OreGairu 8 (рус)

Глава 1: Стоит ли говорить, что даже Хикигая Комачи может прогневаться?

Что, если.

Гипотетически.

Что, если бы жизнь была игрой, в которой ты мог бы сохраняться и потом возвращаться в то место, где должен сделать некий выбор? Изменилась бы она?

Ответ – громкое «нет».

Выгоду получат лишь те, кому такая возможность предоставлена. Те, кто о ней никогда не слышал, не выиграют абсолютно ничего, да и сама ситуация ничего им не даст.

Таким образом, сожалений не останется. Или, скорее, жизнь и есть сожаление в миниатюре.

Такие дела.

Существует также и понятие «уже поздно». Ввязнув в пучину «что, если», ты не сможешь из неё выбраться. Какие бы ответы на заданный тебе вопрос ты не давал, в твоей жизни ничего не изменится. Приняв решение, отказываться от него уже поздно.

«If», «параллели» и «петли» в этом мире не существуют. Короче говоря, наша жизнь линейна. Проповедовать возможности – затея абсолютно глухая.

Я прекрасно осознавал, когда совершал ошибки. Однако мир этому так и не научился.

Его избороздили войны, нищета, гонения и прочее барахло. В поисках работы ты можешь достичь абсолютно ничего. Подрабатывая на полставки, человек трату даже карманных денег воспринимает как удар по кошельку, и заделывать брешь ему приходится деньгами из собственного же кармана.

Так где тогда искать в этом мире правду? Правда, основанная на ошибках, не имеет права называться правдой.

Хотя она может принять форму именно ошибок.

Но есть ли смысл в оттягивании конца того, чему существовать уже не суждено?

Однажды ты потеряешь всё. Такова истина.

Но всё же.

В неизбежной потере всего есть некая красота.

В неизбежном конце есть смысл. Даже такие вещи, как передышки, комбинации застоя и неуверенности, когда-нибудь закончатся.

И смириться с такой правдой – то, что должен сделать каждый.

Я уверен, каждый однажды вспоминает о том, что когда-то утратил, и представляет себе это как когда-то любимые им сокровища, либо же испытывает чувство, схожее с тем, которое накрывает его, когда он в одиночестве пьёт саке.

× × ×

Хреновое сегодня утро.

Откуда-то с безоблачного серого неба дул пронизывающий холодный ветер, шатавший оконные стёкла. Вкупе с тёплым воздухом в комнате их дребезжание толкало меня к искушению завалиться спать дальше.

Нет, серьёзно. Хреновое сегодня утро.

На дворе первый понедельник после экскурсии.

Понедельники – рассадники меланхолии. Я вытащил своё безвольное тело из постели и поплёлся в ванную.

В зеркале отражалось сонное, до конца не разлепившее глаза я.

Угу, ничего не изменилось.

Серьёзно, я как будто в стазисе живу.

Зеркало отражало все и каждую мои составляющие: нежелание идти в школу, желание весь день сидеть дома и страдать ерундой и предчувствие подкатывающей ко мне после выхода из входной двери тоски по дому.

Но кое-что было по-другому. Вода, которой я окропил своё лицо, была холоднее обычного.

Осень, по сути, кончилась, и окружающую действительность вполне можно было называть зимой. Ноябрь практически подошёл к концу, и до конца года оставался всего месяц.

Родители, дабы избежать утреннего часа пик, на работу ушли рано. Наступало время рабочей спешки и сверхурочных по вечерам – слишком уж людно было на улицах. Как я и думал, даже взрослые люди слабы пред лицом зимнего утра. Как оказалось, кутаться в футон до последней секунды хотелось всем.

Но даже несмотря на это, у каждого есть причина продолжать ходить на работу.

Сомневаюсь, что есть люди, которые ходят на работу ради работы. С другой стороны, есть те, которые ходят работу только и исключительно потому, что этого от них требует общество. Они не хотят становиться белыми воронами, и, предварительно проверив, что это нормально, вливаются в общий поток.

Короче, люди вечно ищут то, что может им что-то дать, ничего при этом не отбирая.

Моё отражающееся в зеркале лицо ничем не отличалось от лиц других людей. Но отражающиеся в нём глаза, смотревшие прямо на меня, были не такими, как у всех, и их гнилостный взгляд не имел ничего общего с тем, что старшая школа, достигшая на днях своего пика, меня достала.

Он делал меня собой. Он делал меня Хикигаей Хачиманом.

Довольно отметив свою стабильность, я вышел из ванной.

Когда я вошёл в гостиную, из кухни виднелась моя младшая сестра, Комачи. Она стояла над чайником в позе укротителя.

Раз родители уже поели, повлиять на то, что наш завтрак будет традиционным, мы уже не могли. Зато стоит Комачи налить чай, и всё будет готово.

Когда я начал отодвигать от стола стул, вода в заварнике вскипела. Комачи перелила её в обычный чайник и тут же подняла голову.

– А, доброе утро, братик.

– Ага. Доброе утро.

После обмена нашими обычными приветствиями Комачи восторженно произнесла:

– А ты сегодня бодрый.

Я склонил голову набок. Неужели я настолько не жаворонок? Хотя нет, по утрам я на самом деле слаб. Давление у меня, конечно, не низкое, но вот мотивация – вполне. К тому же, Комачи никогда касательно меня ни в чём не ошибалась. А ведь сегодня я и правда бодр.

– Вода холодная была, когда я умывался…

Я выдал первое, что пришло в голову, и Комачи глянула на меня сомнительным взором.

– М-да? А я ничего не заметила.

– Не, реально холоднее стала, а? Ладно, давай лучше есть, а то в школу опоздаем.

– А, ну.

Она принесла за стол чайник, громко шлёпая при этом тапками. Похоже, уважения к чаю «Орнаментный ястреб» моя семья не испытывает.

Усевшись, мы одновременно хлопнули в ладони и выказали благодарность за еду.

Зимой традиционные завтраки в семье Хикигая представляли собой блюда, подаваемые тёплыми, и суп мисо. Последний разогревал тело перед выходом. Видимо, вместо маминой любви.

Но язык у меня был, что называется, кошачий, поэтому я на суп сначала подул. Подняв глаза на Комачи, делавшую то же самое, я увидел, что она тоже на меня смотрит.

Она аккуратно поставила тарелку на стол и, пару секунд помолчав, сказала:

– Слушай…

– М-м-м? – промычал я и выпрямился, побуждая её продолжать. Она осторожно, словно желая в чём-то удостовериться, спросила:

– Ничего не случилось?

– Нет… Да ты сама подумай: за всю жизнь со мной ничего не случилось. Говорят, что зло может таить в себе скрытое добро. Если допустить, что это правда, то пусть уж лучше что-то случится. Например, болезнь какая-нибудь хроническая прицепится. Пусть и будешь лежать в больнице, зато в итоге выйдешь из неё полностью здоровым. В общем, если ничего не происходит, значит, скоро может начаться буря, – на одном дыхании вывалил я. Комачи удивлённо моргнула.

– В чём дело, братик?

Это норма. Абсолютно нормальная реакция.

В её ремарке не было ни намёка на то, что мои слова хоть что-то в ней зацепили. Нет, я, конечно, бред сейчас нёс, но хоть как-то прокомментировать его можно было?

Мне ведь мозг напрягать, всё-таки, пришлось…

Вот они, последствия понедельника.

– Ты знаешь… Ничего не случилось, в общем.

Я быстро засунул в рот кусок яичницы. Кстати, это блюдо считается традиционным?

Услышав мои слова, Комачи только хмыкнула.

Она отодвинула свой поднос в сторону, чтобы перегнуться через стол, и вперила в меня взгляд.

– Знаешь что?

– Что? Мамешиба?

Или она бродячая кошка, оставшаяся у нас жить. На самом деле принцесса.

Хотя она, скорее, рисовый монстр Паппу, у нас же тут завтрак. Обрюзгшей пандой быть она тоже не могла – фигура у неё вполне себе нормальная. Хотя в такой позе она чуть выставляет напоказ свою грудь, так что немного лишнего жира ей не помешает. На самом деле нет. Такая, как сейчас, она и так красивее всех.

Едва я убедил себя в этом, Комачи вздохнула.

– Знаешь, ты, конечно, и несёшь вечно бред, но самый бредовый он у тебя, как раз когда что-то случается…

– А-а-а, ясно…

Обычная резкая критика. На то, что твои слова – бред, ответить тяжело. Впрочем, она лишь подтвердила мои же рассуждения. Но всё же, так точно анализировать меня по речи и поведению… Она что, судебный психолог? Или просто сканирует мою личность?

– Слушай…

Комачи ткнула палочками для еды в салат и открыла рот, но засомневалась и закрыла его. Она перекатила соседний помидор с одного бока на другой.

Я примерно понимал, что за слова застряли у неё во рту (видимо, помогает кровное родство). Или просто осознал то же, что и она.

Комачи аккуратно положила палочки на стол и задала касающийся меня вопрос.

– Между тобой и Юи-сан с Юкино-сан… ничего не случилось?

Слушая её, я продолжал молча есть. «Когда я ем, я глух и нем», всё-таки. Я аккуратно проглотил пищу. Затем, обуреваемый разнообразными чувствами, выпил суп мисо.

– Они что-то говорили?

– У-у, – отрицательно издала она, покачав головой. – Они не любят о таком говорить, ты же знаешь.

На эти слова мне нечего было ответить.

Может, Юкиношьта и Юигахама и парятся по мелочам, разбалтывать что-то чьей-то сестре они не станут.

– Но подозрения имеются, – сказала Комачи, наблюдая за тем, как я на это отреагирую.

Мы живём вместе достаточно давно, чтобы подмечать некоторые вещи, хорошие или плохие, без слов.

Но бывает, что ты не хочешь, чтобы что-то подмечали.

– Ясно, – бесстрастно ответил я, приковав свой взгляд к стенным часам. Подняв палочки, я продолжил есть.

Комачи же медлила.

– Жуй медленнее. В любом случае…

Похоже, она настаивает на продолжении разговора. И не постеснялась заранее догадаться, что я попробую срезать его ещё на взлёте.

Её взгляд был направлен в послезавтра, а сама она вдруг что-то вспомнила.

– Такое ведь уже случалось.

– Правда?

Спросив, я тут же понял, о чём она говорит. Комачи намекала на июньский случай. Кстати, она сама тогда делала примерно то же самое: допытывалась до меня.

Да, я совсем не изменился. Чего и требовалось ожидать.

Не повзрослел, не стал смотреть на вещи под другим углом, ничего.

Тем не менее, Комачи, явно, чтобы согреть руки, взяла в них чайную чашку. Однако я отчётливо видел, что пар от неё не подымается.

– Но сейчас, как мне кажется, всё немножко по-другому…

– Разумеется. Люди день ото дня меняются. Даже клетки постоянно заменяют друг друга. Пять-семь лет – и человек, скорее всего, станет совсем другим. В общем, как ты понимаешь, люди…

– Ладно, ладно, – покорно улыбнулась Комачи, пытаясь сбавить мои обороты. Поставив чашку на стол, она положила руки на колени. – Ну, и что ты натворил?

– Ты так говоришь, как будто это я виноват, – ответил я, но Комачи продолжала молча на меня смотреть. Похоже, на очередной бред она не поведётся.

Я почесал голову и отвернулся.

– Ничего не случилось. Да и нечему было.

Комачи вздохнула.

– Что-то может случиться и без твоего ведома. Ладно… Давай всё по очереди.

– По очереди, говоришь?..

Я немного подумал.

С возвращения из Киото прошло всего несколько дней, но за это время я вполне успел пораскинуть мозгами. Заданный самому себе вопрос был таков: «Сделал ли я что-то неправильно или было ли что-то неправильное в том, как я это сделал?» В поисках ответа я пересмотрел все свои действия.

Единственное, за что можно было зацепиться, – окончательное решение, коим вымощена была дорога к самому безопасному исходу проблемы. Учитывая, что вариантов у нас было немного, мне казалось, что итога более чем достаточно.

Худшего мы избежали, вторую просьбу выполнили. Стоит ли нас хвалить за то, как мы к этому пришли, вопрос, конечно, интересный, но к консенсусу мы всё-таки пришли.

Однако расписывать всё это Комачи не стоило. Пока я в своих действиях уверен сам, мне беспокоиться не о чем.

– Нет, всё-таки ничего.

Я стряхнул с себя её вопрос и набросился на еду, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Но Комачи так и не отвела от меня глаз.

– Опять за своё… Так что случилось?

Она неуверенно наклонила голову набок, подставила под подбородок руки и шутливо засмеялась.

За этой милой позой крылась серьёзная цель. Находясь в таком положении, она не позволит разговору закончиться на определённой ноте.

Но происходящее уже начинало меня бесить.

Обычно это случается не так быстро. На таком уровне я ещё подшучиваю над ней, повторяю её слова да сбиваю её с толку неожиданными фразами.

Но обычно и Комачи не настолько настырна.

Пытаясь вести себя нормально, я только разозлился.

– Это уже перебор. Отстань от меня.

– …

К удивлению Комачи, мои слова прозвучали грубо. Однако удивление длилось лишь долю секунды, и в следующий миг её плечи задрожали.

Вдруг она широко раскрыла глаза и громко воскликнула:

– Т-ты как со мной разговариваешь?

– Нормально я разговариваю. Это ты ведёшь себя как заноза в заднице.

Я хотел сказать вовсе не это. Я хотел обыграть всё в хорошую сторону. Но слово не воробей…

Да и вообще, всё не воробей, кроме воробья, но и того попробуй поймать.

Комачи смерила меня прищуренными глазами, затем опустила взгляд на стол.

– Хмпф, ладно. Хорошо. Больше я об этом спрашивать не буду.

– Давай.

Больше этим утром за столом разговоров не было.

Мы ели в полном молчании, и даже время, казалось, остановилось – настолько медленно оно тянулось.

Комачи одним глотком выпила свой суп мисо и встала. Она быстро составила свои тарелки друг на друга и поставила их возле раковины.

Затем она быстрым шагом пошла к двери, но на полпути остановилась. Не глядя на меня, она быстро сказала:

– Я пойду вперёд. Дверь запри после себя.

– Ага, – бросил я, и Комачи захлопнула за собой дверь.

За мгновение до громкого стука я услышал тихие слова:

– Всё-таки что-то случилось…

Оставшись в одиночестве, я взял в руки чашку с чаем. Он уже остыл, и моему языку совсем ничего не угрожало.

Последний раз Комачи вела себя так ещё несколько лет назад. Задним умом я подумал, что мог её обидеть… И заволновался.

Злится Комачи редко. Но длится это долго. К тому же, она сейчас в расцвете полового созревания. По вечерам, когда она приходит домой, я совсем не знаю, какого лица от неё ожидать.

Вот так. Она моя сестра, а я не знаю.

С другими людьми очень тяжело сходиться.

× × ×

Окружающее школу пространство было окрашено цветами осени.

Листва высаженных на краю велосипедной дорожки улицы Ханамигава деревьев либо ещё украшала их, либо уже лежала на асфальте. Небо простиралось вдаль и вширь, а дувший с него сухой бриз сводил на нет все усилия солнца согреть воздух.

Все это якобы мелочи определённо намекали на скорую смену поры сезона. Переход с лета на осень, например, видно было сразу. А в конце осени свои правила начинают диктовать цвета зимы.

Именно в такие последовательные периоды смены поры года разнообразные изменения все, скорее всего, и подмечают.

«Чем по осени занимаются соседи?»

Известная поговорка.

Ведь именно в это время года люди испытывают меланхолию, печаль и даже одиночество, собственно, и толкающие их на размышления о том, чем могут заниматься их соседи.

Именно одиночество вызывает у людей любопытство о благополучии остальных. И дабы стряхнуть его с себя, ты обращаешься к другим.

Но если присмотреться повнимательнее, можно предположить, что так ты выражаешь своё желание обратиться к себе.

Как говорят, по ту сторону зеркала всегда стоит незнакомец. Но этот незнакомец на самом деле и есть говорящий, и если убрать тот явный обман, который они называют фильтром, это мгновенно всплывёт на поверхность.

Таким образом, люди беспокоятся только о себе.

Любопытствуя о благополучии остальных, люди сравнивают с ними себя, таким простым актом утверждаясь в обществе.

Пользуясь другими людьми, они поступают откровенно неискренне. Это неправильно.

В общем, изоляция – это как справедливость, так и верное решение.

Мой велосипед поскрипывал. Наверняка давала о себе знать ржавчина, но я жал на педали, совершенно об этом не беспокоясь.

Учитывая, который сейчас час, я не опоздаю, но в класс явлюсь впритык со звонком.

Как и всегда.

Когда я ступил на велосипедную площадку, школьники уже в спешке выбегали с неё.

Приковав свой велосипед к стойке, я последовал общему примеру. Когда меня никто не сопровождает, я хожу быстрым шагом. Учитывая, что так чаще всего и происходит, этот навык пропитал моё естество целиком. Такими темпами меня примут в команду Олимпийской сборной по спортивной ходьбе. Ага, конечно.

Источавшим атмосферу спокойствия главным входом никогда нельзя было налюбоваться всласть.

Лестницу и фойе наполняли утренние приветствия вперемешку с пустыми разговорами.

Когда крупнейшее событие старшей школы, экскурсия, закончилось, всё вернулось на круги своя.

Как и наша классная комната.

Я, беззвучно в общем шуме, протащился между партами. Подойдя к своей, я отодвинул от неё стул, стараясь делать это как можно тише.

Беззвучно сев, я стал ждать классного часа.

Сколь не пытайся отключить мозг, глаза и уши всё равно продолжают перерабатывать поступающую в них информацию, совершенно меня не слушаясь.

Учитывая, что одноклассникам было на меня плевать, фальшивое признание в любви гласу общественности не предастся. Впрочем, на это я и рассчитывал. Если поразмыслить логически, об этом и рассказывать-то никто не захочет.

Если это станет общественным достоянием, не обрадуются ни Тобе, ни Эбина-сан, ни даже Хаяма.

Настроение по классу в целом было обычным. Даже немного более безоблачным, чем прежде.

Естественно, испытание экскурсией укрепило общие узы. Но дело было не в этом.

Вероятно, тут свою роль играет оставшееся время.

Поездка в прохладный Киото была одним из самых запоминающихся событий в учёбе старшеклассников, и нам удалось узреть смену времён года собственными глазами. Как только она закончилась, все более или менее догадались, что после неё осталось.

Ноябрь кончится достаточно скоро. На середине декабря учёбу прервут зимние каникулы, длящиеся до самого января. Затем наступит самый короткий месяц в году, февраль, а в марте начнутся уже весенние каникулы. С каждым часом время неумолимо бежало вперёд. Другими словами, в этом классе нам оставалось провести всего три месяца.

Поэтому они и ценили этот момент.

Но чему именно момент был этим обязан? Не друзьям же.

Нет, ценили они свою юность. Именно нынешние поглотившие их моменты жизни. Назовёшь это нарциссизмом – засмеют.

Безо всякого желания пронаблюдав, проанализировав и вычленив это, я зевнул.

Раз мой мозг занимает такая ерунда, я таки устал.

Мини-каникулы закончились только сегодня, а тело уже давит на меня неподъёмным грузом.

Чтобы разработать затёкшую шею, я покрутил головой по кругу.

На глаза навернулись привычные лица оживлённо болтающих одноклассников. В другом месте класса стояла девичья фигура, украшенная длинным хвостом и глядящая в окно.

Это была почему-то взволнованная Кавасаки. Хотя и она казалась неизменной.

Немного позади неё сидела пара-тройка девушек, показывающих друг другу фотографии с экскурсии. Одной их была довольная Сагами. Вот уж кто после всего, что случилось осенью, совершенно не изменился. Впрочем, иметь с ней что-то общее мне не хотелось совершенно, так что пофиг. На меня они (наверняка благодаря экскурсии) не гнали, и на том спасибо.

Но об экскурсии говорила не только группа Сагами, но и несколько других.

Однако вскоре эти разговоры отойдут на второй план и в итоге станут частью их воспоминаний. Воспоминания нахлынут на них только после взгляда на фотографии, но довольно быстро начнётся отлив, и они переключатся на что-нибудь другое.

И это справедливо не только к экскурсии, но даже и к этому самому моменту.

Конечно, среди них были те, кто это понимал. Возможно, страшась этого, они и натягивали на лица радостные улыбки.

Понемногу все станут вести себя так, будто ничего не замечают, и будут притворяться, что ничего не знают.

Кто знает, может, все они одинаковы.

Я так и смотрел на класс, ближе к камчатке.

Там был всё тот же, неменяющийся вид.

– Знаете, мы когда вернулись в Тибу, на линии Кэйё уже вовсю готовились к Рождеству, и я нафиг испугался. Реклама Диснейленда аще стрёмная какая-то.

Это сказал играющийся со своими волосами Тобе. Он был столь же энергичен, сколь и перед началом экскурсии.

– Да уж, после такого не сразу отпустит!

– Точняк.

Оока и Ямато, как обычно, только поддакивали ему.

– Диснейленда, говорите? – протянула крутившая свои блондинистые локоны Миура, которой, казалось, до разговора не было никакого дела. Если бы она старалась подражать диснеевским принцессам, то стала бы гораздо женственнее.

– Это время уже настало, – с улыбкой сказал Хаяма, примостивший подбородок у себя на руках. Юигахама слушала их, приложив к подбородку указательный палец. Подняв глаза к потолку, она, будто что-то вспомнив, произнесла:

– Там вроде новый аттракцион построили.

Услышав эти слова, Эбина-сан скрестила руки на груди и задумалась.

– Да? Оно ж для услады? Хотя кого именно?.. Иногда хрен поймёшь, кто семе, а кто…

– Эбина, скройся.

Миура стукнула Эбину-сан по голове, но та улыбнулась.

У группы Хаямы всё как всегда.

От этого мне стало чуть легче.

Этого мира они и желали – застывшего, неменяющегося мира.

Однажды он сгниёт и разложится, и процесс, может, уже пошёл. Возможно, такова его истинная форма.

Ни Хаяма, ни Эбина-сан не пытались на это как-то повлиять.

Это решение, несомненно, верное. Если они хотят, чтобы их отношения остались такими же, как до экскурсии, им нужно вести себя по-старому. Но в таком случае расстояние между ними и мной останется бесконечным.

Пока я тупо на них смотрел, мой взгляд пересёкся с взглядом Юигахамы.

– …

– …

Прошло, вроде бы, всего несколько секунд, но мне почему-то казалось, что этот момент длился дольше. Как будто мы испытывали друг друга. Я недовольно отвернулся.

Примостившись на левую руку, я закрыл глаза. Но уши по-прежнему работали.

– А давайте всей компашкой в Диснейленд завалимся, а?!

– Опа.

– Давайте.

Их разговор не имел под собой второй почвы, и они продолжали болтать.

К общему смеху примешался смех потирающей от облегчения грудь Юигахамы.

Но их разговор на самом деле не имел под собой второй почвы.

Хорошо бы на это влияло не только их настроение.

С другой стороны, они могли разговаривать, тщательно избегая главного вопроса. Или специально вели себя притворно, чтобы стимулировать старое положение дел.

В любом случае, иметь друзей – это красиво. Пристрастие друг к другу, защита друг друга – это красиво. По доброте душевной не снимать своих масок – конечно же, красиво.

Формула складывается из довольно простых составляющих: хорошие отношения = красота, помноженная на пристрастие и желание выступить щитом. М-да, а с математикой-то у меня, как и обычно, не ахти. Кстати, если верить одной из ветвей науки, законченные формулы тоже красивы. И я вижу, что брали они это не с потолка. От аксиом веет стабильностью. Но если тебя заводят формулы, ты какой-то математический извращенец. Да уж, противные это штуки – наука и математика.

Убивая время за этими бессмысленными размышлениями, я открыл глаза, чтобы посмотреть на часы. Скоро звонок…

За дверью возникла фигура изо всех сил спешащего не опоздать человека. Хотя шаг у него был расслабленный.

Этим человеком был Тоцука, который приоткрыл дверь и подсмотрел, не пришла ли ещё учительница. Оглядев класс, он вздохнул. Утерев со лба пот и взглянув на часы, он пробормотал:

– Успел…

Он довольно кивнул и пошёл к своей парте, попутно здороваясь с одноклассниками.

На полпути (а может, и сразу) он заметил, что я смотрю на него, и подошёл ко мне. Тут, конечно, стоило бы задать вопрос, какого я вообще на него пялился, но разве нет таких, кто вообще ни на кого никогда не пялился?

Учитывая, что Тоцука бежал, его лицо было красным, а сам он тяжело дышал. Судя по усталому взгляду, он решил потренироваться с утра пораньше.

– Доброе утро, Хачиман.

– Ага, доброе утро… – сказал я ему в ответ, прочистив перед этим горло, чтобы не переволноваться. Но при всём своём спокойствии я был немного не таким, как всегда. Впрочем, интонация случаю соответствовала.

Однако Тоцука озадаченно покосился на меня и стих. Он начал было поднимать руки, но остановил их на полпути.

– …

– Что такое?

Тоцука замахал руками и улыбнулся.

– Ничего, я просто подумал, что поздоровался ты, как обычно.

– …

Я отмотал время на несколько секунд назад, к своему приветствию. Оно чем-то отличалось от обычного вообще?

Думаю, ответа мне не найти.

Я отключил мозг и сказал:

– Ага… Ну да. Как обычно. Ты тренировался?

– Да, и совсем увлёкся. Ты ещё от экскурсии не отошёл?

По пути домой я вспоминал все три её дня. Почти всю поездку на синкансене я спал, Тоцука, наверно, это и имел в виду. Большую часть времени я провёл в полудрёме, но разговаривать абсолютно ни с кем не хотелось… Короче, настроение у меня было не особо хорошее, и я не хотел, чтобы Тоцука видел эту мою сторону, понимаете?

В глазах Тоцуки я хочу оставаться крутым Хикигаей Хачиманом. Что он там сейчас сказал?

– Нет, уже всё.

– Ясно. Вот и хорошо, – ответил он, улыбнувшись, и тут же прозвенел звонок. Тоцука помахал мне рукой и сел на своё место. Я уютно улыбнулся ему в ответ.

Да, я вовсе не устал. Вернее, усталость покинула меня вот только что.

× × ×

Пока уроки один за другим заканчивались, моё тело всё больше и больше обмякало. По привычке я начал считать, сколько часов осталось до конца занятий.

В тот миг, когда закончился второй классный час, обратный отсчёт закончился.

Время вышло.

Я схватил сумку, в которой всё равно не было ничего важного, и встал.

Из класса быстро выходили люди, спешившие кто куда – в клубы, секции, домой. Я чувствовал у себя на спине уколы чьих-то взглядов, но со стуком раздвижной двери это прекратилось.

В коридоре стояла спокойная атмосфера. То и дело в разные стороны проходили школьники. Несмотря на черепашью скорость, останавливаться никто явно не собирался.

Я решил держаться тёмной, более холодной стороны коридора.

В фойе было не так людно, как обычно. Видимо, у кого-то классные часы ещё не окончились.

Когда я направился прямиком к выходу, меня никто не окликнул и не спросил, куда я, собственно, иду, так что дойти до шкафчиков удалось быстро.

Обычно я переобуваюсь и иду отпирать велосипед, после чего, погрузившись в раздумья, еду домой. До пункта назначения добраться на велосипеде – раз плюнуть.

Но это на меня не похоже.

Я это я. Как и всегда. Так что убивать время я должен так же, как и всегда.

По выходу из главного входа на глаза мне попался торговый автомат.

Пора было перенастраиваться в вечерний режим. Я купил банку кофе. Опять же не производства «Орнаментного ястреба».

– Горький же.

Допив банку, я выбросил её в мусорку. Горький вкус кофе изо рта так и не исчез и, судя по всему, не собирался, даже если я пробегу круг вокруг школы.

Ноги, как всегда, будто налились свинцом, но я заставил себя сдвинуться с места и, выбрав маршрут, которым обычно не пользуюсь, направился в клубную комнату.

На лестнице меня стали одолевать неприятные мысли, и я немного повздыхал.

Вскоре передо мной появилась дверь клубной комнаты.

Прежде чем дотронуться до неё, я сделал глубокий вдох.

До меня донеслись голоса сидящих внутри. О чём они говорили, я не слышал, но в том, что все уже пришли, можно было не сомневаться.

