навалилась гравитация. Это и есть Reconguista в G?..

Разумеется, я качался на волнах не один – в моей лодке находились и остальные, причём всех морская болезнь накрыла по разному. Особняком нетвёрдо стояла на ногах издающая глупым голосом «фуэ-э» Ишшики.

Кто-то поддержал её за руку.

– Б-большое спасибо… – улыбнулась, выражая благодарность, Ишшики, и её помощница издала раздосадованный вздох.

– Ты вообще там в поряде?

– А, это ты, Миура-семпай?..

Улыбку с лица Ишшики словно стёрли. Миура тут же испуганно сунула ей в руку бутылку с водой.

– Э, у тебя лицо побледнело. Воды, хочешь?

– Я в порядке, вот, только… Большое спасибо… – шокировано поблагодарила её Ишшики, путаясь в словах, и взяла бутылку.

Хороший Миура человек…

Ишшики-то, правда, надеялась-поди, что выхаживать её будет Хаяма, да в свете периодически проклёвывавшегося у Миуры материнского инстинкта не проканало…

Когда у нашей больной нашлась ходилка, мы отправились дальше.

Около СпэйМаун популярных аттракционов хватало, так что толпа была просто грандиозная. Среди этой толпы шатался ещё один «наш». Юигахама не проморгала это и обратилась к нему:

– Юкинон, ты в порядке?

– В полном… Просто все эти люди…

В полном, говоришь?.. Впрочем, я вполне её понимал. Самого эта толпа ужасно бесила и утомляла одновременно.

«Восстановится ли она?» – думал я, но когда мы подошли к следующему аттракциону, Юкиношьта наполнилась силами.

Так вот оно что! Следующий аттракцион – «Бамбуковая битва Пан-са-а-ана-а-а»!

Как и говорила Юкиношьта, «Бамбуковая битва» совершенно не выделялась рождественской темой. Она словно говорила: «Кому в нашем Дестини нужно это дрянное Рождество, вот китайский Новый год – это тема!» Собственно, помочь в исследовании этот аттракцион нам не мог ничем, но Юкиношьта, не произнеся ни единого слова жалобы, встала в конец очереди. Да я как-то и не против…

Очередь оказалась довольно длинной, но я применил один из навыков своей коллекции, «Отключиться от реальности», и время ожидания пролетело мимо меня.

Через какое-то время мы добрались до здания и блаженно вдохнули в себя тёплый воздух.

– Ну, как пойдём? – спросила Юигахама, и Ишшики с Миурой сразу же ощетинились. Хоть первая и была должна второй за помощь, уступать она не собиралась. Тобе тоже напрягся.

Но кому нужен этот Тобе?

Судя по первому вагончику в форме тыквы, за один раз прокатиться могли три-четыре человека.

Значит, с группой Хаямы на троих всё ясно. Пока я раздумывал об оставшихся группах, практически подошла наша очередь.

– Пойдём? – спросила у Юигахамы Юкиношьта.

– Угу, – ответила та, становясь рядом с ней.

Ну что же, естественно. Юкиношьта от Юигахамы сегодня ни на шаг не отошла. Кто мог помешать им прокатиться на этой «Бамбуковой охоте» вместе?

А значит, я буду ехать вместе с Эбиной-сан и Тобе? Танунафиг, я не выдержу. Это, конечно, я тогда соврал, но ехать вместе эдаким любовным треугольником? Я молитвенно перевёл взгляд на Юкиношьту, мысленно вопрошая: «А одному на этом можно кататься? Расскажи, Юкипедия-сан», однако она величественно поднималась на борт вагончика.

Юигахама пошла за ней. Но вдруг она повернулась ко мне, продралась поближе и ухватила меня за рукав. Опустив голову, она потащила меня к вагончику.

– Х-Хикки, давай быстрее.

– Э, ку, я с Тобе…

Я совсем не собирался ехать с Тобе, но сказал почему-то это.

– Давай. Там очередь за нами.

После этих слов мне не оставалось ничего другого, кроме как залезть внутрь. Дверь вагончика закрылась, и дежурная помахала нам руками, провожая в путь со словами: «Добро пожаловать в мир бамбуковой битвы».

Вагончик въезжал во тьму, и кругом вдруг загорелись красные и оранжевые огни. Возможно, они и окрасили опущенный профиль Юигахамы в красный. Затем, не поднимая головы, она перевела на меня глаза. Из-за этого мне стало стыдненько.

Сидели мы в таком порядке: Юкиношьта, Юигахама, я, но я изо всех сил прижимался к краю вагончика, да и сама Юигахама пыталась от меня отодвинуться. Правда, от этого страдала зажатая в угол Юкиношьта.

– Тесно, – проговорила она одно-единственное слово.

– А, прости, – сказала Юигахама и сдвинулась ко мне. Я попытался скомпенсировать это расстояние, ещё сильнее прижавшись к краю, так что практически ничего не изменилось.

Аттракцион всё ещё продолжался, и мы подъехали к большому экрану.

На нём взад-вперёд бегал Пан-сан, и тут сверху стали падать его плюшевые собраться.

Вагончик в ответ их атакам завертелся и закачался по аттракциону.

– О-о-о, круто…

– Тихо, – выпалила Юкиношьта, едва стоило мне выразить восхищение.

Что, и шептать нельзя?.. Ты насколько глубоко в атмосферу погрузилась там?..

Правда, в тишине меня стало беспокоить бесконечное стуканье друг о друга руками и локтями – вагончик безудержно болтало. Это точно не для моего сердца.

Только вот где-то тут аттракцион для меня исчез, потому что я изо всех сил выгонял из головы приземлённые мысли.

× × ×

Рядом с «Бамбуковой битвой Пан-сана» находился тематический киоск.

Хаяма со своими обожательницами ждали нас у его витрин. Эбина-сан с Тобе вышли немногим позже нас.

– Да-а-а, Пан-сан – вообще тема!

С лица его не сходила блаженная улыбка. Видимо, благодаря тому, что удалось прокатиться с Эбиной-сан. Но сиял и ещё один человек.

Юкиношьта.

Она довольно угукнула. Видать, шкала удовольствия у неё сейчас заполнена полностью.

– Эй, Хикки. Тут киоск Пан-сана, что будем делать? – спросила стоявшая в полушаге сзади от меня Юигахама, тыкая мне в спину пальцем. Я повернул к нему голову.

– Так…

Ну да, наговорил Юкиношьте чухни – выбирай теперь тут подарок Комачи.

– Простите, мне нужно тут кое-что купить, – сказал я остальной компании, и Ишшики прыснула.

– Что, семпай, прямо здесь?

– Младшей сестре подарок надо…

Что за радостное лицо, Ирохасу?.. Могла бы на этом внимание и не акцентировать. И без тебя знаю, что мы с Пан-саном – понятия несочетаемые.

– Ясно. А мы что будем делать? – спросил Хаяма остальных. Миура сразу же отвернулась от киоска.

– Не-е-е.

– О? – издала Эбина-сан. – Юмико, ты это серьёзно? – спросила она.

– Ну так, у Пан-сана же глаза неприкольные. Я лучше пойду искать Вредную Кошечку Мари-чан.

Вредная Кошечка Мари-чан была одним из тех персонажей Дестини, по которым угорали девочки. Выглядела что-то типа как розовая кошка.

Выбрать вместо Пан-сана более женственного персонажа – да наша Королева тот ещё человек-загадка! Смотрю, любит она розовый. Я тоже люблю розовый.

Пока я восхищался ею, стоящий рядом со мной человек вырабатывал ауру, в холодности способную посоперничать с жидким азотом. Юкиношьта, разумеется. Её ледяные глаза были зафиксированы на Миуре. Твою ж мать, Юкиношьта в ярости. Кончиться это может только опровержением всех аргументов Королевы за 30 минут с последующим плачем.

«Плохо дело…» – подумал я, но тут к киоску подошла Ишшики и схватила первую попавшуюся под руку мягкую игрушку.

– Пра-а-авда? А по мне, так это тоже прикольненько. А, Хаяма-семпай?

Хоть спросили и не её, Юкиношьта, закрыв глаза, кивала. Впрочем, Ишшики выпячивала не Пан-сана, а себя.

Однако благодаря ей Юкиношьта смягчилась. Её холодная аура рассеивалась.

Тобе щёлкнул пальцами и сказал:

– Посоны, если брать ничё не будем, лучше в кафешку заранее пойти. Там, походу, дофига народа будет.

Конечно, щёлканье меня подвзбесило, но предложение было поразительным. Славный он парень. Хоть и подвзбешивает иногда.

Но сама мысль о том, чтобы они заняли нам место, пока мы закупаемся, лишила меня опоры. Поэтому я решил уточнить.

– Ты серьёзно?

– Да вообще. Хикитани-кун, те ж это, малой подарок выбрать надо? Давай, мы подождём, чё.

– Прости.

Я опустил голову, и Тобе замахал на меня руками.

– Не надо, не надо. Хаято-ку-у-ун, погна-а-али!

– Ага.

Они с Тобе вышли наружу. За Хаямой потянулись Миура с Ишшики. Ну и незаинтересованная в Пан-сане Эбина-сан, бросив нам: «Покеда», тоже ушла за ними.

У киоска остались только мы трое: Юкиношьта, Юигахама и я.

Аккуратно складывая свой шарф, Юкиношьта окинула нас с Юигахамой взглядом.

– Что же, начнём выбирать подарок Комачи-сан?

– Ага, спасибо. Если что интересное увидишь, говори.

– Хорошо. Посмотрим, что у них есть.

С этими словами она вошла в киоск и стала шарить по полкам. На неё, конечно, можно положиться, но зачем столько усердия в это вкладывать?.. Впрочем, я её попросил – не мне жаловаться.

Но бросать всё на Юкиношьту было немного страшно. Надо бы и самому что-нибудь поискать… Я потянулся к ближайшей полке. Юигахама подошла ко мне, пока я тупо разглядывал Пан-сана в костюме Санты.

– Я тоже помогу выбирать.

– Спасибо. Я не особо доверяю своим вкусам.

– А мне кажется, что Комачи-чан всё равно будет рада.

– Нет, мы с ней настоящие брат и сестра. Если что-то нравится или не нравится, мы говорим прямо.

– Ага. Тогда лучше напрячься и найти лучшее, что тут есть.

Юигахама осмотрела несколько плюшевых игрушек, покрывал, брелоков и так далее. И всё же, не слишком ли тут много продукции по Пан-сану?.. Мне одних мягких игрушек по горло хватило бы.

– Подарок Комачи-чан?.. А ты её хоть спросил, что она хочет? – спросила Юигахама, осматривая марионетку Пан-сана как настоящую редкость.

– Было дело, но она просила что-то вроде подарочных или библиотечных карт…

– А, а-а-а… А-ха-ха… – натужно и испуганно засмеялась Юигахама. И это после упоминания подарочной карты. Всё, про бытовую технику молчу…

Юигахама взяла в руки понравившуюся ей куклу и начала с ней играть. Просунув пальцы ей в пазухи, она стала хватать ей меня за руки и пихать в лицо, то и дело эйкая. Э-эй, это одновременно бесит, умиляет и мешает. Да ещё и так стыдно, что завязывала бы ты.

Когда я отмахнулся от куклы, она зависла у меня перед лицом и странно зашевелилась.

Стоило мне посмотреть в глаза этому наглому Пан-сану, Юигахама странным голосом спросила:

– Что Хикки-кун хочет получить на Рождество?

Ты что, Пан-сана пытаешься пародировать? Поверь на слово, совсем не похоже. И вообще, что ещё за Хикки-кун? Словечко настолько меня прикололо, что я, усмехнувшись, даже ответить попытался.

– Да я…

Но тут в голове пронеслись воспоминания об одном недалёком дне. Мой рот сам собой закрылся.

Удивившись внезапно наступившей тишине, Юигахама выглянула из-за куклы. Заглянув мне в глаза, она всё поняла и издала тихое «а».

Её лицо вмиг покраснело.

Возможно, она вспомнила то же самое. Те самые слова.

Я зажал рот правой рукой и отвернулся.

– Да ничего я…

– А, ясно… – проговорила Юигахама, вынимая пальцы из куклы и усаживая её на место.

Какое-то время мы рассматривали товары в тишине. В киоск заходило всё больше и больше людей. Судя по всему, туристы.

– Сколько народа, а? – спросила Юигахама, заметив это.

– Ну, время года такое. Непостижимы деяния обывателей, однако. Я бы не пришёл, если б можно было…

Оглядев наполнившийся людьми киоск, я вздохнул. Как и ожидалось, из-за Рождества каждый закоулок парка был забит донельзя, и куда бы и сколько бы ты ни шёл, конца им не было, что нехило понижало боевой дух.

– Но знаешь, я хочу… прийти ещё раз.

Повернувшись на неровный голос, я увидел, как Юигахама обнимает большую плюшевую игрушку.

– Ты ведь можешь приехать когда захочешь. Тут и близко же.

– Я не, про то… – сказала Юигахама, стреляя в меня глазами. Намекает на что-то? Когда она прожгла в моей груди дыру, я вспомнил-таки безответственное обещание, данное ей на фестивале культуры. Фестиваль спорта, экскурсия и выборы президента постоянно отодвигали его на задний план.

Насколько же изменилось расстояние между нами? А ведь мы должны были сделать лишь небольшой шажок за черту.

Я протянул руку к затисканной Юигахамой игрушке и, глядя на её морду, сказал:

– Ну, Лэнд в это время года та ещё радость, а вот что в новом парке, я не знаю.

– Э? – подняла голову Юигахама.

– Хотя если тут будет не забито, мне норм.

Можно было бы сказать это и получше, но подходящие слова никак не желали находиться.

Тем не менее, Юигахама всё равно тихо ответила:

– Там, наверное, тихо, так…

– Ага…

– Угу… – кивнула она, переведя взгляд на пол.

Проводив это движение глазами, я стукнул игрушку по голове и отошёл к другой полке.

– Ну, когда-нибудь…

– Угу, когда-нибудь.

Её голос вновь наполнился красками, и она пошла за мной.

– Ну что, выбираем? – спросил я безжизненным голосом. На этом наш разговор окончился. Я сдержу обещание где-нибудь в процессе.

– А, Хикки, как тебе? – энергично окликнула меня Юигахама, словно отвечая на мои слова.

Обернувшись, я увидел на её голове ободок с собачьими ушами. Похоже, ушки были от периодически появляющейся в «Пан-сане» вислоухой собаки.

Радостно ахая, она крутилась около зеркала, совершенно не обращая на меня внимания, словно и не спрашивала только что ни о чём.

– А, а вот этот может Юкинон пойти. Юкино-о-он.

Юкиношьта вынырнула к нам с руками, полными товаров.

– Интересно, что понравится Комачи-сан? – нерешительно обвела она их глазами. С-слушай, тебе вовсе не обязательно относиться к этому так серьёзно, понимаешь?

Спрятав за спиной два ободка, Юигахама встала перед Юкиношьтой.

– Эй, Юкинон.

– Что?

Стоило ей наклонить голову набок, как Юигахама нацепила на неё ободок. Кошачьи ушки на нём наверняка принадлежали ещё одному периодическому персонажу «Пан-сана». Юкиношьта удивлённо распахнула глаза.

Юигахама мгновенно встала рядом с ней.

– Хикки, сфоткай нас, сфоткай!

– Э, ага.

Нам не нужно будет их потом покупать, а?.. Хотя, одежду примерять тоже никто не запрещает. С этой мыслью я навёл на них камеру и щёлкнул затвором.

Глава 8: Наконец, Юкиношьта Юкино...

Ночью в Destinyland, расположенный близ побережья, пришли промозглые ветра.

Стань они ещё сильнее, и пост-парадный салют отменят, но так как ничего не объявляли, тут можно было не бояться.

Покинув киоск Пан-сана, мы прокатились ещё на нескольких аттракционах, во имя учёбы фотографируя что попало. Научную ценность этих снимков я, конечно, ставил под сомнение, но что ещё мы могли сделать за два выходных дня? Если это учесть, станет ясно, что и от снимков можно добиться хотя бы показательной ценности.

От постоянного стояния и блуждания на ногах на меня навалилась усталость. Пусть мы и останавливались изредка отдохнуть, идти неспешным шагом нам попросту не позволяла толпа, из-за чего бодрым не остался никто.

Ныне мы двигались по парку, прикидывая, успеем ли до начала парада прокатиться ещё на одном аттракционе, но, происходило это, естественно, помедленнее, чем днём.

Когда группа собиралась вместе, я по старой привычке постоянно заходил ей в хвост. Однако же это позволяло мне подмечать усталые лица остальных, всё реже и реже раскрывавших рты.

Особенно меня впечатлили слова Ишшики к идущему диагонально передо мной Тобе.

– Тобе-семпай, можно тебя?

– О-о-о, что такое, Ирохасу?

Ишшики явно старалась не привлекать к себе излишнего внимания и говорила тихо, но Тобе ответил громко. Ишшики это явно не понравилось, и она потянула его за рукав на себя, зашептав что-то на ухо.

– Чё, серьёзно?.. – удивлённо – вернее, даже несколько неприязненно – переспросил Тобе. Он поморщился, но, быстро осмотревшись по сторонам, как будто понизил голос и что-то сказал. Что за дикая картина – тихий Тобе.

Окончив беседу несколькими словами, Ишшики кивнула и быстро ушла вперёд, к Хаяме и Миуре. Кажется, она о чём-то попросила Тобе. Тот непрерывно дёргал себя за волосы, не в силах найти другое занятие.

Ишшики осталась впереди на уровне Хаямы, рядом с которым и так шла Миура. Похоже, до выхода с площади поворачивать мы никуда не будем.

Ишшики заговорила с Хаямой, и он отвечал ей, не выказывая никаких признаков утомления, хотя Миура еле волокла ноги.

За ними шли болтающие друг с дружкой бодрые Юигахама и Эбина-сан.

А уже за ними – я. Ступая за ними в несколько усталом режиме.

В околомоём положении пребывала и замедленно шагающая Юкиношьта. Она давно уже жаловалась, как быстро лишается сил, а теперь ей ещё и в такой-то толпе находиться пришлось. Она выглядела самой утомлённой из нас.

Её тонкие ноги, казалось, уже налились свинцом. Вдруг она глубоко вздохнула.

– Ты в порядке? – окликнул я её.

– Да, – кратко ответила она. Не знаю, почему именно она на меня не посмотрела – то ли не хотела лишний раз двигать шеей, то ли всё ещё чувствовала себя неловко.

– А, блин, – донёсся до меня быстро удаляющийся голос Юигахамы, и я поднял голову.

Выходящую на площадь, с которой мы как раз собирались уходить, улицу перегораживали верёвками – близился парад.

Юигахама и Эбина-сан с визгами перебежали улицу как раз перед тем, как одну из верёвок натянули. Мы с Юкиношьтой, влекущиеся чуть дальше, со стартом немного запоздали.

Когда улица отделила нас друг от друга, Юигахама, заметив, что нас нет, повернулась и призывно замахала руками. Я приподнял руку и сказал:

– Идите вперёд. Мы догоним.

– Хорошо-о-о!

Юигахама замахала руками и ушла вслед за остальными. Проводив её глазами, я повернулся к Юкиношьте.

– Ну что, пошли?

– Пожалуй.

Мы и так знали, куда они идут. Обход, конечно, делать не хотелось, но ужиться с ним можно было. Однако из-за перекрытой во благо парада улицы плотность народа на нашем пути нещадно возросла.

К тому же, после заката ярко заиграло освещение аттракционов, и некоторые останавливались, чтобы снять их – словно воздавая должное. Из-за них продвигались мы ещё медленнее, чем надеялись.

На то, чтобы добраться до Spride Mountain, следующего на нашем пути аттракциона, ушло приличное количество времени. Я оглядел вход, но ни Юигахамы, ни кого бы то ни было ещё из знакомых там не стояло.

Юкиношьта тоже покрутила головой, и, заметив, что никого нет, спросила:

– Позвоним им?

– Ага…

Я достал из кармана телефон и набрал единственного человека из той группы, чей номер знал. Ответили мне только через три гудка.

– Алло-о-о? – громко прозвучал на фоне голосов остальных (наверняка компании Хаямы) голос Юигахамы.

– Вы где? Мы уже здесь.

– А, прости, мы уже зашли.

– А-ага…

А я-то ещё надеялся, что они нас подождут, а они вон как… Я погрузился в состояние лёгкого шока, но Юигахама, заметив это по моему голосу, поспешно заговорила:

– Ничего, ничего! Если возьмёте Fastpass, сразу нас нагоните. Тут сейчас не так много народа, так что проскочите вообще быстро. Поэтому мы и решили, что, как бы, лучше сразу пойти там…

Слушая её, я уставился на очередь.

Она и правда была короче, чем другие сегодня. Табличка, отображающая приблизительное время ожидания, показывала что-то около получаса. Учитывая, как быстро двигалась очередь, можно было рассчитывать на меньшее. Да и по предложенному Юигахамой Fastpass их и правда легко догнать. Изредка люди сходили с очереди в туалет, так что предложение действительно дельное.

– Понял.

– Угу, давай.

Я повесил трубку и перевёл взгляд на лицо Юкиношьты.

– Походу, встретимся уже внутри.

В ответ она кивнула, и мы встали в очередь.

Взять Fastpass сразу нельзя. Должно пройти какое-то определённое время, причём за этим внимательно следят. Поэтому мы и встали в общую очередь. Но даже по ней внутрь попасть мы сможем быстро. Посетители парка явно стекались на парад.

– Ну что, останемся в общей очереди, пока она не встала?

Зайдём по этой очереди как можно дальше. Если потом, словно перестраиваясь на другую полосу, возьмём Fastpass, нагоним всю компанию мигом.

По общей очереди мы довольно быстро прошли вполне себе нормально.

И тут какие-то, судя по всему, старшеклассники в гакуранах из какой-то, судя по всему, старшей школы стали между собой спорить. Когда открывался парад или пускали салют, молодёжь вечно стремилась взять от жизни всё и кататься на аттракционах до посинения. Похоже, это они и обсуждали. Спорили о том, кто шёл первым и кто прошёл без очереди.

К ним мгновенно подлетел кто-то из персонала и попросил удалиться. После этого предостережения они стихли.

Юкиношьта всмотрелась в лица людей спереди и сзади нас.

– Думаю, не пропустят нас, если мы к друзьям вперёд попросимся…

– Ага. Звякну ещё раз.

Я снова достал телефон и ткнул в повторный звонок. Гудки шли и шли, а ответа всё не было.

– Не берёт…

Я знал только номер Юигахамы… Хаяме свой, конечно, давал, но его – предпочёл оставить при нём.

– Знаешь, как с кем-нибудь ещё из них связаться? – на всякий случай спросил я Юкиношьту, но она покачала головой. Действительно… Неохотно оставаясь в очереди, я попробовал набрать ещё несколько раз, но впустую; мы же уже видели нижний уровень. Обойти мостовую – и мы зайдём на посадку.

– Раз мы так далеко зашли, быстрее будет так садиться, чем возвращаться. Тем более что они могут ждать нас на выходе.

– П-пожалуй, – ответила Юкиношьта каким-то взволнованным голосом. Она тихо опускала глаза.

– Ты чего? – спросил я, но она не ответила.

Стоп. Погодите. Стоять-стоять-стоять. Кажется, я это уже несколько раз видел… Переволновавшись, я кашлянул и решил задать Юкиношьте вопрос.

– Можно у тебя кое-что уточнить?

– И что же?

Юкиношьта глядела на меня, напрягшись. Я внимательно посмотрел ей в глаза и медленно, осторожно, чтобы ничего из её реакции не упустить, спросил:

– Ты плохо такое переносишь?

Какую-то секунду мы молча смотрели друг на друга с бесстрастными лицами. Затем взгляд Юкиношьты постепенно сместился в сторону.

– Вовсе нет…

Да, где-то я эти слова уже слышал… То же самое она ответила, когда я спросил у неё насчёт собак.

Ага, вот оно, то самое. Шаблоны поведения Юкиношьты как они есть и как я их знаю. Кстати говоря, я помню, что после СпэйМаун она пошатывалась. И дело точно было не в толпе. Дело тупо в том, что её укачивает на горках.

– Предупреждать надо… Пошли обратно.

– Всё хорошо.

– Нет, ты же плохо их выдерживаешь, – возразил я, и Юкиношьта угрюмо нахмурилась.

– Я же сказала, что всё хорошо, не помнишь? – твёрдо произнесла она.

– Совсем больная? Не тот это случай, чтобы себя заставлять, тем более упрямиться.

Потому мои слова и вышли грубее, чем того хотелось бы.

Плечи Юкиношьты задрожали, а сама она опустила взгляд.

– Да нет же… Всё правда хорошо.

Её голос казался мне более детским, чем обычно. Нет, дело в том, что обычно я видел её взрослее, так-то мы с ней одного возраста.

Юкиношьта неуклюже, запинаясь, продолжила:

– Я не была очень в себе уверена, но рядом с Юигахамой-сан всё было хорошо… Так что сейчас, наверное, тоже будет.

Я бы не засчитал это надёжной и обоснованной причиной. По сравнению с её обычной логически выверенной речью это просто детский лепет. Однако по этой нелогичности я и понял, что она практически раскрывает мне свои чувства. За такое и поуважать можно.

– Ну, раз ты так говоришь…

Юкиношьта не подняла головы, и услышав эти слова. И плохо переносит, и не выглядит на свои «хорошо»… В поиске нужных слов я почесал затылок.

– Ну, собственно. Просто отнесись к этому как к развлечению. Не умрём же мы там, в самом деле.

– П-пожалуй, – произнесла Юкиношьта, всё ещё глядя вниз, но затем она приподняла голову и исподлобья на меня посмотрела. – Мы точно не умрём?

Ты совсем ссыкло, что ли?..

– Ни сы. Я слышал, что шансов мало.

На этих моих словах очередь потянулась вперёд, и Юкиношьта потащилась за ней. За последним поворотом нас ждала зона посадки.

Настало наше время.

Я сел первым. За мной, сжав кулак, – Юкиношьта. У неё аж руки дрожали – с такой-то силой барьер сжимала.

Она не ослабила хватки, даже когда мы тронулись с места.

Когда нам стали подавать историю Братца Ласки и Братца Хорька, заиграла причудливая музыка. Открывая и закрывая глаза, робо-ласка механически тикал. Однако Юкиношьта вниманием к подобным деталям не располагала – всё её усилия были брошены на то, чтобы смотреть вперёд.

– Э-э-э… Падать мы ещё не собираемся, так что можешь отпустить барьер.

– А-ага. Пожа, луй…

С этими словами она наконец разжала пальцы, после чего утомлённо вздохнула.

– Ты правда настолько плохо переносишь горки, однако.

Спрашивая её внизу, я не знал масштаба проблемы. Услышав мою фразу сейчас, Юкиношьта самоуничижительно улыбнулась.

– Да. Было дело с сестрой…

– М? А-а-а, с твоей сестрой?

Снова она…

Юкиношьта Харуно. Старшая сестра Юкиношьты, превосходящий свою сестру по всем параметрам совершенный, демонический сверхчеловек. Кстати говоря, Юкиношьта-сан, вы последнее время не кажетесь такой уж совершенной… Впрочем, вы всё равно намного выше других.

Судя по тому, как Юкиношьта оглядела аттракцион, разговор её успокоил. Вокруг нас, брызгаясь водой, запрыгали лягушки.

Медленно, словно синхронизируясь с неспешным ходом вагончика, Юкиношьта произнесла:

– Это было в детстве. Когда мы приходили в такие места, сестра всегда старалась меня взбесить.

– Я себе это даже представляю прям…

Так эти акты докучания собственной сестре Харуно-сан начала ещё тогда. Учитывая, что они ещё были детьми, в том, что её игры приближались к травле, не смею сомневаться.

Юкиношьта прыснула. Возможно, сейчас она улыбнулась впервые за всю поездку.

– Да уж. Когда мы катались на колесе обозрения, она раскачивала кабинку, на американских горках – разжимала мне пальцы, когда я держалась за барьер, и всегда везде приговаривала «тихо, тихо». Иногда она даже крутила «Чашку кофе», хоть я и останавливала её… Сестру всё это тогда как будто забавляло…

С каждым новым словом лицо Юкиношьты становилось всё более понурым. Я и сам приуныл. Неужели в неудачах Юкиношьты виновата Харуно-сан?

– Она всегда так… – кратко бросила Юкиношьта напоследок.

Мы ехали по тёмному-тёмному курсу. Робот-гриф произносил зловещие предзнаменования. Потолок за ним уже готов был раскрыться, и я даже видел небо. Вагончик, стуча колёсами, ехал дальше. Мы почти доехали до вершины. Юкиношьта вся напряглась.

Едва мы приготовились к резкому спуску, вагончик вдруг остановился и выровнялся по оси абсцисс.

Нам было видно окрестности Destinyland. Активный вулкан водного аттракциона, подсвеченный кроваво-красными огнями, выпускал дым; горделиво хвастались рождественской иллюминацией отели. Вдали можно было рассмотреть ночные огни метрополиса.

Но главным было то, что множество огоньков, подобно звёздам, замигало, и нам открылся вид на ночной Destinyland.

Увидев эту картину, Юкиношьта ахнула.

– Эй, Хикигая-кун.

– М?

Я не отрывался от подсвеченного белыми и голубоватыми огнями Белостенного замка.

И облачённой в снежно-белое пальто улыбающейся с влажными глазами Юкиношьты.

Когда я увидел эту драгоценную, но мимолётную фигуру, у меня дыханье спёрло.

Юкиношьта отпустила барьер и схватила меня за рукава. В тот момент, когда мы прикоснулись друг к другу, я почувствовал, что это ощущение останется в моём сердце.

Вскоре меня накрыло приятное ощущение бесконечного полёта вниз.

– Помоги мне когда-нибудь, хорошо?

Её шёпот растворился в порыве опускающегося воздуха, и я не смог ей ответить.

Возможно, только что Юкиношьта Юкино впервые озвучила кому-то своё желание.

× × ×

Недалеко от выхода с Spride Mountain стоял магазинчик.

С выбором напитка я особо не парился – просто купил и вернулся на улицу, с которой пришёл.

После аттракциона Юкиношьту так шатало, что она осталась отсиживаться на скамейке у самого выхода.

Когда я вернулся к ней, она прятала в сумку какой-то продолговатый пластиковый пакетик, купленный, видимо, без моего ведома. Заметив меня, она закрыла сумку и положила её на колени.

– На.

Я протянул ей напиток, на котором по случаю Рождества красовалась этикетка с Пан-саном, и она смиренно приняла его.

– Спасибо… Сколько стоил?

– Да ладно. Мне стыдно брать деньги с больного человека.

– Я так не могу.

– В скорой деньги не берут.

– Но спасатели получают выплаты за каждый выезд.

– Существуют такие люди, как альтруисты. Я делаю это ради самодовольства, так что бери.

– Опять одна софистика… – сдаваясь, произнесла она, обхватывая бутылку обеими руками. Затем погладила ту её часть, на которой был изображён Пан-сан. – Такое ведь уже случалось.

– Разве? – спросил я, открывая купленный в том же магазине кофе. Юкиношьта большим и указательным пальцами повращала стилизованную под бамбук трубочку от напитка.

– Да. Тогда ещё сестра с нами была.

– А-а-а…

Если мне не изменяет память, это было тогда, когда я впервые встретил Харуно-сан. Кстати, в тот раз я впихнул Юкиношьте выловленную в автомате плюшевую игрушку. Ждать появления Харуно-сан долго не пришлось.

– Ты меня тогда очень удивил – сразу так точно описал её…

Погрузившись в воспоминания, она иронично засмеялась.

– Первое, что пришло в голову, когда я её увидел. Тем более что она особо и не скрывалась, хоть и сама всё за собой подмечала.

– Может быть. Но мне кажется, это ей к лицу. Сестру всегда все любили. Даже с таким характером… Нет, именно из-за такого характера она и ожидала, что с неё будут сдувать пылинки… И она всем за это отплачивала, – каким-то ярким голосом говорила Юкиношьта, и невнимательный человек мог бы даже подумать, что она хвастается своей сестрой. Но голос её быстро потускнел. – Я стала повторять за ней и вести себя как куколка. Из-за этого все говорили, что я послушная и хорошая девочка, но… За моей спиной они говорили такие вещи, мол, со мной трудно разговаривать, я необаятельная.

Утвердительно мыча, я отпил немного кофе. Он был тёплым, но горьким.

Послушная и хорошая девочка. Возможно, эти слова её и зацепили.

– Мне тоже так говорили. Необщительный, необаятельный… Да и сейчас говорят. Хирацука-сенсей.

– А ты разве не нахальный и дерзкий отброс общества?

– Эй. В какую тебя степь понесло?

Юкиношьта засмеялась. Вскоре от её смеха осталась только аккуратная улыбка.

– Вы с сестрой очень похоже действуете, вот я и решила, что ты из-за этого её так быстро раскусил… Просто не знала, что самой делать.

Юкиношьта замолчала и возвела взгляд к небу. Звёзд на нём не было, только оранжевый свет ламп. Счёта им, танцующим на ветру, стоя рядами, не было.

– Мне казалось, в этом мы больше похожи с Хаямой-куном. С таким-то примером, как моя сестра.

Упоминание Хаямы меня удивило, но ведь он знает этих сестёр куда больше меня, и, возможно, куда ближе.