Убедившись в этом, я рывком открыл дверь.

Они сразу же замолчали.

– …

В комнате повисла тишина. Юкиношьта и Юигахама смотрели на меня с неким удивлением в глазах.

Наверно, они уже и не надеялись, что я приду, и в чём-то были правы. Желания идти сюда у меня совершенно не было.

Но я просто упрямился. Как упрямится любой человек, разбитый на части гнусными и неслаженными намерениями остальных.

Разыгрывал оскорблённую невинность я лишь для того, чтобы не поскупиться своими прошлым, поступками и убеждениями.

Кивнув девушкам, я пошёл на своё место.

Усевшись на вытянутом из-под стола стуле, я вынул из сумки недочитанную книгу. Закладка оставалась там же, где и была до начала экскурсии.

Когда я начал читать, застывшее было время вновь побежало вперёд.

На столе лежал мозаичный чехол для чайника с примостившимися на нём шоколадками и булочками. Возле него стояли чашка и кружка, от которых поднимался пар.

Видимо, вода закипела только что, потому что по комнате разливался тёплый аромат чая.

Однако температура в комнате стала понемногу падать.

Юкиношьта пронзила меня холодным взглядом.

– Всё же пришёл.

– Ага, вроде того, – равнодушно ответил я, перевернув страницу, хоть и прочитал меньше её половины.

Юкиношьта замолчала.

Юигахама бросила на меня нерешительный взгляд, но в итоге просто сделала глоток из своей кружки.

Однако воздух в комнате оставался спёртым. Всё в ней будто спрашивало меня, зачем я пришёл.

Осуждающая тишина всё длилась и длилась.

Мои глаза бегали по строчкам в книге. Я сидел, опираясь на спинку стула и опустив плечи. Так обычно и начиналось то бессмысленное время, когда я бессознательно начинал высчитывать, сколько страниц осталось до конца книги и времени до последнего звонка.

Кто-то откашлялся и, шурша одеждой, заёрничал.

Я слышал даже тиканье часов.

Юигахама, словно это включило её, сделала короткий вдох и заговорила:

– А, кстати, все вели себя нормально. Ну, это, все…

На середине фразы она стихла, словно спёртый воздух на неё давил. Но мы с Юкиношьтой смотрели прямо на неё.

Под «всеми» она явно имела в виду Эбину-сан и Тобе, а возможно, и Хаяму с Миурой, да и всех остальных.

Но она была права. После экскурсии эта группа ничуть не изменилась. Её члены как были друзьями, так ими и остались, причём это можно было понять с одного взгляда.

– Действительно, взглянув на них, я сразу понял, что всё в порядке.

Не то чтобы я гордился тем, что сделал. На самом деле это, пожалуй, было худшим, что можно было сделать вообще. Но то, что я ничего не испортил, вытащило меня из пропасти.

Поэтому мне нечего было стесняться субъективизма.

– Ясно. Тогда всё хорошо, – произнесла Юкиношьта, погладив пальцем ободок своей чашки. Но по её выражению лица и усталому взгляду, который она не сводила с поверхности чая, я понял, что до конца её наши слова не убедили.

Похоже, после первых двух фраз Юигахаме удалось собрать немного энергии, потому что она искренне засмеялась и стала играться с пучком волос у себя на голове.

– Не, я, конечно, сначала боялась, но волноваться, походу, не о чем. Все просто… как всегда.

Правда, собранная энергия в одночасье лишилась вектора силы. Юигахама опустила своё унылое лицо и тихо произнесла пустые слова:

– Я больше не понимаю, о чём они думают…

Кому она это? Я вдруг испугался, что под «всеми» она имеет в виду не только группу Хаямы.

Пока я молчал, заговорила Юкиношьта.

– Естественно. Нам никогда не понять мыслей других людей.

Услышав эти резкие слова, Юигахама стихла. Чай в её кружке уже остыл.

Заметив, что ранила её, Юкиношьта добавила:

– К тому же, даже если люди знают, что думают другие, они не обязательно это понимают.

Она протянула руку к своей чашке, с которой не спускала глаз. Несмотря на то что чай уже должен был остыть, она медленно и тщательно отпила его и бесшумно поставила чашку обратно на блюдце. Мне показалось, что сейчас ей противен любой звук.

Тишина вопрошала меня. Сказанными ей словами.

– Именно.

Зачем над этим думать, если всё и так очевидно? Юкиношьта сказала абсолютную истину, и мне не к чему было придраться. Это чистая правда.

Я вздохнул и выпрямился.

– Не переживай, короче. И нам лучше всего будет вести себя как обычно, верно?

Если мы хотим, чтобы наша жизнь осталась неизменной, к тому, что нас окружает, нужно относиться соответствующе. Узы человеческих взаимоотношений слишком просто разбить. Они выкованы из множества внешних и внутренних факторов.

– Вести себя как обычно, – медленно повторила за мной Юигахама. – Угу, – кивнула она, выглядя, однако, неуверенной и не убеждённой.

В ответ я тоже кивнул.

Так мы решили.

Нет, так решил я.

Но кое-кто был со мной не согласен. Юкиношьта Юкино не сводила с меня глаз. Надавливая на меня своим взглядом, она медленно заговорила:

– Как обычно, говоришь?.. Ну да, для тебя это обычно.

– Ага.

Юкиношьта вздохнула.

– Значит, ты не изменишься?

Мне показалось, что где-то я это уже слышал. Но сейчас значение этих слов было совершенно иным. Они источали покорность и чувство, что что-то закончилось. В них не было ни капли тепла.

Они пронзали мою грудь.

– Ты… В общем…

Судя по тому, как резко обрывались её слова, Юкиношьта пыталась, но не могла чего-то мне сказать. Её глаза бегали по комнате, словно она надеялась найти нужные слова в каком-нибудь углу.

А-а-а. Это она явно ещё с того раза досказать хочет.

Досказать то, что когда-то проглотила.

Я расслабил своё незаметно от меня напрягшееся было тело и стал ждать, когда она что-нибудь скажет.

Юкиношьта сжала край своей юбки. Её плечи чуть заметно дрожали. Когда она, наконец, обрела уверенность в себе, её рот раскрылся.

Но слова из него никак не выходили.

– Ю-Юкинон! Н-ну, знаешь…

Юигахама с силой поставила кружку на стол и, в надежде всё обсудить, влезла в наш разговор. Казалось, она почувствовала, что слова, которые застряли во рту Юкиношьты, не должны его покидать.

Но она только оттягивала неизбежное. По тому, как она пыталась сделать вид, будто ничего не замечает, было видно, что она пытается всё замять, засунуть под матрас.

Воздух не стал ни капельки свежее, и эти двое так и молчали, подыскивая слова.

Сколько времени уже прошло? Они как будто иголку в стоне сена ищут, так долго это продолжается. Одна секундная стрелка настенных часов и движется.

Но тут раздался спасающий впустую тратившееся время стук в дверь.

Мы одновременно перевели на неё взгляды, но стучавший молчал.

И не стучал.

– Входите, – произнёс я. Не то чтобы громко, но стоящий за дверью человек меня услышал.

Дверь шумно раскрылась.

– С твоего позволения.

В проёме появилась Хирацука-сенсей.

Глава 2: Не ясно, почему, но от Ишшики Ирохи тянет бедой.

От двери, которую Хирацука-сенсей оставила открытой, подул холодный воздух.

Он растрепал длинные, гладкие волосы учительницы. Та раздосадовано поправила их и, громко стуча каблуками по паркету, подошла к нам.

– Есть у меня к вам одна просьба, вот то… – на полуслове она, оглядывая нас, запнулась и удивлённо склонила голову набок. – Что-то случилось?

Никто ей не ответил. Юигахама отвела глаза в сторону, а Юкиношьта, закрыв их, сидела не двигаясь.

Комнату заполнила неловкая тишина, и Хирацука-сенсей наклонила голову на другой бок. Затем озадаченно покосилась на меня.

– Нет, совсем ничего.

Даже я не могу выстоять пред напором столь сильного взгляда. Пришлось ответить.

Мне показалось, что сократив ответ до необходимого минимума, я смогу сохранить статус кво, но учительница всё равно горько улыбнулась. Похоже, она начала догадываться о том, что происходит. С такими-то тихими Юкиношьтой и Юигахамой немудрено.

– Может, мне попозже зайти?

– Как хотите.

От вашего желания ничего не зависит. Такой смысл я вложил в свои слова. Вздумается вам зайти завтра или послезавтра, неважно. Вас всё равно встретит всепоглощающая тишина.

– Ясно, – вздохнула Хирацука-сенсей. Она пожала плечами. Видимо, поняла, что я хотел ей сказать.

Из нежелания нагнетать атмосферу ещё больше Юигахама спросила:

– Вам что-то нужно?

– И правда… Можете заходить, – громко произнесла учительница в сторону двери.

Кротко пробормотав приветствие, в комнату смущённо вошёл уже знакомый с ней человек. На её плечах лежали две косички, стянутые резинками, а чёлка была довольно красиво уложена.

Президент ученического совета, Мегури-семпай.

За ней в комнату вошла незнакомая девушка.

– Мы хотим попросить вас…

На середине предложения Мегури-семпай запнулась и оглянулась на товарку.

Та, немного поколебавшись, сделала шаг вперёд.

Её средней длины волосы цвета соломы одновременно с этим движением покачнулись. Цвет, судя по всему, был естественным. Кутикулы на её ногтях отражали заходящее солнце, рассеивая фотоны по помещению.

Шелковистые волосы и большие глаза придавали ей вид милого зверька. Её форма была немного поношенной, и сама она, к тому же, стискивала манжеты на грубоватого вида кардигане.

Пока я раздумывал над тем, кто она вообще такая, девушка смущённо улыбнулась.

Моё сердце пронзила боль. Нет, я вовсе не влюбился с первого взгляда. Это было предостережение.

– А, Ироха-чан.

Услышав голос Юигахамы, эта Ироха-чан чуть опустила голову и легкомысленно ответила:

– Привет, Юи-семпай.

– Яххало!

Обе, подняв руки на уровень груди, помахали друг дружке.

– Значит, с Ишшики-сан вы уже знакомы? – спросила Мегури-семпай, кивнув головой. – Может, обойдёмся тогда без представлений?

Ишшики Ироха.

Я уже слышал это имя.

Кажется, она учится в первом классе и служит менеджером футбольной секции. Это с ней тогда произошёл тот случай на турнире по дзюдо перед летними каникулами. А учитывая, что Хаяма имел к этому самое непосредственное отношение, мне до сих пор интересно, что творилось в голове у Миуры…

Впрочем, не время окунаться с головой в прошлое.

Похоже, следующее наше задание будет связано с Ишшики Ирохой.

Но почему тогда здесь Мегури-семпай?

Я перевёл на неё взгляд. Кивнув, она заговорила:

– Вы знаете, что скоро пройдут выборы в ученический совет?

Понятия не имею. Моих знаний хватает только на обязаловку, влазить в дебри меня совсем не тянет.

Не двигая головой, я перевёл взгляд налево. Заметив это, Юигахама покачала головой.

В принципе, радоваться по поводу сего мероприятия и не стоило бы. Ладно ещё твой друг пойдёт баллотироваться. Но чаще всего старшеклассники с членами учсовета даже не сталкиваются.

Если спросить обычного старшеклассника о том, что такое учсовет, он ответит: «Ну, они что-то там делают». Выборы в него притягивали к себе такой же уровень пофигизма.

Я и сам относился бы к нему так же, если бы не фестивали культуры и спорта. На Юигахаму вполне можно повесить то же обвинение.

Но был среди нас человек с неприкосновенностью – Юкиношьта.

– Да. О нём уже объявляли. Думаю, насчёт кандидатов всё уже должно быть известно.

– Молодец, Юкиношьта-сан, – радостно хлопнула в ладони Мегури-семпай. – Верно, списки кандидатов уже вывесили, у нас только на пост секретаря ещё никто не вызывался. Вообще, всё это должно было быть готово уже давно, но из-за недостатка кандидатов выборы всё время переносили. Да и я не могу уйти без надёжного преемника…

Она в шутку стала изображать, что плачет.

– Короче, школа взвалила всё на плечи Широмегури и вконец усложнила ей выпускной год. Нового президента должны были избрать к спортивному фестивалю, но…

– Вовсе нет! Ничего мне не усложняли, с экзаменами я справлюсь, – Мегури-семпай помахала встревоженной Хирацуке-сенсей руками.

А ведь действительно, она уже в третьем классе. Ещё несколько месяцев, и она выпустится.

Пока я представлял себе, что скоро этой тёплой мегури-атмосфере придёт конец, она поняла, что не договорила.

– А, точно-точно. Надо всё до конца рассказать. В общем, последняя моя работа в учсовете – председательство вместе с его нынешним составом в избирательной комиссии.

Значит, желающих переизбраться нет…

Впрочем, я могу себе представить, что на месте их держала именно Мегури-семпай. Они её обожали. Или после совместной с нами работы на фестивалях они подумали: «Что-то надоел нам этот учсовет». Без всякого подтекста.

– По этому поводу выборы и эдикт уже прошли, но…

– Эдикт? – тихо произнесла Юигахама, но объяснять ей, что это значит, никто не стал. Наш словарь, Юкиношьта, потирая подбородок, пребывала в глубокой задумчивости.

– В нашей школе эдиктом называют объявление графиков голосования и списка кандидатов. В общем смысле это примерно то же самое.

Хирацука-сенсей не оставила свою ученицу без внимания.

– С-спасибо, ха-ха-ха, – поблагодарила её Юигахама, пытаясь замять всё смехом. – Н-ну и что там с этими эдиктами?

Мегури-семпай посмотрела на Ишшики.

– Ишшики-сан – кандидат на пост президента.

Хо-о, и вот э-это вот в президенты? Я хотел было сказать это вслух, но сдержался, однако Ишшики Ироха вовсе не казалась человеком, интересующимся работой учсовета.

«На кой тебе эти выборы?» – подумал я, окидывая её взглядом, и она, кажется, уловила мой посыл. Во всяком случае, смотрела она точно на меня. Удивлённо моргая.

Похоже, она наконец поняла, что я здесь. Стоп, нет, она же на меня уже смотрела. Видимо, сочла за прикольную инсталляцию. А что, в этом мире люди книгам поклоняются.

Однако во взгляде Ишшики не было ни отвращения и ни презрения. Наоборот, она будто что-то сообразила и, стукнув пальцем по губам, улыбнулась.

– Ты думаешь, что я совсем не подхожу на роль президента?

– А, не, нет. Ни разу, – зазаикался я. Слишком уж яркая у неё улыбка.

Ну да, не суди книгу по обложке и не дропай аниме на чардизе. В итоге дропнуть я решил предвзятое мнение, ради чего отвернулся от Ишшики.

Та поставила руки на пояс и, надув губы, чуть наклонилась вперёд.

– Просто мне это та-а-ак часто говорят, что я всё понимаю без слов. Что я слишком прямая и глупая.

А вот и наша наклонная.

Такой внешний вид подразумевал под собой дурашливость и вполне совпадал с обычным внешним видом современных старшеклассниц – лёгкий и модный ныне натур-макияж, юбка чуть выше колена, мешковатый кардиган кремового цвета и соблазнительная, волнующая ключица, скрытая за выглядящим промежностью, которая так и тянет в неё заглянуть, воротником блузки, полураспущенная ленточка который почти не держала.

Вдобавок ко всей внешней пушистости она ещё и знала своего семпая Юигахаму – такое дружелюбие должно иметь под собой какое-то основание.

Как я и думал, она опасна.

Её не только не пугала перспектива оказаться в центре внимания, она просто кричала о том, что является старшеклассницей. На поверхности лежала простоватая девушка с низким уровнем женственности, но то, что под поверхностью тоже что-то есть, понять труда не составляло.

При всём своём опыте могу заявить, что вероятность того, что эта девушка не таит в себе скрытую угрозу, крайне мала.

Как и те, кто называет себя приятным собеседником или циником, а оказывается грубой сволочью, люди, дающие себе определение и называющие себе цену, когда никто не спрашивает, чаще всего оказываются ни на что не годными выскочками. Равно как и самопровозглашённые идиоты.

Кстати, придурки, заявляющие: «Я цуккоми», с высокой долей вероятности окажутся потом идиотами, ни на что, кроме: «Воу-воу, паринь, палехчи!» не способными. А потом ещё так тупо улыбнутся и начнут: «И чё, и чё, и чё?» Стрёмные личности. Бесят просто до невозможности. «Я спорщик, и этим я интересен». Этому ошибочному мнению верно множество людей, но в число их характеристик входят не только раздражающие подколки, но и, собственно, раздражительность. Простите, понесло.

Так. Короче. Что-то в Ишшики Ирохе мне казалось противоречивым.

Однако, судя по всему, только мне. Может, детектор починить?

– Так в чём дело? – спросила замолчавшую Ишшики Юкиношьта. Она поставила локти на стол. Судя по раздражённой нотке в голосе, ждать ей надоело.

Заметив, что Юкиношьта не вникает в суть проблемы, Мегури-семпай поспешно заговорила:

– Хоть Ишшики-сан и кандидат на пост президента, но… Как бы сказать?.. Она не хочет победить на выборах.

Смутновато прозвучало, видимо, она запуталась в мыслях. То есть Ишшики баллотируется в президенты, но не хочет, чтобы её избрали. Что бы это значило?..

– Ха-а, то есть, ей нужно проиграть выборы?

Если всё так, как кажется, то я прав. Мегури-семпай кивнула. Юигахама непонимающе склонила голову набок и издала «хм?»

– Так… Значит, ты не хочешь стать президентом?

– А, да. Именно, – мгновенно и спокойно ответила ей Ишшики. Видимо, знакомство помогало ей не стесняться.

С какой стороны ни посмотри, что-то здесь нечисто. Кандидаты на выборах вот так к делу не относятся.

– А зачем ты тогда баллотируешься? – критикующим тоном спросила Юкиношьта. Ишшики вздрогнула.

– Ну, я, вообще-то, не хотела, всё сделали за меня…

И кого из звёзд отечественной эстрады ты сейчас изображаешь?

Её застенчивый ответ резко опустил мой интерес к делу. Но сама Ишшики о моём взгляде, равно как и о существовании, понятия не имела, так как, прижав ладони к щекам, задумалась. Вернее, сделала вид, что задумалась.

– Я просто очень сильно выделяюсь. Ну, мне часто говорят, как мы дружим с Хаямой-семпаем и остальными старшеклассниками. И раз я менеджер футбольной секции, такой образ от меня не отлипает.

Даже бросив в дело все свои извилины, я никак не мог понять, к чему она ведёт. Одна вещь меня, всё же, беспокоила.

– Над тобой издеваются?

– Не то чтобы, но в последнее время всё к этому и идёт. Одноклассники могут в меня и пальцами тыкать кучей там, и стебать…

Произнося эти слова, Ишшики постукивала по подбородку пальцем и заколкой. Она слишком долго ходит вокруг да около, голова болит.

Так что она, блин, пытается нам сказать?

– Вот сейчас всё, кажется, так же.

Я всё понял. На самом деле нет.

Так, попробуем собрать картинку воедино: «Меня, жертву хулиганов, хитростью заставили баллотироваться в президенты учсовета!» Как-то так. Напоминает одно из этих новомодных длинных названий…

Люди часто оказываются не в то время не в том месте по рассеянности или лени. А в нашем случае, похоже, виновата юность.

Но она явно из таких.

Таких девушек, которые другим девушкам не нравятся.

До меня дошло. Где шоколадная медаль?

Но она точно из таких.

Из тех шлюх, которые пытаются скрыть свою тупость и легкомысленность. Шлюх, которые привыкли всё время находиться в обществе других людей. В средней школе таких вокруг меня было слишком много. Да, тех, что крутили парнями, как хотели. Тогда я считал их фокусницами.

Даже Великий Мусаши на такую наживку не попался бы. А на что ловит сам, никто так и не понял.

Одной рассеянностью тут не обойдёшься, где-то должна быть и злоба.

– А можно вообще вот так против воли баллотироваться? – спросила Юигахама, подняв руку. Хирацука-сенсей скрестила руки на груди и вздохнула.

– Человек из комиссии не стал проверять поданные бумаги…

– Эх… Была бы наша избирательная комиссия повнимательнее, – уныло протянула Мегури-семпай. «Избирательная комиссия» – люди, ответственные за проведение выборов, Муцу, Нагато и Конго тут ни при чём.

Хирацука-сенсей хлопнула опустившую голову Мегури-семпай по плечу.

– Кто же знал, что можно разыграть человека вот так? Перестань винить во всём комиссию.

– А список утвердителей мы проверили… – пробормотала Мегури-семпай, совсем упав духом. А это что значит вообще, кстати?

– Список утвердителей?

– Да. Чтобы баллотироваться, нужно собрать определённое количество подписей, и мы их все проверили.

Значит, сперва нужно собрать подписи утвердителей.

История постепенно выстраивалась в одно целое. Непросто было бы проводить выборы, ломись каждый год на них кучка непопулярных школьников. Такая простая система, а так надёжно отбраковывает слабейших.

А значит, тем, кто подаёт заявление, нужно её победить. Тогда они получат право баллотироваться.

Учитывая, насколько плохо всё было у нынешних членов учсовета с трудолюбием, вполне можно поверить, что счесть подачу заявления розыгрышем никто из них не удосужился.

Не стоит недооценивать предсказуемость тупизны. А непредсказуемости тупизны надо бояться.

– Но это непросто. Нужно собрать как минимум тридцать подписей.

Тут вздрогнул не только я, но и Юкиношьта. Она и говорить на полтона тише, кажется, стала.

– Так много? Как им вообще удалось? – спросила Юигахама полуудивлённым-полуиспуганным голосом.

В принципе, странного тут ничего не было.

Это значит, что со злым умыслом голоса собрать легче, чем с добрым. И расправиться с замотавшейся Ишшики таким образом было проще простого. Написать своё имя на листе бумаги так же просто, как и нажать на кнопку «Ретвитнуть» в Твиттере. Напоминает слактивизм в худшем его проявлении.

Пока я сидел в раздумьях, Хирацука-сенсей отвела глаза в сторону.

– Мы, конечно, проверили имена. И все оказались настоящими.

– Написать свои имена? Они что, дебилы?

– Навряд ли они думали, что это выльется во что-то серьёзное. Похоже, недостаток воображения в организме, – горько улыбнулась Хирацука-сенсей.

Действительно. И такое уже кругом. Закинуть в социалки фотку, как ты сидишь в холодильнике на подработке, или твитнуть, как переставляешь местами продукты в магазине. А ведь были и те, кто подобными преступлениями хвастался до такой степени, что подписывался настоящим именем. В тюрьму хотят, видимо. Или на плакаты «Разыскиваются».

– А отменить это как-то нельзя? – спросила Юигахама. – Типа провести процедуру снятия кандидата.

Ишшики сделала шажок вперёд и быстро заговорила:

– Просто моему классному это понравилось, и он меня реально поддерживает. Когда я сказала, что не хочу стать президентом, он только подбадривать меня начал… А в классе даже хвалебную речь никто говорить не будет, так что я даже не знаю… Короче, главное, что меня учитель поддерживает, вот.

А-а-а, вот, в чём дело. Это как когда ты хочешь уволиться, а начальник всё уговаривает тебя: «Оставайся! Ты справишься! Объединим усилия!» А дело лишь в том, что рабочих рук постоянно не хватает, и он не хочет терять ещё пару, поэтому и отговаривают от ухода наидобрейшим способом из возможных. А если на секунду усомниться в его словах, он невообразимо глупо расстроится, скажет: «А ну сотри со своего лица это выражение, другого раза может и не быть, понимаешь?» и начнёт тебя наставлять.

В итоге ты теряешь любую возможность уволиться и начинаешь выглядеть так, словно хотел уйти от ответственности (в глазах других)…

Хирацука-сенсей хмуро потёрла щёку.

– Я к нему, кончено, подходила, но… он из тех, кто никого не слушает.

– А-а-а, ну ясно…

Её слова только подтвердили мои догадки. Нахмурившись ещё больше, учительница опустила взгляд на пол.

– Он даже трогательный рассказ на выборы подготовил… Историю о том, как учителя и одноклассники помогали нерешительной ученице стать президентом учсовета, будут передавать из поколения в поколение…

Значит, он из этих. Которые, делая что-то хорошее, ни на секунду не могут усомниться в других.

– В общем, когда это её вконец достало, она пошла к Широмегури.

А та в итоге, не придумав, что здесь можно сделать, отвела её к Хирацуке-сенсей, которая привела их к нам.

– Похоже, со снятием кандидатуры придётся повозиться.

Классный Ишшики, скорее всего, ни о чём не подозревал. Но проблема была не только в нём. Мегури-семпай тревожно крутила кончики своих косичек.

– Угу… Мы тут… думаем, можно ли её вообще снять…

– Ха-а…

Я начал было размышлять, какая тут может быть причина, но Юкиношьта вновь поднесла руку к подбородку и, скоординировав свои мысли, медленно произнесла:

– Потому что в правилах на этот счёт ничего не сказано?

Мегури-семпай удивлённо моргнула.

– Ты так быстро всё поняла, Юкиношьта-сан… Да, в правилах об этом ничего нет…

Ясно. В принципе, да, если человек хочет пойти в учсовет, значит, он полон амбиций. Кто вообще мог подумать, что кому-то понадобится знать процедуру съёма заявки? Но всё же, наша Юкипедия-сан в очередной раз показала себя на высшем уровне.

Юигахама подняла руку и спросила:

– А может, просто сказать, что раз она ещё первогодка, то на выборы ей ещё рано?

– Не сработает, – угрюмо ответила Юкиношьта, повернувшись к ней.

– Э? Почему? – озадаченно отреагировала та.

– Такого в правилах тоже нет, – опустошённо улыбнувшись, оповестила её Мегури-семпай. – Там не написано, что заявки могут подавать только второклассники.

– Второклассники баллотировались, потому что все так привыкли, – добавила Юкиношьта, чтобы убедить Юигахаму до конца. Потом наморщила лоб.

Правило было неписаным, но пока не было оговорено обратное, отговорка Юигахамы не прокатит.

Если дыр в правилах нет, придётся действовать в соответствии с ходом выборов.

– Если она не хочет выиграть выборы, ей придётся их проиграть. Другого выхода нет.

Метод безошибочен. Одного желания выиграть выборы мало, нужна поддержка избирателей. Чтобы не стать президентом ученического совета, она должна проиграть.

Но Мегури-семпай опустила глаза.

– Э-э-э… По правде говоря, Ишшики-сан сейчас некому проигрывать…

– И всё решит голос доверия, – закончила за неё Юкиношьта.

– Да, поэтому всё уже практически окончено…

Голос доверия применяют тогда, когда в выборах участвует всего один кандидат. Вместо того чтобы ставить галочку напротив одной из фамилий, её нужно поставить в поле «Да» или «Нет» в зависимости от того, согласен ли ты, чтобы этот человек становился президентом.

Но чаще всего, чтобы побыстрее отделаться от проблемы, все тупо ставили «Да». «Нет», конечно, позырить, чё будет, тоже обводили, но таких было намного меньше. Пока бал правило доверяющее кандидату большинство, исход дела был более-менее решён. Помешать процессу могли только крайне особые обстоятельства.

Но всё же…

– Если хочешь проиграть, могу подсказать один способ…

Ишшики не понравилось, как прозвучали мои слова, и она надула губы.

– Ты это, проиграть по доверию будет вообще не круто! Голосование доверия, в принципе, тоже не круто… И вообще стыдно, не прокатит!

Ух, сколько эгоизма. Ты именно из-за него в своём положении и оказалась, между прочим.

Подумал было я, но потом понял, что не Ишшики виновата в том, что её бесцеремонно бросили на передовую. Даже если отбросить то, каким образом она попала в президентскую гонку, проиграть её по голосованию доверия уже смешно звучит. Кажется, поэтому она и артачится. Жить с тем, что большинство выступило против тебя, не захочет никто.

Поэтому простое поражение отбраковывается сразу.

– Пока есть только имена кандидатов, да? – спросил я у Мегури-семпай, чтобы собраться с мыслями.

– А? Да, да.

– Значит, на хвалебную речь ей ещё никого не назначали?