Эта тема была для меня белым пятном.

Но всё же, Юкиношьта Юкино и Хаяма Хаято. Я понимал, что они вечно будут стремиться к Юкиношьте Харуно.

Человек, выражающий своё восхищение и неприятие и по сей день.

Человек, из восхищения ищущий близости, но взамен лишь уподобляющийся.

Какой эти двое видели Юкиношьту Харуно?

И какими эти двое видели друг друга?

Мне захотелось спросить её об этом, но я не стал. Залил уже начавший раскрываться рот кофе и сменил тему.

– Ты ещё хочешь стать такой, как она?

На фестивале культуры Юкиношьта упомянула, что восхищалась своей сестрой.

– Не знаю. Сейчас, кажется, вряд ли… Но у сестры есть то, чего не хватает мне.

– И ты хочешь его?

Юкиношьта покачала головой.

– Нет, я просто думаю: «Ну почему у меня этого нет» и впадаю в уныние.

Мне подумалось, что я её понимаю. Стремления, зависть и ревность часто ведут к разочарованию. В понимании из наблюдения за другими обычно кроется боль.

Взгляд Юкиношьты упал на её руки.

– С тобой то же самое. У тебя есть то, чего мне не хватает… Кажется, не так уж мы и были похожи…

– Ну, походу…

Мы с ней ничуть не похожи. Однако же, я обладал нерешительностью такой, что постоянно приводила меня к эгоистичным мыслям, недопониманию и ошибочным суждениям о себе самом.

– Поэтому я подумала, что хочу чего-то другого, – произнесла Юкиношьта и поправила воротник пальто. – Осознав, что ничего не могу сделать, я стала стремиться к тому, чего у вас с сестрой нет, – добавила она, повернувшись ко мне лицом. – Думала, что оно поможет мне кое-что сберечь.

– Что?

Что же она хотела и не могла сберечь? Я задал ей вопрос из желания заполнить пробелы.

Но Юкиношьта не станет мне этого говорить.

– И правда, что же это?

Её ответом стала испытующая девичья улыбка.

Возможно, ответ на мой вопрос – её «причина».

Почему во время президентских выборов Юкиношьта Юкино хотела выдвинуть свою кандидатуру?

Или же о чём она не говорит, и о чём я не спрашиваю?

Я не стал узнавать и о значении слов, сказанных ею перед самым падением вагончика. И сама Юкиношьта не стала их упоминать. Она вскользь затрагивала другие темы, словно пытаясь скомпенсировать это.

Мне показалось, что я понимаю тех, кто из глупости желает понимать других, не говоря с ними и ни о чём их не спрашивая.

Я допил свой остывший кофе. Заметив это, Юкиношьта встала.

– Со мной всё уже в порядке, нам пора.

– Ага, – ответил я, и мы пошли на площадь. После этого аттракциона мы должны были посмотреть с неё салют.

Парад уже заканчивался. Скоро перегороженную улицу откроют.

× × ×

Позвонив Юигахаме, я более-менее понял, где нам встречаться.

Мы с Юкиношьтой шли к стенам Белостенного замка, ни о чём как-то и не разговаривая. После парада на улицах стало посвободнее (народ стал расходиться), и дорога давалась куда легче. К тому же, Юкиношьта отдохнула – вот и ещё одна причина её лёгкой поступи.

На площади мы стали озираться в поисках Юигахамы.

– А, Хикки, Юкинон. Сюда, сюда!

Одной рукой она махала над головой, во второй сжимала телефон. Судя по всему, уже собиралась звонить. В момент реюньона Юигахама молитвенно сложила руки и опустила голову.

– Простите! За то, что вперёд ушли.

– Ничего страшного, – с улыбкой ответила Юкиношьта, и Юигахама обрадованно похлопала себя по груди.

– Впрочем, мы здесь не одни, и задерживать остальных было бы совестно. Вы сняли парад?

– А, угу! Дофига раз! – ответила мне Юигахама, хватаясь за мыльницу. Мы же в первую очередь за материалом пришли, тут бы сфоткать всё и сразу лучше, на мой взгляд. – Вот, Юкинон. Смотри, смотри!

– Можно проверить данные? – тихо произнесла Юкиношьта, цокая языком и прижимаясь к её груди. Явно бесится с того, что не посмотрела парад с Пан-саном. Так это, могла бы предупредить, я б тебя отвёл.

Чем больше девушки смотрели снимки, тем оживлённее становились их голоса, и это тоже хорошо, но остальные-то где?

Сейчас салют начнётся.

Оглядывая площадь, я услышал голос, вечно выплёскивающий знакомые нотки неудовольствия.

– Чего-о-о? Где Хаято?

– А-а-а, Юмико. Это, го сюда.

– Э, Тобе, чё ты?

Тот подтолкнул Миуру поближе к нам. За ними шла Эбина-сан.

– Э, а-а-а. Ну, как бы, чё я там?.. Тут, типа, классно видно, да? Эбина-сан, тебе ж тут норм же?

– Э? Ну да, хотя мне-то всё равно.

Похоже, прочный Эбина-сан поставила барьер на учтивость Тобе…

В общем, теперь практически все в сборе. Остались, разве что, Хаяма и Ишшики… Из-за того, что я оглядывался по сторонам, заоглядывалась, наверно, и Юигахама. Затем она спросила Тобе:

– Тобеччи, а где Хаято-кун и Ироха-чан?

– Э, а-а-а… Да щас придут, – смутно ответил тот, но, впрочем, он всегда несёт один только бред. Хотя парень он славный…

Тут уличные фонари и лампы по краям площади потускнели. Заиграла классическая музыка.

– Начинается, – произнесла Юкиношьта и подняла голову к небу над стенами Белостенного замка. Значит, салют будут пускать оттуда? Знаниям владелицы годового паспорта можно доверять.

Мы с Юигахамой вперили взгляды туда же, куда и она.

В тот же миг в ясном зимнем небе вспыхнуло множество цветных кругов. Салюты, в принципе, обычно летом устраивают, так что зажигающиеся и пропадающие огненные всполохи в небе под Орионом смотрелись крайне сюрреалистично.

– Навевает воспоминания, а? – прошептала мне на ухо стоящая рядом Юигахама.

Меня так и пробрали мурашки, но когда я повернулся к ней, она уже хлопала и тянула «о-о-о», наверняка совершенно забыв, что только что сказала. Знаешь, мой фокус сейчас на землю упал, так что далеко не до салютов мне уже. Засужу.

Раз поднимать голову мне не хотелось, я косил глазами по сторонам, что привело к детектингу двух знакомых фигур, вспыхивающих при разрыве новых залпов.

Каждая новая ракета озаряла их, сокрытых тьмой, ярким светом.

Хаяма и Ишшики смотрели салют, стоя чуть дальше нас.

С каждым залпом расстояние между ними сокращалось. Подумав, что всё это напоминает театр теней, я вдруг осознал, что смотрю только на них.

Золотой дождь последнего взрыва опадал на землю.

На слабо освещённой площади Ишшики, опустив голову, стала медленно отходить от Хаямы. Тот, пока она удалялась, смотрел в небо.

Музыка прекратилась, и включились фонари и огни аттракционов.

В группе довольно вздыхающих посетителей лишь одна Ишшики Ироха, плотно сжав губы и ничего не говоря, пронеслась около нас.

Первым заметил и окликнул её Тобе.

– И-Ирохасу?! Э, Ирохасу-у!

Но Ишшики даже не обернулась и просто исчезла в толпе.

– Это, пойду я её искать.

Тобе испуганно рванул с места. Увидев это, Миура словно бы задалась вопросом, что всё это значит. Она покрутила пряди волос между пальцев и глубоко вздохнула.

– Ха-а-а… Я с тобой.

– Тогда я тоже поищу, – вышла за Миурой Эбина-сан. В ответ Юигахама приподняла руку.

– Я-я тоже!

Но Миура её остановила.

– Юи и… Юкиношьта-сан? – окликнула она их, раздражённо отмахивая от лица волосы, и, несмотря на практически полное отсутствие мотивации, дала им подробные инструкции. – Может, подождите здесь? Она же вернуться может, и всё такое. И если я её найду, то звонить буду тебе, а ты уже скажешь Тобе и Эбине.

– А, угу, – ответила Юигахама, и Миура, кивнув, быстро зашагала прочь.

Проводив её взглядом, Юкиношьта наклонила голову набок.

– Что-то случилось?

Ну да, она же на один салют и смотрела…

Если мои догадки верны, случиться в данных обстоятельствах могло только одно.

Destinyland на Рождество, салют после парада, под стенами Белостенного замка, время, словно бы созданное для них двоих, и, наконец, отношение Тобе.

Сбор всех этих элементов стоил якуман. Ишшики призналась Хаяме в любви. Это единственное, что приходило в голову.

– Ладно, я тоже пойду…

– Угу, ясно, – ответила Юигахама, и Юкиношьта наклонила голову на другую сторону.

Однако идти я собирался не к Ишшики Ирохе. Ей куда лучше поможет Миура. Пусть ей занимается она.

Но мне подумалось, что стоит повидаться кое с кем другим.

Хаяма не подошёл к нам, и когда от него убежала Ишшики. А значит, он ждал.

Шагая по дорожке, я вспоминал увиденный театр теней.

И во тьме, отдельной от Белостенного замка, стоял Хаяма.

Пока все думали только об Ишшики, он тихо перебрался на соседнюю улочку.

Заметив меня, он натянуто печально улыбнулся.

– Йо.

– Ага.

Прислонившись спиной к ограде площади, Хаяма вздохнул.

– Кажется, я поступил с Ирохой плохо.

– Эгоист. Чем потом стоять жалеть, лучше стал бы с ней встречаться.

Хаяма натянуто улыбнулся.

– Не выйдет. Раз ты такое говоришь, хоть и сам всё знаешь, то человек ты плохой.

– Отож.

В этом отношении я был уверен донельзя. Уголки моего рта сами собой изогнулись в гадкую улыбку.

Но Хаяму это не разозлило, и он посмотрел на меня глазами, поражёнными меланхолией.

– Ты знаешь? Почему Ироха призналась мне?

– Откуда?

– Ясно…

Он задал свой вопрос так, словно вплоть до этого дня делал всё возможное, чтобы не допустить признания Ишшики.

– А ты знал? Об Ишшики, ну… это, чувствах.

– Ага… – угрюмо ответил он. В его голосе не было ни капли кичливости или высокомерия. Только сожаление. Так вот оно что…

Хаяма не мог поддерживать отношения с другими людьми, не зная об их чувствах. Если чувства одних людей непонятны другим, они отдаляются и расстаются. Хаяма виноват в произошедшем не полностью – он отринул чувства Ишшики, чтобы такого не произошло.

Это было ясно как божий день, и то же самое было на экскурсии. Тогда я посочувствовал этому решению. Тогда я его понял. Не мог назвать ошибкой. Но знал, что избегание лишь ранит чувства остальных.

– Раз ты знал, значит, тебе не хватило решимости?

Хаяма покачал головой.

– Да нет. Чувства Ирохи меня только радуют. Просто не… не мне, наверное…

В его сказанных расстроенным голосом словах не было ни капли смысла. Но несмотря на то, что я ждал продолжения, его не последовало – Хаяма переключился на другую тему.

– Ты просто потрясающий… Так менять окружающих… Ироха, наверное, тоже…

– Ха-а? Ты что, похвалить меня вдруг решил?

Хаяма сухо засмеялся:

– Ха-ха, да нет… Я ведь тебе уже говорил: я не такой хороший парень, каким ты меня считаешь.

Он повторил те же слова, что и у спортплощадки. Затем перевёл взгляд на землю и глубоко вздохнул.

– Я хвалю тебя… ради самого себя.

– Зачем тебе?..

Когда я озадаченно уставился на Хаяму, он, чуть сузив глаза, поднял голову.

– Возможно, по той же причине, по какой ты записываешь меня в хорошие парни.

– Нет у меня причины. Я тупо говорю, что вижу.

– Правда? – холодно спросил Хаяма.

Ага, неправда. Я понял это давно. Хаяма Хаято не был типичным добрячком. Его слабая улыбка служила лучшим этому доказательством.

Она исчезла с его лица, и он оторвался от ограды.

– Поеду домой. Передай всем.

– Черкани лучше сообщение.

– Ладно. Пока.

Он криво улыбнулся и приподнял руку.

И затем, не поворачиваясь ко мне спиной, Хаяма Хаято канул во тьму.

× × ×

В едущем домой поезде было тихо. Разумеется, навалившаяся за день усталость тоже на это повлияла, но основной причиной было отсутствие внимательного к другим Тобе, который уж точно стал бы отвлекать Ишшики от дурных мыслей.

С нами не ехал не только Тобе – не было и Миуры с Эбиной-сан.

Эти трое поехали домой по линиям Мусасино и Ниси-Фунабаси, а мы – Юкиношьта, Юигахама, Ишшики и я – по линии Кэйё. Я мог отправиться домой как с теми, так и с другими, но мне не хотелось делать лишнюю пересадку.

Хоть сидячих мест в заполненном вагоне и не осталось, всё равно с утренними и вечерними часами пик это было не сравнить. Юкиношьта и Юигахама изредка обменивались фразами, но в остальном просто смотрели в окно.

Минут за двадцать мы доехали до нашей с Юкиношьтой станции Кайхин-Макухари.

– Что же, мне пора, – произнесла Юкиношьта, вставая перед дверью.

– А, мне тоже, – подошла к ней Юигахама.

– Тебе же дальше, – сказал я, и она взяла Юкиношьту под руку.

– Завтра выходной, и я хочу переночевать у Юкинон.

– М-да?

В принципе, Юигахама и раньше при любом удобном случае (а потом вообще по велению левой пятки) оставалась у неё ночевать. Оставалось только порадоваться возвращению их былых отношений.

Кстати говоря, мне тоже на этой выходить. Но тогда Ишшики останется одна.

– Ишшики, тебе докуда? – спросил я, но она не ответила. Только потянула меня за рукав.

Затем молча протянула мне сумку с сувенирами.

– Семпай. Она просто супертяжёлая.

– Нефиг столько покупать… – съязвил я, принимая её. Юигахама вдруг улыбнулась.

– Угу, так даже лучше будет…

– Ишшики-сан, смотри не оступись.

Юкиношьта-сан? В этом нет скрытого подтекста?

На Кайхин-Макухари они с Юигахамой сошли. Нам Ишшики было ехать ещё три станции.

Вышли мы в порту Тибы, там пересели на монорельс. В это время суток им мало кто пользовался, так что в вагоне сидели только мы.

Монорельс проезжал мимо уличных ламп. Я не привык к сосущему чувству, охватывающему пассажира подвешенного к верхней рельсе вагона, и эта поездка на большой высоте казалась мне очередным аттракционом.

Глядя в окно, Ишшики со вздохом пробормотала:

– Ха-а… Вот глупость получилась…

– Нет, знаешь, что было глупостью? Подкатывать к нему вот тогда.

Я был знаком с Ишшики – да и с Хаямой, учитывая, что мы практически не общаемся, не так уж и долго. Но мне всё равно не казалось, что они смогут сблизиться вот так.

Всё ещё глядя через окно на ночной город, Ишшики спросила:

– А что ещё мне оставалось? После аттракционов мне стало так хорошо…

– Ничего себе. А я думал, ты к настроению вокруг невосприимчива.

На отражении лица Ишшики на стекле появилась улыбка.

– Я тоже удивилась. Думала, всё будет спокойнее.

– Ага, чем больше любви типа есть в голове, тем ты умнее, угу…

Договорить Ишшики мне не дала – резко повернулась ко мне лицом.

– Я не о себе… Я о семпае.

– Ха?

Она снова пустила разговор в другую сторону. Мы же только что о ней говорили, что она делает? Или она о другом семпае? И вообще, почему просто семпаем она называет только меня?.. Имя не помнит, что ли?

Пока мои мысли скакали из стороны в сторону, Ишшики не сводила с меня глаз. Всё же, имеет в виду она меня. Ишшики засмеялась.

– Это не могло меня не тронуть.

– Что? – спросил я, и Ишшики выпрямила спину. Она медленно подняла взгляд на моё лицо, заглянула мне в глаза и произнесла:

– Мне тоже захотелось искренности.

Я покраснел. Точно, выбежав тогда из клубной комнаты, мы наткнулись на Ишшики. Я рефлекторно сделал фейспалм.

– Ты что, слушала?..

– Вы как-то и не тихарились, – невозмутимо ответила Ишшики, и я глупым голосом попросил:

– Забудь это.

– Не буду… Не смогу, – произнесла она куда более честным голосом, чем обычно. – Поэтому я решила пойти дальше.

Не знаю, какой именно искренности она желала. Это могла быть не та моя иллюзия. Её вообще не существует. Но Ишшики Ироха наверняка чего-то желала. И это было очень возвышенно с её стороны.

Не зная, чем в таких случаях утешают, я всё равно попробовал это сделать.

– Ну, как бы. Дело в чём, не парься. Ты ж ни в чём не виновата.

Ишшики удивлённо моргнула. И быстро отодвинулась от меня подальше.

– Ты что, подкатываешь к девушке с разбитым сердцем, прости, сейчас это не сработает.

– Да нет, блин…

Откуда она берёт такие идеи?.. «Не парься» для неё какая-то анаграмма? Пока я сидел, боясь пошевелиться, Ишшики кашлянула и придвинулась обратно.

– Тем более что это ещё не конец. Так даже круче будет к нему подкатить. Все будут меня жалеть, окружающие – помалкивать, а-а-а?

– А-ага. Вроде того.

Это типа «сасуга Ишшики»?.. Уловив в моём голосе и удивление, и поражение, Ишшики, выпятив грудь, засмеялась и горделиво добавила:

– Вроде того и есть. Да и отшитым кое-что сделать обязательно надо. Ну и… Об отшитом начинаешь больше думать. А о себе – хуже, да? И если не стыдно – это даже нормально… Так что это поражение – лишь часть подготовки. Я использую его для последующего наступления… И, ну… вложу в это все силы.

Она шмыгнула носом, и в уголках её глаз появились слёзы.

Тому, кто и так вкладывает в дело все силы, лучше такого не советовать. Комачи сказала, что в таких случаях подойдут слова «я люблю тебя», но их применение ограничено моей младшей сестрой. Я хотел хоть раз похлопать Ишшики по голове, но сестринское ограничение стояло и здесь.

– Классная ты.

Меня хватило только на это. Ишшики посмотрела на меня влажными глазами снизу вверх.

– Это ты виноват, что я такой стала.

– Нет, я ещё понимаю президентский пост, но остальное…

Не дослушав меня до конца, Ишшики придвинулась ко мне вплотную и прошептала на ухо:

– Пожалуйста, возьми ответственность на себя.

И на лице моей кохай возникла шаловливая улыбка.

Глава 9: Словно это данное, Ишшики Ироха делает шаг вперёд.

Уроки понедельника кончились, и все собрались в кабинете учсовета.

Мы проводили совещание по совещанию с кайхинсоговцами. Чёрт, надо было проводить совещание к совещанию по совещанию на совещании.

Вчера я отправил Юигахаме деловое сообщение с просьбой собрать всех заинтересованных лиц. Благодаря этому, почтенные люди собрались.

Все члены учсовета на совещании сидели с одной стороны стола. Мой взгляд встретился со взглядом Ишшики.

Учитывая позавчерашнее, я рассчитывал увидеть её подавленной, но выглядела она так же, как и всегда. В принципе, она может просто хорохориться.

Ишшики нетерпеливо оглядела собравшихся.

– Так, ну и зачем мы здесь собрали-и-ись?

– Чтобы определиться с курсом и целью действий, – ответил я, и Ишшики нерешительно выдохнула «ха-а», одновременно делая вид, будто и догадывалась, и не догадывалась до этого. Юкиношьта вдруг нахмурилась.

– Ишшики-сан, вообще-то созывами должна заниматься ты.

– А-ага… – запнувшись, ответила разом выпрямившаяся Ишшики, едва та метнула в неё острый, как дротик, взгляд. Соглашусь, Юкиношьта сейчас выглядела немного страшновато… Но мы не ради нотаций здесь собрались.

– Ладно, не сейчас… – произнёс я, пытаясь продвинуть совещание вперёд, но это только навлекло на меня новый дротик.

– Мне кажется, лучше тебе не путать жалость с добротой.

Я понимаю, что она хочет сказать. А ещё не стоит путать привязанность, нетерпимость и утешение. Возможно, резкость Юкиношьты была вызвана так называемым порывом симпатии к Ишшики.

– Если будешь только ругать, люди подумают, что ты холоднокровная.

– Возможно, но если делать за Ишшики-сан вообще всё, ничего хорошего для неё из этого не выйдет.

Стоило мне что-нибудь сказать, как Юкиношьта мгновенно отвечала. Блин, мы ж так можем аргументы наращивать и наращивать.

– Прям родители ругают… – проворчала Ишшики, и Юкиношьта повернулась высказать ей всё самое хорошее, однако Юигахама её остановила.

– Т-тихо, тихо, Ироха-чан просто не привыкла ещё…

– Пожалуй… – остыла Юкиношьта под напором нашего миротворца.

Впрочем, верные вещи она говорит. Изначально мы надеялись, что Ишшики-президент будет твёрдо стоять на ногах. А я, не выдающийся, не впечатляющий, биение в груди не понимающий, в учителя не годился, но отныне мне предстояло быть Ишшики опорой и поддержкой.

Я кашлянул и сфокусировал на ней взгляд.

– Ишшики, ты понимаешь, с чем у нас проблемы?

– Ха-а, с деньгами, временем и людьми?

– Верно. И как мы будем это исправлять?

– Ну-у-у… Чем-то типа аутсорсинга? Наберём людей, которые умеют играть, а раз денег заплатить им у нас нет, сейчас будем думать, откуда их взять, вроде как…

В ситуации Ишшики разобралась вполне сносно. На совещаниях по ней нельзя было сказать, что она слушала окружающих, но это оказалось не так. Честно говоря, даже столь небольшое отличие уже ставило её впереди председателя наших фестивалей культуры и спорта.

Убедившись в том, что Ишшики всё понимает, я продолжил совещание.

– И, учитывая то, как в штыки приняла Хирацука-сенсей идею с увеличением бюджета, в ту степь можно даже не заходить. А на кампании по сбору средств у меня аллергия.

– Последняя причина слишком эгоистична, – испустила Юкиношьта потрясённый вздох. Но смотри, Юкинон! Гахама-сан и Ирохасу мне поддакивают! Если устраивать кампанию, каждому пришлось бы выложить, по моим грубым подсчётам, 5000 иен… Это нереально… Возможно, плачем вымолить такую сумму у родителей я и смогу, но раз уж придётся тратить на такое деньги, всяко лучше пустить их на уничтожение сего праздника. К тому же, существует вероятность, что нам потребуется ещё больше, чем кажется сейчас.

Когда проблема с деньгами встала на самом пороге, члены учсовета переглянулись. Самое обиженно лицо среди них всех было у Ишшики. Да что ж ты с ней поделаешь…

– Текущий план в жизнь хрен воплотишь. Если и заняться им вплотную, реализовать удастся разве что его часть. А учитывая, как высоко мы расхвалили праздник, результат станет жалким отголоском наших слов. Он только всех разочарует.

– А-а-а, ну да… – со вздохом произнесла Ишшики, словно бы представив себе это душераздирающее зрелище.

Они ещё пытаются приукрасить праздник названием «Музыка объединяет нас сейчас», но куда это годится, чтобы всех артистов выпнули на сцену вместе и таким одним ансамблем заставили играть час времени?.. Что здесь объединяется вообще?..

– Это я хочу утрясти в первую очередь. Хорошо это или нет. Хочу узнать, что по этому поводу думает учсовет. Мне, собственно, плевать, что. Я же только помощник. Делаю, что мне говорят.

Ишшики со стоном скрестила руки на груди и, раздумывая, стала проговаривать:

– Ну, явно нехорошо-о-о. Если праздник выйдет каличный, нам лучше вообще его отменить. Но сейчас-то уже пути назад не-е-ет. И поэтому я думаю, что есть то, на что мы тут повлиять не мо-о-ожем.

В ответ её размытым и сквозящим отсутствием мотивации словам Юкиношьта приложила руку к виску, словно он у неё заныл.

– Ишшики-сан…

– Т-тихо, тихо, – попыталась сгладить ситуацию Юигахама, и Ишшики, задрожав, поправилась:

– Я-я всё сделаю! Сделаю, как следует!

Хм-м-м, тут её, как бы, вынудили, ну да пофиг.

– Насчёт Ишшики мы выяснили. А остальной учсовет?

– Э? Ну-у-у… Действительно.

Ишшики окинула своих коллег робким взглядом. Вице-президент переглянулся с остальными членами учсовета и медленно раскрыл рот:

– Ну, мы…

– Да, если нужно будет поработать хорошо, мы согласны, – кивая, ответили другие члены, и в ответ их сплочённости Ишшики явила мне туманную улыбку, сквозившую то ли неловкостью, то ли напряжностью.

– Как-то так…

Как я и думал, отношения между ними ещё не устаканились.

С таким первородным стилем общения (читай: бесстыжеством) она легко могла располагать к себе людей, но вкупе с президентством и недостатком уверенности в себе всё вместе превращалось в мнительность.

Но с этим я ничего не мог поделать. Однако, если приобретённый тут положительный опыт скажется на её президенчестве, ситуация может вновь измениться.

– Отлично. Итак, как мы можем разобраться со стесняющими обстоятельствами? Вопрос дан. Ответ?

– Ха?

Всё восхищение Ишшики как ветром сдуло, и она посмотрела на меня, как на полного идиота. Чёрт, а я ведь ещё решил поднять всем настроение и выставить вопром заданием из телешоу… «Да ответь ты уже, а?» – подумал я, но Юкиношьта не дала ей шанса.

– Структура совещаний. Нужно выстроить устойчивую парламентскую систему.

Она зачем-то приподняла руку. У неё что, зазудело где-то, когда я представил всё викториной, и ей захотелось не проиграть? Ожидая моей реакции, Юкиношьта смотрела на меня воссиявшими глазами.

– Верно… – ответил я, и Юкиношьта сжала руку под столом в кулак. Э-э-э, я, правда, хотел, чтобы ответила Ишшики… Ну и ладно, дам тебе за правильный ответ восемьдесят тысяч очков (вернее, хачиман). – В общем, всё, как сказала Юкиношьта. Каждую конференцию мы выслушивали чужие мнения и разбирали их по косточкам. Поэтому тянулось всё до бесконечности. И у нас не было того, кто утверждал бы итоговый вариант.

Юигахама наклонила голову набок.

– А это разве не ихний президент делал?

– Всё, что Таманава делал, – верховодил совещаниями и сваливал всё в кучу. Он, скорее, сборщик, чем судья.

Обывателям казалось, что совещания проходили оживлённо. Людей на них было мало, так что не отвергали ничьего мнения. Поэтому и решено до сих пор было самое ничтожное, буквально крайние пределы спектра. Но далеко не структура.

Совещания без вершителя бессмысленны. Даже если мы к чему-то и придём, некому будет это утвердить.

Потому что мы все равны, и право решающего выбора дать просто некому.

Условно во главе пирамиды стояли Таманава со стороны Кайхин Сого и Ишшики со стороны Собу. Хоть они и посещают все совещания, но словами «хм-м-м, как лучше?» обращают все начинания в недвижные камни.

Слушая меня, Ишшики, точно ей что-то в голову пришло, вздохнула.

– Всё-таки не подошла я, да?..

Она опустила голову.

– Проблема не то чтобы в тебе, – произнёс я.

– Семпай…

Ишшики подняла голову и посмотрела на меня влажными глазами. Поэтому я кивнул и продолжил:

– Проблема в том, кто заставил тебя стать президентом.

– Это же ты… – поражённо откликнулась Ишшики. Собственно, в чём дело-то. Есть одна хорошая философия: «Проблема не во мне, проблема в обществе».

– Короче, главная наша проблема сейчас в том, что все стараются прислушиваться друг к другу, что следует из отсутствия иерархической системы.

Иными словами, впереди взаимовыгодных отношений, равных обсуждений и группы, в которой не было крайних, у нас стоит избирание человека, который имел бы право выносить итоговые решения. Из-за того, что этого никто не сделал в самом начале, ситуация и стала неизбежной.

– …Так что зарубим это вычурное товарищество на корню и проведём нормальное совещание, на котором разница в победителе и проигравшем видна сразу, на котором можно покричать, поспорить и покритиковать друг друга.

Вице-президент нахмурился.

– Поспорить?.. Ты хочешь, чтобы мы предлагали диссонирующие варианты?

– Ага, типа того отверг, с тем в штыки… И никаких чтоб компаний по сбору средств.

– Так вот оно что… – пробурчала Юигахама, но мне не нравится то, что не нравится. И сейчас мне, между прочим, не нравится соглашаться с притворными решениями этих никчёмных совещаний.

Но это лишь моя точка зрения. Остальное я должен вверить остальным.

– Ишшики, вот моё предложение. Что решает учсовет?

– Э, решать буду я? А можно?..

Когда я перевёл разговор на Ишшики, она заоглядывалась по сторонам. Её взгляд остановился на других членах учсовета.

– И-и как бы-ы-ыть?

На этот вопрос ответил вице-президент.

– Мне… кажется, что лучше обойтись без споров. Не думаю, что приводить контраргументы существующему плану за несколько дней до дедлайна будет умно; к тому же, меня беспокоит, что о столь внезапном бунте подумают остальные, ведь раньше мы ни разу не сказали и слова против…

Вице-президент был простаком. Или консерватором, как хотите. Так или иначе, я был рад, что у Ишшики нашёлся такой помощник.

– Вот-во-о-от, – протянула Ишшики и, постанывая, задумалась. Но после резко подняла голову и, улыбаясь, сказала вице-президенту: – Но мы так и сделаем.

– Э…

Глядя в лицо сконфуженному вице-президенту, президент ученического совета Ишшики Ироха объявила:

– Как по мне, такой жалкий план – не дело, во-о-от.

Услышав эти слова, Юкиношьта приложила руку к виску, Юигахама криво улыбнулась, а я же остался впечатлён. Не знаю, к чему она тут стремилась, но огласить здесь и сейчас такую уберэгоистичную причину – явный признак того, что девчонка далеко пойдёт.

Раз мы решили, нужно было продумать контраргументы. Подвластными Кайхин Сого на совещаниях нас сделала немногословность, особенно критичная относительно самой мякотки наших мнений. Поэтому мы должны подготовиться, иначе нам нечем будет их добивать.

– Так, давайте решим, что будем делать.

Я встал перед белой доской и со скрипом написал на ней слово «надо». На меня оно, правда, слабо воздействует. Тут первогодка в очках тихо ойкнула и подошла к доске. Должно быть, она свежеизбранный секретарь.

Когда я сел на место, Ишшики со стоном вперила в меня встревоженный взгляд.

– Вот ты сказал, а мне ничего особенно не хо-о-очется.

– Да уж. Мне как-то тоже, – ответил я, и она потрясённо вздохнула.

– И куда это годи-и-ится?..

– Всё путём. Если мы будем делать то, что хотим, выйдет игра, а не работа. Вот когда занимаешься тем, чем не хочешь, да ещё и страдаешь от этого – вот тогда да…

Сидевшая напротив меня Юкиношьта застучала пальцами по виску.

– Если не учитывать твоё извращённое видение труда, в твоих словах есть здравое зерно. Нынешний план совершенно не учитывает интересов гостей.

– А, точно…

Ишшики кивнула. Действительно. Таманава и его компания составили план, исходя из собственных интересов и совершенно не задумываясь о том, чего нужно зрителям. Да, старики музыку обычно любят. Но многим она совершенно до лампочки. К тому же, детсадовцам будет откровенно скучно. Это, конечно, ещё от репертуара зависит, но я уверен, что продумать это кайхинсоговцам и в голову не придёт. Они то и дело вставляли в разговор слова customer’s side, но до их настоящего применения так и не дошло.

Мы ошибались в цели. Так что желать могли чего угодно – это ни на что бы не повлияло.

Похоже, и Ишшики это поняла. Но на этом разговор застопорился.

– Но что нам тогда де-е-елать? – спросила она, и я немного подумал.

– Продвинуть работу вперёд можно массой способов… Хотя дело в чём. Главное в работе – как сильно ты не хочешь ей заниматься.

– Как-то наоборот…

Сидевшая сбоку от меня Юигахама смотрела на меня полными жалости глазами. Грубиянка…

– Нифига. Если мне придётся заниматься ненавистной работой, я как раз и начну думать о том, как сделать её эффективнее. Мне будет хотеться расправиться с ней побыстрее, и я не буду работать спустя рукава или часто отдыхать. Так что изобретательность просыпается именно в таких случаях.

– Хоть начало и бредовое, заключение кажется на удивление логичным…

Юкиношьта приложила руку к виску, словно тот заболел.

Разумеется, оно логично. Source – история человечества.

Все технические усовершенствования люди создавали тогда, когда работа их запаривала настолько, что ею совершенно не хотелось заниматься. Другими словами, меня, запарившегося работать, можно было считать одним из этих продвинутых людей. Вон, сколько раз за сегодня я подумал: «Что за запарный парень».

Впрочем, я тут сейчас ни при чём. А вот Ишшики надо кое-что сказать.