– Никого, – кивнула Мегури-семпай, встретившись со мной взглядом. Но над её головой готов был появиться знак вопроса – она не понимала, зачем я это спрашиваю.

Ну да ничего страшного. Всю необходимую информацию я уже получил.

– Тогда у нас есть один простой и быстрый способ.

– Э-э-э, ты о чём?

Когда меня попросили пояснить мои слова, я начал излагать факты один за другим:

– В худшем случае – если Ишшики проиграет голосование доверия – пока её репутации не будет причинён вред, итоги можно будет считать положительными. Попросту говоря, нужно убедить толпу, что проиграла она не по своей вине.

– Это вообще возможно? – спросила молчавшая всё это время Юигахама.

Я кивнул.

– Если она проиграет из-за убогого чтеца речи, её винить никто не будет.

Нам нужно лишь отвести от неё причину поражения и отторжения.

Это оставляет нам несколько вариантов.

Но я не стал перечислять их.

Мне хотелось привести мысли в порядок. Усмирить дыхание и получить контроль над потоком беседы. Однако замолчал я не поэтому.

В комнате установилась неловкая тишина.

Юигахама смотрела на меня неподвижными, полными боли глазами. Затем она опустила голову, словно выпила что-то очень горькое. Заметив, что что-то изменилось, Мегури-семпай стала беспокойно переводить взгляд с меня на неё и обратно. Ишшики, кажется, тоже заметила смену настроения, и напряглась.

Раздался тихий лязг.

Я инстинктивно повернулся в его сторону, и увидел, что Юкиношьта поставила локти на стол. Похоже, лязгнула одна из пуговиц на её рукаве, когда она отводила руки от груди.

В повисшей в комнате мёртвой тишине этот звук прозвучал намного громче, чем должен был.

Затем Юкиношьта холодно сказала:

– Я не согласна с этим методом.

Услышав её резкую, критикующую реплику, я нахмурился и спросил её:

– Почему?

– Потому что…

Я не хотел на неё давить, но мой голос почему-то прозвучал резко. На мгновение Юкиношьта отвела от меня взгляд. Её длинные ресницы двигались не только потому, что она моргала – они дрожали.

Но только мгновение. Когда она быстро перевела взгляд обратно на меня, я увидел в нём сильную волю.

– Успех не гарантирован. И дело не только в том, что она проиграет голосование доверия. Если нарочно произнести плохую хвалебную речь, чтобы Ишшики-сан проиграла, она от этого только потеряет. Неужели ты не думал, что после срыва первого голосования они могут устроить второе, пусть ничего подобного в прошлом не делали? К тому же… К тому же, выборами в учсовет почти никто не интересуется, и если в новости об их итогах не будет указан процент голосов, возмущаться никто не будет. Короче говоря, вариаций у нас может быть… – выпалила Юкиношьта, буравя меня острым взглядом. Казалось, она хочет высказать всё, что только приходит ей в голову.

– Юкиношьта, – мягко осадила её Хирацука-сенсей.

– Прошу простить мою грубость. Беру свои слова назад, – выдавила из себя Юкиношьта, и Мегури-семпай опустила голову, затем, улыбнувшись, покачала ей из стороны в сторону.

Ну да, грубовато получилось. И не стыдно ей было намекать на то, что с последствиями вполне могут разобраться администрация и школа, прямо перед одной из работниц избирательной комиссии?

Раздался скрежет ножек стула.

Оглянувшись на источник шума, я увидел повернувшуюся ко мне Юигахаму. Но, пусть мы и сидели друг к другу лицом, наша глаза были направлены в разные стороны.

– Слушай, насчёт этой речи… Кто её скажет? Что-то мне всё это не нравится…

Её тихий и вежливый голос неприятно ударил мне по ушам.

– Ну… Да кто захочет.

Несмотря на то, что я сказал так, всем сразу было ясно, кто больше всего подойдёт на эту роль. Его имени можно было не называть, но при его прямом участии план сработает с большей вероятностью.

Осеннее солнце всё ближе приближалось к горизонту, и тени в комнате начали удлиняться. Искусственное освещение понемногу выходило на первый план.

Опустившая голову Юкиношьта вдруг подняла её.

– Широмегури-семпай. Если Ишшики-сан откажется принимать участие в выборах, вам понадобится кто-то другой, верно?

– Угу.

Юкиношьта быстро вздохнула и сказала:

– Тогда нам нужно всего лишь найти другого кандидата и сделать так, чтобы выиграл он.

– Если бы кто-то хотел занять место президента, он появился бы уже давно. Неужели ты будешь ходить по школе и спрашивать, не хочет ли кто стать президентом учсовета?

– Но ведь можно старательных таких поискать, тогда… – путано ответила Юигахама, пытающаяся что-то сообразить.

– Ладно. Допустим, желающий нашёлся. Но сможет ли он обойти первоклассницу? Ты, конечно, и так должна это знать, но напомню, что на выборах в ученический совет старшей школы главную роль занимает популярность кандидатов.

Я бросил взгляд на Ишшики.

Планка была на удивление высоко.

Даже брошенного мельком взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что она привлекательная. Более того, красивая. Игривая, весёлая, вежливая, яркая – среди парней она наверняка пользуется большим успехом.

На выборах в школьный ученический совет главное – не обещания или манифесты.

Какие бы изменения школьной системы образования кандидаты не обещали, все понимали, что их скорее не дождёшься, чем дождешься. На выборах часто говорят об упразднении школьной формы, смягчении правил или открытии крыши, но на практике этого никогда не происходит.

А значит, выборы сводятся к двум вещам: популярности кандидата и его способности убедить электорат проголосовать за него.

Первыми, кто приходил мне на ум при слове «популярность», были Хаяма и Миура. Но первый уже состоял в футбольной команде (и даже был её капитаном), а вторая виделась мне в роли президента учсовета с таким же трудом, как и наша просительница.

А значит, при поиске кандидата планку надо будет немного опустить, но в таком случае наши шансы заметно падают.

Тем более что нам предстояло не просто задать вопрос и получить на него ответ.

Оставалась ещё одна серьёзная проблема.

– До выборов ещё нужно успеть набрать членов кабинета, разрекламировать кандидата и сделать кучу прочей избирательной ерунды. Получится ли? Причём делать всё это надо добротно, памятуя о том, что твой протеже должен победить. Если на уме есть что-то попроще, милости прошу. Но в нынешних условиях твой план обречён на провал, – объявил я, будучи твёрдо уверен в своих словах. И чем дальше я говорил, тем серьёзнее становился мой голос. Я не собирался никого критиковать, но мой тон говорил об обратном.

– Э-э-э, Хикигая-кун? – удивлённо произнесла Мегури-семпай. Посмотрев на себя со стороны, я понял, что был раздражён.

И Юкиношьта, и Юигахама молчали.

Обе они понимали, что крылось за моими словами, сказал я это вслух или не сказал. Достаточно было иметь малейшее представление о том, как ведутся дела в школе, и после кратких раздумий это становилось очевидным.

Однако мы продолжали молчать, так как были не в силах найти проблеме подходящее решение.

Наступила неловкая пауза.

Периферическим зрением я видел, как Ишшики измученно вздыхает. Она явно давала всем понять, что хочет поскорее отсюда уйти.

Усталость – штука заразная. Я тоже неосознанно вздохнул.

– Похоже, ответ готов будет не скоро, – сказала Хирацука-сенсей, с силой отрываясь от стены, на которую всё это время опиралась. Мы пошевелили скрещёнными ногами и потянулись, словно её действия были сигналом.

Выровнявшись, Юкиношьта повернулась к Мегури-семпай.

– Широмегури-семпай, вы можете зайти в другой раз?

– Э, а, угу… Да, разумеется, – сбивчиво ответила та, и Хирацука-сенсей подтолкнула её в спину.

– Что ж, зайдём в другой день. Широмегури, Ишшики. Пошли.

– Хирацука-сенсей, – окликнула её Юкиношьта много более, чем обычно, холодным тоном, что означало её крайнюю решительность. – Можно вас ненадолго?

Та уже собиралась выпихнуть учениц за дверь. Мегури-семпай, осознав, что происходит, произнесла: «Ладно, мы пойдём» и вывела Ишшики из комнаты. Проводив их взглядом, Хирацука-сенсей повернулась к нам.

– Что ж, я тебя слушаю.

Подтянув к себе стул, она села на него и скрестила ноги.

× × ×

Ещё немного, и в клубной комнате начнёт темнеть. Небо по ту сторону окна же было окрашено в багрово-красный.

Пока не наступило зимнее солнцестояние, сумерки с каждым днём начинаются всё раньше и раньше.

Хирацука-сенсей неподвижно ждала, пока Юкиношьта начнёт.

Стоявший на столе чай давно остыл, а приготовленные к нему сладости так и остались нетронутыми.

Стрелки часов медленно двигались по кругу, и их тиканье лишь однажды перебил истощённый вздох. Не знаю, сколько прошло времени, но Юкиношьта наконец заговорила:

– Я недавно кое о чём вспомнила.

– А? О чём? – вырвалось у меня. Не обратив на это внимания, Юкиношьта повернулась к Хирацуке-сенсей.

– У нас уже есть победитель?

– Победитель?

Хирацука-сенсей моргнула. Мы с Юигахамой тоже. Затем недоуменно наклонили головы набок.

Правда, на то, чтобы я понял, о чём речь, ушло совсем немного времени.

Победить в этом клубе человек может только в одном состязании.

Побеждает тот, кому удастся разрешить больше проблем, чем другому, иными словами, кто лучше обслуживает. И он получает право делать с проигравшим, что хочет.

Началось это состязание в тот день, когда я вступил в клуб обслуживания.

– Э-э-э… Победитель? – переспросила Юигахама, окинув нас взглядом.

Кстати говоря, в состязание ведь добавили новое правило.

– У нас проводится соревнование «кто сможет обслужить других лучше». Другими словами, побеждает тот, кому удалось решить больше чужих проблем. Если для этого тебе нужна чья-то помощь, не важно. Победитель получает право делать с проигравшим всё что угодно.

Когда я объяснил всё это Юигахаме, она полуудивлённо-полуозадаченно произнесла:

– Даже так?

Похоже, Хирацука-сенсей ничего ей не рассказала. Впрочем, могу понять, почему.

Собственно, преступница, начавшая это соревнование, сейчас ужасно нервничала.

– Д-да-а-а, – простонала она, скрестив руки на груди и вращая головой по кругу. – Хороший вопрос… Н-ну, вы много раз работали вместе. Угу. Все хорошо постарались, да.

Обращённый к учительнице взгляд Юкиношьты не стал теплее ни на градус.

– А-а-а, – утомлённо вздохнула Хирацука-сенсей. Похоже, она пыталась сменить тему, однако под напором серьёзного взгляда сломалась. Но она была права. В последнее время возникало много факторов, мешающих определить победителя. Большинство проблем мы решали всем клубом, а не по отдельности.

Но Юкиношьта не собиралась позволять этой неопределённости длиться дальше. Она так и смотрела на учительницу, пока та вновь к ней не повернулась.

– Все задания за исключением первого вы выполняли в практически полном отрыве от меня. Скажу прямо, я ещё не готова дать вам честный ответ. Да и…

– «Да и»? – переспросила Юкиношьта, когда учительница запнулась. Хирацука-сенсей обвела нас взглядом и медленно продолжила:

– Да и предвзятым он окажется. К тому же, на принятие решения повлияет моё личное мнение. В общем, моё решение будет основываться лишь на вас троих.

– Я совершенно не против… А вы?

Юкиношьта, не двигая головой, перевела взгляд на нас с Юигахамой.

И я. Юигахама, даже если не поняла, в чём дело, всё равно кивнула.

Получив наше согласие, Хирацука-сенсей тоже кивнула.

– Если в расчёт брать только полученный результат, Хикигая на шаг впереди. . Если учитывать только процесс и дальновидность, на первом месте Юкиношьта. С другой стороны, без Юигахамы кое-чего вообще не произошло бы, но…

Неожиданная оценка. Она превзошла мои ожидания.

Если вдуматься, я много раз стоял далеко не на первых ролях, и оценка довольно сильно расходилась с моими ожиданиями.

Я повернулся, чтобы проследить за реакцией девушек. Юигахама, о чём-то думая, ушла в себя.

Юкиношьта же неподвижно сидела с закрытыми глазами. Затем она медленно заговорила монотонным, но полным эмоций голосом:

– Значит, исход поединка ещё не решён?

– К чему я и веду, – ответила Хирацука-сенсей.

– Если поединок до сих пор продолжается, нам ведь не запрещено иметь разное мнение? – с нажимом уточнила Юкиношьта.

– В каком смысле? – сжавшись, испуганно спросила Юигахама.

Я тоже этого не понял и молча ждал, пока та ей ответит.

Юкиношьта, глядя не на меня, но на Юигахаму, сказала:

– В том, что нам с ним необязательно делать одно и то же.

Именно так. Во-первых, мы с самого начала не обязаны были работать вместе. У нас это как-то и не получалось, но я думал, что так уж мы устроены.

– Звучит разумно. Нам и правда незачем заставлять себя работать вместе.

– Да, – сжато ответила Юкиношьта. Разговор был окончен. Хирацука-сенсей ещё поразмышляла над нашими словами, но в конечном итоге покорно вздохнула.

– Похоже, вы правы. Делайте, что хотите. Но что будет с клубом, пока проблема не решится?

– Свободное посещение, – мгновенно ответила Юкиношьта, словно была готова к вопросу заранее.

– Ну да, так будет лучше.

Похоже, учительницу она убедила. Во всяком случае, пока наши отношения вот так натянуты, нам и правда незачем сидеть тут в тишине. Если мы будем решать проблемы самостоятельно, нам незачем здесь собираться. Поэтому сомнения меня абсолютно не терзали.

Я поднял сумку и встал со стула, всегда стоявшего у другого конца стола.

– Ладно, я тогда домой.

– А, п-погоди! – воскликнула Юигахама, со скрежетом вскакивая со стула.

– Ты тоже подумай над тем, что будешь делать, – сказал я, чтобы остановить её.

– Э…

Юигахама застыла. Она хоть поняла, что я имею в виду? А то бывали прецеденты.

С высокой долей вероятности нам предстоит подумать о том, что произойдёт в будущем.

Она всё стояла, и я повернулся к ней спиной.

У двери меня догнал вздох.

– Изображать дружелюбное отношение к другим ведь не нравилось нам больше всего…

Услышав эти слова Юкиношьты, я инстинктивно повернул голову.

Не зная, как ответить ей на это полностью лишённое самоуничижения грустное заключение, я тихо закрыл за собой дверь.

× × ×

Я одним движением закинул сумку на плечи и пошёл в пустой коридор. Эхо моих шагов красиво отскакивало от стен.

Из окна было видно, что спортивные секции ещё тренировались.

Довольно быстро они закончили пост-упражненческую разминку и начали прибираться. Обширное поле стало постепенно погружаться в тень.

Я шёл, наблюдая за этой тенью, и за моей спиной вдруг раздались горячие шаги.

– Хикигая.

Я остановился. Голос был знакомым, и поворачиваться к его обладателю лицом я не стал.

Хирацука-сенсей быстро подошла ко мне и встала бок о бок.

– Полагаю, спрашивать бессмысленно, но…

Она пропустила волосы между пальцами. Хорошая учительница, всё знает.

Но спросить она должна была всё равно. Мы стали спускаться по лестнице.

– Ничего не случилось?

– Нет.

Сколько раз я уже ответил на этот вопрос сегодня?

Если так и будет продолжаться, я и сам усомнюсь в своих словах.

Хирацука-сенсей горько улыбнулась. То ли поняла, что творится у меня в голове, то ли нет.

– Ясно. Ну и ладно. Я всё равно не надеялась на честный ответ.

Задавать вопросы она прекратила. Дальше мы шли в полной тишине. В коридоре первого этаже наши дороги расходились – к учительской вёл изгиб коридора, к фойе путь лежал прямо.

– Ты всё-таки добрый, – быстро сказала Хирацука-сенсей, едва мы дошли до перекрёстка. – И много кому помог.

– Нет, это…

Это не так, думал я. Доброта, помощь другим – это не для меня. Я на такое не способен.

К тому же, люди помогают другим не во имя помощи. Они просто находят подходящего человека и начинают ему угождать. Они успокаиваются, только узнав причину поступков других людей.

Поэтому я ничего и не сделал.

До того как я успел возразить, Хирацука-сенсей мне подмигнула.

– Это я основываюсь на той оценке.

– Полной просчётов? – язвительно спросил я, но учительница гордо выпятила грудь.

– Думай как хочешь, но у меня есть любимчики.

– И какой вы после этого учитель?

– Похвальбой я помогаю людям расти над собой, – ответила она, совершенно не смутившись. Вот, значит, как… Что-то не помню, чтобы меня часто хвалили, однако…

– Откуда мне знать, – произнёс я, пожав плечами. Хирацука-сенсей улыбнулась.

– Разумеется, ведь отчитываю я так же часто, как и хвалю.

Школьное здание, спроектированное так, чтобы напоминать утыканный иллюминаторами борт парохода, оконными стёклами отражало лучи заходящего солнца. Пробившиеся внутрь лучи мягко освещали коридор. Но, несмотря на осень, они были тёплыми.

Хирацука-сенсей стояла между окнами и мной, не позволяя солнечному свету доходить до моего тела.

Отвернувшись от фойе, она пошла в сторону учительской. Поравнявшись со мной, она легонько похлопала меня по плечу.

– Зная твои методы, я хочу сказать тебе, что, когда ты встретишь человека, которому захочешь помочь, тебе это не удастся.

По коридору раздалось эхо её шагов.

Звук становился всё тише и тише.

Глава 3: Где бы он ни был, Юкиношьта Харуно не знает, где предел.

Велосипед пытался догнать тени.

Улица с растущими на ней деревьями стала погружаться во мрак, и окружающую действительность вполне можно было назвать вечером. За моей спиной за Токийский залив садилось солнце, а я крутил педали велосипеда.

С завтрашнего дня дом будет встречать меня раньше.

Приходить в клуб обслуживания мне какое-то время необязательно.

Учитывая, что правило «побоища» всё ещё было в силе, нам с этими двумя не нужно было заставлять себя работать вместе и постоянно стараться не упасть в пропасть между нашими методами. Я свои действия уже спланировал, а к ним готовиться было вовсе не нужно. Главное – сварганить что-нибудь в день В.

А пока день голосования не настанет, мне остаётся лишь не мешать девушкам.

Более того.

Если они справятся без меня, выйдет даже лучше. Не сомневаюсь, у них получится лучше, чем у меня.

Не мешать друг другу выбрали обе стороны.

Зачем цепляться за тонкую ниточку лишь ради того, чтобы стать ближе? Держась друг от друга на подходящем расстоянии, люди тоже сходятся.

Я решительно выдворил из головы все мысли о клубе.

Но загадочные создания эти люди. Стараясь о чём-то не думать, они в конечном итоге думают только об этом.

Пытаясь сместить свои мысли подальше от школы, я, естественно, задвинул их в сторону дома. И, разумеется, вспомнил об утренней перепалке с Комачи.

Она, наверно, до сих пор злится…

В принципе, сердитая мордашка только придаёт ей шарма, но если она начнёт игнорить окружающих, вот тогда пиши пропало. Когда Комачи игнорила отца, он стал на маму кричать.

Родители наверняка вернутся домой поздно. А значит, мы с Комачи будем одни.

В любой другой день от такой перспективы моё сердце затрепетало бы. Соглашусь, это слегка ненормально.

Но сегодня нам будет тяжело смотреть друг другу в глаза.

Пожалуй, не стоит спешить; лучше дать ей время успокоиться.

На этом моменте я повернул руль вправо.

Если с дороги, ведущей к школе, выехать на национальную автостраду, ты окажешься прямо в центре города. Города, в котором есть кинотеатры, книжные магазины, залы игровых автоматов и манга-кафе – верные средства убить время.

На экскурсии мне так и не удалось спокойно прогуляться по Киото наедине с самим собой. Даже выходные я провёл на диване.

Но теперь мне можно расправить крылья. Я всегда любил одиночество.

Размышляя над тем, куда бы поехать, я даже не заметил, как расслабился.

И, напевая: «Принцесса-принцесса-принцесса ♪», жал на педали и ехал по длинной автостраде.

× × ×

Когда я доехал до центра, солнце уже основательно усаживалось где-то на западе. Город начинал наводить ночной марафет. Я ехал по четырнадцатой автостраде в направлении центральной станции.

Здесь было много соучастников в убийстве времени – Animate, Tora no Ana, кинотеатры, и прочая, и прочая.

Я прошвырнулся по магазинам, купил пару-тройку книжек и замер перед афишей кинотеатра.

Тот фильм, который я хотел посмотреть, начнётся через околочас. Как раз хватит на чашечку кофе.

Чуть ниже по улице стоял «Старбакс». Я хотел было в него зайти, но не знал, как там заказывать. А ещё мне никак не удавалось привыкнуть к той щенячье радостной атмосфере, что овладевала посетителями. Лучше сходить куда-нибудь ещё. Так бесит, когда стильный парень в очках выстукивает что-то на своём Macbook Air, словами не передать. До степени «Я разобью эту яблочную хрень вместе с твоими очками!»

Вот в магазине пончиков наискосок от кинотеатра восполнить запас сил вполне можно будет. Особенно если у них есть кофе с молоком. Подслащать кофе с молоком и потом выпивать его – в этом дух Тибы. Всегда цени свой перерыв на чай!

Войдя в магазин, я заказал себе «Старомодные», французский хворост и кофе с молоком, после чего отправился на второй этаж, чтобы найти себе место в укромном уголке.

Чёрт, как же это опасно – почитывать книгу, заедая её сладостями и попивая кофеёк с молочком. Так даже поп-звёзды считают. Если поп-звезду обидят, сладостью развесели!

Радостно осматриваясь по сторонам в поисках свободного места, я наткнулся на человека, смотревшего в мою сторону.

– О, какой неожиданный персонаж нарисовался.

Когда я уставился на обладательницу этого голоса, она, улыбаясь, сняла с головы наушники и помахала мне.

На ней была белая блузка со стоячим воротником, прикрытая грубо вязаным кардиганом, и длинная юбка, из-под которой высовывались не менее длинные гибкие ноги. Наряд, казалось бы, зимний, но одета она была как будто легко. Наверно, так казалось из-за её обычной легкомысленности.

Эта девушка была сверхчеловеком, не только превосходившим нынешнего главу клуба обслуживания, Юкиношьту Юкино, но и являвшимся её старшей сестрой. Юкиношьта Харуно.

Не думал встретить такого человека в магазине пончиков. А вот за столиком у витрины «Старбакса»…

Из-за того, что я не ожидал встретить здесь никого из своих знакомых, моё тело невольно напряглось.

Бросив взгляд на Харуно-сан, я заметил на столе рядом с ней несколько книг. И не все из них были в мягкой обложке, в центре лежала большая богато украшенная книга в картонном переплёте. То ли словарь, то ли просто западная книга.

– А, здрасть, – быстро сказал я и сел подальше от неё. И почему перед тем как что-то сказать, ты вечно произносишь «а»? Повторяешь алфавит?

В любом случае, от французского хвороста быстро ничего не осталось.

Чёрт… Что ты здесь делаешь?.. Нужно было взять заказ с собой… Такой просчёт… нужно было сразу просканировать магазин на наличие знакомых.

Так, быстро поел, ушёл.

Думал я, пытаясь допить кофе с молоком, но язык у меня был, к несчастью, кошачий.

Пока я отчаянно дул на кофе, Харуно-сан села рядом со мной с подносом в руке.

– Не убегай ты так. Это же грубо!

– А, нет, я просто не хотел мешать.

Эдакое участие от одиночки. Это как когда ты встречаешь в городе знакомого, начинаешь обмениваться с ним пустыми фразами, и когда ситуация становится странной, только и думаешь, что: «Как бы побыстрее закончить разговор и смотаться?» Чувство такое же, как когда тебе становится стыдно за то, что ты испортил всем настроение.

Нужно немедленно отступить во избежание непредвиденных последствий. Отбросить гордость и свалить.

Но у таких людей почти без личного пространства вроде Харуно-сан мышление было другим. Она села напротив, приняв ту же позу, в какой сидела, когда я вошёл, с книгой в руке. Быстро пролистав её, она придержала страницу на том месте, где читала.

Если она собирается только читать, зачем было ко мне пересаживаться?..

«Вот уж и вправду вольная птица» – подумал я, глядя на неё. Не отводя глаз с книги, Харуно-сан произнесла:

– Что ты здесь делаешь?

– Собирался в кино сходить время убить…

– О, прям как я.

– Вы будете смотреть кино? – недовольно вырвалось у меня. Но тут тоже ничего не поделаешь. Всё же, если мы пойдём на один и тот же фильм, то распрощаться здесь, чтобы встретиться в кинозале, будет ужасно стыдно…

Но ответ Харуно-сан отбросил все мои волнения.

– М? Да нет, я убиваю время, пока друзья не придут, мы поесть вместе собирались.

Кстати говоря, университет, в котором она учится, стоит тут рядом. Где-то на западе Тибы, по-моему. Кстати, магазинчиков там разных немного, но вот бар должен быть. Если хочешь пообедать, спокойно отправляйся в центр. Кстати об утончённой еде… Может, наритаке? Этот слой жира, похожий на укрывающий горизонт снег!.. Как утончённо!

– А-а-а, друзья. Ладно, пойду, чтобы не мешать.

– Они же не прямо сейчас придут. Подожди, давай убивать время вме-е-есте! – просящим голосом воскликнула она, пододвигая ко мне стул. Ты слишком близко… близко… мягкая… близко… близапах-то какой… близко. Чем ближе она ко мне пододвигалась, тем больше я отодвигался. Но едва заметив, что я пытаюсь выкручиваться, она вновь сокращала расстояние между нами.

А затем прошептала мне прямо в ухо:

– Такие, как ты, Хикигая-кун, – лучшие.

Меня тут же прошиб холодный пот. И не от чего-то простого типа страха. Например, падая, человек смотрит вверх, в чёрную пропасть, и с неким удовольствием прикидывает, сколько ему осталось лететь; сейчас всё было примерно так же. Мягкое давление её пальцев на мои плечи, испытывающие, акцентирующие на себе моё внимание нотки в голосе, блестящие губы…

Когда я рефлекторно отшатнул голову назад и уставился на Харуно-сан, то натолкнулся своим взглядом на её влажные глаза. На её губах блуждала подозрительная улыбка, при виде которой мне захотелось просто поддаться её шаловливой воле, но ей, похоже, и такая реакция была бы в радость.

Всё стало очевидным, когда она откинула голову назад и истерично засмеялась.

– То есть сам ты сидишь тихо и не обращаешься ни к кому. Но когда обращаются к тебе, отвечаешь. Да, чертовски удобно. С тобой время убивать лучше всего.

Я совсем не чувствовал, что меня хвалят… Скорее, ощущал, что меня сравнивают с браузерной игрой. Повадились эти черти в последнее время обращаться к игроку даже когда тот ничего не делает. Как та же Канколле.

– Когда дело доходит до разговора, парни обычно перебарщивают с усилиями, – добавила Харуно-сан, вновь погружаясь в книгу. – Печальная тенденция, не находишь?

– А-а-а-а, да-да-да… А-а-а…

Серьёзно, в попытках произвести на девушку хорошее впечатление парни начинают болтать о всякой ерунде. Ну, тихони, в смысле, – молчат, молчат, а как выпадет шанс, начинают лепить в разговор всё, что ни попадя, пытаются вести его так, как хочется им, после чего наступает быстрый и предсказуемый конец. Но это и правда печально. В каком там классе средней школы я такое за собой наблюдал?

В любом случае, из-за Харуно-сан я упустил возможность уйти домой. Возможно, следующая выпадет не скоро.

В принципе, если сидеть тихо, ничего не случится. Тем более что в этом я спец.

Такие дела, особенно, если учесть, что молчаливые мужчины – лучшие из всех.

Оно наступает. Время одиночек. Отныне молчаливые парни модны как никогда (я не сказал «популярны»).

Пока я не буду говорить, не будет и разговора.

Время бежало вперёд так, как меня вполне устраивало.

Я немного подумал и осознал, что в последний раз виделся с Харуно-сан на фестивале культуры.

Но сейчас она казалась не такой, как тогда. Возможно, потому что была более рассудительной. Вернее, более взрослой.

Похоже, без Юкиношьты ей нет надобности своевольничать. В её отсутствие Харуно-сан держится куда более спокойно. Но опять-таки, насколько сильно она любит свою младшую сестру? Я-то к своей тоже полон тёплых чувств, знаете ли. Хотя с этого утра она меня, похоже, ненавидит…

Когда утренняя перепалка с Комачи пришла мне на ум, я немного приуныл. Как обычно в таких случаях, тут помогут размышления на отвлечённые темы.

Ах, как хороши эти пончики… Кофе с молоком, правда, был не таким сладким, как хотелось бы. Или я забыл его туда добавить? Кинув в кофе вместо молока сахарных палочек, я отпил его, и при этом в углу моего зрения появилась Харуно-сан.

Стол перед ней был завален книгами; изредка она протягивала руку за чашкой, подпирая при этом подбородок запястьем.

Но такая, тихо сидящая за книгой, она очень напоминала Юкиношьту.

Перевернувшие страницу пальцы, появившаяся на долю секунды в поле моего зрения, когда она отпила кофе, задняя часть её шеи, то, как сузились её глаза, когда она пробегала по книге взглядом, выискивая какое-то слово…

Я словно видел девушку, которую знал примерно полгода, Юкиношьту Юкино.

Вдруг она заметила мой взгляд и чуть приподняла голову, словно спрашивая, хочу ли я что-то сказать.

Я покачал головой.

– Я просто хотел попросить добавки.

– М, и мне тоже возьми.

Она подала мне свою чашку, и я попросил ближайшего официанта долить нам кофе с молоком и обычного кофе соответственно. Тот долил кофе Харуно-сан и поставил чашку перед ней, не отвлекая её.

Тут мне пришло в голову, что всё время пялиться на Харуно-сан – это, мягко говоря, странно, и я достал из сумки одну из купленных ранее книг.

Какое-то время до моего слуха доносился только шелест перелистываемых страниц.

Я не замечал даже льющейся из динамика у стойки песни. Впрочем, тем лучше, потому что слова её были непостижимыми. Что значит «Ты пончик»? Нет бы «Вы господин Понч»… Хотя, если не обращать на это внимания, песня вполне себе ничего.

Мне наконец принесли чашку кофе с молоком и, отпив из неё, я перевернул страницу.

– Хикигая-кун, – произнесла вдруг Харуно-сан.

– Да?

От книг мы свои взгляды так и не отводили.

– Расскажи что-нибудь интере-е-есное!

– …

Я рефлекторно стих в худшем из возможных смыслов. Уверен, моё лицо отлично отражало мой внутренний мир. Что с ней такое вообще?.. Когда я взглянул на Харуно-сан с этой мыслью на уме, она широко улыбалась.

– Реакция отторжения… Как знала просто!

Она залилась смехом. Если знала, могла бы не говорить…

Только я подумал, насколько она рассудительна, как она вновь ведёт себя по-детски.

Невинная простушка, которую ничего не сдерживает… Возможно, даже властная.

Как я и думал, усмирить мне её нечем. Не приходят нужные слова на ум. Мне с ней не справиться.

Судя по тому, как Харуно-сан закрыла книгу, в сюжете там была пауза. Простонав, она потянулась. В такой позе Харуно-сан привлекала мой интерес куда больше обычного… Знаете, у моей сестры там не так богато…

– Как у Юкино-чан дела? – спросила она, проводя по ободку своей чашки пальцем.

– Ну, полагаю, как обычно.

– Ясно. Ну, хорошо тогда, – равнодушно ответила она, складывая книги в сумку. Зачем спрашивала, если ответ неинтересен? Очистив стол, Харуно-сан поставила на него локти и, переплетя пальцы обеих рук между собой, примостила на них подбородок. Позу какой командующей вы сейчас приняли, командующая?

Харуно-сан повернулась ко мне лицом и откашлялась.

– Ну? В какую сторону всё потом пошло?

– Ха…

– Есть прогресс?

Как сложно понять говорящего, когда он не уточняет. После моего: «О чём вы?» Харуно-сан послала в мою сторону недоуменный взгляд.

– У вас же была экскурсия, разве нет?

– Какие широкие познания…

В принципе, она тоже училась в нашей школе, а потому должна была примерно представлять себе, когда что происходит. Но попадание было слишком точным.

Услышав мой удивлённый ответ, Харуно-сан тоном фокусника, раскрывающего свой секрет, пояснила:

– Нам пришёл сувенир.

Судя по всему, от Юкиношьты, и судя по всему, передала она его не лично.

– Отправила почтой?..

Она что, дура? Финтифлюшка-то наверняка далеко не посылочных размеров, да и ехать там всего несколько станций.

Харуно-сан взяла чашку обеими руками и устало вздохнула.

– Думаю, не хотела нас видеть.

– Но сувенир всё равно купила… А это по-честному…

Тут меня потрясло не только то, что я пришёл к такому выводу, но и то, что я его озвучил. Просто честность – конёк Юкиношьты, и на этот счёт даже странно было бы сомневаться. Но Харуно-сан, словно затем, чтобы подчеркнуть своё несогласие со мной, отвернулась.

– А-а-а, не думаю, что дело в этом.

Она так странно возразила мне, что я даже скосил на неё глаза. Юкиношьта была чуть ли не помешана на хороших манерах и честности, в этом я убедился сам. Или я в чём-то ошибаюсь?

Харуно-сан покрутила чашкой, наблюдая за чёрной волной на поверхности кофе.

– Она не хочет, чтобы её ненависть перетекла в ненависть к ней, – тихо сказала она добрым, печальным и лёгким голосом. Её слова были обращены не ко мне – к ней самой и той, кого здесь сейчас не было.

Я почувствовал, что вопроса о том, на что она смотрит, Харуно-сан мне не простит, поэтому молчал.

Заметив, что я стих, она поставила чашку на стол и резко повернулась ко мне.

– Короче, экскурсия закончена, и до конца года ничего крупного больше не будет, одна учёба. Не заскучаете?

Я сразу подключился к беседе:

– Да нет. Ещё выборы в учсовет впереди.

– Выборы? Что? Вроде ж пройти должны были уже, – озадаченно протянула Харуно-сан, склонив голову набок. Выпускница как она есть. Сейчас, видимо, летает по коридорам воспоминаний.

– Их отложили из-за проблем с кандидатами.

– Да-а-а? Значит, Мегури таки уходит с поста?

Прозвучало как-то эмоционально. Лично для меня Мегури-семпай была надёжной старшеклассницей, а хотя стоп. Отмена предыдущего. На самом деле это она на меня надеялась, что придавало ей своё очарование как семпая. Ну и со стороны Харуно-сан как кохая. Вы ж прикиньте, она очаровательна, с какой стороны ни посмотри. Мегурин ты моя Мегурин!

Харуно-сан засмеялась так, будто вспомнила о моей очаровательной Мегури-семпай что-то смешное.

– Раз уж мы всё равно о ней вспомнили, бьюсь об заклад, что она попросила Юкино-чан занять её место, а?

– Вообще-то, нет.

– Да? Скукотень, – протянула Харуно-сан, хлопнув ногами под столом. – Значит, в гонке она не участвует?

– Похоже на то.

Она не участвует в гонке сама, но будет помогать тому, кто участвует. Я не знал, кем будет этот человек, но уже представлял себе, насколько хлопотной будет работёнка. Если учитывать, сколько на его исполнение придётся вбухать времени и сил, большой отдачи план не приносил.

Пока я думал, как именно она всё это провернёт, сидящий рядом со мной человек, судя по тому, что мне было слышно его дыхание, тоже пребывал в раздумьях.

– Хм-м-м…

Особого смысла в себе этот вздох не нёс, но внимание моё почему-то к себе приковал. Не потому, что был сексуальным или чарующим. Просто улыбка, с которой она повернулась к окну, была зловещей.

– Ну, и что с того? – спросил я, когда пауза установилась наверняка, и Харуно-сан показала мне ещё одну свою обычную, очаровательную улыбку.

– М-м-м? Нет, просто я тоже не выдвигалась.

– Правда? Не подумал бы.

Я был совершенно уверен в том, что она принимала каждый общественный пост, какой ей только попадался. Ну, она же была председателем исполкома фестиваля культуры.

– Да? – невозмутимо спросила Харуно-сан. – Понимаешь, при кажущейся простоте эта работа отнимает слишком много сил.

– А-а-а, понятно.

Убедила.

Работа в ученическом совете виделась мне более-менее трудоёмкой. Но в случае какого-нибудь большого мероприятия ты мог воспользоваться своей властью члена учсовета и провести его так, как тебе хочется. Тот же фестиваль культуры.

А ещё были горы работы вроде той, какой учсовет занимается сейчас: проведение выборов в качестве избирательной комиссии, например. Отличная подготовка будущих белых воротничков.

Однако большую часть своего времени они наверняка просто сидят в кабинете учсовета и гоняют чаи. Но чуть появится какое-то дело, они сразу в строю. И ещё: будучи членом учсовета, ты должен служить примером другим ученикам. Практически госслужба. Лютый Servant × Service.

Харуно-сан, конечно, не казалась мне угрюмой – она была вполне жизнерадостной, любила забавные и занимательные вещи. Должность руководителя какого-нибудь праздника типа фестиваля культуры шла ей куда больше офисной службы.

Но к её яркости я всё же не мог отнестись серьёзно.

– Скукота, – протянула она всепронзающим холодным тоном и хмыкнула. У этого слова есть какой-то скрытый смысл?

Пока я размышлял над тем, стоит её об этом спросить или нет, меня окликнули с другой стороны от Харуно-сан:

– А? Хикигая?

Эти слова раздались совершенно неожиданно для меня, полоснув ногтём мозг.

Повернувшись в его направлении, я увидел двух старшеклассниц.

У первой были искусственно завитые пряди и короткий пучок волос на голове, у второй – раскосые удивлённые глаза. Похоже, она меня и окликнула.

Девушка была одета в форму старшей школы Кайхин Сого, которая стояла относительно недалеко от моего дома. В руке у неё, однако, была сумка какой-то городской частной школы. Я не был с ней знаком.

Но всё же, понял, кто она.

– Оримото, – мгновенно произнёс я.

Мне казалось, что воспоминания о бывших одноклассниках из средней школы сидят где-то в глубинах моего мозга.

Но имя Оримото Каори легко всплыло наверх.

× × ×

От такой неожиданной встречи моё тело застыло.

Мы оценивающе оглядели друг друга, чтобы убедиться в том, что зрение нас не обманывает.

В моём мозгу промелькнуло то, что произошло два-три года назад. На моём скальпе медленно раскрывались потовые железы. Я чувствовал, что пот заструился у меня и по спине.

Девушка рядом с Оримото, судя по всему, была её подругой, с которой они вместе ходили по городу. На ней тоже была форма старшей школы Кайхин Сого, и она скромно на меня посматривала.

Ей было скучно, но Оримото, совершенно не обращая на это внимания, хлопнула меня по плечу и воскликнула:

– Вот это ностальгия ваще! Ты ж типа редкий персонаж?

В ответ на их жестокие взгляды я сумел только натянуто улыбнуться.

Да уж, если вспомнить, что происходило в средней школе, шансы на встречу у нас были и правда низкие. А ещё кто-то из нас (я, например) мог просто не заметить другого.

Но раз уж речь зашла о редкостях, узнать и окликнуть меня для Оримото – случай как раз из этой когорты. В средней школе всё было так же.

Оримото выставляла себя старшей сестрой всех и каждого и, соответственно, лезла в чужие дела. Она легко могла заговорить с любым человеком и пыталась сблизиться с ним настолько, насколько это вообще возможно.

Вот и сейчас, оправившись от удивления, она нацепила маску любопытства.

– Ты что, ходишь в Собу?

– А, ага.

Ответив, я чуть изогнулся и оглядел свою форму. Из всех более-менее известных старших школ в округе блейзеры парни носили только в моей. Понять, где кто-то учится, можно было с одного взгляда.

Оримото, судя по всему, думала о том же. Она восхищённо выдохнула.

– Ого. Прикольно. Так ты и правда умный. Хотя я твои оценки, Хикигая, никогда не видела. Ты ж необщительный.

Как обычно, говорит, что хочет. Она всегда сближается с людьми до уровня «исчезновение стены между сердцами».

Наверно, хочет, чтобы люди считали её заботливой.

Оставшийся у неё интерес, словно так и надо, естественным образом нацелился на сидящего рядом со мной человека.

– Твоя девушка? – пытливо спросила она, сравнивая нас с ней. От её взгляда мне почему-то стало неуютно, и я тихо выпалил:

– Нет…

– Точно! Я тоже думаю: «Нифига!»

Оримото заржала, и её подруга, будто скрывая смех, прикрыла рот рукой.

Когда-то я думал, что это смех ради смеха. Что такая готовность к разговору с кем угодно была способом раскрыть свою доброту.

– Ха-ха-ха…

Почему я заставляю себя смеяться вместе с ними? Кошмар.

Такое чувство, что события двух-трёхгодичной давности сейчас ворвутся в мою голову. Возможно, и засмеялся я, чтобы от них отвлечься.

Харуно-сан, всё это время оценивающая ситуацию, резко повернулась ко мне.

– Уж не подруги ли они твои, Хикигая-кун?

Возможно, мне показалось, но ударение в предложении стояло так, словно после слова «твои» должно было стоять слово «бывшие».

Но на вопрос, подруга ли мне Оримото, я не мог ответить «нет».

Однако я был к нему готов.

– В средней школе мы учились в одном классе.

Да, таков правильный ответ. Парни, которых я считал своими друзьями, представили бы меня так же.

Оримото повернулась к Харуно-сан и кивнула ей.

– Оримото Каори.

Та ещё раз окинула её своим обычным оценивающим взглядом.

– Хм-м-м… А, я Юкиношьта Харуно. Мы с Хикигаей-куном… Мы с Хикигаей-куном… Слушай, Хикигая-кун, а кто я тебе?

– Э… Мне откуда знать?

Чего ты сейчас стала ко мне наклоняться? Кончай смотреть на меня снизу вверх.

– Друзьями нас называть было бы странно. Хм, может, сойдёмся на том, что я его старшая сестра? Или свояченица?..

Перечисляла Харуно-сан всё это, постукивая пальцем по подбородку. Затем она посмотрела на меня и, поймав мой апатичный взгляд, улыбнулась.

– Или выберем что-то среднее – «девушка»?

Это признание в любви?

Она совсем дура? Как путь от подруги к старшей сестре закончился вот этим? Ка-а-а-ак? Но если заменить сестру со старшей на младшую, ох, чудеса! Но даже это невозможно.

Она вела себя настолько палевно, что могла замкнуть круг недопонимания. Зато я успокоился настолько, что смог невозмутимо ответить:

– Можно было просто сказать, что мы семпай и кохай. По школе.

– Скучный ты! – пробурчала Харуно-сан, надув щёки. Мне захотелось потыкать в них пальцами, но за невозможностью это сделать я пожал плечами.

Харуно-сан наверняка просто притворялась, но я был рад тому, что она здесь оказалась. Благодаря ней можно было не забивать себе голову ненужными мыслями. А я ведь, наверно, впервые ей признателен.

Если бы Оримото окликнула меня, пока я сидел здесь в одиночестве, меня ждало бы состояние транса. Настолько сильное, что дома я бы ещё пять часов со стеной разговаривал.

Оримото Каори была человеком, которого мне стоило избегать любой ценой.

Я уже собрался по-быстрому слинять, пока не всплыли некоторые неудобные моменты, но в тот момент, когда Оримото заговорила с Харуно-сан, мои мыслительные усилия оказались бесполезными.

– А вы хорошо ладите, семпай и кохай!

– А то. Но мы не просто семпай и кохай!

– Да-а? А кто ещё?

Так они и перебрасывались бессмысленными репликами, а подруга Оримото изредка кивала…

Я сидел и молча за этим наблюдал.

Их беседа заходила в разные русла и не думала останавливаться.

Мне было позволено две вещи: дышать и пить кофе с молоком.

И мне по-прежнему казалось, что я продираюсь через минное поле.

Но вдруг разговор стих.

Многовато тем для обсуждения в первый день знакомства. И сейчас самое время свернуть его и разойтись по своим делам. Во всяком случае, на это я надеялся.

Но Харуно-сан величаво скрестила руки на груди и, слабо улыбнувшись, спросила:

– То есть ходили с ним в одну среднюю школу, да? Есть что интересное рассказать?

Эти слова переключили разговор в состояние «ВКЛ». Издав своё «ну», Оримото стала перекапывать воспоминания.

У меня было ужасное предчувствие. Вернее, я знал, что сейчас всплывёт нечто ужасное.

– Да было же что-то, по-любому было! – удивлённо попыталась оживить беседу Харуно-сан. – Любовные истории, например! Сестрёнка хочет послушать про былые любовные похождения Хикигаи-куна!

Моя спина опять вспотела, а от вернувшихся чувств я чуть было не разразился смехом. Хотя нет, чувства не вернулись, а были выжжены на моей душе с самой средней школы. До чего же неудачно, что люди помнят только плохие вещи.

Если бы мой навык общения был прокачан получше, я бы и сам ей рассказал. С болезненной улыбкой на устах.

Но, поглощённый самокопанием и сомнениями, не успел.

Оримото провела рукой по волосам и смущённо засмеялась.

– Да, была одна вещь. Хикигая мне в любви признался!

Как легко она это сказала…

– Да ладно!

– А вот это интересно!

Воскликнула не одна Харуно-сан. К разговору решила присоединиться и засиявшая подруга Оримото.

Тема для разговора была что ни на есть подпитывающая во всех смыслах, и Оримото не преминула развить её:

– Мы с ним до этого не разговаривали ни разу, и я так шуганулась!

Но мы разговаривали. Определённо.

Наверно, она этого просто не помнит. Или не считает меня человеком, с которым общалась.

Но мы не только общались. Я ей ещё сообщения отправлял.

То ли из жалости, то ли ради забавы она дала мне свой электронный адрес. Думая над тем, что бы ей написать, я себе все мозги сломал. В итоге писал всякую ерунду. Иногда я так волновался в ожидании ответа, что увидев на экране сообщение от издательства одного из своих любимых журналов, в гневе аннулировал подписку.

Оримото могла забыть такое, только не зная о нём изначально.

В те дни влюблённые совершенно не интересовались теми, кто не являлся объектом их чувств. Над их поступками вечно подшучивали, но надолго это не запоминалось.

Сказанные ей слова плеснули мне в лицо столько воспоминаний, что эмоции получили власть над моим телом.

Та точка на плоскости моей памяти, которую я считал высмеянной и опущенной, заболела при первом же касании.

Сидя истуканом, я смог лишь выдавить из натужно улыбающегося рта долгий-долгий вздох.

– Да-а, Хикигая-кун признался?.. – удивлённо произнесла Харуно-сан. Но потрясение в её глазах было окроплено садизмом. Я стал резко уверен, что именно моя реакция на слова Оримото и разожгла в ней самую яркую искру интереса.

– Так это давно было, – выдавил я из себя, глядя в угол.

– Точно! Так давно, что уже и неважно!

Похоже, у нас с Оримото в головах разные толковые словари.

Потому что это было давно, потому что всё давно кончено, потому что мы во всём разобрались – наверно, вот причины того, что Оримото могла так спокойно об этом говорить и так невинно при этом смеяться.

Никакого злого умысла она при этом, похоже, не таила – просто хотела весело поболтать. Как и её подруга с Харуно-сан. Они смеялись так, как смеются над чем-то радостным.

Совершенно так же, как и в тот раз.

Несмотря на то, что признался в любви я ей, когда в комнате никого другого не было, к утру весть об этом распространилась по классу как лесной пожар. Насмехались надо мной практически все. Вот как сейчас.

Когда твоё признание в любви отвергают – это нормально.

Со временем эта ситуация превращается в повод для смеха. Будучи младше, я вполне мог прийти к такому же выводу.

Сложнее было, когда я понял, что разочаровался в той, кто мне нравился. Я, несведущий или непонимающий, был виновен абсолютно одинаково с ней. Осмеять свою глупую детскую сущность я уже не мог.

Беседа продолжалась, но не достигала моих ушей.

Похоже, размышляя о прошлом, я выпал из реальности.

– А, кстати, Хикигая.

– М?

Услышав собственное имя, я пришёл в себя.

Судя по лицу Оримото, предыдущую тему разговора она уже забыла и хотела завести новую.

– Раз ты ходишь в школу Собу, то знаешь же Хаяму-куна, да?

– Хаяму… – механически повторил я, и Оримото резко наклонилась вперёд.

– Да, Хаяму-куна! Он ещё в футбольную секцию ходит!

Этой информации было достаточно, чтобы я понял, какого Хаяму Хаято она имеет в виду.

– А, ну да.

– Серьёзно?! – воскликнула Оримото с интонациями человека, настигшего свою цель. – Знаешь, сколько девушек хотят с ним познакомиться? Вот эта, например!

Она указала пальцем на свою подругу.

– Это моя подруга по старшей школе. Накамачи Чика.

Накамачи-сан (или как её там) села рядом с Оримото и неуверенно улыбнулась. Та стала тыкать в неё локтями.

– Давай, Чика, этой твой шанс познакомиться с Хаямой-куном!

– Что? Да не надо, – ответила Накамачи-сан (или как её там), однако глаза, словно в ожидании, раскрыла чуть шире.

Но, к твоему сожалению, мы с Хаямой люди неблизкие. У меня даже номера его нет.

– Мы не особо знакомы…

– Ну конечно! – более уверенно, чем разочарованно, сказала Оримото. – Вы друг на друга не похожи.

– Ха-ха-ха…

Я испустил ещё один сухой смех. Что-то явно застряло в горле.

Откашлявшись, я услышал шёпот растворившейся на фоне Харуно-сан:

– Хм, а интересно может выйти…

– А?

Глаза Харуно-сан подозрительно светились. Затем она подняла руку.

– Та-а-ак, сейчас сестрёнка вас познакомит!

– А? – одновременно издали мы втроём, но Харуно-сан схватила телефон и стала набирать номер.

В ожидании ответа она постукивала по столу кулаком. На третьем гудке трубку подняли, и Харуно-сан быстро сказала:

– А, Хаято? Можешь подойти? Или нет, подойди.

Высказав всё, что хотела, она сбросила вызов.

– Что ж ты творишь?

– Му-ху-ху ♪.

Харуно-сан широко улыбалась.

Она питает к развлечениям слишком большую тягу…

× × ×

Пока все ждали Хаяму, я бездумно пялился в окно.

Солнце уже закатилось за горизонт, и город постепенно натягивал ночное обличье.

Вдалеке замаячила неоновая вывеска караоке, над которой, если присмотреться, можно было различить монорельс. На улицы высыпала молодёжь.

Звук приближающихся шагов с лестницы раздался довольно скоро.

– О, походу, идёт.

Харуно-сан извернулась вбок, и сразу же после этого на втором этаже показался Хаяма Хаято.

Судя по всему, пришёл он с тренировки – на нём была школьная форма, а с плеча свешивалась глянцевая сумка. Заметив нас, он устало ослабил свой галстук «боло».

– И что всё это значит, Харуно-сан?

Хаяма обвёл взглядом сначала её, затем Оримото и Накамачи. Когда очередь дошла до меня, его глаза остановились.

– А тут у нас кое-кто хотел с тобой познакомиться, – ответила Харуно-сан, вытягивая обе руки в сторону Оримото и её подруги.

Те, видимо, ни в коем разе не ожидали, что Хаяма вот прямо возьмёт и придёт, и довольно хихикали. Они прижались друг к другу и зашептались.

– Ага… – кратко сказал Хаяма и быстро, почти незаметно, вздохнул.

Но затем бойко улыбнулся.

– Хаяма Хаято. Приятно познакомиться.

Обычный Хаяма Хаято появился будто по нажатию кнопки. Без всякого прогревания он совершенно естественно представился и завязал разговор. И Оримото, и Накамачи, сразу как-то похорошев, поддержали его.

Убедившись, что акцент сместился в сторону Хаямы, я наконец обрёл возможность нормально дышать. Тем более что теплота помещения располагала.

В принципе, можно было оставить молодёжь и спокойно поехать домой… На фильм уже как-то не хотелось. Что-то мне подсказывало, что я провалюсь в сон, едва мой зад коснётся подушки кресла.

Я закрыл недочитанную книгу и убрал её в сумку. Нужно было дождаться подходящего для расшаркивания момента, но беседа только оживлялась.

– Может, это, сходим потом куда-нибудь?

– О, мне эта идея нравится, – кивнул, улыбнувшись, Хаяма.

Допустил, но не сказал ни «да», ни «нет». Таким навыком обладали только красивые парни. Скажи это кто-то со средней внешностью, его обвинили бы во мнительности или положили бы на него болт.

– Угу, давайте, сходите куда-нибудь все вместе. Веселиться полезно для здоровья, – серьёзно сказала Харуно-сан, скрестив руки на груди.

Получив независимое одобрение, девушки явно обрадовались и стали перечислять места, в которые хотят зайти.

И тут я понял. Она сказала «все», но меня ведь можно не считать, да?..

Естественно.

Я ведь для них лишь амулет, призывающий Хаяму. Чтобы пробиться к монстру пятого левела, нужно завалить моба слабее. А иначе и никак. Читы ничто, правила всё! Так и интереснее, в конце концов.

А раз меня уже завалили, оставалось пассивно наблюдать за развитием событий.

Беседа на какое-то время стала приятнее некуда. И пятнадцати минут не прошло, как Хаяма, тактично увиливая от сыплющихся на него предложений, умело подготовил себе лазейку:

– Ладно, пора нам уже…

– Ага. Покеда, Хаяма-кун! Жди письмо!

Девушки помахали ему руками, и Хаяма поднял в ответ свою. Подходя к лестнице, Оримото и Накамачи перебрасывались репликами вроде «писец», «круто», «писец» и ещё парой похожих. Когда они спустились на первый этаж, их голоса стихли.

Пока я наблюдал за их исчезновением, Хаяма, вынужденный улыбаться пятнадцать минут подряд, нахмурился.

И перевёл взгляд на Харуно-сан.

– И зачем ты это сделала?

– Мне показалось, что будет весело, – бесстыдно улыбнулась та. Однако действия её ни невинными, но безобидными назвать было нельзя. Злой умысел чистой воды.

Хаяма предостерегающе засмеялся.

– Опять… А он что здесь делает? Он же тут ни к селу ни к городу, – произнёс он, повернувшись ко мне.

– Нет-нет-нет! – мгновенно воскликнула Харуно-сан. – Та девушка, ну, которая с химией. Так вот, Хикигая-кун в неё когда-то втюрился! Вообще жара, да? Прикинь, какое лицо будет у Юкино-чан, когда она об этом узнает? А, Хикигая-кун? – спросила она, отправив улыбку и в мою сторону. Но улыбалась она одна.

Чтоб я тут ещё лыбился… Однако Хаяма почему-то тоже имел хмурый вид.

Мы с ним, в отличие от развесёлой Харуно-сан, молчали.

Разговор застыл на месте, и она, заскучав, вздохнула. Пытаясь оживить атмосферу, она встала и хлопнула Хаяму по плечу.

– Короче, советую сходить оторваться. Мало ли чем хорошим это кончится.

Плечи Хаямы разом опустились, а взгляд упал к ногам. Ровно посередине между его и Харуно-сан ступнями.

– Вряд ли, – тихо произнёс он, и Харуно-сан легкомысленно брякнула:

– Не уверен, да?

Она подтянула рукав, и на её запястье блеснули серебряные с розовым часы.

– Так, приятно убить время удалось, пора идти, – протараторила она, собирая вещи. – Спасибо за то, что посидел, Хикигая-кун, – прошептала она мне на ухо. Мои ноздри защекотал цветочный аромат, а ушную раковину ужалило мягкое дыхание. Я резко отпрянул назад. Блин, у меня слишком чувствительные уши, так что не надо так делать, пажа-а-алуста!

Я быстро сделал два или три шага подальше от неё, и она тут же поскакала к лестнице.

По дороге она повернулась к нам и замахала рукой.

– Если будет какой-то прогресс, скажи, ок?!

Говорила как будто мне, но прогресса не будет! Меня никто никуда не приглашал! Подумал я, кивая ей.