– Вначале проблемы искать сложно. В таких случаях лучше противодействовать уже известным, – произнёс я, вытаскивая из сумки resume Таманавы. – И раз уж на то пошло, есть у нас этот план, а в нём можно выискать кучу ошибок. Не парься, тут как обычно – в своём глазу и бревно не увидишь, а в чужом любую соринку разглядишь. И уж в этом ты мастерица, Ишшики. Давай.

– Семпай, ты за кого меня де-е-ержишь?..

– Забей, подумай лучше вместе со всеми.

Я вверил это в руки обиженно бормочущей Ишшики и остальным членам учсовета. Сам же, с Юкиношьтой и Юигахамой, обменявшимися со мной краткими взглядами, решил за ними понаблюдать.

Заметив, что мы молчим и не помогаем им, они наверняка возьмутся за дело серьёзно. Не в отсутствии мотивации дело на повестке дня было.

Когда члены учсовета нашли тему, пробудившую разговор, тишина в комнате постепенно обратилась обсуждением и ровным перечислением недостатков плана. Ишшики с остальными даже улыбаться друг другу стали.

Да, хочешь сблизить людей – заставь их перемывать кому-то косточки.

Решив через какое-то время, что большинство проблем они уже должны были найти, я заговорил:

– Теперь нужно лишь разработать план противодействия.

– Ясно, – прошептал кто-то. Оглянувшись, я увидел, как Юкиношьта скрещивает руки на груди. – Если ты хочешь мыслить в таком ключе, план разработать мы и правда можем. Однако проблем с бюджетом, временем и людьми это всё равно не решит.

– Значит, надо придумать варианты, которые не будут затрагивать ни деньги, ни время.

– Но если не тратить деньги, результат всё равно выйдет жа-а-алкий. Да и не уверена я ка-а-ак-то, – недовольно произнесла Ишшики, и Юигахама стукнула кулаком по подставленной снизу ладони.

– Слушайте, можно же это! Сделать типа атмосферу простоты там или семейную! Например.

Послушав её, Юкиношьта сказала очень логичные слова:

– Думаю, оценивать это должны не мы, а гости…

Но и Юигахама верно подметила.

Нам нужно совершить конверсию идей.

Деньгами от такого дела, как наше, не откупишься. Фильмы, которые продвигают затратами на производство, обычно провальны. Особенно ливашки аниме. Их вообще, блин, никто снимать не просил.

Как заменить картины незавершённости, несогласованности создателей и халатности картинами простоты и уюта? Это просто необходимо продумать.

А-а-а, тут в этом, что ли, дело? Типа снятого новичком видео для немножко взрослых… Оно тебе нравится именно потому, что снято непрофессионалом. Все эти неаккуратность или естественность или реализм или даже чувство того, что до всего этого тебе рукой подать. Или даже повседневные, но парадоксальные экстраординарность, секретность и актёрская игра, которая никакая на самом деле не игра… Уф, ну, суть я уловил.

– Ага. Есть же младшеклассники и детсадовцы. Можно и их к делу припрячь. Используем их непрофессионализм и низкую оплату труда.

– Ясно. Неплохая идея.

Глаза Юкиношьты так и засверкали. Мне тут из-за источника этой идеи тяжело в них смотреть… Отвечая ей, я чувствовал, что голос балансирует на грани фальцета.

– Э, а, угу, да. Помните, что в заставках, которые крутят, когда у канала проблемы, показывают обычно животных всяких?

Тут Юкиношьта задумалась, отвела от меня глаза и освободила от напряжения.

– Действительно, если мы покажем постановку с детьми, жаловаться никто не будет. Да и старики хорошо примут. Значит, всё зависит от наших действий.

Она перевела взгляд на Ишшики и остальных членов учсовета.

– А-а-а, да. Можно с ними пе-е-есню разучить…

– Или пьесу… – ответили ей Ишшики и секретарша с косичками.

– Там и так многовато музыки для песни… – сказал вице-президент, отсекая один из вариантов.

На этом вопрос, почитай, и разрешился. Я встал и написал на доске слово «пьеса».

– Значит, пьеса. В детских садах же бывает родительский день? Костюмы и реквизит всякий должны у них быть.

Юкиношьта кивнула.

– Остаётся лишь понять, когда они успеют всё отрепетировать.

– Слова ещё эти запоминать… – жалобно протянула не участвующая в пьесе Юигахама. Видать, проблемы у неё и по этой части есть… Но это же не школьное д/з. Что-то можно и урезать.

– А может, разделим детей на две группы: актёров и чтецов текста?

– Сделать сейю?

– А-а-а, так и заучивать ничего не надо будет.

– Поразительно, обходные пути ты по-прежнему находишь лучше всех.

Чрезвычайно и покорно рад твоей похвале… Но завязывай говорить такие вещи с добренькой улыбочкой, а?

Ну, я слышал, что сейю очень тяжко приходится, и работают они не покладая рук. Репетиции – вот о чём надо сейчас думать. Хотя, если учитывать, что уровень у нас вполне себе школьного фестиваля, мой план и так может сработать.

Конечную цель мы себе более-менее поставили. Урезать только нагрузку – и всё пучком.

– Ну, как вам вот это?.. – неуверенно повернулась Ишшики к остальным членам учсовета. В ответ вице-президент и остальные кивнули. Ишшики улыбнулась.

Юигахама радостно сказала ей:

– Раз вам пришлось всё это придумывать, будет по-честному, если всё получится!

– Точно-то-о-очно, ну, было-бы неплохо.

– Значит, нужно разделить время так, чтобы их концерт и нашу пьесу можно было показать в один день. Может, на сегодняшнем совещании им это и предложим? – спросил я, и Юигахама с Ишшики повернулись ко мне, наклонив головы. Что за детсадовская реакция?..

– Это… возможно вообще?

– Тут без понятия. Хотя вместе мы способны на большее.

– Ха-а, ясно…

Она так отвлечённо кивнула, что я не понял, убедил её или нет.

Не существует того, что любили бы все. А значит, должны быть и те, кому план Таманавы не по нраву. Если учесть их вкусы, праздник можно сделать приятнее для большего числа посетителей. Конечно, кому-то может не понравиться уже наша задумка, но будем надеяться, что их поглотит план Таманавы.

Вот такая схема могла родиться из простого противостояния.

– В общем, продумайте детали, чтобы их не стыдно было проговорить на совещании, – сказал я и встал со стула.

– Да… Что?! Ты куда?! Презентацию что, я делать буду?!

Ишшики вскинула голову вверх и послала в меня два стремительных взгляда. Вставшая вслед за мной Юкиношьта разгладила складки на юбке и положила ладонь на подбородок.

– Заниматься презентацией учсовет и должен. Если ты не забыла, мы лишь помощники.

Юигахама потянулась за своим поношенным пальто и с улыбкой добавила:

– А, но, смотри. Если где-то будет не получаться, Хикки и Юкинон тебе помогут!

– А ты, значит, и не собираешься?.. Короче, Ишшики. За работу. Я сам закуплюсь.

С этими словами я вышел из кабинета учсовета.

Времени до совещания ещё хватало. Мы решили потратить его на закупку всего для него необходимого и направились прямо ко входу.

– Надеюсь, всё пройдёт хорошо, – произнесла Юигахама, поправляя шарф.

– Должно, как бы. Если до них не дойдёт, буду работать через не могу. Достали все эти дополнения, – пробурчал я, ни о чём особо не думая, но Юигахама застыла. Обернувшись, я увидел, что смотрит она на меня крайне серьёзно.

– Это значит, что ты собираешься что-то сделать?..

Юкиношьта за её спиной тоже не двигалась. Её глаза мне было плохо видно, и я не знал, что за эмоции в них плескались.

– Да на месте подумаю. Если честно, тут никогда не угадаешь, – как можно более искренне в пределах нового себя ответил я. И вообще, не так уж и много у меня было возможностей. Сама Юигахама, казалось, тоже это поняла, потому что, не поднимая головы, стала катать по голове пучок волос и произнесла:

– Хикки… ты же такое не любишь, да?

– Да, есть вещи, которые я не люблю.

– Значит…

Юигахама подняла голову. Не желая выслушивать её дальнейшие слова, я высказался:

– Я не люблю, когда какое-то недосовещание даёт мне под зад. Больше всего на свете.

После этих слов я отвернулся и почесал голову. Хватило же наглости такое сказать после того, как я занимался всякими недовещами сам.

Но всё же, мне до чёртиков надоело смиряться с их притворством.

Повисла тишина.

Её прервал слабый вздох. Повернувшись обратно, я увидел перед собой улыбающуюся Юкиношьту.

– Делай, что хочешь.

Её голос был нежнее обычного, а слова плавно били в самую суть.

– Угу, ясно…

Пусть Юигахаму это так и не убедило, она всё равно молча кивнула.

Возможно, они так ничего и не поняли. Или просто отчаялись понять и сдались.

Слова, вертевшиеся на кончике моего языка, свернулись в клубок, и, не выпустив их наружу, я кивнул.

До самого выхода наружу мы так ничего друг другу не сказали.

Заходящее солнце, путешествующее по небу вместе с зимним бризом, дарило нам совсем немного тепла.

× × ×

С течением времени начавшееся строго по графику совещание к проведению Рождественского праздника становилось всё тише.

Президент ученического совета старшей школы Кайхин Сого, Таманава, куце улыбнулся и вздохнул.

А президент ученического совета старшей школы Собу, Ишшики Ироха, улыбаясь, цокнула языком, но это услышал только сидящий рядом я.

Их реплики тянулись друг около друга подобно параллельным линиям.

– Угу, мне кажется, что у вашей идеи тоже есть право на жизнь, но понимаешь, я вижу в совместном деле двух школ особый смысл. Если мы будем заниматься делами раздельно, пропадёт эффект synergy, и мы возложим на себя double risk, что скажешь?

– Мо-о-ожет быть, но я сама хочу заняться и этим то-о-оже. Разве не будет выгоднее показать сразу два-а-а представления?

Не знаю уже, какой раз слышу эти слова.

Таманава вечно переключался на свои английские словечки, а Ишшики постоянно наклоняла голову то туда, то сюда, и мило отказывала ему, включая всё своё очарование.

И так с самого начала совещания.

Первым делом Таманава предложил share дополнительного бюджета. Тут Ишшики и произнесла: «Кстати, я тут немного подумала…», замутив после этого серию контрударов, раскрывающих наш замысел поставить пьесу. Но врага нельзя было недооценивать, так как он предложил универсальный компромисс – вставить пьесу в перерыве первоначально предложенной программы. Ишшики, разумеется, укрылась за доводом, касающимся наших проблем с деньгами, и предложила понизить нагрузку, разделив праздник на две части – концертную и театральную.

Пока что всё происходило точно так, как я и предполагал. Вид этой предустановленной гармонии благотворно влиял на психику внимательно наблюдающих за ней Юкиношьты, Юигахамы и меня.

Но пока суд да дело, совещание застопорилось. И Ишшики с Таманавой точно так же, как и раньше, обменивались контраргументами.

Сидевшая возле меня с другой от Ишшики стороны Юкиношьта вздохнула. Какое совпадение, у меня абсолютно то же состояние сейчас.

– Ишшики-сан в порядке?.. – прошептала она мне на ухо, чтобы не мешать совещанию. – Я слышала, как она языком цокнула…

– Хз. Но продумывает она наверняка много чего, правда…

– Я могу её понять… – утомлённо произнесла Юкиношьта и вздохнула ещё раз.

Презентацию мы с ней вверили Ишшики, а сами приготовились помогать в трудных ситуациях, но раз беседа зациклилась, нам некуда было встрять. Пока я думал над тем, что же сделать, сидящая справа от меня Юигахама ткнула меня локтём в плечо.

– Хикки, почему они так об этом спорят?

– А что бы ты на их месте подумала, если бы тебе вдруг сказали, что вы будете работать не вместе, а раздельно?

В раздумьях Юигахама помычала, после чего сказала:

– Мне было бы, как минимум, неприятно…

– Разрыв, раскол… Да, послевкусие точно останется неприятное.

Юкиношьта кивнула. Верно, возможно, это Таманаву и беспокоило.

Чтобы в сим убедиться, я перевёл на него взгляд. Тот нарочито громко стучал по клавиатуре своего Macbook Air. Затем кивнул и заверил:

– На мой взгляд, пьеса – отличная идея. Так что нам стоит вернуться к стадии выработки concept и продумать collaboration музыки и постановки в одно целое, продумав новый тип мышления.

Он выдвинул очередной универсальный компромисс. В ответ Ишшики хихикнула.

– Ну-у, одно целое – это, конечно, хорошо-о-о. Но у меня на уме не э-э-это, и, как бы, денег нам на всё не хва-а-атит. Ничего другого мы уже не сде-е-елаем, вроде как.

Высказавшись, она смущённо засмеялась и высунула язык. Однако в глазах её не было ни смешинки.

– Раз так, нужно подумать над этим всем вместе. Для этого совещания и проводятся, – ответил Таманава теми же словами, что и когда-то раньше. Нет, у нас так бесконечный цикл начнётся.

И тут в уголке моего глаза произошло непредвиденное. Встал наш вице-президент.

– Прошу прощения, можно задать вопрос? По какой причине ты против разделения праздника на две части?

– М-м-м, не сказал бы, что я так уж и против. Просто, если мы будем разделять одно vision, праздник будет более цельным. Даже если мы стратегически подумаем о возможных сменах image, думаю, лучше будет придерживаться общей структуры этого совместного event, – ответил ему Таманава и, раз реплика поступила от неожиданного источника, ненадолго задумался и добавил: – Это, конечно, flash idea, но если мы и правда разделим program на две части, можно будет создать 2 groups, состоящие из учеников обеих школ. Такое solution вполне может сработать, вам не кажется?

– Но так мы не успе-е-ем. Да и готово почти всё с нашей стороны, – поддержала Ишшики вице-президента. У нас, конечно, ни хрена не было готово, но она явно поняла, что дача ложных показаний в данный момент оправдана.

В ответ на это в воздух взлетела рука, принадлежащая кому-то из учсовета Кайхин Сого. Видимо, кто-то решил помочь корчащемуся Таманаве.

– Если вас беспокоит время, то тем более будет лучше не продумывать новый план, а скооперироваться в работе над единым, как первоначально и планировалось, и cost performance, на мой взгляд, при эффективном использовании бюджета будет довольно неплоха.

Затем аргументация вновь перешла к нам.

Записывая её в протокол, я вдруг почувствовал странный укол сомнения.

Таманава не был против разделения праздника на две части. Но твёрдо настаивал делать всё вместе. Почему? Чтобы успокоить себя, я раскрыл рот.

– А так ли нам необходимо работать совместно?

– Чтобы устроить большое event, требуется совместная работа, выливающаяся в group synergy.

– Где ты тут видишь synergy? И сколько бы ты не твердил «большое», ничего грандиозного таким отношением к делу мы не состряпаем. Почему ты так хочешь делать всё вместе?

Только замолчав, я понял, сколько критики на него исторг. Столь же критично шептались окружающие, бросая на меня косые взгляды.

Самая большая ошибка этих совещаний – отсутствие отказа. Его не было с самого начала. Поэтому исправить чужие ошибки не мог никто.

Я тоже не мог отказывать. Возможно, создавать новое можно и так, думалось мне раньше.

Они слушали друг друга. Были друг к другу внимательны. Под этими словами крылся обмен ложью.

Однако всё не так. Возможно, в отказе нет ничего плохого.

Осознание того, что ты не прав, на многое открывало глаза. Всецелое согласие на всякий неподкреплённый бред – худшая форма отказа. И это, наверно, тоже отринут. Таманава, словно на Титаник спешил, затараторил:

– Это отход от концепции плана. Кроме того, мы ведь пришли к consensus, согласились с grand design и…

Да, мы действительно пришли к consensus и действительно утвердили grand design.

Нас заставили это сделать, заставили прикинуться равнодушными к тому, что согласие лишь причинит нам боль, ради того, чтобы ответ всех убедил, – и мы оставили свои мысли в потаенных уголках сознания.

Всё решено. Любой, кто попытается оспорить выбранное решение, – еретик. Скрытое вдалбливание этих понятий в наши сознания силой вынудило нас согласиться.

А когда всё обрушится, они скажут: все на это согласились. Так они разделят вину между всеми участниками, затупят зубы грызущей их совести и сделают козлом отпущения некто безымянного. Словом «все» они запишут каждого в соучастники. Да уж, пустая коробка какая-то.

Поэтому тут я должен отказать. Пусть я и не уверен, что прав. Но я способен отказать, потому что вижу, в чём неправ. А в таком случае я ни за что не соглашусь с его решением. Я знал, в чём ошибался. Но мир ошибался куда чаще.

Я перевёл взгляд на Таманаву. Затем уголки моего рта изогнулись.