С уходом болтливой женщины на втором этаже воцарилась тишина.

Здесь остались только мы с Хаямой.

Люди, которым незачем было здесь оставаться.

Говорить нам ныне было совершенно не о чем.

Раньше мы с Хаямой изредка общались, но потом решили прекратить. Сколь бы ни были схожи наши цели и идеалы, мы знали, что толку от этого не будет. Мне казалось, что больше мы с ним на одной дороге не встретимся. Его утреннее поведение только доказывало, что он был того же мнения.

Я поднял сумку и двинулся с места.

Мою спину догнал слабый, готовый исчезнуть голос:

– Ты…

У меня не было причин поддерживать разговор, но ноги рефлекторно застыли. Не оборачиваясь, я ждал его следующих слов.

– Ты Харуно-сан явно нравишься.

– Ха?

Услышав такие немыслимые слова, я всё-таки повернулся.

Когда взгляд Хаямы встретился с моим, он улыбнулся так, как могут только те, кто постиг некое тайное знание.

– Совсем тупой? Ей просто было нечего делать, – выплюнул я, отворачиваясь от него.

– Но я заметил у неё толику интереса, – сказал Хаяма моей спине. – Если ей что-то неинтересно, она так не нахальничает, – продолжил он немного другим голосом. – Вообще ничего не делает. А если ей что-то нравится, она с ним до смерти возиться готова. Если что-то ненавидит – поразит даже через не могу.

Это совет или предупреждение? Слова Хаямы были заметно язвительнее, чем когда бы то ни было. Мне очень хотелось узнать, какое у него сейчас лицо, но я всё равно не повернулся к нему.

– Жутковато… – честно сказал я, отлично зная, что он не врёт, и вышел.

× × ×

После бесконечно долгого пути по автостраде я наконец приехал в свой пригород. День и к концу подойти не успел, а я уже по нему соскучился.

Когда я открыл входную дверь, встречать меня, к удивлению, вышел только Камакура.

Он бесстрастно муркнул и потёрся о мою ногу. Так, я сейчас весь в шерсти буду, отвали.

– Чего ты? Что-то случилось? – рискнул спросить я, но кот даже не мяукнул, как обычно, а кашлянул. И что это по-кошачьи значит? Какое-то приветствие типа «нянпасу»?

– Давай, пошли, – окликнул я Камакуру, направившись к лестнице.

Свет на втором этаже не горел.

В такое время родители обычно ещё не дома. Но что странно, Комачи я тоже нигде не видел. Значит, ушла в вечернюю школу. У неё же вступительные месяца через три.

Как выяснилось, обшерстить меня коту всё же удалось, поэтому я решил переодеться в домашнее.

Оставив школьную форму у себя в комнате, я пошёл в гостиную. В руке моей были пончики. На самоутешение хватит.

У верха лестницы меня встретил Камакура, вновь воззвавший ко мне мяуканием.

– Тебе всё ещё что-то нужно?

Муркнув, кот повёл меня в угол кухни, где стояла миска с приклеенными к ней деревянными буквами KAMAKURA. С первого взгляда могло показаться, что миску сделала фирма KADOKAWA, но на самом деле это Комачи её так подписала.

Сейчас в ней пребывали только остатки предыдущих яств и крошка кошачьего корма.

– Есть нечего?

Ага. То есть ты меня не встречать пришёл, а сказать, что тебе пожрать нечего. Всё, ты для меня больше не кавайная няка.

Я открыл шкафчик и достал из него знакомый по рекламе хрустящий кошачий корм, к которому часто прилагали серебряную ложку, и высыпал его в миску. В принципе, да, если залить его молоком, он стает выглядеть, как шоколад.

Едва миски коснулись первые драже корма, Камакура погрузил в неё свою голову. Вскоре я перестал понимать, падает корм в миску или ему на макушку.

– Ты лучше медленнее жуй.

Я погладил кота по голове, одновременно стряхивая с него крошку корма, и встал. Дотащившись до дивана, я повалился на него всем весом.

И немедленно вздохнул.

И вздыхал дальше, совершая глубокие вздохи.

Вот так неподвижно и валяясь, я почувствовал, как Камакура, подходя ко мне, потёрся о мою ногу.

Я думал, он пришёл отрапортовать, что доел, но вместо этого кот запрыгнул мне на ноги. Довольно зевнув, он заурчал.

– Ничё се. А ты умеешь выбирать момент.

Я был почти на сто процентов уверен, что он использует меня вместо грелки, но так уж и быть, пусть оставшиеся проценты перевесят.

Я взял расчёску и стал расчёсывать коту спину. Мои веки постепенно тяжелели.

Какой длинный был день.

Я совершенно вымотался.

Глава 4: В молчании Юкиношьта Юкино обретает решимость.

Меня разбудил пробирающий до костей холод.

– Бр-р.

Когда я, дрожа, сел, с меня соскользнуло одеяло.

Похоже, вчера я отключился прямо на диване. Мама вчера мне даже что-то говорила. Типа: «Если будешь спать на диване, то простудишься».

Осознав, что это бесполезно, она махнула на меня рукой. Память отказывалась предоставлять мне более ясную картинку, но мне казалось, что я даже что-то ответил и опять провалился в сон. Мой партнёр по этой дисциплине, Камакура, куда-то исчез. Скорее всего, подыскал себе местечко потеплее.

Я встал, похрустывая шеей, плечами и поясницей. На столе стоял оставленный мне завтрак.

Поглощая его, я осматривал комнату. Родители явно уже уехали на работу, Комачи ушла в школу, и в доме оставался только я.

На столе лежала уменьшившаяся пачка вчерашних пончиков. Похоже, кто-то их ел.

Переодеваясь в школьное, я чувствовал холодающую день ото дня погоду всем телом.

Я что, на самом деле простудился?.. Или я не выспался из-за того, что неудобно лежал?

А ещё у меня побаливала голова. Где-то в доме должно быть обезболивающее… Я порылся в шкафчике и принял первое, что нашёл.

Ву-ху-у-у-у-у-у! Табл-л-л-летки пр-р-р-росто чума-а-а-а!

Да, после принятия лекарств такие вещи говорить нужно обязательно.

Я вышел из дома, сел на велосипед и, повторяя «холодно, холодно, холодно», поехал в школу.

Вчера был первый день после экскурсии, и класс охватывала странная оживлённость. Но когда начались уроки, она сама собой испарилась.

Школьные ворота, стоянка для велосипедов, главный вход – ко всему этому за неполные два года учёбы я привык. Но отнюдь не привязался, отчего испытывал некое чувство сюрреализма.

Входя в здание, я наткнулся на Юигахаму.

– А… П-привет.

– Ага.

Бросив краткое приветствие, я пошёл в класс. Из-за моей спины раздавался какой-то замкнутый звук шагов.

Юигахама вздыхала так, словно хотела что-то сказать. Стараясь не обращать на это внимания, я продолжал ровным шагом идти по коридору.

Чем ближе я подходил к лестнице, тем меньше мне встречалось людей. Заметив это, Юигахама перескочила через несколько ступенек и догнала меня.

– Се-сегодня… ты… в клубную комнату… пойдёшь? – неуверенно, но испытывающе спросила она. Ответ у меня был готов заранее.

– Нет.

– Ну да, – попыталась засмеяться Юигахама, будто на это слово и рассчитывала. – П-просто, понимаешь, мы хотим сегодня ещё с Ирохой-чан поговорить, чтобы как-то определиться получше с тем, что будем делать там…

Судя по всему, они с Юкиношьтой работают вместе. И обговорили всё уже после того, как я ушёл домой.

Пока она говорила, мы поднялись лишь на несколько ступенек.

– Вот я и подумала, что если ты не будешь знать, то…

После слова «то» фразу можно продолжить как угодно. Этот союз вечно разжигал в человеке любопытство и желание докопаться до истины. Взглянув на Юигахаму, я понял, что она хочет сказать ещё что-то.

Лестница, по которой я уже привык подниматься, казалась мне длиннее обычного.

– Ты… – неожиданно для себя самого сказал я.

– А?

– Нет, ничего.

«Ты не сердишься?» – чуть не спросил я. Убого. До омерзения.

Зачем вообще притворяться?

Юигахама хотела проводить свои дни, как всегда, как обычно.

По сути, того же, чего и я.

Люди вечно, ежедневно натягивают на себя спокойные лица и делают вид, будто ничего не происходит. Вскоре они забывают о том, что что-то было на самом деле, а когда пути назад не остаётся, ностальгически вызывают из памяти картины былых дней и с сожалением размышляют над ходом событий. В итоге они соглашаются с собой на том, что эти воспоминания приятны, но с толикой горечи.

– Послушать её можно и прийти, – произнёс я, когда лестница закончилась, и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор.

× × ×

Когда уроки кончились, мои одноклассники, разбившись на группки из двух или трёх человек, покинули класс. Не все, разумеется, – кто-то остался внутри поболтать. Некоторые из них дожидались начала занятий в кружках и секциях.

Я быстро, но не сбивая дыхание, собрался идти домой. Мне ведь можно было.

Пока посещение клуба волонтёров оставалось добровольным, за руку меня в него никто не тянул. Но после утреннего разговора с Юигахамой стало ясно, что сходить послушать Ишшики сегодня всё-таки придётся.

В принципе, мой план останется в силе независимо от того, что она скажет, захочет или пожелает. Поэтому присутствовать мне и не надо вовсе.

Повлиять она может разве что на планы Юкиношьты и Юигахамы.

Короче, встреча пройдёт под знаком выслушивания этой парочки.

Если подумать, насколько далеко я готов зайти в противостоянии с Юкиношьтой? Ситуация повторялась с первой нашей встречи до обсуждения обоснованности наших методов каждое клубное поручение. Хотя «противостояние» – сильно сказано. На деле Юкиношьта половину времени просто критиковала мои поступки.

Да. Раз мне в голову лезут такие мысли, значит, ситуация останется неизменной и сегодня. Юкиношьта ведь и вчера забраковала мой план. Таким образом, наши отношения останутся на том же уровне, что и всегда, не оставляя ни малейшего намёка на изменение. Равно как и замыслы.

Если всё останется таким же, как и прежде, можно ни о чём не беспокоиться.

Придя к этому выводу, я встал.

Люди, поглощённые разговорами, уже ушли. Не было видно и Юигахамы, которая наверняка покинула класс уже давно.

Я вышел в коридор и направился прямиком в клубный корпус.

Несмотря на то, что уроки закончились совсем недавно, в школе стояла зловещая тишина. Искусствоведческие кружки ещё не начали свои занятия.

Хм, а ведь год назад я этим коридором не пользовался. О том, какой здесь дует по осени сквозняк, я узнал только сейчас.

Дверь клубной комнаты я открыл без малейшего сомнения.

– О, всё-таки пришёл, – сказала Юигахама, обрадовано на меня посмотрев.

В комнате находилось ещё два человека.

Юкиношьта лишь бросила на меня беглый взгляд, но явно только из-за того, что что-то записывала. Отвернувшись, она вновь застрочила.

Вторым человеком была Ишшики Ироха, сидевшая к девушкам лицом. Она всем телом развернулась, чтобы взглянуть на меня. Чуть наклонив голову, явно думая: «Это кто вообще такой? Так, лучше улыбнуться», она приподняла уголки рта и кивнула мне.

Ну, для Ишшики я наверняка был абсолютно никем, так что её можно понять. Учитывая, что она на постоянной основе общается с людьми вроде Хаямы, она стоит на вершине социальной пирамиды.

Даже сейчас она не создавала впечатления, что открыто игнорит меня, но явно прикидывалась зажиточным буржуем. Когда-то мне бы и этого хватило, чтобы в неё втрескаться. Но как раз такого рода коварство другие девушки и ненавидят, из-за чего мы и получили то, что имеем.

Я кивнул Ишшики в ответ и сел на своё обычное место.

– Ну что, начнём? – спросила Юигахама.

То есть, без меня они ничего не делали, да? После быстрого взгляда на настенные часы я понял, что с последнего звонка прошло довольно много времени. Кажется, к моему «послушать» Юигахама отнеслась слишком серьёзно.

– Простите, что задержал…

– Ничего, – закрыв глаза, ответила Юкиношьта, даже не поворачиваясь ко мне. Больше она ничего не сказала.

В комнате повисла такая тишина, будто кто-то выключил гигантский агрегат, и Юигахама нервно засмеялась. Она повернулась к Ишшики.

– Э-э-э, прости, что отнимаем время. Ты не занята была, ну, в секции?

– Не-ет! Вообще ни разу! Я сказала Хаяме-семпаю, что у меня дела, и он сразу меня отпустил, – энергично ответила та и наклонилась вперёд. – Кстати, Юи-семпай, вы же в одном классе учитесь, да-а? Может, вы обо мне уже и говорили?

– Э?.. Да нет, вроде.

Юигахама склонила голову набок и приоткрыла рот. Она пыталась что-то вспомнить, но ничего важного на ум ей явно не приходило. Ишшики помрачнела.

– Ясно… Он меня как-то без вопросов отпустил, и я подумала, что он мог что-то тебе сказать.

Ага, понятно. Судя по её голосу, Ишшики влюбилась в Хаяму.

А значит, она имела в виду следующее: «Он так просто освободил меня от обязанностей потому, что знает о том, в каком положении я оказалась, а не потому, что я ему не нужна». Хм, ощущение было мне слишком знакомо, и я промолчал.

Лучше мне перестать читать между её слов и поступков, вот! Правда глаза колет.

Если я и смог её раскусить, то Юигахама – вряд ли.

«Блин!» – отразилось на её лице, и она быстро заговорила:

– А, но Хаято-кун мог что-то узнать и сам обо всём догадаться! Так что не переживай так сильно… хорошо?

– Т-точно!

Юкиношьта бесстрастно наблюдала за их обменом репликами. Заметив, что разговор повис в воздухе, она произнесла:

– Юигахама-сан, начнём?

– Ага. В общем, сейчас мы будем решать, что делать, так что зададим тебе несколько вопросов, хорошо? – сразу перескочила та к главной теме, и Ишшики ответила протяжным «да-а-а». – Пока что план такой: мы найдём другого кандидата, и на выборах он станет твоим противником. В самом конце ты спокойно ему проиграешь. Так будет лучше всего. Что думаешь?

– Ну да, впечатление решающей схватки есть. А. Если можно, я хочу проиграть кому-то классному, – решительно ответила Ишшики, наверняка совсем не думая.

Хоть объясняла всё и Юигахама, мозгом операции явно был её автор, Юкиношьта. Вчера они долго выстраивали план действий, и сегодня собирались услышать, какого мнения о нём заказчица. Сейчас они перейдут к следующей его фазе.

Пока нормально. Но вскоре возникнет неотвратимая проблема.

– А вы уже нашли человека, который хочет стать кандидатом?

– Как бы нет…

Юигахама словно поперхнулась своими словами и отвернулась. Ну да, за сутки это как-то и невозможно. Но когда вообще – вот, в чём вопрос.

– А когда крайний срок подачи заявления на участие в выборах?

– В понедельник через две недели. Вообще он должен был уже пройти, но на тот понедельник должен быть назначен новый. И в другие дни заявки принимать не будут. Голосование пройдёт в четверг на той же неделе.

Спрашивал я Юигахаму, но отрывистый ответ получил от Юкиношьты. Она была сосредоточена на бумаге, и сжато изложила всю необходимую информацию совершенно бесстрастно.

Я скрестил руки и принялся подсчитывать, сколько же это выходит.

Сегодня был вторник. Уроки кончились. Если они и приведут свой план в исполнение, то начнут наверняка завтра. Учитывая, что в субботу что-то делать вообще бесполезно, времени раскачиваться у них нет.

Если принять во внимание, что ещё нужно оформить заявку и собрать подписи утвердителей, времени остаётся ещё меньше. К тому же, кандидата и всех участников кампании придётся раскрутить.

– То есть, до этого дня вы должны найти кандидата, уговорить на всё это и собрать тридцать подписей. А потом ещё провести избирательную кампанию…

– Мы прекрасно знаем, как мало у нас времени, – ответила Юкиношьта на слова, которые я случайно произнёс холодным тоном. После чего наконец подняла голову и сказала Ишшики: – Почему мы и планируем всё это наперёд… Ишшики-сан.

– Д-да, – взволнованно откликнулась та. Возможно, она не умела общаться с такими пунктуальными людьми, как Юкиношьта. Она быстро выпрямилась на стуле. Однако пальцы так и продолжили стискивать потрёпанные манжеты. Разве что она поправила ими отвороты юбки. Во всех этих движениях не было ни намёка на нервозность.

Ишшики бросила на Юкиношьту серьёзный взгляд и приготовилась слушать. Та встретила его и заговорила:

– Кто-то должен будет в итоге произнести хвалебную речь.

– Да это, вроде, и не проблема совсем…

Судя по всему, она привыкла находиться в центре внимания.

Но вот по тону её голоса мне показалось, что она ничего не поняла. Плохо. Такое поведение может спутать мне карты. Если она будет поддакивать Юкиношьте, от своего плана произнести речь самому мне придётся отказаться.

– Речь должна содержать предвыборные обещания, тему которых нужно будет развить. Не думаю, правда, что кто-то будет в неё вслушиваться…

Где-то в её словах крылась насмешка над собой. В это можно было углубиться, но Юкиношьта не стала.

– Второму кандидату избирательную платформу лучше развернуть другую. Если обещания будут одинаковыми, всё превратится в состязание на популярность. Между обеими платформами нужно создать заметную разницу.

Если им всего-то и надо будет, что поддерживать одного из кандидатов, выборы обойдутся малой кровью. Но если голоса кандидатам будет обеспечивать их популярность, без свирепой битвы, исход которой решит, на кого всем наплевать, не обойдётся.

Если проповедовать будут одно и то же, победит самый дерзкий. Всё внимание слушателей сместится со слов оратора на него самого.

Ишшики с Юигахамой кивнули с таким выражением на лицах, которое лежало где-то между пониманием и непониманием.

Не обращая на это внимания, Юкиношьта раздала листы бумаги.

– Я уже продумала детали избирательной кампании и речи, поэтому прошу вас взглянуть на них. Если вы прочтёте это, и на его основе придумаете что-то своё, выйдет даже лучше.

Ишшики схватила лист и украдкой окинула его взглядом.

– И всё? – удивлённо спросила она, быстро прочтя содержимое. Ну да, методический писательский стиль Юкиношьты Юкино немного не вязался с её внешним видом, да и написано мало было.

Обещаний было два.

Создание в школе подготовительного центра для желающих поступить в университет и ослабление стандартов выплаты кружкам их бюджета.

Часть касательно бюджета была понятно расписана и на бумаге. Часть касательно подготовительного центра я понял только со второго раза.

В школе планировалось создать архив, в который заносились бы прошлосеместровые контрольные работы. По желанию ученики могли бы получать к ним доступ и готовиться к экзаменам либо улучшать отметки, зная, что может ждать впереди. Разумеется, это не был бы ещё один читальный зал. Главной его целью стала бы направленность на повышение семестровых оценок. Те, кому удалось бы написать эти контрольные хорошо и кому хотелось получить от какого-нибудь ВУЗа рекомендательное письмо, стали бы намного увереннее в себе.

Кампания радовала глаз как тех, для кого на первое место выходили хобби, так и тех, кто превыше всего ставил учёбу.

Удивлённо хмыкая, Ишшики внимательно осмотрела листок со всех сторон, но кроме двух этих пунктов, на нём ничего не было.

Юигахама подняла на неё взгляд и стала поглаживать пучок волос у себя на голове.

– Знаешь, я, когда это увидела, тоже подумала, что это как-то мало.

– Главное не количество, – сказала ей Юкиношьта, улыбаясь. Она казалась мягче и взрослее обычного. – Тут хватило бы и чего-то одного.

Я понимал, на что она намекает. Речь – лишь предлог задать вопрос. Чем больше ты будешь говорить, тем меньше людей будет тебя слушать. Главное – донести свою мысль до всех.

Что самое странное: Юкиношьта, казалось, ко всему этому привыкла, и я сам собой подумал о её домашних.

Если мне не изменяет память, её отец – член совета префектуры, что ли. Возможно, с выборами и речами она знакома не понаслышке.

Поэтому кампания и далась ей так легко.

Но меня беспокоило дальнейшее.

– Кампанию продумали вы. Значит, кандидат будет марионеткой. И что вы об этом думаете?

– …

Улыбка, которую Юкиношьта так старательно изображала, просела. Судя по её молчанию, я нашёл слабое место их плана.

Взгляды Юигахамы и Ишшики требовали объяснения.

– Если ваш план сработает, то ладно. Но реальность вовсе не так проста… Допустим, ваш кандидат выиграл. Как он будет управлять учсоветом? Вы будете помогать ему и после выборов? Вечно?

Я не собирался критиковать Юкиношьту, но каждое слово выходило пронизывающим насквозь.

– П-поэтому мы и хотим найти подходящего человека, – перебила меня Юигахама.

– Вы лишь усложняете себе жизнь. В будущем этот план вам ещё аукнется.

Я имел в виду не только грядущие выборы, но и работу учсовета весь следующий год. План Юкиношьты был несовершенен.

Я не находил в этом смысла.

Юкиношьта опустила глаза на стол, и по её выражению лица я не понимал, что творится у неё в голове. Ни в её опущенной голове, ни в её красиво переплетённых пальцах, ни в её худых плечах не было ни намёка на движение.

Едва вдохнув, я услышал тихий и дрожащий голос:

– А что хорошего в твоём?

Дать ответ на этот вопрос сразу я не смог. Пусть он казался очевидным и даже немного запоздал, я совсем не думал, как буду на него отвечать.

Что хорошего?

Ничего, очевидно же.

В нём вообще ничего не было. Я лишь отпихивал проблему на заднюю конфорку плиты и держал там, пока она не выгорит дотла. Это же вполне в моём стиле. Я совсем не испугаюсь, если кто-то мне на это укажет, на данном-то этапе.

Но случаи, когда мои методы срабатывали лучше всего, и даже случаи, когда мои методы оказывались единственными верными, существовали.

И это непреложная истина.

У нас был именно такой случай, и если я прав, моего мнения уже ничего не изменит.

– Моё решение на сей раз такое: избегать. Проиграв голосование доверия, Ишшики покинет выборы, а мы организуем новые. Таков правильный ответ.

– «На сей раз»? Ты что-то путаешь.

Голос Юкиношьты окреп. Он был критикующ и окрашен стойкой холодной краской.

Юкиношьта, всё это время смотревшая вниз, подняла глаза.

Они горели синим пламенем. Этот свет притягивал мой взгляд, не отпуская, не давая отвернуться. Мне казалось, что она держит у моего горла острую сосульку.

Я нервно сглотнул.

Юкиношьта закусила губу. Мне казалось, что она пытается сдержаться, но слова всё же слетели с кончика её языка.

– Ты и раньше старался избежать проблемы.

Её голос был слишком тихим. Настолько тихим, что его эхо ударило мне по ушам.

Он дрожал. Когда я понял, что она имеет в виду, моя голова тоже вздрогнула.

Ярко-голубой свет Луны освещает бамбуковый лес, холодный ветер продувает листья и ветки. Такой вид влетел в мою память.

В попытках согнать его из неё я бессознательно взъерошил волосы.

– Ну и… в чём там проблема-то?

Инцидент во время экскурсии не был ни решён, ни разгадан.

Вместо этого я затолкал проблему во тьму. Избеганием никого не убедишь. На то, чтобы никого не убедить, оно и было направлено.

Поэтому раскритиковать мой поступок не мог никто.

Кроме Юкиношьты Юкино.

Сила её взгляда не уменьшалась.

Её сомкнутые губы подрагивали.

– Не ты ли сказал, что в притворстве нет смысла?..

В её холодном, но мягком голосе звучали нотки одиночества. Я не мог не отвернуться.

На эти пронизывающие душу слова я никогда не мог дать ответа.

Возможно, это единственное убеждение, которое Хикигая Хачиман и Юкиношьта Юкино разделяют.

Когда я так ничего и не сказал, Юкиношьта покорно вздохнула.

– Ты ведь и не думаешь меняться, да?

– Ага, – сразу ответил я.

Я никогда не изменюсь. Я на это не способен.

– Э-э-э, слушайте, – заговорила Юигахама, пытаясь разогнать тучи. Но так как она не знала, что сказать, то лишь обводила комнату взглядом. Её глаза бегали между мной и Юкиношьтой.

Натянутая, холодная атмосфера продолжала отсчитывать секунды стрелками часов. Мы с Юкиношьтой не издавали ни звука.

Ишшики бросила на Юигахаму взволнованный взгляд. Та была единственным человеком, на которого она могла надеяться в этой бушующей комнате.

Не дожидаясь, когда Юигахама найдёт слова, я встал со стула.

– Пойду домой. О чём вы тут говорить будете, я уже понял.

Зачем оставаться, если это ничего не даст?

И может даже отобрать.

Стук моей сменки об пол эхом отдавался в тихой комнате. Никто, кроме меня, не двигался.

Ощущения растянутости времени не было, до двери я дошёл как обычно. Возможно, потому что ни о чём не думал. Или потому что думал так много, что потерял чувство времени.

Закрыв за собой дверь, я успел пройти совсем немного. Из-за спины раздался тихий шорох раздвижной двери.

Я на автомате обернулся и увидел перед собой Ишшики Ироху. Я разом расслабил плечи. Она казалась скорее решительной, чем угнетённой. Даже не знаю, смогу ли я сейчас нормально разговаривать с девушками.

Ишшики подошла ко мне и, будто памятуя об оставшихся в комнате второклассницах, тихо спросила:

– Слушай, если я оставлю всё вам, норм же будет?..

Ясное дело. Она-то пришла помощи просить, а вместо этого стала свидетельницей перебранки, которую и спором-то не назвать, и которая вообще никакого отношения к ней не имела.

– Если появится кто-то надёжный, мне же и легче будет…

– Только о классе Хаямы сейчас и могу думать…

– Только не Хаяма-семпай!

Как знал… Впрочем, он и не согласился бы, наверно…

– Ну, в крайнем случае, я что-нибудь сделаю. Придёт в день выборов в голову какая-нибудь идея…

– Ха-а, тупо проиграть я тоже не хочу…

Я сказал, что мог, но по неясному ответу Ишшики было видно, что она всё-таки беспокоится за исход выборов. Хоть и пытается выставить всё так, будто не беспокоится совсем. Она хлопнула в ладони и мило улыбнулась.

– Но вы всё равно меня выручили. Мне вообще помогать никто бы не стал. На одних вас, семпаи, вся надежда!

Её поза и речь были сотканы так здорово, что не знающий её человек тут же захотел бы её защитить. Знающий отнёсся бы к этому равнодушно.

В отличие от таких, как Оримото Каори, она ставила себя как аутсайдера. А если и нет, то в ней говорила та её часть, которая интересовалась парнями.

В ней были милая часть и крутая часть.

Она будет надевать свои маски в зависимости от ситуации, и не придавая этому никакого значения. Без маски она окажется всего лишь эгоисткой.

Поэтому-то она и вела себя со мной так же, как с остальными.

Ей не было смысла вести себя иначе.

Доказательство (не то, чтобы, но всё же) она явила мне, когда, будто что-то вспомнив, сказала «а». Она соединила ладони и быстро сделала несколько шагов назад.

– Мне ещё в секцию идти надо, так что попрошу меня извинить. Я пошла, удачи.

Ишшики подняла руку и резво утопала. Этот жест сразу раскрыл её незаинтересованность во мне.

Несколько лет назад я решил бы, что в таких бессмысленных разговорах есть какая-то значимость.

Да уж, почему во мне развивались только самые плохие черты характера? Я бездумно засмеялся над собой.

Глава 5: Сколько бы он ни пытался, Хаяма Хаято никогда не поймёт.

С разговора в клубной комнате прошло несколько дней.

Всё это время моя жизнь состояла из пути в школу и обратно. Комачи я даже не видел, и говорить было не с кем. Камакура осмысленно не отвечал.

Сегодня, наверно, тоже забью на клуб и пойду прямо домой.

Так я и думал, пропуская слова учителя, который вёл классный час, мимо ушей. Впрочем, час этот закончился весьма быстро.