– Нет. Как же ты заносчив, раз считаешь, что всё получится. Из-за этого ты не можешь признать свою ошибку. Просто хочешь сокрыть свои провалы. И ради этого ты пытаешься своей бумажкой и словами выбить согласие у других, чтобы самому стало легче. Потому что свою вину всегда удобнее спихнуть на кого-то другого.

В мой голос само собой примешалось самоуничижение, словно я говорил не с Таманавой, а с кем-то другим в прошлом.

Доброе пространство, где никому не отказывают, – просто сказка. Совещание оставалось таковым только на бумаге, в которую навечно были вписаны верхоглядные аргументы. Она помогала тебе обманываться.

Однако всё это лишь притворство.

Всё произошло так быстро. Мой голос окреп. Негромкий вначале, он стал разноситься по спортзалу эхом, водоворотом, затянувшим в себя всё вокруг, включая лишённые теплоты взгляды.

– Нет, смотри, дело не в этом, нам просто не хватает communication.

– Давайте немного cool down и после этого обговорим всё заново…

В голосах, раздающийся со стороны Кайхин Сого, слышалась холодная непоколебимость. Но отношение никак не хотело меняться. Они лишь прощупывали почву, чтобы разобраться в том, что не так, и перенаправить отказ их действий.

Но одного голоса хватило, чтобы всё обрушить.

– Может, поиграете в свой коллективизм в другом месте?

Он вовсе не был громким, но одной его реплики было достаточно, чтобы погрузить помещение в тишину.

Владелец голоса продолжил:

– Сколько я уже слушаю одни пустые разговоры и не понимаю – неужели прикидываться, что вы устраиваете совещание и работаете, тыкая куда попало только что выученные слова, так весело?

Эти слова произнесла не кто иная, как Юкиношьта Юкино. Её провокационный голос понемногу улёгся.

– Говорите смутные речи, считаете, что всё понимаете, но работой не занимаетесь совершенно. Так дела не делаются… Вы ничего не создадите, ничего не добьётесь и ничего не дадите другим… Одно притворство.

Глянув в сторону, я увидел, как Юкиношьта смотрит вниз, сжимая кулак.

Но подняв голову, она послала вперёд леденящий душу целеустремлённый взгляд.

– Может, перестанете тратить наше время на подобную чушь?

Спортзал словно забыл, что такое звук. Напор Юкиношьты оставил в разумах присутствующих лишь запустение. Бесконечно огибающие углы аргументы окружал новорождённый вакуум.

– Слушайте-е-е, может, и будет сложно, но, как по мне, уж лучше считать, что делать всё по два раза веселее, чем заставлять себя работать вместе. Да и отличительные особенности наших школ видно будет, – усердно старалась Юигахама заполнить образовавшийся пробел своей яркостью. Затем она резко перевела стрелки на сидевшего на стуле с офигевшим видом человека: – Да, Ироха-чан?

– А, да. М-мне тоже так кажется…

Юигахама перевела свой взгляд немного дальше. На его пути была Оримото Каори.

– Н-ну ка-а-ак? М?

– Э, а, угу… Неплохо… кажись, – рефлекторно ответила Оримото на внезапный вопрос. Особо уверенно она не звучала, и оглянулась на соседей. Они кивнули.

Когда совещание, у членов которого не осталось возражений, приблизилось к одному-единственному подтверждению, оно, подобно лавине, обрушилось.

Но долгое, очень долгое, оно наконец остановилось.

× × ×

С окончанием совещания в спортзал вернулась оживлённость. Учсовет школы Собу добился общего согласия, и мы наконец могли приступить к подготовке праздника. Разложив на столе книги и бумаги, мы решали, какую же пьесу поставить.

Окинув эту картину взглядом, я заметил на лице Ишшики досаду, направленную явно на нас с Юкиношьтой. Юигахама смотрела на нашу стоявшую тройку, криво улыбаясь.

– Вы зачем такое наговорили, а-а-а? Знаете, как вы всем настроение испо-о-ортили? Что, совсе-е-ем не думали, что мы праздник профукать можем?

Ишшики стояла перед белой доской, скрестив руки на груди. Надутые щёки придавали её лицу порочную миловидность.

– Но я же всё правильно сказала, – словно бы угрюмо отвернулась Юкиношьта. Увидев это, Ишшики цокнула языком. Она явно расстроилась.

– Может, и так, только, пожалуйста, больше внимания на настроение и то, что вокруг много чего происходит, ла-а-адно?

Юкиношьта вновь отвернулась от Ишшики – так мне сначала показалось, однако она просто перевела взгляд на меня.

– От этого человека внимания к общему настроению можешь вообще не ждать. Он и в клубе только книжки читает.

– Сожалею, но я настолько жадный читатель своего класса, что хорошо научился читать между строк. И вообще, у кого это сейчас терпение лопнуло?

В ответ на моё обвинение Юкиношьта вопросительно склонила голову набок.

– Но Ишшики-сан ведь признала, что я права. Чему тогда у меня лопаться?

– А-а-а, вот, вот это я и имею в виду под «лопнуло терпение». Слушать научись, а? – огрызнулся я, и Ишшики затарабанила пальцем по доске.

– Э-э-э, вы меня-то слушаете-е-е? Я это, между прочим, вам обоим сказа-а-ала.

– Т-тихо, тихо. Главное, что всё улеглось, – полезла мирить нас наблюдавшая со стороны Юигахама, и Ишшики, вздохнув, отступилась и надула губы. – Праздник мы не профукали, радоваться надо, – продолжила Юигахама. – Да?

– Ха-а, ну, не сказала бы, что это такая уж большая пробле-е-ема… Да и, ну… даже легче как-то стало.

А я, весь из себя такой противоречивый, ещё что-то говорил о том, какая она надоедливая. Но всё же, чтобы Ишшики, совершенно не заботящую дела учсовета, так увлекла мысль о необходимости удержания праздника…

Она озадаченно мычала.

– Но это и то – совсем разные ве-е-ещи. Теперь знаете, как тяжело-о-о будет.

– А-а-а, ну, вот за это прости.

Вот тут я с точки зрения нормального человека был неправ, поэтому должным образом извинился. До сих пор напрямую с Таманавой общались только я и она, но вряд ли он сейчас захочет со мной разговаривать. А значит, Ишшики придётся много чего делать за меня.

– Верно, из невозможности координации могут возникнуть проблемы… Хоть мы и заняты разным делом, основа, всё же, одна и та же. Совместная работа под вопросом…

Задумавшись, Юкиношьта обхватила пальцами подбородок, Юигахама же вскинула руку вверх.

– Если нужно будет переговариваться, мы с Ирохой-чан поможем!

– Э-э-э, и я-а-а?! – недовольно воскликнула Ишшики, и Юкиношьта мигом отчитала её:

– Ты же наш представитель, чего ты хотела?

– Н-ну да!.. Но это же ты всё виновата…

Когда та уставилась на неё, Ишшики кашлянула и умолкла.

– Семпай, Юкиношьта-семпай такая страшная… – прошептала она мне на ухо.

Не, это она ещё добрая, правда, вслух я этого не скажу. Тем более что она Ишшики просто насквозь сейчас прожигает. Yukinon Ears слышат всё…

– Ишшики-сан, ты не могла бы обсудить с другой школой отчисления бюджета и времени? И я хочу подсчитать нынешние расходы.

– А, ну так мы с секретаршей этим займёмся? – произнесла Ишшики, и эта пара отправилась к остальным членам учсовета.

Делать мне стало нечего, и я подтянул к себе ближайший стул, чтобы рухнуть на него и уставиться в потолок. Никто меня не цеплял, и пустое время текло себе вперёд.

Изредка я чувствовал на себе чужие взгляды. Вроде как должен бы привыкнуть к взглядам перешёптывающихся людей, смотревших на что-то странное, но из-за того, что давно такого не было, я почувствовал странную тоску по былым дням. И по отношению к Юкиношьте тоже.

– Хикигая.

Сверху вниз на сидящего меня невесть сколько времени взирала Хирацука-сенсей.

– И вы пришли?

– Мимо проходила, вот и решила вас проведать.

Раз учительница не села, надолго задерживаться она не собиралась. Правда, сидеть в её присутствии было совестно, так что я встал. Когда наши лица оказались рядом, она вгляделась в моё и горько засмеялась.

– Опять дел натворил?

Ах да, она же и там потом появилась… Наблюдать за повторением было стыдно, и я зарделся, Хирацука-сенсей же к тому времени отвернулась и окинула взглядом спортзал. Её глаза остановились на Юкиношьте.

– Но всё же, чтобы она такое учудила… Эк она…

– Ну, да… – дал я бессмысленный комментарий. Слова Юкиношьты и у меня в голове отложились как нереальные. Но описать их словами я не мог. Однако учительница всё равно согласно кивнула.

– Если разделить боль на двоих, её можно вообще избежать… Красота гадкого утёнка, м?

– Чё? – буркнул я, не в силах постичь суть её болтовни. Не глядя на меня, учительница сказала:

– Испытывать боль, быть не таким, как все… И быть против всех; в глазах окружающих это может быть красиво. Они могут видеть в этом свою ценность… И ничего против этого я, собственно, не имею.

Она повернулась ко мне, и в глазах её стояла печаль.

– Но в то же время боюсь. Потому что в голову вечно лезут мысли о том, правильно это или нет. Ведь счастье непонятого человека можно назвать счастьем в себе.

– Это не плохо ли? – спросил я, и Хирацука-сенсей медленно покачала головой. Её длинные лоснящиеся волосы заколыхались в воздухе.

– Не знаю… Такое у классрука можно узнать только после итоговых контрольных. Поэтому я буду хоть спрашивать тебя продолжать. Так что и ты не забывай задумываться.

На этом она со мной попрощалась и вышла из спортзала. Глядя на её спину, я искал ответные слова.

Желал я, возможно, не тех отношений, что слыли общепринятыми в обществе. Я, наверное, потяну другую сторону ко дну. Как эгоцентрично.

Говорить это вслух было незачем. Я просто буду, как и впредь, спрашивать, отвечать и думать.

× × ×

Когда долгий день наконец закончился, можно было отправляться домой. Я вяло крутил педали прочь от культурно-спортивного центра.

Уже не так далеко от дома меня нагнал скрип чужих педалей. Шозанах? Тц, развелось вас тут, не видите, я домой еду? С этой мыслью я свернул с проезжей части на тротуар. Но педали от меня не отставали.

Донельзя утомлённый и раздражённый, я повернул голову назад.

За мной ехала Оримото. Увидев моё лицо, она хихикнула.

– Чё, в игнор добавил? Оборжака.

– О-о-о… Да не ржака нифига.

А ведь и правда: если подумать, раз мы с Оримото ходили в одну среднюю школу, то и жить должны где-то рядом. И если выедем домой в одно время и из одного и того же места, то и без Арифметика Такеши-куна будет ясно, что существует вероятность нашего столкновения.

Велосипед Оримото поравнялся с моим.

– Так ты тут до сих пор живёшь?

– Ну, предки ж не переезжали…

– А-а-а, точняк. Мы просто не видимся никогда, вот я и подумала.

Я просто не хочу ни с кем видеться, вот и сижу целыми днями дома… Кстати о всех, Оримото в их рядах занимает довольно высокое место по шкале «нафиг-нафиг», хотя это можно и умолчать.

– А, можешь подождать? – спросила она, тормозя перед торговым автоматом. По шкале «нафиг-нафиг их ждать» Оримото тоже занимает довольно высокое место, но куда я денусь, раз уж она попросила. Я остался ждать её, не вставая с сидения. Оримото купила два напитка.

– На, за счёт заведения, – произнесла она, протягивая мне баночку тёплого чая. Что? Это не кофе MAX? Но от даров не отказываются, так что я покорно взял её в руку.

После этого Оримото подняла в воздух вторую баночку.

– Ие-е-ей!

– А-ага…

Мы стукнулись баночками, типа как перед тостом. Оримото открыла свою и, отпивая из неё, сказала мне:

– А ты немного изменился, Хикигая. Я тебя раньше песец скучным считала.

– Д-да?

Х-хм-м-м-м. Э-это так обо мне люди думали? А можно было обойтись без этой информации?

Но вот слова «немного изменился» меня зацепили. Я что, правда изменился после средней школы? Ну, может быть. Подрос, английский лучше усваивать стал. Пот ударными темпами в присутствии Оримото не вырабатывал. Можно, конечно, ещё много чего упомянуть, но куда вернее будет называть их новым началом, а не изменениями.

– Но если один человек кажется другому скучным, второй может быть слеп, а? – спросила Оримото, состроив скучное лицо. Она поднесла баночку чая к лицу, глотнула из неё и испустила вздох. – Но всё же, на свиданку я бы с тобой не пошла.

– Да я как бы и не просил сейчас…

Я просил, но было это очень давно, очень давно. Очень давно, слышишь, так что пора всё это забыть. Пожалуйста.

– И вообще, чего ты вдруг? – спросил я.

– Ну, сегодня, например, ты же наляпал языком? Если б такое мой парень отчебучил, я бы его мигом бросила, – хихикая, словно что-то вспоминая, ответила Оримото. – Да и не поняла я нифига.

Вдруг её смех прекратился, и она бросила взгляд на улицу. В том направлении, куда она смотрела, стояла наша средняя школа.

– Но друзьями можно было бы и остаться. Ты же ржачный… А впрочем, как хочешь.

С этими словами она выбросила баночку в мусорку и села на велосипед.

– Кстати, вы с той тянкой здорово нас подстегнули. Президент прямо загорелся. Выиграть захотел.

– Это не соревнование, как бы…

Оримото наклонила голову набок.

– Серьёзно? Ну и фиг с ним. Покеда.

– Ага. А, и спасибо за чай.

В ответ Оримото приподняла руку и нажала на педаль. Одним глотком допив чай, я выкинул баночку в ту же мусорку. До моих ушей донёсся скрип тормозов.

– Слышь?

– А?

Повернув голову, я увидел, что Оримото сидела на велосипеде, повернув ко мне только голову.

– Может, придёшь на следующую встречу выпускников, Хикигая?

– Иди нафиг.

– Ага, в точку. Оборжака.

– Да не ржака нифига.

Оримото прыснула и поехала прочь. Я не стал провожать её взглядом и поехал в другую сторону.

× × ×

На следующее утро спортзал культурно-спортивного центра охватила атмосфера занятости. Хоть мы и согласились на пьесу, но до сих пор не решили, какую.

Однако после загадочного Ишшикиного «но ангел-то должен появиться, да-а-а?» наши силы были брошены на срочный пошив костюмов ангелов. Ангел что, и правда появится?.. Погодите, это ведь значит, что кто-то из персонажей должен умереть.

Затем в производственный процесс включились бесполезные и бестолковые до этого дня младшеклассники. Они стали нашим основным военным потенциалом. Да, младшеклассники рулят!

Умелая Руми, не отвлекающаяся от дел, даже будучи окружена товарищами (вспомните ещё первый их день здесь, когда она сама подошла к нам и спросила, что делать), была главным нашим спецом по мелкой работе.

Даже сейчас она была единственным тихим ребёнком в отвлекающейся и болтающей друг с другом толпе, и молча шила костюм ангела. Сначала другие младшеклассники только присматривались к ней, но потом, опасаясь, наверно, что её серьёзность задушит их, постепенно свалили всю работу на неё.

С мыслью о том, что выполнять такой объём работы в одиночку ей будет сложно, я без спросу уселся рядом и потянулся за набором для шитья. Мою руку остановил голос.

– Хачиман, всё хорошо. Не надо.

Руми даже шить не перестала и продолжила, не поворачивая ко мне головы:

– Я сама всё сделаю.

– Ну, сказать-то ты можешь…

Но с таким количеством костюмов сказать было куда проще, чем сделать. Быть ангелами суждено было детсадовцам, так что размеры были не такие уж и запредельные, но одному человеку всё это пошить будет довольно тяжело. Однако Руми всё равно покачала головой.

– Всё хорошо.

– Ясно, значит, сама…

Возможно, она действительно собирается управиться в одиночку. Или просто упрямится. И это может вылиться в то, что она не успеет и подведёт остальных.

Но то, что она так старается в одиночку, очень благородно.

Я шумно подвинул стул и встал с него. Руми покосилась на меня. Её лицо казалось очень одиноким, и она постепенно опустила взгляд.

Я похлопал себя по груди.

– Но знаешь, что, я могу сделать это самее.

Руми какое-то время тупо смотрела на меня, а потом поражённо засмеялась.

– Что за бред?.. Как дурак.

С улыбкой промолвив это, она перестала удерживать меня от работы. Мы стали вырезать из картона крылья и делать прочую мишуру вдвоём.

На мой взгляд, кооперация и доверие – вещи куда более холодные, чем можно себе представить.