Я взял сумку и встал. Судя по тому, что из потока голосов доносился и Юигахамин, она ещё в классе. Я опустил голову так, чтобы не натолкнуться на неё взглядом, и быстро пошёл к выходу.

Едва я дошёл до двери, кто-то хлопнул меня по плечу.

– Можно тебя?

Обернувшись, я увидел перед собой Хаяму, натянувшего на своё лицо привычную бодрую улыбку.

– Чего тебе?

По-прежнему улыбаясь, Хаяма оглянулся по сторонам и поманил меня к себе. Явно хотел посекретничать.

Только вот не хотел я к нему приближаться. Эбина-сан опять же ещё не ушла… Да и как-то это… стыдненько.

Да пофиг. Не будет же он и в самом деле секретничать. Мы не настолько часто разговариваем.

Приходила, конечно, на ум экскурсия, но её мы условились никогда не упоминать.

Я оставил своё лицо на прежнем уровне и поднял глаза, побуждая его продолжать.

Хаяма нервно засмеялся, но всё-таки сдался и пожал плечами. Сейчас заговорит.

– Я насчёт Оримото-сан и Накамачи-сан.

– А-а-а.

Ах да, Харуно-сан же поставила ему на них мышеловку. Ну ясно, проблемы в ухаживании. Жаль, что мне придётся это сказать, но тут я тебе никак не помогу.

– Хотел спросить насчёт времени в эту субботу.

– А-а-а.

В субботу? В субботу. Если в субботу, то вывод очевиден. Это же день перед временем супергероев. А значит, интересуют его JePe и PuriRizu. То есть, ты хочешь узнать, когда их показывают? Утром же, утром. Зачем это узнавать у меня, правда, не понимаю.

Да нет, вряд ли Хаяма стал бы таким интересоваться.

А что тогда значит эта суббота?..

Пока я думал, Хаяма приподнял бровь.

– Ты что, не в курсе? Мне на мыло сбросили приглашение потусить в субботу в городе.

– Не в курсе…

Потусить? Нет, мы с этим мальчиком никогда не общались…

Да и на мыло мне ничего не сбрасывали. Адрес я, кстати, никогда не менял. Запрос не прошёл, когда попытался.

Тогда понятно, почему они меня не пригласили. Так вот оно что! Письмо не пришло, потому что у них нет моего адреса! Постеснялись спросить!

Хрена с два.

Тут и так ясно, что меня не приглашали.

Не догадавшийся до этого Хаяма наклонил голову набок.

– Ясно… А я думал, что они хотели всем вместе потусить.

С его точки зрения предположение вполне логичное. У него и жизненная позиция: «Давайте все дружить».

– И ежу ясно, что это лишь предлог. Так что неприглашённым появляться будет невежливо. Поступай, как знаешь.

– Неприглашённым, говоришь?

Хаяма кивнул и, улыбнувшись, заговорил:

– Тогда тебя приглашаю я. Лучше ведь, если числа совпадают?

– Нашёл кого приглашать…

Совсем дурак? Если они меня не приглашали, значит, они не хотят меня видеть. А увидев, мгновенно подумают: «Что он здесь делает?»

К тому же, не в них одних дело.

– Ты что, реально думал, что я пойду с тобой тусить?

Улыбка сошла с лица Хаямы, и он сразу как-то посерьёзнел. У меня на лице сейчас, наверно, было то же выражение.

Учитывая, что мы жили в совершенно разных мирах и стояли на противоположных ступенях социальной лестницы, мне и в голову прийти не могло, что мы способны встретиться где-то вне школы по собственному желанию. Да даже в школе. Сейчас, например, тоже сюрреализм какой-то творится.

Мы не можем стоять рядом, с какой точки зрения – субъективной или объективной – ни смотри.

Я ещё не забыл жалость в его глазах в ту лунную ночь.

Расстояние между нами было установлено ещё в тот момент, когда решилась наша принадлежность к верхам и низам. Я не мог ступить на чужую территорию и не дал бы Хаяме ступить на свою.

Так решили мир и я.

Со стороны люди видели двух школьников, молча смерявших друг друга взглядом.

Тишину нарушил Хаяма.

– Можешь пойти, сделав вид, что помогаешь мне?

К моему удивлению, он склонил голову. Выражения его лица мне было не разглядеть, но судя по стиснутому кулаку, это явно была не улыбка.

Да что у него в голове творится, если он до ручки доходит? Но я всё равно был не в том настроении, чтобы протягивать ему руку помощи.

– Вряд ли я чем-то помогу, а ты и без меня должен справиться.

У Хаямы дёрнулось плечо, но он так и не поднял головы.

– Да и не стану я куда-то переться в выходной. О, у меня идея. Приведи лучше своих друзей, познакомишь их. Так будет лучше всего, – закончил я, разворачиваясь к проёму.

– Ясно, – тихо вздохнул он перед тем, как за мной закрылась дверь.

× × ×

Дома я до полуночи страдал ерундой. Телик оставил включенным, книги разбросал по полу, а сам играл на телефоне. Система Чудесной Торговли – самая добрая к одиночкам система в мире.

Поздно вечером домой вернулись родители, которые попытались меня наругать, но, не услышав в ответ ничего, кроме «ага» и «угу», махнули на меня рукой и оставили на попечение девайсам.

В любой другой день я бы сразу полез в постель или взялся за книгу, но в последнее время моего внимания не могло привлечь ничто.

Хоть к середине ночи спать стало хотеться.

Едва я успел зевнуть и потянуться на диване, дверь в гостиную открылась.

Пока я думал, уж не кот ли открыл дверь (а он может), ко мне подошла рассерженная Комачи в пижаме и чепчике.

Не успел я решить, что сказать, она раскрыла рот:

– Братик. Телефон.

– Ха?

Донельзя удивившись, я схватил свою мобилу и уставился на экран. Входящих ноль, сообщений ноль, батарея почти разряжена. На помойку тебе пора.

И что тогда значит «телефон»? Я повернул голову в сторону Комачи, и в меня полетел экземпляр этой породы. Едва успев спасти свой лоб от шишки, я узнал в нём телефон своей сестры.

– Я спать. Договоришь – оставишь здесь, – быстро сказала она и повернулась к двери.

– А, ага, – ответил я её спине и перевёл взгляд на брошенный на моё попечительство мобильник. На его экране светились буквы «Вызов на удержании».

Ладно, попробуем ответить. Не знаю, кто там на другом конце беспроводного провода, но раз Комачи принесла телефон мне, значит, человек хороший.

Я ткнул зелёную кнопку и поднёс телефон к уху. Правда, сонливость никуда не делась, поэтому приветствие вышло хрипловато.

– Алло?..

– Хяххало!

Меня встретил настолько энергичный и ясный голос, что мне тут же захотелось положить трубку. Я убрал телефон от уха и ещё раз проверил экран. «Юкиношьта Харуно».

Почему она мне звонит? И вообще, откуда у неё номер Комачи?.. Обуреваемый подозрениями, я ещё раз посмотрел на телефон. Из динамика раздалось: «Алё-ё-ё!»

К сожалению, приветствия сыграны, так что придётся продолжать разговор. Я сдался и вновь поднёс трубку к уху.

– Чем могу помочь?

– Ты что, с сестрой поссорился? – вдруг спросила она. Это ей Комачи сказала или она гадает? Должна же как-то непрекращающаяся вражда между сёстрами набивать опыт. Взгляд со стороны немедля скрутил мой желудок, и мне тут же захотелось очистить разум.

– По сравнению с вашими делами это и ссорой-то не назовёшь, – саркастично бросил я в трубку, и Харуно-сан засмеялась:

– Ах-ха-ха, ну ясно.

– И кстати, откуда у вас номер Комачи?

– Это, помнишь, мы после вашего фестиваля культуры с ней увиделись? Вот тогда и обменялись номерами.

Тогда, да?.. То есть, при первой же встрече? Область взаимоотношений моей сестры вновь расширилась. Стоп, у неё что, больше номеров моих знакомых, чем у меня?

– Проехали. Я тут слышала одну вещь. Ты точно не собираешься пойти на ту свиданку, куда тебя пригласили?

– Не приглашали меня…

Да что с ней? Специально позвонила, чтобы в реальный мир с головой окунуть? Стоп, ей что, Хаяма рассказал? Это ты зря…

Пока я раздумывал над тем, как буду вдалбливать ей в голову, что меня не приглашали, из трубки раздался чуть смягчившийся голос:

– А как же Хаято? Он же пригласил?

– Да, но не пойду я туда…

Это далеко не здравая мысль. Если я приду, лица девушек вытянутся, безмолвно вопрошая того же Хаяму, что я здесь делаю. Я, если честно, думал бы о том же, поэтому, сказав: «Ничего страшного, можете себя не заставлять! У нас всегда есть следующий раз!», ушёл бы домой, здорово облегчив им общение. А что такого? И на какой встрече выпускников это было?..

– Да ла-адно, ты только представь, как это романтично – пойти на свидание с девушкой, которая тебе когда-то нравилась.

На этих словах Харуно-сан насмешливо засмеялась.

– Я бы не назвал это «нравилась», – резко ответил я.

– Это почему же нет? – подкинула она мне новый вопрос. Размышлять над ним мне не нужно было. Ответ был высосан ещё в средней школе, и поток слов лился не прекращаясь.

– Это было лишь одностороннее навязывание, вернее, даже недопонимание, так что искренним тот инцидент никак не назовёшь.

Из-за того, что она со мной разговаривала, я стал думать о ней всё чаще и убедил себя, что нравлюсь ей. А что в итоге? Небольшое недоразумение. В конце концов, людям нравится считать свои догадки истиной. Столь эгоистичные желания любовью назвать нельзя.

Акт признания был заклеймён словом «нравишься», что и дало чувству название. А что было на самом деле? Я никогда не знал, как ответить на этот вопрос. Даже сейчас.

Из трубки доносилось только сокрушённое дыхание.

После, судя по всему, раздумий, Харуно-сан фыркнула. Видеть её я не мог, но то, как её губы растянулись в притягательную улыбку, представил легко.

– А ты прям монстр логических выводов, – ясно и чётко произнесла она.

– Что? Да вообще ни разу, – саркастично засмеялся я, услышав новый навешиваемый на меня ярлык.

– Ага. Тогда монстр самосознания.

В её голосе не было ни намёка на юмор. Значит, она серьёзно.

Может, именно поэтому.

Я увидел в её словах здравый корень.

Верно, моё самосознание стало настолько прочной частью меня, что было способно выходить из-под моего контроля. Наверняка оно может затмить моё собственное самосознание. Это чудовище пробуждалось из спячки, заключая себя в самом тёмном закоулке легендарного лабиринта или чего-то похожего. А потом придёт герой и убьёт его.

Из поезда мыслей меня вырвал голос, энергичность которого достигла новой стадии.

– Короче! На свиданку ты идёшь, понял?

– Нет, в тот день я как-то…

Соображал я на тот момент медленно, но слова эти вышли из моего рта сразу же. На автомате.

– Поэтому её и перенесли на пятницу. Ты же не хотел в выходной, да?

Но этот коварный противник, Харуно-сан, быстро отбила моё возражение. Стоп, откуда она знает, что я говорил? Опять Хаяма просветил? И почему она всё решает сама?

– Нет, в пятницу я тоже как-то…

– Хоть ты и ходил с Юкино-чан? Да даже с Гахамой-чан.

В моей голове возникли картинки с июня и летних каникул.

Она же оба раза видела. Одарённая, видать. Из тех, кто притягивает веселье. Такие встречаются настолько редко, что люди считают их избранными.

Но эти два случая свиданиями назвать нельзя.

Потому что оба раза суть была не в романтике.

Я не знал, как правильно это объяснить, так что решил выплескивать то, что приходило в голову.

– Тогда я лишь помогал с покупками и вообще.

– А в этот раз пойдёшь потусоваться. Сопроводишь Хаято, так сказать. Можешь даже сказать, что вы по дороге встретились, и вам оказалось по пути.

Ответить на настолько тщательно продуманную стратегию я не смог. Надо было находить в слове «потусоваться» особый смысл, а у меня руки даже в словах «помочь по покупкам и вообще» особый смысл найти так и не дошли.

Гунуну… Вслух я этого, правда, не сказал, и Харуно-сан надавила на меня ещё сильнее:

– Или же… ты чего-то жда-а-ал?

– Ага, конечно, – немедленно ответил я. Быть того не могло. Из трубки раздался весёлый смех.

– Вот и хорошо. Кстати, Хаято не из тех, кто будет упрашивать людей, склоняя голову.

– Вот как? А мне кажется, он постоянно только и делает, что упрашивает.

– Но не склоняет же головы. Уж больно гордый.

Прям так, что ли?

– Если не придёшь, приеду к тебе домой и потащу тебя силой!

Подруга детства чтоле? И откуда ты вообще знаешь, где я живу? Кстати говоря, сёстры Юкиношьта и Хаяма друг друга с детства знают.

Пока я отвлекался, в трубке послышались гудки. Эгоистка, говорящая то, что ей в голову взбредёт. Однако именно это, пожалуй, и делает её самой собой.

Следуя инструкциям Комачи, телефон я оставил на столе. Мог бы и в комнату принести, но представил себе холодный приём и перехотел. Да и спит она уже, наверно, так что не ответит. Или притворится, что спит…

После долгого разговора я порядком устал.

Вновь погрузив своё тело в диван, я задумался. Нет, сейчас опять усну тут ещё. Лучше, пока не поздно, вернуться к себе. Да и телефон забрать Комачи проще будет.

По дому раздалось эхо от открывшейся и закрывшейся двери. Войдя в свою комнату, я немедленно рухнул на кровать.

И уставился в потолок.

Завтра я пойду отрываться с девушками. В большей степени, правда, на словах. И одной из них будет та, которой я когда-то признался в любви.

Так, не нужно ни о чём думать. Просто буду подыгрывать и терпеливо ждать конца. Стану афишей магазина. Она тоже должна стоять на месте и ждать, пока не пролетит время.

Её примером и воспользуемся. Я ведь лишь сопровождающий Хаямы. Добавка. В бенто я был бы маринованными овощами. Я не смог бы стать даже Бараном. Драконьим Рыцарем тоже. И излучение Драконьей Ауры тоже выпадает без вопросов.

× × ×

До пятницы со мной так никто и не связался. Я, конечно, понимаю, что они и не могли, раз у них нет моего номера, но… Меня всё равно накрывало гадкое чувство. Как будто я лишь дополнение. Так грубо обращаются лишь с пищевыми добавками.

В школе я, как обычно, смешался с задним планом и направился в свой класс.

До моей парты оставалось несколько десятков шагов.

И вновь привычная картина: Хаяма, Тобе, Миура, Юигахама и прочие члены их компании, собравшиеся на задних рядах. По Хаяме и сказать, что вечером он пойдёт на свидание, было нельзя, вёл он себя совершенно естественно.

Привык; в этом, наверно, дело. Это я, поддержка, сижу как на иголках, через каждые две секунды думая: «Да когда же они мне позвонят? Я жду»…

Хаяма, видимо, заметил эту мою нервозность, потому что стал обходить столы, двигаясь в моём направлении.

Встав передо мной, он некоторое время думал, с чего начать разговор, но, в конце концов, безмятежно бросил:

– Ты сегодня во сколько сможешь?

Как подозрительно спрашивает… Со мной вместе идти собрался?..

– А команда?

День сегодня будний, а значит, Хаяма должен прийти на тренировку… Или он намекает, что мне придётся его ждать? Не-не-не.

– У нас сегодня выходной, – беспечно ответил он, к моему удивлению. – Иногда на площадке собирается столько народу, что мы устраиваем перерыв.

Ну да, спортивная площадка в школе не особо большая. И на ней одной нужно поместиться футбольной, баскетбольной, легкоатлетической командам, да ещё и команде по регби. В выходных есть смысл.

– А-а-а, ясно… Тогда скажи, где мы встречаемся.

Ехать в город вместе было совершенно незачем. Достаточно будет и встретиться на месте.

Да и не хотел я разговор дальше затягивать. На нас уже Юигахама коситься начинала, так что нужно быстрее со всем покончить.

Хаяма это, кажется, понял, поэтому сделал шаг назад и достал из кармана телефон.

– Ясно… Дашь мне тогда свой номер?

– Ага.

Я записал свой номер на распечатке. Я часто забывал, где оставил свой мобильник, и поэтому приходилось звонить на него с домашнего и искать по звуку. Так цифры и запомнил…

– Дать только номер. Как это на тебя похоже, – улыбнулся Хаяма, вбивая мой номер в телефон. Закрой рот. Строчить друг другу сообщения мы всё равно не будем, так что номера с тебя хватит. – Всё, увидимся, – добавил он, дописав номер, и ушёл обратно на камчатку. Я не стал провожать его взглядом и, пристроив подбородок на руки, закрыл глаза.

До встречи девять часов. После того, как это было решено наверняка, идти мне хотелось всё меньше, и меньше.

Похоже, править бал надо мной сегодня будет меланхолия.

× × ×

После классного часа я вышел из класса первым.

Местом встречи была станция Тиба, точка сбора – прямо под экраном. Учитывая, что девушки, скорее всего, приедут на поезде, выбор понятный.

Но для безмятежного времяпрепровождения местечко не самое подходящее.

Учитывая, что ехал я с самого окончания школы, у меня в запасе оставался целый час. Оставив велосипед на стоянке, я решил убить время в кафе чуть дальше по улице.

Там я заказал себе кофе и сел у окна.

Тепло сюда доходило плохо, но стол продувался ветром с улицы, поэтому кофе казался вкуснее.

Холодный кофе всегда вкуснее. MAX хорошо заходит круглый год, но именно такая пора раскрывает все его прелести.

Впрочем, в это время года вкусен кофе любого производителя. Горько…

Я засунул в уши наушники и раскрыл книгу. Неброскость и даже некоторая обыденность кафе положительно сказывалась на нервах.

Пока песни сменяли друг друга, я перелистывал страницу за страницей.

Чашка была уже тёплой.

Я закатал рукав и посмотрел на часы. До встречи ещё есть время. Пока я отсутствующе размышлял над тем, что делать дальше, свет уличного фонаря померк.

По стеклу что-то постукивало.

Повернувшись к окну, я увидел махавшую мне рукой Юкиношьту Харуно. Что она здесь делает?..

Её рот открывался и закрывался, но что она говорила, мне слышно не было. Она же за стеклом. Я покачал головой. Харуно-сан пожала плечами и повернулась ко входу в кафе.

Пусть между нами и было стекло, я всецело осознал, сколько внимания могла притянуть к себе одна данная Юкиношьта Харуно. Проходящие мимо парни обязательно бросали на неё косые взгляды, говорящие: «Какая красивая девушка». Головы поворачивались в её сторону, даже когда она вошла.

Она подошла к стойке, чтобы купить кофе, после чего села напротив меня.

– Откуда вы тут… – таковы были первые слова, которые я из себя исторг.

Харуно-сан добавила в чашку молоко и сахар и размешала кофе. После чего нацепила развесёлую кривую улыбку. Ух, это лицо чернее кофе.

– Человек, который мне как младший брат, и мой будущий зять идут на свидание. Сестрёнке что, не может быть интересно?

– Я тебе не зять…

«Как младший брат» ей, должно быть, Хаяма. Учитывая, что Харуно-сан на три года его старше, посторонние и правда могут так подумать. Но она выразилась так, словно мы идём на свидание друг с другом. Попрошу вас прекратить…

Перебивая мои угрюмые мысли, Харуно-сан сказала скорее самой себе:

– Кроме того… Мне интересно, зачем он зашёл так далеко, чтобы притащить тебя сюда.

Она улыбнулась. Но на этот раз куда более устрашающе и коварнее, чем в первый раз.

Но знающий Хаяму по школе человек его причины поймёт. Ему было лишь неловко из-за того, что кто-то остался за бортом. Хоть я и присутствовал при их первой встрече, они всё равно меня не пригласили. Это наверняка ему не понравилось.

Поэтому такому человеку, как Харуно-сан, думать над этим не следовало. Это я над ней вечно голову ломал…

– А что, время есть… – озвучил я свою мысль, на что Харуно-сан невозмутимо ответила:

– Как и у любого другого студента с отличными отметками и деньгами.

Ещё и похвастаться умудрилась, зараза.

Но всё же, у студентов и правда много свободного времени… Но, пожалуй, только у тех, кому не нужно ходить на подработку, писать курсовые и делать домашку.

Ладно, но чем-то ещё же должны они заниматься? В универах студенты и на занятия-то не обязаны ходить. Весной они вольны любоваться сакурой, летом – ходить на барбекю, осенью – наряжаться на Хэллоуин, а зимой – устраивать посиделки у котелка. В моей голове студент чётко ассоциировался с бутылкой саке. А самая подходящая для него обстановка – чья-то хата возле универа, зал игровых автоматов, казино или даже комната для игры в маджонг. Если мои предположения верны, я в универ вряд ли впишусь…

Хотя Харуно-сан такого впечатления совсем не давала. Что поднимало вопрос: чем она обычно занимается? Размышляя над её загадочностью, я вдруг кое-что осознал и спросил её:

– У вас почти нет друзей?

– Вот-вот, и никто, кроме тебя, со мной совсем не общается…

Она притворилась, что плачет. Как это меня бесит.

Но не похоже это было на шутку.

Харуно-сан принадлежит к тому типу людей, которым и в одиночестве будет хорошо. Более того, она же старшая сестра Юкиношьты. Она тоже должна ощущать себя не такой, как все.

Думаю, люди возвели её в идеал, зауважали из-за прекрасной внешности с примесью тёмной стороны. К ней наверняка должны были подкатывать. Я ведь уже видел её в компании.

Но на равных она не должна общаться почти ни с кем.

Может, потому и держится так с сестрой, которая вплотную к ней подбирается?

Заметив, что я ушёл в себя, Харуно-сан горько улыбнулась и сказала:

– Ладно, это я сейчас пошутила, но можешь не беспокоиться – вмешиваться в ваши дела я сегодня не собираюсь.

Выйдя из себя, я немедленно ответил:

– А, хорошо. Как хотите.

– Вот это не ожидала услышать, – удивлённо моргнула Харуно-сан. Да ну. Если бы она пришла нас подразнить, я бы не возражал. А ещё лучше, чтобы разогнала этот шабаш нахрен. Я бы и домой пораньше вернулся.

– Хм, я, пожалуй, воспользуюсь твоим предложением. Так, время, – сказала она, посмотрев на свои наручные часы. Я же перевёл взгляд на свои. И правда. Если выйду из кафе прямо сейчас, то подойду на станцию как раз ровно. Можно потихоньку и собираться.

Я быстро собрал свои аккуратно разложенные вещи и встал. Харуно-сан, которая осталась на стуле, улыбнулась мне.

– Давай, постарайся изо всех сил.

– Ага, изо всех сил буду стараться никому не мешать.

Как я и думал, Харуно-сан идти со мной не собиралась. Наверное, будет наблюдать за нами со стороны.

– Счастливой дороги!

Она помахала мне обеими руками. Я слегка повернул голову, кивнул ей и вышел из кафе.

× × ×

Солнце закатилось за горизонт, и город стал покрываться ночным одеянием. Перед станцией стояло несколько человек, которые, вроде меня, ждали своих спутников на этот вечер.

Вечер пятницы. Возможно, кто-то из этих нескольких сегодня пойдёт бухать.

Когда на станцию приходили чьи-то вторые половинки, парочка обменивалась парой слов и уходила рука об руку.

Я закатал рукав и посмотрел на часы. Ровно пять. Точное время встречи. Появилось противное чувство того, что остальные подумают: раз я пришёл первым, значит, ждал встречи больше всех. С другой стороны, появись я позже остальных, всем пришлось бы терпеть не только примазавшегося сопровождающего, но и его опоздание.

Не одно, так другое. Лучше встать где-нибудь сбоку, чтобы из помехи превратиться в чёрное пятно на горизонте. Да и проще будет выносить весь кошмар следующих часов.

За несколько секунд до того, как секундная стрелка дошла до двенадцати, подталкивая часовую на место точно напротив черты за цифрой «пять», на станции появился Хаяма. Судя по тому, что он шёл в толпе, выходящей из билетного терминала, добирался сюда он поездом. Но раз я так легко заметил его в орде обывателей, значит, его окружает аура присутствия.

Поправив свой боло, Хаяма осмотрелся и заметил меня. Подняв руку, он подошёл ко мне поближе.

– Прости, я немного задержался.

– Да нет, как раз вовремя приехал.

Минута или две – погрешность допустимая. Я не настолько сильно парюсь по поводу времени, чтобы возникать.

Осталось дождаться женскую половину нашего коллектива… Подумал я, сканируя прилегающую территорию на пару с Хаямой. Тот делал это несколько стеснённо, словно хотел что-то сказать.

– Прости… Что заставил тебя прийти. Но ты очень меня выручил, спасибо.

– Не парься. Я пришёл только потому, что боюсь сестры Юкиношьты. Её благодари.

Да-да, не позвони Харуно-сан, я бы сюда ни за что не попёрся. Неинтересная деталь моего характера: я не могу устоять, когда мной командуют девушки старше меня. А ещё я слаб пред мольбами младших сестёр. Если одноклассница попросит у меня помощи, я буду сопротивляться совсем недолго. Да-а, страшные существа эти девушки.

До меня не сразу дошло, что Хаяма ударил меня в слабое место. Радиус действия его дружбовируса начинает меня пугать. Припугнуть его, конечно, не получится, но парочку-другую жалоб он от меня услышит.

– Да уж, просить её заставить меня…

– А, это они? – спросил Хаяма, перебивая меня на полуслове. Он показывал пальцем на две фигуры, которые находились довольно далеко от нас, но принадлежали Оримото и её подруге наверняка.

Заметив нас, они перешли на рысь.

– Долго ждали?!

– Простите за опоздание.

Похоже, такая тривиальная штука, как время, была для Оримото заботой меньше комара на улице – руку она подняла с абсолютно спокойным видом. Её подруга Накамачи (или как её там), напротив, обеспокоено опустила голову.

– Ничего страшного… Ну что, идём?

Хаяма улыбнулся и тронулся с места первым. Девушки пошли за ним. Похоже, он всё объяснил им заранее – по прибытии они не стали коситься на меня недовольными взглядами.

– Сначала в кино? – спросил Хаяма, сбавив шаг и оглянувшись через плечо. Девушки подстроились под его скорость, нагнали его и стали отвечать.

Я шёл в шаге позади от них.

Не то чтобы я старался выставить себя благовоспитанной девушкой. Нет, конечно, учитывая наши отношения, посчитать, что я стараюсь не навязываться, можно было, да только причины мои были куда более вескими.

Я чувствую себя не в своей тарелке с минуты нашей встречи.

Если выразить мои чувства словами, выйдет что-то вроде: «Так и должно быть?» Каким бы обыденным событием прогулка с девушками не казалась, для старшеклассников она всё ещё в новинку.

Поэтому я решил, что непривычка вполне естественна.

В июне и августе всё было совсем по-другому. Тогда я постоянно напоминал себе, что мои надежды безосновательны, но сегодня по этому поводу совсем не переживал.

И вообще не знал, о чём думать…

Да у меня от прихода Хаямы сердце и то сильнее ёкнуло. Что, поверили?

Я молча слушал их разговор.

После похода в кино планировался шопинг. Затем мы завалимся на автоматы, поедим и разойдёмся. Суть такова.

Какой-то стандартный маршрут.

И мы идём уже пятнадцать минут.

А я за это время говорил только фразы типа: «Ага», «Нет», «Хз», «А-а-а», «Ну» и «Ясно». Да герои бит-эм-апов во время битв и то больше слов произносят…

С другой стороны, раз для полноценного общения мне хватает нескольких простых фраз, значит, я способен разговаривать с другими людьми на высоком уровне. Тогда те бакланы, которые и заговорить со мной не удосуживались, – днища и лоу.

После нескольких смен темы и остановок мы добрались-таки до кинотеатра. В одиночку идти сюда от станции нужно было пять минут, но вчетвером шли мы куда дольше.

Короче, сначала кино.

Право выбора фильма всецело перешло к девушкам, и повлиять на их мнения я, естественно, не мог никак. К счастью и моей безграничной радости, они выбрали тот фильм, который мне не удалось посмотреть в понедельник.

Билеты Хаяма купил быстро. Отличный парень, на которого всегда можно положиться. Поём ему дифирамбы!