Работать одному хорошо, но только если ты сам так выбираешь. Когда начнёшь жить так, чтобы не мешать другим, то впервые в жизни получишь возможность просить. Когда начнёшь жить один, то впервые в жизни получишь возможность идти с кем-то рядом.

То, что ты будешь жить, работать один, даст тебе право жить с кем-то ещё.

Я перевёл взгляд на работающую рядом со мной Руми. Она наверняка сможет жить одна. Если она уже в младшей школе на такое способна, это большой плюс. К тому же, она красивая. Так что однажды наверняка будет рядом с кем-то идти. Ради этого момента… стоит устроить ей предварительный прогон.

– Эй, ты, в пьесе играть будешь? – спросил я, разрезая картон. Руми сразу же застыла, после чего повернулась ко мне.

– Не «ты».

– А?

Чего ты так на меня вдруг уставилась, а? Или ты это? Как те призраки из типичных страшилок, что в гостиницах наблюдают за тем, как ты дрыхнешь преспокойно на подушке?

– Руми, – немного расстроенно назвала она своё имя и отвернулась. Значит, хочет, чтобы я так её называл. Хотя называть девочек по имени… Это не столько стыдно, сколько чревато ситуациями типа «Ха-а? Тоже мне бойфренд выискался».

Пока я сидел переживал, Руми не обращала на меня совершенно никакого внимания и продолжала шить костюм. Походу, пока по имени не позову, не ответит…

– Слушай… Руми.

Её взгляд упал на стол, и она кивнула.

– Не сыграешь в нашей пьесе?

You, хочешь же уйти отсюда?! Вместе со мной использовать Айкацу?! Ты же красавица, всё прокатит. Хочешь взять меня своим про-продюсером? Начнём же вместе Действия Идолов.

Не знаю, проняло ли её моё пылкое рвение, но Руми немного подумала и спросила:

– А ты можешь такое решать, Хачиман?

– А? Ага, я ж тут типа продюсера.

А ещё я веду себя, как адмирал и Love Liver. Ладно, не совсем я уверен, что могу такое решать, но раз мы уже условились, что актёрами будут младшеклассники и дошколята, возникать никто не будет. Руми задумчиво смотрела сквозь моё лицо и, быстро отвернувшись, незаинтересованным голосом сказала:

– Хм-м-м… Ну, в принципе, могу.

– Реально? Спасибос, Руми-Руми.

– Мне противно, когда ты меня так зовёшь.

Это так себя отцы чувствуют, когда дочери называют их противными, а?.. Что-то мне как-то не по себе вдруг стало, эй. Пока меня охватывали загадочные переживания, Руми сложила вместе картонки и спросила:

– А что за пьеса будет?

– Гм, а мы ведь так и не решили.

Учсовет что-то такое говорил, но лучше бы проверить, как у него дела. От мыслей меня оторвала забравшая у меня картон Руми.

– Может, решите уже? – дерзко спросила она.

А значит это наверняка «оставь всё мне и иди». Ну, раз она хотела такое сказать, мне и правда будет лучше уйти. Надо бы распинать людей, чтобы те раздали задания помощникам, и сделать свою работу.

– Ога. Пока, – сказал я и встал, отправляясь прямиком к работающим ученикам школы Собу. Первым делом стоило бы свериться с Ишшики, и пока я оглядывался по сторонам, ко мне подошла Юигахама с коричневым конвертом в руках.

– Хикки, Ироху-чан с Юкинон не видел?

– Сам ищу.

– Вот ка-ак. А то мне деньги дали, вот я и думаю: чё с ними делать?

Ха-ха-а-а, да она же вымогала деньги с Кайхин Сого. Это с какой, интересно, стати эта припыленная так хорошо обращается с деньгами? Отчаянная домохозяйка, блин…

Пока мы искали Ишшики, раскрылась дверь. В спортзал, пошатываясь, нужная нам особа и вошла.

– Ты чего?.. – спросил я, и она, разом потемнев, остановилась.

– Я попросила Хаяму-семпая помочь, а он отказал…

– Э, нет, он не мог, – удивилась Юигахама. Я и сам немного опешил. Не только тем, что Хаяма помочь кому-то отказался, но и тем, что Ишшики после случившегося в парке вот так запросто первая к нему подошла. Но всё же, чтоб Хаяма – и…

Ишшики грустно отвернулась и всхлипнула, однако кончики её губ медленно растянулись в широкой улыбке. Она подняла голову, суперски улыбнулась и выпалила:

– Да-а-а-а шучу. Что, не видите, как много Хаяма-семпай обо мне ду-у-умает? Блин, всё вышло даже лучше, чем я наде-е-еялась!

– Ага, даже так?.. – поражённо произнёс я. Вот это сила воли. Если для неё это в порядке вещей, её стоит опасаться, а если она просто крепится – что ж, сила воли есть сила воли.

– А, кстати, он сказал, что на праздник придёт, – простодушно сказала Ишшики.

– А-а-а, эвона как. А можно я тоже кого-нибудь позову? – в тон ей спросила Юигахама, повернувшись ко мне.

– Можно, в принципе. Хотя я хз.

– Как всегда, пытаешься быть более убедителен, чем кажешься? – прозвучал у меня из-за спины потрясённый голос. Обернувшись, я увидел невесть сколько стоящую там Юкиношьту.

Она поздоровалась с Юигахамой и Ишшики и принялась, позёвывая, беседовать с людьми и отдавать им распоряжения.

– Чёт ты сонная.

– Даже не ложилась. Дела были… – коротко ответила она. Это что ж за дела такие, чтоб всю ночь их нужно было делать? Стоило мне это подумать, как Юкиношьта полезла к себе в сумку. Она подняла голову и посмотрела на Ишшики в упор.

– Ишшики-сан.

– Д-да.

Не знаю, сыграл ли тут недостаток сна, но взгляд Юкиношьты был выразительнее обычного. Надумав себе всего и этого тоже, Ишшики одеревенела. Юкиношьта от такого неожиданно улыбнулась и протянула ей несколько распечаток.

– Вот, я сжато записала здесь всё самое необходимое, так что посматривай.

– Ха-а-а…

Я тоже заглянул в сжатые руками Ишшики бумаги. Это какие-то список дел и материалы.

В первом было перечислено всё, что нужно было сделать и купить перед праздником. Среди второго были советы вполне в духе Юкиношьты.

Чем заплатить детям-актёрам, как испечь рождественские торты и имбирные пряники, сколько стоят продукты для них. Ещё пометки с местонахождением всех кухонь в школе и культурно-спортивном центре.

Насчёт сценария пьесы было сказано, что лучше использовать интерактивный. Ха-ха-а-ан, это будет как те Чудесные Фонарики, которыми нужно помогать прекурам в кино?

Продолжая читать, мы с Юигахамой и Ишшики исторгали из себя поражённые «хо-о-о», «ха-а-а» и «хэ-э-э». Юкиношьта (явно от смущения) кашлянула и вновь залезла в сумку.

– И вот ещё.

Она передала Ишшики несколько книг.

– Не знаю, нравятся тебе такие или нет, но я принесла всё, что нашла по классическим Рождественским пьесам. И в кабинете учсовета должен быть CD-плеер, поищи. Пригодится.

– Б-большое спасибо.

От афига Ишшики изо всех сил старалась удержаться на ногах. Да уж, я бы на её месте тоже удивился. Хотя я и так – совсем не думал, что ради праздника Юкиношьта так далеко зайдёт.

– Ну ты даёшь, – ляпнул я, и она отвернулась.

– Просто я не так общаюсь с людьми, как ты и Юигахама-сан.

Мы с Юигахамой посмотрели друг на друга и немного посмеялись. А Юкиношьта-то, несмотря ни на что, всё равно переживала за Ишшики. Ну просто хрен тебя пойми!

– Итак, с наибольшими проблемами мы разобрались.

Сказав это, Юкиношьта скрестила руки на груди и обхватила одной рукой подбородок. Видать, есть ещё проблемы на уме. Я тоже попытался их наскрести, но она и так уже определила нашу программу, и последним неопределённым пунктом было оставшееся время.

– Ну, по большому счёту…

– Ясно, – довольно вздохнула Юкиношьта и быстро повернулась к Ишшики. – Ишшики-сан, на мой взгляд, оставшееся должно перейти под твой контроль. Согласен, Хикигая-кун?

– Ага, хотя я, в принципе, и не был тут боссом.

Так, временно разве что, так что не контролировал я тут ничего. Лидера в самом прямом из смыслов этого слова у нас до сего момента не было.

– А-а-а… – обескураженно протянула Ишшики, переводя взгляды с меня на Юкиношьту.

– Я не буду против твоих приказов, – прервала её та. – Буду работать со всеми. Если возникнут проблемы, можешь подойти.

– Но, как бы-ы-ы… Я всё равно в себе как-то не уверена… А-ха-ха, – затруднённо засмеялась Ишшики. Юкиношьта закрыла глаза и медленно покачала головой.

– Ты справишься. Люди здесь тебя поддерживают, и в это стоит верить.

В ответ её доброму голосу Ишшики тихо произнесла слово «хорошо».

Глава 10: То, что освещает каждая свеча в их руках.

Вот и пришло в этом году Рождество. Вернее, Сочельник, но совместный праздник под управлением учсоветов Собу и Кайхин Сого должен был состояться именно сегодня.

Позавчера в школах был сокращённый день и церемония окончания года, и нам даровали каникулы, государственные праздники и больше рабочего времени. Прогресс не стоял на месте.

А благодаря тому, что начаться праздник должен был во второй половине дня, утром тоже можно было поработать. По приказу Ишшики мы пекли торты и печенье. Вчера мы устроили тестовый прогон по этому делу, и я чувствовал, что каждая клетка моего тела источает тот или иной сладостный аромат.

Но аромат тела не равняется аромату атмосферы; по деловому настроению кухни культурно-спортивного центра это было ещё как видно.

И человеком, взошедшим на пост хозяина этой кухни, была стоящая у плиты Юкиношьта.

– Хикигая-кун.

Назвав моё имя, Юкиношьта, однако, ничего больше не сказала. Скорее всего, просит она передать ей свежий крем, что в руках моих устроился. Блин, говори ты нормально… С этой мыслью я сунул ей в руку чашку.

– Вот.

– Спасибо.

Юкиношьта покрыла кремом свежевзбитое тесто и окликнула суетящуюся сбоку Юигахаму:

– Юигахама-сан. Упаковки для печенья готовы?

– Угу, только что-о-о. Помочь с тортиками? – спросила Юигахама, вставая на ноги и встряхивая онемевшими, видимо, руками. Даже не отрываясь от работы, Юкиношьта мигом ответила:

– Не нужно. Ничего не трогай, ясно? Ничего.

– А можно было добрее?!

– Лучше сходи в школу и принеси улёгшееся тесто из холодильника, хорошо? – столь же быстро успокоила рыдающую Юигахаму Юкиношьта.

– Оке!.. Стоп, оно может спать?

– Это такое выражение. Оно должно быть в холодильнике, так ты принесёшь?

Юкиношьта была так занята, что пойти с ней просто не могла. Жалко-жалко Гахаму-сан. Нет, она правда была занята, тем более что духовка звякнула и позвала её браться за дело.

Юигахама, бормоча «Оно правда спи-и-ит?», пошла к двери.

Но та со скрипом приоткрылась ещё до того, как она до неё дошла.

В просвете между створкой и стеной появилось лицо Тоцуки.

– Опа. В чём дело, Сай-чан?

– Ну, когда я спросил учсовет, куда мне пойти, они сказали, что сюда. Подумывал я просто помочь. А? – повернулся он куда-то назад, и из-за его спины вылезло лицо Комачи, замахавшей мне руками. Я советовал ей зайти расслабиться, и она, похоже, вняла. Тут из-за их спин послышался какой-то странный кашель «гефун-гефун-окопо-о-он», но притворимся, что я его не слышал.

– Братик, можно я тоже помогу? – спросила Комачи, вместе с Тоцукой входя в кухню.

– О, Тоцука-кун, Комачи-сан. Добрый день, – поприветствовала их Юкиношьта, и они, улыбнувшись, повторили за ней последние два слова.

– Они сказали, что помогут, – сказал я, и Юигахама, хлопнув в ладони, повернулась к Тоцуке.

– О, Сай-чан, в школу со мной сходишь? Оно спит, так что одна я его могу не донести.

– Угу, хорошо… Что спит?

Озадаченный непонятным объяснением Юигахамы, Тоцука вслед за ней покинул кухню. Они точно смогут принести тесто?.. Это их первое совместное задание, так что я волнуюсь.

– Что же, я могу тогда попросить Комачи-сан помочь мне? Что у тебя лучше получается, печенье или торты?

– Я могу и то, и то!

Юкиношьта даже помочь ей с выпечкой просила по-своему.

– Ясно, это хорошо. Тогда испеки, пожалуйста, имбирных пряников. Рецепт там есть.

– Хорошо-о-о! Я пеку с Юкино-сан сладости, просто счастье, какой прогресс!

Что за прогресс, алё? Вымыв руки, Комачи присоединилась к Юкиношьте на поле кухонной сечи теста.

Кивая и наблюдая за дружеской болтовнёй наших мастериц, я услышал кашель «гефун-гефун-морсва» с совсем близкого расстояния. Это кашель вообще?

Ну, раз он так близко, проигнорить его уже не удастся, а?.. Я опустил плечи и повернулся в сторону источника кашля. Прямо за мной стоял Займокуза.

– Гефун-гефун.

– Займокуза, попёрли коробки с печеньем.

– А-ага… Не потрудишься ль объяснить, зачем меня сюда призвали?

– Мне пофиг. А, и тот набор захвати, ладно?

– У-угу.

Как-то совсем уж для себя без жалоб Займокуза смиренно поднял коробку, и какое-то время мы работали вместе.

× × ×

И затем завеса с совместного Рождественского праздника спала.

Выглянув с края сцены, я увидел, что зрителей было прилично так. В зале сидели не только Комачи с Тоцукой, но и Займокуза. Я заметил ещё и Кавасаки, Хаяму и всю его компанию. Первая была здесь явно ради своей сестры. Остальных наверняка позвали Ишшики и Юигахама.

Сейчас зрителей ублажала программа Кайхин Сого.

В её расписании остались первоначальные band из учеников их школы и classic concert с заказанными музыкантами, правда, по сравнению с ожиданиями, уровень был намного ниже, ну да пипл хавал.

Выжали они из себя дивную смесь современной и классической музыки со всеми их различиями. Провожали их шквалом аплодисментов.

И настало время нашей программы.

На сей раз моей работой была суперподмена – не то чтобы дельная позиция, но занятия особо не находилось, и я просто шатался по закулисью.

Если компании во главе с Ишшики попадались какие-то проколы, она уверенно бралась их разрешать.

Я, страдая фигнёй, пребывал за кулисами, и покой мой прервал очень глубокий вздох. Повернув голову в его сторону, я увидел взволнованную Ишшики, выглядывающую на публику.

– Как они там? – окликнул я её, и Ишшики, повернувшись ко мне, испустила вздох облегчения.

– А, семпай. Бли-и-ин, всё песец плохо!

– Сценарий хороший, на прослушивании запинки были, только пока всё решали. Чё ты так переживаешь?

Услышав мои слова, Ишшики горделиво выпятила грудь и приняла хвастливый вид.

– Ну так, сценарий наша секретáря писала. Да и… вы многому меня научили, семпаи… А, точно, мне ж к остальным надо-о-о, – быстро, словно затем, чтобы скрыть смущение, выпалила Ишшики последние слова и стартанула, громко топая ногами по полу. У выхода она повернулась ко мне. – А, когда выкатить концовку, уточни у вице-президента. И за тортиками присмотри, хорошо?

– Так точно, президент, – коротко ответил я и провожал её взглядом, пока она не присоединилась к остальным членам учсовета.

× × ×

И занавес поднялся.

Огни в зале померкли, а над сценой так и не зажглись.

– Один доллар восемьдесят семь центов. Это всё… – послышался из темноты голос рассказчика. Затем сцену осветили, и на ней, причитая над мелкими монетками, возникла Руми в блондинистом парике. Рассказчик читал дальше: – Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра Рождество.

Я вспомнил это начало.

Среди всех книг, что Юкиношьта дала Ишшики, последняя выбрала «Дары Волхвов».

Мало в ней было не только текста, но и персонажей. К тому же, костяком истории было повествование, и груз актёров был поменьше обычного, так что разбивать их на группы выступающих и читающих нужно не было. Учитывая оставшееся на подготовку время, эта пьеса была лучшим выбором. Честно говоря, я сам такого не предложил бы, фига она даёт.

По сравнению с выступлением Кайхин Сого, наше окутывало сцену ясным, как день, ощущением самопала. Костюмы и реквизит подбирали крайне осторожно, и всё равно чувства, будто пришёл на школьный фестиваль, не возникало.