Возможно, тут что-то потребовалось бы и от меня, но я лишь сопровождающий, обязанный лишь уладить гендерное неравенство в группе. Не следует ожидать от меня слишком многого.

Похоже, расписание показов они изучили заранее, так что в зал мы прошли не задерживаясь.

Сидели так: Хаяма между девушками, я рядом с Оримото. Насчёт Хаямы, видимо, договорились заранее, потому что всё было кончено мгновенно. Оставался, конечно, вопрос со мной, но раз мы с Оримото ещё считались знакомыми, наиболее подходящим сидением оказалось то, что было слева от неё.

Фильм, однако же, начался не сразу как мы расселись. Кругом, вернее, справа от меня ещё болтали люди. Громким шёпотом.

Я упёрся в левую ручку сидения, и моя голова естественным образом повернулась вправо. Это была знаменитая поза Мироку «да-да, я слушаю». Она как бы демонстрировала остальным, что ты тоже с ними разговариваешь. И тебе никого слушать не надо, и тебя никто ни о чём спрашивать не будет.

Вскоре свет в кинотеатре погас. Одновременно с этим стихли разговоры.

По тёмному кинозалу пополз видеопират. Такие кадры в кинотеатрах в последнее время часты. Когда на экране появился знакомый всем персонаж, послышались смешки.

Пока я пялился в экран, по правой ручке моего кресла застучали. Я покосился в сторону Оримото, и она, прикрыв рот рукой, шепнула:

– Пойти с Хикигаей в кино. Да в средней школе все охренели бы просто.

– Возможно…

– Да вообще! – кивнула она, сдерживая смех.

Что правда, то правда. В средней школе охренели бы все.

Я и сам охренел.

И тогдашний я охренел бы. Даже радоваться не стал бы; просто вырыл бы норку и запрыгнул в неё. Не переставая при этом неразборчиво расшаркиваться. «Да не так всё было. Я вообще идти не хотел». Да он бы и не пошёл. Не понимаю я логику того загадочного невинного мальчугана.

Не то чтобы с тех пор что-то изменилось, но раз я сейчас здесь, значит, в чём-то повзрослел.

Во всяком случае, от недопониманий и додумок мой разум теперь свободен.

И что, что рядом девушка сидит, и что, что её лицо совсем рядом? Я совершенно спокоен.

Когда я вновь упёрся всем телом в левую ручку сиденья, Оримото наклонилась на свою правую.

Сколько ностальгии в этой дистанции. У меня ведь, если подумать, вся средняя школа вот так прошла. А мы с Оримото, несмотря на всю обыденность ситуации, сейчас ближе друг к другу, чем когда бы то ни было. Но Оримото Каори станет так сближаться только с теми, кто совсем ей не интересен. Такие дела.

Однако у меня возникло чувство, что сейчас я могу закончить то, что так толком и не началось.

× × ×

Когда мы вышли из кинотеатра, мои щёки атаковал холодный ветер.

За те два часа, что мы смотрели фильм, температура воздуха на улице заметно упала.

Фильм, кстати, оказался вполне приличный. В него напихали столько спецэффектов, что я совсем не устал. Голливуд как он есть.

Под впечатлением был не только я. Остальные члены нашей группы тоже обсуждали фильм. Дело-то в чём. Провести свидание в кино – отличная идея. После просмотра фильма у вас сразу появится тема для разговора. В Hot-Dog PRESS такое должны были напечатать уже давно.

Пока Накамачи осыпала фильм похвалами, Хаяма только улыбался и кивал. В разговор вступила и Оримото:

– И вообще, в той сцене так громко рвануло! С Хикигаи там вообще оборжаться можно было! Он так стрёмно задёргался, что у меня до сих пор бока болят от смеха!

– Ну, я ж не знал, что рванёт так громко, – ответил я разок, когда в беседу затесали и меня. Нехорошо, всё же, не обращать внимания на человека, когда он о тебе говорит. И вообще, главное сегодня – не мешать.

– Ага, я тоже испугался, – сказал Хаяма.

– А по тебе видно не было, Хаяма-кун, – произнесла Накамачи, глядя ему прямо в глаза. Оримото не хотела ей проигрывать, и поравнялась с ними, громко хлопнув в ладони.

– Да, мне тоже так показалось! Я и сама шуганулась, а Хаяме-куну хоть бы что. Н-но как же Хи… кигая дё…

Из неё вырвалась доселе сдерживаемая смешинка, и всё её тело заходило ходуном. Накамачи тоже на меня обернулась и засмеялась вслед за ней.

«О-опа. Вам п-понравилось, как я вас развлекал?» – спрашивали мои холодные глаза.

Ладно, пусть смеются над сопровождающим, ведь главное сегодня – не мешать.

Хаяма наблюдал за девушками, криво улыбаясь. Посмотрев на часы, он быстро сказал:

– Если будем так медленно идти, ничего не успеем.

– Ах да, и правда. Во сколько там магазины закрываются? – спросила Оримото, а мне, как можно себе представить, ответить на этот вопрос знаний не хватало. Я не знаю даже, куда мы идём. Почему я в своём родном городе должен шататься по загадочному маршруту?

Накамачи застучала по экрану телефона пальцем. Видимо, гуглила.

– В полдевятого.

– Щито? Во блин! Времени почти нет!

Оримото схватила телефон и резко посмотрела время. Было около полвосьмого. Значит, у нас есть примерно час. Я не знал, как долго девушки привыкли ходить по магазинам, но, судя по всему, времени раскачиваться у них уже не будет.

Все сами собой ускорились.

Группу вёл Хаяма, и судя по направлению, в котором он шёл, я начал смутно догадываться, что мы переходим с улицы Нампа к району торгового центра PARCO. Значит, шопингу будет отведён PARCO.

И кто только додумался назвать улицу словом Нампа? На набережной Макухари был мост Нампа. Тиба, что с тобой?

Поглядывая на витрины магазинчиков, мы дошли до широкого перекрёстка. Напротив нас был большой парк, в котором танцевало и каталось на скейтах много молодёжи.

Второй пункт нашего расписания: шопинг.

На эскалаторе PARCO разговор шёл о том, какие вещи подойдут к зимней форме, какой взять шарф, и прочей женской лабуде, так что я мог молчать.

Мы доехали до второго этажа.

Его заполняли самые что ни на есть женские магазины: с одеждой, аксессуарами и товарами для дома.

В последних стояли мягкие диваны, на которых можно было сколько угодно валяться, погружаясь в тёплую атмосферу. А двум людям на одном диване, если смотреть на мир глазами журнала Hot-Dog PRESS, можно было сблизиться.

Но в одежде и аксессуарах я разбирался немногим лучше жирафа, поэтому не знал, чем себя занять.

Как парни в таких случаях должны спасаться от скуки?

Если помнится, когда я пришёл в женский отдел в прошлый раз, то здорово краснел… О, точно, я вспомнил, чем тогда занимался.

Притворялся, что шляюсь по сторонам, ничего не делая.

Однако сегодня, похоже, можно обойтись и без этого.

Это из-за Хаямы, или из-за того, что нас четверо – на две пары? Продавцы на меня даже не косились.

Если бы подарки кому-то выбирали, тут бы я, может, что и подсказал. Хотя во вкусах этих девушек я совсем не разбираюсь.

Я просто убивал время, праздно простаивая возле Хаямы.

– Хаяма-кун, как тебе?

– А, глянь.

Оримото и Накамачи устроили Хаяме показ мод. Похоже, парень будет занят.

А вот у меня была уйма времени, и я решил пострадать фигнёй. Притворяясь телохранителем какого-то левого человека, я водил глазами по этажу в поисках позиции снайпера и время от времени прикладывал руку к уху, словно там был закрёплён беспроводной передатчик.

И кое-что интересное всё-таки заметил.

Моего уха достиг знакомый голос.

– Но знаешь, примерять шмотки – это, конечно, хорошо, но нафига, раз у нас формы есть, да?

– Ты сама потащила меня сапожки смотреть, Юмико…

Тревожно озираясь в поисках источника этих голосов, я заметил в магазине наискосок от «нашего» своих одноклассниц.

Недовольную Миуру Юмико, стоящую перед зеркалом, и со всем смирившуюся Эбину Хину.

– Полностью чёрные, хм, – пробормотала первая, надевая чёрные кожаные сапоги. Она вновь встала перед зеркалом и задумалась. Тут у Эбины-сан загорелись глаза, и она, хлопнув в ладони, широко улыбнулась.

– Вот эти могут подойти. Чёрные сапоги под эту форму как будто намекают, что в ролевых играх ты притворяешься маньячкой.

– Забейся… Ещё что-то такое скажешь, и я тебя пну.

Ты точно не маньячка? А-а-а?

Нарочито надувшись, Миура сняла сапоги. Судя по выражению лица, она как будто расстроена, но язык тела показывал, что на самом деле ей очень весело.

Если им весело, то хорошо. Правда, странно, что с ними нет Юигахамы. Они всегда ходили куда-нибудь втроём. Видимо, свои дела.

– Думаю, замшевые подойдут тебе лучше, – произнесла Эбина-сан, взяв что-то с другой полки и поворачиваясь к Миуре. На середине этого поворота её глаза встретились с моими, которые всё это время были на ней.

– А.

В последний раз мы разговаривали на экскурсии. Пока мы думали, что сказать друг другу, повисла долгая тишина.

Заметив, что что-то не так, Миура повернула голову.

– Эбина, ты там где?

Сказав это, она заметила меня. Вернее, не меня, а стоящего в магазине чуть дальше Хаяму. И окружающих его девушек.

– Ха… Хая…

Она резко встала, и её длинные белые локоны встрепенулись.

Но, наступив на снятый сапожок, она красиво рухнула на землю.

Трусики! Розовые! Фигасе!

Ох, как опасно! Я чуть было не подумал: «Как хорошо, что я таки пришёл сюда».

– Э… Эй, Юмико, ты в порядке?! – закричала Эбина-сан, торопливо подбегая к Миуре и помогая ей встать.

Та выла от боли. Судя по тому, что хватается руками девица за попу, упала она ровненько на копчик. Заметив это, Эбина-сан стала потирать ей зад. Как на картинку смотрю.

– Ч-чё-о-о-о-о… О-о-о, Ха… Хая…

Корчась от неутихающей боли, Миура обратила свой влажный взор на Хаяму.

Да уж, представляю, как тебе больно. И снаружи, и внутри.

Но увидеть спокойную и самоуверенную девушку в слезах – бесценно!

Ладно, сейчас не время поражаться. Судя по всему, придёт в себя Миура ещё не скоро. А придя в себя, она придёт ещё и сюда, и устроит девушкам разнос. И если источаемый ею ужас будет на том же уровне, что и тогда с Ишшики, плохи мои дела. Задержаться придётся понадольше.

Я подкрался к Хаяме со спины и прошептал ему в ухо:

– Хаяма. Нам лучше уйти.

– А?

Он посмотрел на часы. Да не о времени я. Есть штука пострашнее.

Однако он почему-то нахмурился и прошептал: «Ты прав».

– Я тут глянуть кое-что хотел, – громко сказал он девушкам. Те мигом вернули всю одежду на вешалки.

– О’кей. И что? – спросила Оримото.

– По дороге скажу, – вывернулся Хаяма, выходя из магазина.

От Миуры и Эбины-сан мы ушли, и настало время шопинга Хаямы.

А для моего шопинга время, видимо, не настанет никогда. Да и не нужно мне тут ничего. Я закупаюсь только в книжнике, да и хожу туда строго в одиночку.

– Хотел комбез для сноубординга присмотреть, – сказал Хаяма, направляясь к эскалатору. Спортивные принадлежности продавали на шестом этаже.

Люди, ехавшие нам настречу сверху вниз, громко спорили.

– Ирохасу. Говорю же, в «Мурасаки Спортс» всё будет.

– Нет, нет и нет. А, там же у западного входа «Лайонс Спортс» был, да?

– Да не, там только бейсбольную шнягу продают. «Спортс» там только в названии.

На ступенях стояло два человека: девушка с коротко подстриженными волосами цвета соломы и парень с длинными крашеными рыжими волосами. Они держали в руках сумки с эмблемой спортивного магазина, в который мы и собирались.

– Опач. Хаято-кун, ты?

Встав на пол, первым из нас Тобе заметил Хаяму. И сразу начал драть глотку.

– Эу, Ха-а-аято-ку-у-ун!

– Чё такое, Тобе? – удивлённо спросил Хаяма, и тот резко подскочил к нему. Проводя рукой по волосам, он состроил кислую мину и начал жаловаться:

– Слышишь?! Ирохасу чёт новый свитер себе купить захотела, и потащила меня в магаз, а как мы пришли, об одном протеине и…

И тут он заметил меня и девушек. Мгновенно заткнувшись, он сделал два шага назад. Наверно, подумал, что мы на двойном свидании, лол.

– Э… А, прсстите, я чё, помешал типа? Извиняюсь! Мы пойдём. Да, Ирохасу?

Тобе повернулся к Ишшики, но её на прежнем месте уже не было.

Потому что она стояла рядом со мной.

Какая быстрая! Какая Ирохасу быстрая! Кошмар!

– Семпай, ты что-о? А, развлекаешься? – весело спросила она, широко улыбаясь. Фраза, которую говорят своим семпаям школьники по всей стране. Но был в ней какой-то нажим.

Потому что, исхитрившись, из неё можно было сложить: «О моей просьбе забыл и с девочками в городе тусуешь, негодяй?» Нет-нет, ничего я не забывал. И уже давно всё обдумал, так что…

– Да нет, ни разу…

Пока я думал, что сказать в своё оправдание, Ишшики потянула меня за рукав и посмотрела снизу вверх, как маленькое животное, мне практически в душу. Ёкарный бабай, она ведь и правда красивая. Хьюстон, у нас проблема.

Мои подозрения росли, а она всё тянула и тянула меня за рукав. Такой силы я от неё не ожидал, поэтому резко качнулся вперёд, опустив плечи.

Моё лицо оказалось прямо напротив её. Девчонка дерзко улыбнулась. Её нежно-розовые губы, подрагивая, зашевелились.

– А баба эта кто? А! Наверно, твоя девушка? А почему их двое?.. Что у вас за отношения?

Мне страшно. По жести.

Как можно так мило улыбаться, говоря таким холодным голосом?

– Нет, просто, дело…

Пока я подбирал код к этой бомбе по фамилии Ишшики, на минное поле пришёл Хаяма.

– Прости, Ироха. Это я его позвал.

– А-а-а, ясненько. Я тут тоже по магазину шатаюсь, может, вместе куда-нибудь сходим?

Ишшики мгновенно отпустила мой рукав и повернулась к Хаяме. Какая упорная девушка.

А рядом стоял растерянный Тобе и всё пытался до неё докричаться. Как здорово, что она меня отпустила…

– Э, Ирохасу. Нам тоже идти пора. Алё!

– Вы закупались, да?.. Ладно, Тобе, Ироха, пока.

Хаяма медленно поднял руку. Ишшики повторила его жест и, мило повизгивая, помахала ему.

– Ла-а-адно. До свидания.

А затем она помахала мне.

– Семпай, как в следующий раз увидимся, расскажешь мне всё поподробнее, ладно?

Нет, ни хрена она меня не отпустила. Да уж, невесёлая нас ждёт встреча…

Хотя до дня выборов мы, наверно, и не встретимся. Правда, один разик до этого, всё же, придётся.

Речь потери доверия можно особо не продумывать, но без какого-никакого мозгового штурма она не сработает. А ещё остаётся небольшая вероятность того, что за неё проголосуют, наплевав на поливающую грязью речь. Но рассчитать её настолько сложно, что лучше вообще не учитывать.

И всё же, разобраться с этим можно и за один раз. Попробую подойти к ней в начале следующей недели… Так, как сегодняшний вечер объяснять-то буду?

Я провожал Ишшики и Тобе взглядом, только и думая, что о том, сколько трижды ненужных проблем на меня навесили.

Тобе, пытаясь развлечь Ишшики, то и дело кричал: «Оке!» и «Погнали!» Славный парень.

– Ладно! Погнали в «Лайонс Спортс», Ирохасу! В «Лайонс Спортс»!

– Да не надо уже. Там же всё равно только бейсбольная шняга продаётся.

– Э?

И мне его очень жаль…

– Вот уж и правда что-то с чем-то, – брякнул я, когда они исчезли. Хаяма горько улыбнулся.

– Да уж. Столько хлопот с ней.

– Вот да…

Ух ты. Хвастаешься? Но тут он сказал то, чего я совсем не ожидал:

– Значит, Ироха и с тобой так себя ведёт?

– Ха? – на автомате переспросил я. Хаяма как-то посерьёзнел сразу.

– Не сказал бы, что она такая только при мне, но всем, с кем встречается, она хочет показать себя милашкой. Думаю, она убеждена в том, что это её твердыня, которую нужно защищать любой ценой. Хочет, чтобы её любили. Увидеть её без маски – большая редкость.

Значит, раз она показывает мне настоящую себя, то не хочет, чтобы я её любил?..

Когда эта пара уехала вниз, девушки, всё это время стоявшие чуть поодаль, подошли к нам. Это они из вежливости или попросту не захотели подходить к курчавому Тобе и такой подозрительной особе, как Ишшики?

Мы доехали до шестого этажа и вошли в магазин прямо напротив эскалатора.

– Это твои друзья были? – спросила Накамачи.

– Да, тоже в футбольную секцию ходят, – ответил Хаяма.

– Точняк! – натурально удивившись, выдала Оримото. – По ним сразу видно было!

Да?.. А как по мне, так по Тобе и не скажешь, что он футболист. Хотя если меня спросят, каким видом спорта он занимается, я промолчу. Мне это не интересно.

Да и Оримото этот парень был, похоже, до лампочки.

– Хаяма-кун, по тебе сразу видно, что ты футболист. Давно играешь?

Она явно вела разговор к этому вопросу.

– Да. Но серьёзно увлекаться только в средней школе начал.

Опа. Вот это да. А я думал, в младшей. Видимо, Хаяма заметил мой взгляд, потому что горько улыбнулся и добавил:

– В младшей школе я много чем занимался, но футболом как-то не приходилось.

Подумав: «Ясно», я кивнул. Блин, можно подумать, что Хаяма мне более интересен, чем девушки. А думайте, что хотите, мне делать нечего.

Но неловкость, как ни странно, меня всё-таки накрыла, и я ушёл к вешалкам с комбинезонами и стойкам с зажимами для рук, чтобы прогнать её.

А ведь если подумать, Хаяма полон загадок. Я, конечно, никогда его ни о чём не расспрашивал, но он ведь и сам о себе почти ничего не говорит. Чем-то на Юкиношьту похоже. У вас в высших слоях общества все такие умеренные?

Ну вот, я теперь даже настроился его слушать. Да и девушки, а что им оставалось делать, клюнули.

– Да-а? Хаяма-кун, у вас же сильная команда в средней школе была, да?

– Круто. А у нас в средней школе с футболом был тихий ужас. Скажи? – спросила Оримото, повернув ко мне голову. Ну что же, высмеивать своё окружение, дабы польстить собеседнику, – умеренность средних слоёв общества, так что я кивнул.

– Кстати, Хикигая, ты же ни в какие секции не ходил, а какой-то приз за спортивный тест всё равно получил.

– Ну.

Кстати, да; было дело… Но результаты этого спортивного теста мы вписывали себе сами, поэтому кто что хотел, то себе и писал. Причём мой соперник, совершенно физкультуру не любивший, к третьему этапу челночного бега уставал настолько, что записывал себе время от балды. Благодаря этому мне поставили пятёрку. Но планка, как понимаете, и так была низко. Пятёрку много кто из класса получил.

Хаяме её тоже должны были поставить.

– За это же медаль дают? – спросил он, пытаясь вспомнить всё наверняка. Этим он распахнул дверь в мои воспоминания.

– Ага, ага! И когда Хикигая на закрытии вышел её получать, всем классом ржали!

Она, словно для демонстрации отсутствующим, залилась хохотом. Накамачи, прикрыв рот рукой, тоже затряслась. Видимо, представила себе, как это было.

Ах-ха-ха. Я и сам сухо засмеялся.

Когда серая мышка оказывается в центре внимания, её часто ждёт такой приём. Похожее ощущаешь, и когда читаешь на уроке вслух. Подталкивать ближнего своего к культуре – умеренность нижних слоёв общества.

Отсмеявшись, девушки оставили меня в покое и, приговаривая: «Тоже, что ли, сноубордингом заняться?», стали хватать разные комбинезоны, которые, на их взгляд, подошли бы Хаяме.

Я наблюдал за ними, стоя в двух шагах от вешалки.

– Странная у тебя учёба в средней школе была, – произнёс подкравшийся ко мне Хаяма.

– Забейся.

Не такая уж и странная. Знаешь, сколько ещё на планете может быть парней вроде меня? И вообще, самое странное прошлое тут у тебя.

Но Хаяма явно имел в виду не это. Он пожал плечами и продолжил:

– Я не о том… Она же тебе в средней школе нравилась, да? – спросил он, глядя на Оримото. – Вот, какой у тебя был вкус? Не ожидал.

– Ты забьёшься или нет?..

Улыбка Хаямы действовала мне на нервы. Улыбался-то он как дышал, но улыбку не наигранную на его лице я видел впервые.

Впрочем, мог бы и не говорить. Сам знаю.

Я бы это даже ошибкой молодости назвал.

Даже если сменить точку зрения, тех фактов, что Оримото Каори мне нравилась и я ей признался, это не изменит. Но она не была для меня особенной.

– Да не только Оримото. Вообще мимо. Мне нра… были по вкусу все тихие или самые шумные девушки.

Чуть вслух это слово не сказал, стыдоба-то какая была бы. Я целую секунду думал, как убрать его из предложения.

– Никогда бы не подумал, что на такое можно западать.

Хаяма горько улыбнулся. Этот взрослый вид выводил меня из себя. Во мне стала клокотать неописуемая злость. Я не дал ей вырваться наружу и спокойно сказал:

– И вообще, это было тогда. Сейчас всё может быть совсем по-другому…

– Да…

Хаяма кивнул. Похоже, я его убедил. На этом наш разговор и кончился.

Но он так от меня и не отошёл.

Мы молча слушали играющую в магазине музыку и болботание девушек.

– То есть, – сказал вдруг Хаяма.

Но подобрать следующее слово он так и не смог, из-за чего закрыл рот. Размышляя над тем, будет ли он его вообще теперь открывать, я повернулся к нему лицом, и он тут же перевёл взгляд на стену. Но смотрел не на неё, а на место, которого в магазине наверняка не было; куда-то очень далеко.

– То есть, тебе никто никогда по-настоящему не нравился?

От этих слов у меня скрутило желудок. Я даже дышать перестал. Ответа на этот вопрос в обойме моего автомата не было. Об этом я никогда раньше не думал.

Но рот, чувствуя, что отмолчаться не получится, всё-таки открыл. Хоть слова из него и не выходили.

Глядя, как я шевелю челюстью, Хаяма самоиронично усмехнулся.

– Как и мне?..

Он быстро перевёл взгляд на потолок, как будто хотел посмотреть на небо. На его лице было сокрушение.

– Потому я и ошибся.

Его тихий голос растворился в воздухе и исчез.

– Хаяма-ку-у-ун, глянь-ка! – позвала его откуда-то издалека Оримото. Хаяма с усилием закрыл глаза и быстро раскрыл их. На его лице была обычная приятная улыбка.

– Где что? – спросил он, подходя к девушкам. Он выглядел совсем как тот Хаяма Хаято, которого я знал.

Однако у Хаямы Хаято, которого я не знал, был такой печальный вид, что мне казалось, будто он заплачет.

× × ×

Пока эта троица подбирала комбинезон, магазин начал закрываться. А значит, моя работа сопроводителя вот-вот закончится. На улице было столь же темно, сколь и холодно.

Хаяма посмотрел на часы и спросил девушек:

– Вам есть ещё не хочется?

– Хочется! – мгновенно ответила Оримото, и он горько улыбнулся. Не станет же он отказывать этой самозваной общей сестричке. Как говорится, дай дядюшке постесняться.

– Ладно, а что будете? – спросил Хаяма, и Накамачи, немного подумав, скромно ответила:

– Я согласна на всё.

– Что будем?..

Оримото повернулась вокруг своей оси и уставилась на меня. В её глазах скрывались искорки веселья.

Ну ладно, раз меня спрашивают, я отвечу. Мне как раз очень хотелось домой, так что назову местечко поближе. Прямо рядышком.

– Может, в «Сайзерию» пойдем?

А что, «Сайзерия» в Тибе подходит людям с разными вкусами. Тут и думать-то нечего. Но глаза Накамачи потускнели.

– Э-э-э…

Ты же сказала, что согласна на всё… И что значит твоё «э-э-э»? Тебе «Сайзерия» не нравится? Или я?

Ладно ещё я, но «Сайзерию» оставь в покое. Ненавидь меня, но только не «Сайзерию»!

Оримото же в это время, хватаясь за животик, приговаривала: «Сайзерия»… «Сайзерия»… Сай… зе… рия…» и тряслась от хохота. Я стал мрачно думать, что так мы к консенсусу не придём, но ситуацию спас Хаяма.

– Полагаю, вы против тяжёлой пищи, так что зайдём, пожалуй, вон в то кафе, – предложил он, показывая пальцем на заведение через дорогу. Оно было дёшево, но стильно украшено, и девушки кивнули. Это ведь только потому, что его Хаяма предложил, да?.. Скажи это я, и мирного пути урегулирования конфликта ни один ясновидящий не увидел бы. Вспоминается то правило, когда группу делает популярной не музыка, а красивый солист.

Короче говоря, мы перешли дорогу и вошли в кафе.

Внутри было тёпленько и уютненько, чему тускловатое освещение только способствовало.

Сделав заказ, мы поднялись на второй этаж.

Там было практически пусто. Из-за позднего, видать, часа.

Несколько человек занимало места около лестницы в ряд, ещё один сидел у конторки возле окна. Глубже стояли открытые столики, к которым мы и направились.

Усаживаясь, я заметил стекло-барьер там, где начинались места для курящих.

И на одном из них сидела девушка в наушниках и прикрывающей уши шапке. Пепельницы рядом с ней, некурящей, естественно, не было.

Она таки реально пришла…

Пока на неё никто не смотрел, Юкиношьта Харуно исподтишка помахала мне.

Кажется, мешать нам она не собирается, так что можно и забить на неё… До сих пор она, во всяком случае, не сделала ничего.

Кстати, Хаяма тоже должен был её заметить. И раз молчит, значит, игнорит.

А девушки не имели о её присутствии ни малейшего понятия. Ничего удивительного. Вряд ли им пришло бы в голову, что старшая сестра-студентка придёт проверить, как проходит свидание её званого братца. Оно бы и мне не пришло.

Девушки сейчас вообще, между прочим, кроме Хаямы, ничего не замечали. Включая меня.

Горячие напитки помогали речи литься из их ртов непрерывным потоком. Если меня и упоминали, я односложно отвечал и продолжал дуть на свой кофе.

Когда мне показалось, что он остыл до оптимальной температуры, и поднял голову, беседа прекратилась.

Оримото растерянно, будто не знала, о чём ещё поговорить, обвела своё окружение взглядом и остановилась на мне. Э-э-э, чего-чего, мне нужно что-то сказать? Меня накрыл ужас, но, как оказалось, зря.

Оримото хихикнула и издевательским тоном сказала:

– Не, ну «Сайзерию» предложить – вообще жара.

– Додумался же, – поддакнула ей Накамачи.

Хо-о… Простите, Кактамачи-сан, как ваше имя?

Ладно ещё надо мной Оримото стебётся – она в курсе о том, каким я был в средней школе. Тут грех не постебаться. Но то, что это делает её подруга, мне как-то не нравится…

Посмотрев на кого-то сверху вниз лишь однажды, ты получаешь возможность говорить о нём всё, что захочешь. Меня заклеймили человеком, о котором можно говорить и с которым делать, что угодно, раньше, чем я успел что-либо понять.

Коль основой шуток Оримото было это правило, а ещё вернее, прошлый я, придётся с ними мириться.

Я научился этому уже давно. Ах, какие же вы горькие, кофе и жизнь.

Я заставил себя горько улыбнуться. Увидев мой искривлённый рот, Хаяма поставил чашку на стол.