Руми на сцене распустила собранные блонды и встала перед зеркалом, но вскоре надела жакет, шляпку и выскочила за кулисы.

Свет снова померк, а когда зажегся заново, на сцене стояли декорации города перед Рождеством – крашеные картон и фанера, наклеенные на них бумажные плакаты, задники из кирпичей, напоминающие здания, и внесённая на сцену ёлка в центре этого всего. На фоне окружавших его задников дерево казалось неимоверно большим. После этого освещение сцены изменилось так, чтобы подсвечивать вывеску «M-me Sofronie. Всевозможные изделия из волос». На сцене вместе с Руми стоял ещё один человек, играющий хозяйку магазина.

Руми вошла внутрь и сглотнула. Затем, собрав всю свою храбрость, дрожащим голосом спросила:

– Не купите ли вы мои волосы?

Она произнесла эту фразу. Я знал, у неё есть все качества, чтобы стать идолом… Посмотреть бы пьесу до конца, но мне было нельзя.

Досмотрев эту сцену, я вышел из зала.

× × ×

Когда я вошёл в кухню, Юкиношьта сидя переводила дух, а Юигахама хрустела печеньем. Э-э-э, мы их, как бы, гостям подарить в конце должны были… Хотя, если это лишнее, то ладно.

– Молодцом. Торты все готовы? – спросил я, и Юкиношьта указала на плиту.

– Чудом успели… Что на сцене?

– Порядок. Скоро конец, так что пора выкатывать, – напомнил я и поднял последний торт. Юигахама прикончила своё печенье, захлопала в ладоши, чтобы стряхнуть с них крошку, и встала. За ней встала и Юкиношьта.

– А я так хотела пьесу посмотре-е-еть.

– Последнюю сцену увидишь, так что не жалуйся. Погнали.

С последним тортом в руках мы поднялись по лестнице и отнесли его к залу. Остальные торты уже стояли тут.

У двери стояло много дошколят с воспитателями. Вице-президент прижался к ней с ушами на интеркоме.

– Уже почти. Ваша очередь.

– Есть, – ответил я и передал торт Юигахаме, после чего мы с вице-президентом схватились за разные створки двери. Она должна открыться на определённой сцене в определённое время.

Я заглянул в щель между створками и увидел, что пьеса приближается к завершению.

– А теперь, пожалуй, самое время жарить котлеты, – произнёс свою реплику затянутый в постановку против воли младшеклассник, и на сцене начался Рождественский ужин. Но рассказчики друг за другом продолжали читать:

– Из всех дарителей эти двое были мудрейшими.

– Из всех, кто подносит и принимает дары, истинно мудры лишь подобные им.

– Везде и всюду. Они и есть Волхвы.

– Поэтому мы дадим им. И всем вам. Символический подарок.

– Весёлого Рождества! – сложились вместе голоса всех рассказчиков, и на сцену снизошёл ангел.

– Весёлого Рождества-а-а! – с криком появилась из-за кулис младшая сестра Кавасаки, Кейка. На ней был костюм ангела, и при ней был торт. Зыркнув на зрителей, я нашёл подбадривающую её Кавасаки. Ты ей мама, блин?

Зрители встретили прелестного ангелочка бурными овациями.

Ни секунды не раздумывая, мы с вице-президентом мигом, чтобы не упустить момент, распахнули створки.

Как и Кейка, наряжённые ангелами детсадовцы устремились внутрь с тортами в руках. Детсадовцы – ангелы. Они поднесли торты зрителям постарше.

Морщины старцев при виде милых детсадовцев разгладились.

Но постановка ещё не закончилась.

– Весёлого Рождества.

На сцене Кейка, Руми и добровольно-принудительно вытащенные на сцену дети зажгли свечи. А затем ангелы-детсадовцы сослужили службу подавальщиков и зажгли свечи на тортах.

Свечи на сцене и в зале зажглись практически одновременно. Из искусственного освещения горела только рампа. Огоньки, следуя за ангелами, разлились по всему залу, и вскоре он был освещён мягким, тёплым светом.

Он объединял сцену и зрительный зал, и когда зрители с актёрами стали едины, по залу раскатился вздох изумления. Исходил он и от нашей тройки у двери.

– Ладно, сойдёт… – пробормотала Юкиношьта. Несмотря на такие слова, она тепло улыбалась. Да господи ты боже мой, сколько можно лгать?

Мы замутили свечи ради удовольствия зрителей. Одноразовое удовольствие только для этого момента. Именно потому, что повторно такой трюк не сработает, он и был так хорош – если не упустить момент.

Предложила идею Юкиношьта, согласие дала Ишшики.

И очень, однако, быстро. Destinyland из головы не выветрился? Ну да-а-а…

– Хэ-э-э, как круто, прямо fire! – улюлюкая, воскликнула Юигахама, и Юкиношьта спокойно поправила её:

– Это называется candlelight service.

– Точно с campfire не перепутала?

– Д-да это почти одно и то же, – негодующе ответила мне Юигахама. Я криво улыбнулся и актёров позвали на поклон.

Их представляли публике по очереди, и после этого они кланялись.

Стоило выйти играющей ангела Кейке, как Кавасаки защёлкала фотоаппаратом. Нет, ты правда ей мама?

Наконец вышла исполнительница главной роли, Руми. Шквал аплодисментов сбил её с толку, но, взявшись за руки с другими актёрами, она глубоко поклонилась.

С конца зала я, стоя в освещённом месте, смотрел на свечи публики. Минута славы Руми рикошетом отлетела в меня. Это блажь – лучшее, на что может надеяться продюсер, честно.

Я ни за что не забуду, слышишь? Сегодняшнюю сцену!

После этого в зале, обратившемся чем-то вроде Рождественской чайной церемонии, появились торты, имбирные пряники и чашки чая.

Кайхинсоговцы с собовцами, поедая торт, весело болтали.

Присоединились к празднику мы в роли обслуживающего стариков и детей персонала, сменив детсадовцев. Я зашёл в зал, проверить, нет ли пустых чашек или тарелок.

Оглядываясь, я встретился взглядом с кушающим торт Таманавой. Тот смахнул с лица чёлку и отвернулся. Рядом с ним сидела чокающаяся бумажными стаканчиками и громко смеющаяся компания Оримото.

У сцены сидели Хаяма и куча народу. Похоже, младшеклассники их заметили. Популярность не отпускала эту братию аж со времён летнего лагеря.

А в самой её середине, к моему удивлению, сидела Руми.

Я не знал, о чём говорят ни Руми, ни Хаяма, ни остальные.

Но улыбка этой девочки не пронзала мою грудь и слабо, но тепло светилась подобно тусклому огню свечи.

× × ×

Я иду по залитой сумрачным светом школе.

После совместного Рождественского праздника пришлось прибраться, и вот, стемнело.

Частью уборки стало захоронение инструментов и всякой фигни в кабинете учсовета, но с тех пор, как президентом стала Ишшики, он и так был под завязку забит её вещами, так что на том, куда всё сложить, мы и застряли.

Мишуру и украшения я попытался было выбросить, но Ишшики решила, что они ещё могут когда-нибудь пригодиться, и лишила меня сего удовольствия. Это называется «накопительство»… Раз поделать с ней ничего было нельзя, мы решили временно оставить вещи в клубе обслуживания, и дальше с ними разбирались Юкиношьта и Юигахама.

Потом меня позвали помочь навести в кабинете учсовета порядок и только сейчас отпустили.

Осталось лишь доложить ушедшей в клуб со словами «на этом всё» парочке, что просьбу мы исполнили.

Шли зимние каникулы, так что никого, кроме меня, в коридоре клубного здания не было. В пустынном проходе мои шаги звучали особенно громко.

Я дотронулся рукой до двери. В ту же секунду мои ноздри настиг слабый, но приятный аромат. В комнате было немного тепло.

– А, с возвращением.

– Спасибо за работу.

Юигахама сидела на своём стуле, а Юкиношьта только-только начинала разливать чай. Усевшись, я уставился на выставленный на стол чайный набор. Вот, откуда, видимо, запах и тепло взялись. Аж ностальгия охватила, месяц этого не видел.

Завершив разливать чай, Юкиношьта окликнула Юигахаму:

– Юигахама-сан, готово.

На столе стояли кружка с изображением впавшей в летаргический сон собаки и красивая чашка на блюдце. Хозяйки разобрали их.

На столешнице осталась ещё одна чашка с принтом «Панды Пан-сана».

Из неё, никем не взятой, поднимались клубы пара.

– Э, это что такое вообще?

Возможно, чай в ней был для меня, но до сего дня наливали его в бумажный стаканчик. В ответ на мой вопрос Юигахама и Юкиношьта наперебой заговорили:

– Это подарок на Рождество!

– Тратить стаканчики на одного человека – расточительство.

Такие разные причины… «Какая же верная?» – подумал я, глядя на Юигахаму, для которой объяснение явно было в радость.

– Мы её вместе купили! Я выбрала форму, а Юкинон – картинку!

Точно… Сам факт того, что на кружку для чая нанесён Пан-сан, уже многое говорит. И всё же, не понимаю я эту их идею про вечеринку с подарками, о которой я узнал последним. Или меня не пригласили?

– Ты вот говоришь «подарок», а я ничего не приготовил, – сказал я, в знак извинения перед этим односторонним обменом почёсывая скулу, но Юкиношьта поставила чашку на блюдце и спокойно пояснила:

– Не волнуйся, это просто замена бумажных стаканчиков.

Угу, так ты с темы стаканчиков и не думаешь слезать, да?.. Ну и ладно. Может, это и есть просто замена стаканчикам, но упрямиться и отказываться от неё я не буду.

– Спасибо. За чашку.

– Пожалуйста! – ответила хихиканьем на мою честную благодарность Юигахама. И раз уж я принялся за благодарности, стоило бы ещё за одну вещь.

– И… За просьбу тоже. А-а-а… Спасибос. Выручили. Если бы не вы, я бы так легко не справился.

Я быстро опустил голову и какое-то время оставался в поклоне.

Благодаря тому, что я попросил у девушек помощи, праздник, чьего конца – вернее, такого конца, который не закончился бы распределением вины, – я не видел, благополучно состоялся. Не знаю, есть ли в этом моя личная ответственность, но мне хотелось достойно их отблагодарить, вот я и кивнул.

– Но просьба ещё не исполнена, верно? – сказала Юкиношьта моей опущенной голове. В ответ этому расходящемуся с моими словами ответу я её поднял.

Юкиношьта водила пальцами по краю чашки и немного натянуто и удивлённо улыбалась.

– Я ведь сказала, что принимаю твою просьбу.

– Так с ней ведь уже должно быть покончено. Или ты в загадки решила поиграть? – спросил я, и она вдруг залилась смехом.

– Да, может, и так.

Её смех и дразнящий голос были совершенно невинными. Он был так не похож на её привычно собранный образ, что я почувствовал, будто узнал её с новой для себя стороны. Но ответа про загадки так и не понял.

Задумчиво наблюдая за нашим обменом репликами, Юигахама вдруг тихо произнесла «а». Затем, ни на что как будто не глядя, пробормотала.

– До меня… вроде допёрло… А Хикки, наверное, лучше и не понять.

– А?

– Так, короче!.. – энергично хлопнула она руками по столу и встала, едва мне стоило заикнуться об этом. – Что с нашим Рождеством делать будем? Ну, потом! А, или завтра! Это же всё равно будет Рождество! Давайте устроим вечеринку!

– Да ну нафиг…

Юигахама, словно не слушая меня, повернулась к Юкиношьте.

– Юкинон, у тебя есть… планы там?

Неуверенность в её голос наверняка привнесли те разговоры о Рождестве из нашего бесстрастного притворного периода. Юкиношьта мягко улыбнулась ей в ответ.

– Если мы что-то устроим, я освобожу график.

Лицо Юигахамы мгновенно просияло.   – Правда?! Супер! Значит, решено.

– А меня о планах ты спрашивать, значит, не собираешься?.. Или пытаешься намекнуть, что не приглашаешь меня?

– Так ты всё равно будешь не занят… А, насчёт вечеринки! Я хочу съесть торт Юкинон!

– Ты и так сегодня один попробовала… Да и ну его. Хватит с меня этих тортов пока…

Раз на лице Юкиношьты появилось столь пресыщенное выражение, значит, ей было ещё как запарно. Блин, а мне показалось, что тебе понравилось их печь…

Глядя на упёршуюся Юкиношьту, Юигахама простонала.

– Раз ты не хочешь… А, может, я сделаю? – спросила Юигахама, с видом «потрясная идея!» указывая на себя пальцем, но лицо Юкиношьты разом осунулось.

– Раз уж дело дошло до этого, мне придётся печь его самой, несмотря ни на что…

– А можно было добрее сказать?! А, может, вместе его испечём? – с улыбкой покосилась на неё Юигахама, и у той мигом спёрло дыхание. Затем Юкиношьта, словно сдаваясь, вздохнула и улыбнулась сама.

– Может. Такой вариант рано списывать со счетов.

Она пала… Увидев их обмен улыбками, я криво усмехнулся и отвернулся.

На глаза мне попалось ярко светящее сквозь окно заходящее солнце. Перед тем, как нырнуть в океан, вечернее солнце на краткий миг приоткрывало нам свою красоту и погружало комнату в свои лучи. Но всё же, скоро наступит ночь и похолодает.

Однако сегодня ещё было Рождество, и меня занимали пока что тёплые ночи.

Но всё же, если мне дадут желаемое, если мне вручат вожделенное.

То я наверняка перестану что-либо желать и вожделеть.

Ведь то, что тебе дают и вручают, – лишь подделки, которые однажды исчезнут.

У того, что ты желаешь, нет формы, до того, чего ты вожделел, нельзя дотронуться. Или же эти вещи настолько драгоценны, что в тот момент, когда ты их коснёшься, обратятся в ничто.

Смотрели мои глаза на этой сияющей сцене на окончание «истории».

Я многого о ней не знал.

Поэтому обязательно продолжу желать.

Послесловие автора

Добрый вечер, это Ватари Ватару.

Весна пришла! А весна – это сезон встреч и прощаний. Конечно, хочется воскликнуть: «Так чего же?!», но я хочу поскорее распрощаться с работой и встретиться с отдыхом, однако?.. О?

Но всё же, в нашем мире фраза «Так чего же?» значит слишком много, а?

Возьмём, к примеру, дэдлайны! Когда слышишь слово «дэдлайн», обычно думаешь: «Надо успеть» (ответственным внутренним голосом), но часть тебя всегда бросается словами вроде: «Да это фальшивое расписание, нужное только для того, чтобы заставить меня работать! У меня есть ещё целых две недели!»

Ответы на слово «дэдлайн» у разных людей разнятся. Кто-то скажет: «Е-ещё немного» (лже-е-ец), другой кто-то ответит: «Да не успеешь тут» (равнодушно), и первый откликнется: «Дайте мне отдохнуть…» (плача).

Значения слов у каждого зависят от обстоятельств и личной системы ценностей. Чёткие слова всегда значат одно и то же, но мир больше стремится к абстрактным понятиям. Например, взросление, перемены, искренность. Если заговорить о них, каждый поделится неким собственным их пониманием.

И тут оказывается, что вещи, которые можно донести до других людей словами, значат вовсе не мало, и это так даже в том случае, когда ты думаешь, что что-то донёс или можешь донести, а на самом деле всё не так, и тот, кто пытается донести, просто погряз в самодовольстве. Думая, как всё это похоже на повести, я продолжаю писать и по сей день.

…И всё же, пусть его самодовольство хотя бы сейчас его порадует.

И на этом объявляю, что девятый том «Yahari Ore no Seishun Love Come wa Machigatteiru.» закончен.

Благодарности нижеприведённым.

Бог Ponkan8. С нетерпением жду наброски обложек каждого нового тома, но когда вслед за Комачи появилась Хирацука-сенсей, напряжение улетело просто в запредельные дали. Чудесно! Большое вам спасибо.

Главный редактор Хосино-сама. Да что вы пережива-а-аете, в следующий раз всё будет просто, га-ха-ха! Сколько ещё я буду это говорить?.. Как всегда, простите меня за всё. И вам большое спасибо. Да что вы пережива-а-аете, в следующий раз всё будет просто, га-ха-ха!

И ещё, в этом томе использовалась книга «Дары Волхвов» (за авторством О’Генри и переводом Юки Хироси (Е. Калашникова для русской версии)).

И наконец, читателям этой серии. Благодаря вашей поддержке история близится к завершению. Осталось совсем немного. Я буду очень рад, если вы останетесь со мной до самого конца. И благодаря опять-таки вашей поддержке дан зелёный свет второму сезону аниме-экранизации. Большое вам спасибо.

Ну что же, я истратил всё отведённое мне место и на этом закругляюсь.

Некое марта, превозмогая бури весны и выстраивая башню из пустых банок из-под кофе MAX,

Ватари Ватару