– Знаете, мне это не нравится.

– Вот-вот! – на всякий случай сказала Накамачи, не понимая, что он имеет в виду.

– А-а-а, я не про то.

Хаяма улыбнулся.

Его голос был слаще шоколада, будто он пытался отчитать маленьких детей.

– Я имею в виду вас, – добавил он голосом, что был ярче солнца.

– Э-э-э… – протянули девушки, будто не понимая этих слов. Я и сам их не до конца постиг, посему задумался.

Все молчали, и игравшая в зале музыка будто стала громче.

Тишину прервал звук шагов. Он доносился с лестницы и приближался.

– А вот и они, – вставая, пробормотал Хаяма.

Он быстро поднял руку и повернулся к лестнице. Там, при школьной форме и сумках, явно только из школы, стояли Юкиношьта и Юигахама.

Увидев этих незваных гостей, я рефлекторно встал.

– Вы…

– Хикки…

Юигахама (судя по всему, печально) улыбнулась и осталась стоять. Её руки стискивали лямки рюкзака.

Юкиношьта лишь властно смотрела на нас. Её холодные глаза, вечно отбивавшие мои острые взгляды, оставались прежними.

Они стояли так, будто пытали меня, и я отвернулся.

– Что вы здесь делаете?..

На сорвавшийся с моих губ вопрос ответил Хаяма:

– Это я их сюда позвал.

На него уставился не только я, но и наши спутницы. Они, видимо, вообще не понимали, что происходит. Не успели от слов Хаямы отойти, как появляются какие-то незнакомки. Которых сам он и позвал.

Хаяма повернулся к непонимающим Оримото и Накамачи и сказал:

– Хикигая не такой, каким вы его считаете.

Улыбка с его лица давно пропала. В голосе отчётливо слышалась враждебность. Под его острым взглядом девушки съёжились.

– Он отлично общается с девушками, которые намного лучше вас, – Хаяма указал на Юкиношьту и Юигахаму. Оримото и Накамачи перевели взгляды на них. – Так что перестаньте, пожалуйста, говорить о нём гадости, судя по обложке.

Раздался долгий вздох.

Голосовые связки отказывались им повиноваться. То ли потому, что они разочаровались в Хаяме Хаято, то ли потому, что боялись и не понимали его.

Пока они подбирали варианты ответа, повисла тишина.

Лишь один человек издавал хоть какие-то звуки.

Если мне не показалось, что со стороны мест для курящих доносятся смешки.

Оримото глубоко вздохнула.

– Простите, мне пора домой.

Она схватила сумку, и Накамачи поспешно последовала её примеру.

– М-мне тоже. Прошу прощения…

Девушки встали и пошли на лестницу. Оримото, поравнявшись с Юкиношьтой и Юигахамой, на какое-то мгновение остановилась и обвела их взглядом.

Юкиношьта так и смотрела на нас с Хаямой, словно она не была достойна её внимания, а Юигахама стыдливо отвернулась.

– Ясно, – пробормотала Оримото, убедившись в словах Хаямы окончательно. Уже начав спускаться, Накамачи оглянулась на него, но почти сразу же отвернулась и молча пошла вниз.

Когда они исчезли, Юкиношьта вздохнула и тихо сказала:

– Я думала, мы встречаемся, чтобы обсудить выборы.

Она бросила на Хаяму холодный взгляд. Огонёк в её глазах обрушивал на него куда больше упрёка, чем слова. Тот не нашёлся, как ответить, и отвернулся.

– Выборы? В учсовет? – спросил я. Юкиношьта не отреагировала на это никак, но Хаяма сдержанно кивнул. Юигахама же, заикаясь, пыталась сгладить положение.

– Н-ну, понимаешь, мы с Юкинон хотели сделать кандидатом Хаято-куна, – быстро заговорила она, – и собирались с ним сегодня об этом поговорить, и, и…

На то, чтобы закончить предложение, слов ей уже не хватило.

Что и требовалось доказать: Юкиношьта и Юигахама решили выставить на выборы Хаяму. Решение вполне ожидаемое. Даже верное. Но вряд ли Хаяма примет это предложение. Он, пусть никому и не отказывает, уже ходит в футбольную секцию. Он даже капитан команды. Он не сможет одинаково хорошо заведовать и командой, и учсоветом, и прекрасно это понимает. Поэтому сходу на их предложение не согласится.

Не понимая, зачем он всё это затеял, я поднял на него глаза. Выдержав мой взгляд, Хаяма слабым голосом произнёс:

– Я просто хотел сделать всё, что могу.

Его словам ответили, но не я.

– Я-я-ясненько.

Женщина, всё это время сидевшая за стеклом, встала, сняла шапку и подошла к нам.

– Сестра…

Увидев Харуно-сан, Юкиношьта впервые пошевелилась. Она наверняка не была готова к тому, что её сестра окажется в таком кафе. На лице Харуно-сан возникла злобная ухмылка.

– Так ты не собираешься баллотироваться на пост президента? А я была так в этом уверена.

Она шаг за шагом приближалась к Юкиношьте, пока не остановилась прямо напротив неё. Та закусила губу и опустила глаза на пол.

Но заткнуть её ушей это не могло.

– Ты перекладываешь всё на других, совсем как мама.

Юкиношьта не смогла ответить на эти слова и только сжала руку в кулак. Харуно-сан придвинулась к ней ещё ближе и погладила по волосам.

– Впрочем, тебе-то что? Тебе ведь вообще ничего самой делать не надо. Всегда найдётся тот, кто сделает всё за тебя, верно?

Её длинные гибкие пальцы переместились на бледную шею Юкиношьты и обвели её артерии так, словно Харуно-сан хотела её задушить или прирезать.

Когда кончики пальцев дошли до самой глотки, Юкиношьта стряхнула их с себя.

Несколько долгих секунд сёстры молча смотрели друг на друга. Вставать между ними в это время нельзя было никому.

– Ясно. Вот, значит, как, – пробормотала Юкиношьта, переведя взгляд с сестры на Хаяму. Тот глубоко вздохнул и закрыл глаза, но Харуно-сан бесстрашно улыбнулась.

Юкиношьта поправила свисающую с её плеча сумку и повернулась к нам спиной.

– Если у вас ко мне больше нет никаких дел, то я пойду, – бросила она через плечо и тронулась с места.

Замершие стрелки часов вновь пришли в движение. Когда мы снова получили возможность дышать, Юигахама пришла в себя и побежала за Юкиношьтой.

– П-подожди, Юкинон!

Когда частый звук её шагов исчез, на сцене остались только мы с Хаямой и Харуно-сан.

– Зачем нужно было всё это устраивать, только чтобы сказать такое Юкиношьте? – спросил я, и с лица Харуно-сан исчезла жестокая улыбка, а сама она вздохнула.

– И ты ещё спрашиваешь. У нас всегда так.

– Раньше я считал вас просто назойливой, но вы переходите все границы.

Харуно-сан постоянно докучала Юкиношьте. Но сегодня всё явно было иначе. В словах, от которых за версту несло провокацией, были скрыты семена неугасшей злости. Я произнёс последнюю фразу только потому, что хотел узнать её причину, но Харуно-сан мило склонила голову набок и прикинулась дурочкой.

– Да?

Если подумать о том, что не может быть единым целым, на ум приходят братья и сёстры… Нет, из-за этого они и не могут быть единым целым. Особенно открыто взгляду это становилось при виде двух сестёр, чьё совершенство вечно сравнивали между собой. В причинах того, почему у Юкиношьты о сестре сложилось именно такое мнение, а не какое-нибудь другое, сомневаться не приходилось. Но к подобным сопоставлениям приговорена была и Харуно-сан. Из вышеизложенного становится ясно, что она придерживается о своей сестре ровно того же мнения, что и она.

– Да. У меня ведь и самого младшая сестра есть, так что я чувствую, когда между братьями и сёстрами что-то происходит.

И это познание наполняло меня уверенностью.

Но Харуно-сан только улыбнулась. И улыбка эта совсем не походила на ту, из магазина пончиков. Сейчас на её лице не было и тени той спокойной уверенности в себе.

– А ты у нас, значит, всё понимаешь, да, Хикигая-кун?

Эти слова сочились сарказмом, высмеивающим словно самые глубины моей незначительности. Одновременно они ставили шипастую преграду перед всеми чужими людьми.

Её улыбка давила на меня так сильно, что я покрылся мурашками.

– …

Заметив, как я скукожился, Харуно-сан сузила глаза. Но её взгляд подобрел. Голос тоже стал звучать мягче.

– Вот только не надо делать такое лицо. Я на самом деле под впечатлением.

– Ну спасибо, – ответил я, потирая одежду над пупырышками.

Взгляд Харуно-сан излучал удивительную доброту.

– Ты правда интересный человек, всегда ищешь в поступках и словах других людей второе дно. А я это в людях очень ценю.

Этим она затолкала всё, что я собирался высказать, куда-то глубоко мне в глотку.

– А ещё я люблю тех, кто сжимается, чувствуя угрозу, – добавила она.

В садистском выражении её лица не было ничего, даже отдалённо напоминающего любовь. Всё было куда проще. Её глаза словно смотрели на домашнее животное. Они переместились вбок.

– Неинтересно же, когда человек делает всё безукоризненно?

Хаяма, уже сколько минут кряду молчавший, испустил замаскированный под кашель вздох. Я знал, о ком она говорит, и без намёков.

Не дождавшись от нас с ним ответа, Харуно-сан пожала плечами.

– Ладно, ответы на свои вопросы я получила, так что последую примеру отчаливших домой, – заявила она, собирая со своего сидения вещи. – Скучно тут с вами.

Последние слова она произнесла уже спиной к нам, быстрым шагом направляясь к лестнице. Такой умелый уход для свободных людей, вроде неё, вполне обычен; кажется, удержать её не сможет никто и ничто.

После неё остался только лёгкий запах духов.

На всём этаже были только мы с Хаямой.

Я хотел скорее положить этому хмурому вечеру конец, и потянулся за сумкой.

Но мне ещё было, что сказать.

Пусть и не хотелось, я это сказал.

– Не суй нос куда не просят.

Вряд ли я злился на самого Хаяму. Меня больше бесило то, что Юкиношьта и Юигахама увидели меня с Оримото и её подругой.

Хоть часть меня и поняла, почему это произошло, я всё равно был зол.

Хаяма испустил жалкий смешок и опустил плечи, из всемогущего себя сразу превращаясь в крошечного.

– Прости. Я этого не хотел… Мне было нужно другое.

– Девушек… за те слова отругать?

От Хаямы я бы такого не ожидал. Как и жестокой улыбки от Юкиношьты Харуно. Какой бы красивой и весёлой эта девушка не была, её улыбка слегка отдавала пустотой.

Я понимал, что он старался ради меня. Но не понимал, зачем ему для этого портить себя в глазах окружающих.

– И тебя это устраивает? Вот это вот твоё всё.

– Чувствую себя поганей некуда и не хочу делать так снова, – выплюнул Хаяма, прикусив губу.

– Так и не лез бы.

Вот беда с ним. О чём эти добрячки только думают? Так привыкли к идее всеобщей дружбы, что забывают об опасности, когда пытаются решить одни проблемы, и только создают другие. О попадании в такой порочный круг я бога не молил.

Хаяма рухнул на свой стул и кивнул мне на мой. Я не стал садиться и ждал его слов стоя.

Он вздохнул и, переплетя пальцы, наклонился вперёд.

– Я всегда думал. О том, как мне восстановить то, что я когда-то разрушил.

– Ха?

Я не понимал, к чему он клонит.

Но такая двусмысленность может значить только одно: он хочет что-то скрыть. Остаётся только гадать.

– Я всегда надеялся на тебя, и потому пришёл к тебе за помощью, зная, чем это обернётся. И в итоге…

– Эй.

Ни слова больше.

Мой голос был грубее обычного. Мне больше не хотелось знать, на что он намекает. Он готов выкопать то, что давно разрешилось и было кончено.

Хаяма и сам, похоже, не хотел поднимать эту тему, так что стих моментально. Он перешёл сразу к своему выводу.

– Ты должен знать себе цену. И не только ты, все вокруг.

– Что ты сказал?.. Ха?

Я даже заикаться начал.

– Но донести это до людей очень сложно… Можно было сделать это и лучше, но… я придумал только такой способ, – самоуничижающе сказал он, горько улыбаясь. Когда эта улыбка исчезла, он поднял на меня безмерно печальные глаза. – Ты, наверно, так всё время и поступал. Может, перестанешь навешивать всех собак на себя?

– Не ставь нас наравне, – выплюнул я слова, вертевшиеся на языке. Мой голос тихим эхом прокатился по помещению. В нём звучали раздражение, ярость и одному мне заметная печаль.

Да уж, я и правда зол. Какие смешанные меня обуревают чувства.

Ты был рядом, всё видел, но зачем вмешиваться?

На секунду мне показалось, что я просто хотел услышать правду. Что Хаяма и правда всё понял.

Но нет.

Не смотри на меня сверху вниз и не сочувствуй. Не жалей меня.

Он по-прежнему ничего не понимает. Из жалости я протянул ему руку помощи. Но ему меня жалеть незачем.

Из моего рта сам собой вырвался ком самому мне не понятных эмоций.

– Навешивать всех собак на себя? Не пори чушь. Для меня это как дышать.

Хаяма молча сидел под обстрелом моих слов. Он вскинул брови лишь для вида. Это разозлило меня ещё больше.

– Я всегда один, понимаешь? И если нужно с чем-то разобраться, это могу только я. Логично же, если подумать?

В моём мире был только я. Противостоять сыплющимся на меня проблемам мог только я.

– Поэтому на остальных мне до лампочки. Что бы перед моими глазами не происходило, я всегда разберусь с этим сам. Пойми меня правильно и не лезь больше.

Мир – моё эго.

Если я решу чем-то заняться, и у меня не получится – пусть. Если мой результат попробуют использовать в своих целях, я молчать не буду.

История знает много тиранов, притворявшихся спасителями.

Я посмотрел Хаяме в глаза, и он не отвёл взгляда.

Сам того, похоже, не осознавая, он стискивал кулаки. Вдруг его руки разжались, и он опустил глаза.

– Ты… Ты помогаешь людям, потому что надеешься, что когда-нибудь они помогут тебе?

Занавес.

Этот парень так ничего и не понял.

Такое чувство, что он считает все мои поступки корыстными.

Но допустим, что так Хикигая Хачиман и поступает.

Такой я не даст такому, как он, говорить такие слова.

Ни я, ни она, ещё никогда и ни перед кем не притворялись.

– Ни хрена.

Я даже смотреть на него перестал.

Мнимые доброта и жалость были мне не нужны. От подростковой драмы с наступившим по сценарию печальным моментом мне хотелось блевать.

В таких сценариях всегда будет проигравший, и это неоспоримый факт. Существует и вероятность того, что им стану я. Или даже Хаяма.

Равновесие соблюдалось безукоризненно. Кому-то достанется короткая соломинка, а кому-то длинная. И ничего с этим не поделаешь. Всего одна ошибка может вывернуть так любимую тобой прекрасную юность наизнанку.

Но вам, парням, купающимся в ней, всё равно нужно прекратить навешивать ярлыки на тех, на кого вы смотрите сверху вниз.

Не надо показывать свою симпатию, свою жалость. Потому что с их помощью вы лишь вселяете в себя новую надежду.

Я вновь протянул руку к сумке и сомкнул на ней пальцы.

– Не надо мне твоей долбаной симпатии, перестань решать, что меня надо пожалеть, за меня. Ярлыки никогда ни к чему хорошему не приводили.

Сказав последние слова, я повернулся к Хаяме спиной и пошёл вниз по лестнице.

Шагая с куда большей скоростью, чем обычно, я дошёл до самой станции. За мной никто не гнался, но меня это не заботило.

Остановился я только на велосипедной стоянке.

Моим поднятым глазам подмигнуло множество звёзд.

Несколько велосипедов лежало на земле. Наверно, их повалил шквалистый ветер. И мой, разумеется, лежал в самом низу. Поднимая велосипеды один за другим, я произнёс:

– Хватит…

Кому было адресовано это слово?

Я не дам им называть это самопожертвованием. Не дам им называть так выбор лучшего варианта из возможных. Потому что это несмываемый позор. Хула против тех, кто отчаянно пытается выжить.

Ради таких, как вы, ублюдки, жертвой становиться не захочет никто.

Бесформенное, не заметное в моём голосе, непроизносимое вслух.

Таково было то, во что я верил.

Возможно, лишь это и связывало меня с одним человеком.

Но верить я сегодня перестал.

Глава 6: Итак, Юигахама Юи объявляет.

Ничегонеделание на выходных – явление привычное, но на этой неделе оно достигло поражающего градуса.

Я бревном лежал на постели до полудня, завтракал, валялся на диване, чувствовал сонливость, засыпал, к вечеру просыпался, обедал, бездумно существовал до следующей сонливости и снова засыпал.

И так два дня. Выходные пролетели.

Во рту до сих пор ощущался вкус таблеток. Того горького и гранулированного дискомфорта, что никак не мог исчезнуть.

К понедельнику ничего не изменилось. Даже безрадостнее стало.

Небо затянули тучи, и велосипедную дорожку продувал холодный ветер. Педали будто стали тяжелее.

В кампусе тяжелее стали уже ноги, которые сквозь швы в ботинках противно продувал мерзопакостный ветер.

Но одноклассники смогли обогреть меня.

Хм, это из-за погоды настроения здесь хуже обычного? Компашка собралась та же, что и всегда, а от былой оживлённости не осталось и следа.

Основная причина тому, вестимо, крылась в сердцевине класса.

Голоса камчаточников были тише обычного.

Даже нарочито шумный Тобе заботливо приглушил голос:

– Хаято-кун, что там с командой?

– Так. Лучше подойти пораньше, – ответил Хаяма прежним тоном, но сжатость речи заражала остальных.

– Ах да, в пятницу у футбольной команды ведь выходной был? – просто спросил Оока, и Ямато угукнул в ответ. Все спортивные команды занимались на одной площадке, так что не заметить этого они не могли.

Где-то на этом месте Миура зациклилась на повторении одного и того же слова.

– Пятница… – бездумно произносила она, не обращая внимания на друзей. Заметив эту смену настроения, Эбина-сан хлопнула руками по столу и резко встала.

– Ю-Юмико! Кошмар! «Пятница» и «сегодня» звучат так похоже, что я не могу определиться, кто из них семе, а кто – уке!

– Пятница, – пробормотала уже Юигахама.

– В, во-о-от! Юи считает, что пятница – семе! Тобеччи?!

Когда разговор дошёл до Тобе, он вытаращил глаза.

– Э… Ну… А что пятница?..

Тут его глаза загорелись, и он, не забыв пригладить волосы, резко и шумно встал.

– Да ё-моё, это ж сегодня! Сегодня мы должны рвать всех в мясо!

– Д-да! Я тоже так думаю!

Тобе и Эбина-сан подставили Ооке и Ямато руки, и те дали им пять.

– Вэ-эй!

– Йей!

После хлопка эти двое тяжело дышали. Но Хаяма по-прежнему скромно улыбался, а Миура с Юигахамой потихоньку вздыхали.

Тяжело им приходится.

Но им нужно делать хоть что-то.

Потому что именно они за сохранение таких отношений твёрже всего и стояли.

× × ×

На первом и втором уроках моё внимание поглощали отсчитывающие секунды часы.

Третий урок прошёл без сучка без задоринки, и начался четвёртый.

После него будет обед. Атмосфера в классе, скорее всего, станет утренней. Я-то ем не здесь, мне всё равно, но наш класс считался самым шумным в школе. Интересно, что о нас думали остальные сейчас, когда комната источала уныние?

К моему возможному удивлению, этого не заметит никто. Учителя же ничего не просекли.

Четвёртым уроком был современный японский.

Со звонком в класс вошла Хирацука-сенсей. На пороге она обвела нас взглядом и склонила голову набок.

– Хм. Какие вы сегодня тихие. Тем лучше, начинаем.

А вот и самый наблюдательный преподаватель.

Хирацука-сенсей раскрыла учебник и стала зачитывать его содержимое вслух, одновременно водя мелом по доске.

Я подставил руку под подбородок и открыл учебник сам.

Мои глаза механически перемещались от учебника к доске, от доски к тетради, от тетради к доске, но смысла слов я, как ни пытался, постичь не мог.

Из сегодняшнего материала я так ничего и не усвоил.

И не только на этом уроке.

В моей голове крутились вопросы, на которые я не мог найти ответа.

Мои раздумья проходили в праздной, спешащей вперёд манере.

О чём думала Оримото, глядя на эту пару?

Не отыгралась ли она на Накамачи?..

Что было нужно Ишшики? Ещё ведь и с выборами что-то решить надо.

А-а-а, может, отчитаться перед Мегури-семпай?

Миуру успокоит и Эбина-сан. А Тобе ей поможет. Может, они так и сойдутся быстрее.

Может, надо было вчера Комачи круассанов в шоколаде принести? Она ведь со мной до сих пор не разговаривает.

О чём, в конце концов, думала Харуно-сан? Не понимаю я отношений между этими сёстрами. Ни на йоту к ним не приблизился.

Хаяма был тише обычного, но то, что мог улыбаться, уже многого стоило. Может, для него всё прошло безболезненно, а? Если да, то лепила его природа с любовью. Если я один такой парюсь по каждой мелочи и веду себя до ужаса самоуверенно, принесите мне тазик для рвоты.

И о чём сейчас думают эти двое?..

Скрип мела по доске прекратился.

Заметив это, я удивлённо поднял голову, и встретился взглядом со стоящей на платформе Хирацукой-сенсей.

– Хикигая.

– Д-да? – вздрогнул я, услышав своё имя. Хирацука-сенсей глубоко вздохнула.

– Зайди потом в учительскую, – произнесла она, после чего сошла с платформы и вышла из класса.

А как же урок?.. Оглянувшись, я заметил, что тетради и учебники все уже убрали, и даже столы сдвигать и доставать бенто начали.

Пока я уходил в себя, звонок прозвенел.

Сложив свои вещи, я встал.

Раз прийти в учительскую она сказала «потом», значит, в виду имела обед. Лучше пойти прямо сейчас, а то поесть потом не успею.

Выйдя в коридор, я заметил недалеко ушедшую Хирацуку-сенсей и быстро догнал её.

Хоть мы шли совсем рядом, учительница молчала. Её спина словно говорила: «Молчи и иди за мной».

Рот она раскрыла только в учительской.

– Зайдём подальше?

По словом «подальше» она имела в виду небольшую приёмную.

Она была отделена от остальной комнаты ширмами, и в ней стояли два чёрных кожаных дивана и стеклянный стол. Знакомое местечко.

– Садись, – ткнула учительница на диван, и я подчинился.

Сама Хирацука-сенсей села на второй диван чуть правее от центра так, что сидела от меня наискосок.

Она закурила.

Поставила на стол стеклянную пепельницу, кивнула.

Сделала пару затяжек, стряхнула пепел.

– Ты ведь сегодня совсем меня не слушал, да?

– Ха… Так ведь немного было. Тут легко разобраться и самому.

– Вот если бы ты не только за контрольные хорошие оценки получал… – нахмурившись, сказала учительница и недовольно затянулась.

Выдохнув дым, она произнесла:

– Ко мне утром Юкиношьта поговорить приходила.

Раз она решила вызвать меня сюда, значит, разговор был важный. Я выпрямился и навострил уши.

Хирацука-сенсей вновь стряхнула с сигареты пепел.

– Похоже, она нашла кандидата в президенты.

– И кого? – спросил я.

– Себя, – сразу же ответила она.

Я услышал биение своего сердца.

Юкиношьта собирается баллотироваться на пост президента учсовета.

В моей голове звучал лишь один вопрос: почему? Юкиношьта не любит находиться в центре внимания. Она и от поста председателя исполкома фестиваля культуры упрямо отказывалась. Да и клуб обслуживания ещё.

Неужели провокация Харуно-сан сработала? Неужели вражда между сёстрами так много для неё значит?

Когда я погрузился в раздумья, Хирацука-сенсей добавила:

– Хвалебную речь читать будет Хаяма.

– Вот как?..

Хаяма, говорите?..

Ну да, лучшего чтеца не найти. Если у вас с ним не было каких-нибудь разногласий. Не знаю я, что там у них с Юкиношьтой было в прошлом. Я всё это время поступал не знающи. Но, судя по реакции на него Юкиношьты, слово «разногласие» подходит тут как нельзя лучше.

То есть, за выходные она решила выдвинуться на пост президента, созвонилась с Хаямой и упросила его зачитать для неё речь. Я не понимал её мотивов и намерений, но подготовка меня впечатлила. Всё вполне в её духе.

Хирацука-сенсей раздавила сигарету о пепельницу и тихо спросила:

– Хикигая, что ты будешь делать?

– Ничего. Я же не могу влиять на их план.

Да и вообще, если президентом станет Юкиношьта, проблема решится сама собой. Других кандидатов можно и не искать. К чему тут можно придраться-то?

Не осознавая этого, я стискивал зубы.

– Если учитывать её подготовку, кандидат из неё отличный...

И вообще, почему мы сразу об этом не подумали? Я неосознанно отмёл её кандидатуру сразу.

Та обстановка, то время легко, по какой угодно причине могли исчезнуть уже давно, и я должен был это понимать.

Хирацука-сенсей в ответ на моё бормотание кивнула.

– Вот именно… Нет никого лучше. Если об этом узнают остальные учителя, они будут только рады.

Это точно. И, пожалуй, не только учителя. Обрадуется и Мегури-семпай. Если об этом узнают остальные, от выборов можно будет и вовсе отказаться. И так понятно, что Юкиношьта выиграет.

– Вы больше никому не говорили?

– Нет.

Хирацука-сенсей ласково улыбнулась и зажгла вторую сигарету. Энергично выпустив дым, она ткнула ей в мою сторону.

– Итак, я спрошу тебя ещё раз. Хикигая, что ты будешь делать?

Я задумался прежде, чем успел повторить свой предыдущий ответ.

Я не согласен с тем, что Юкиношьта выдвигается на пост президента учсовета.

Всё остальное, и мне плевать на причины, пойдёт уже в довесок. Но она попытается засыпать в свои поступки здравого зерна. Однако мне очень хорошо известно, что так она ничего хорошего не добьётся. В конце концов, если она сейчас, как и на фестивале культуры, будет тащить всю ношу на себе, ничем другим это не кончится.

Этот её метод я отверг уже давно.

А раз так, мне нужно повторить всё то же самое.

– Сенсей, у вас есть ключ от клубной комнаты? – спросил я. Учительница покачала рукой из стороны в сторону.

– Сегодня после четвёртого урока, как и всегда, его забрала Юкиношьта.

Значит, она ещё там. Ест.

Если она станет кандидатом в президенты, отступить ей уже не получится. Остановлю я это или нет, можно решить и после нашего разговора.

Когда я встал, Хирацука-сенсей выглянула в окно и шумно выдохнула.

– Хоть посещение клуба и стало добровольным, она забирала ключ каждый день.

– Ясно… Прошу меня извинить.

Я поклонился, и Хирацука-сенсей, даже не взглянув на меня, подняла руку. Дым, как и всегда, поднимался вверх, к потолку.

Я быстро вышел из учительской и пошёл прямо в клубную комнату.

Лестница клубного здания, коридор, по которому никто больше не шёл, из-за чего я видел лишь ужасный, отталкивающий горизонт. Я двигался так быстро, что холодный воздух совсем меня не пробирал.

Едва дотронувшись до двери, я тотчас же открыл её.

Внутри сидели и Юкиношьта, и Юигахама. Перед каждой лежал открытый бенто.

Из-за того, что я ворвался в комнату подобно урагану, Юигахама смотрела на меня, раскрыв рот. Юкиношьта же молча смерила прежним холодным взглядом, что остался ещё с пятницы.

– Юкиношьта, ты собираешься баллотироваться сама?

– Да, – сжато ответила она и чуть опустила глаза.

– Э?

Удивлена осталась только Юигахама.

– Она тебе не сказала?

– Н-нет, – ответила она, поникнув. Юкиношьта бросила на неё сожалеющий взгляд.

– Я как раз собиралась всё с тобой обсудить.

Но произнеся эти слова, она от неё отвернулась.

– Обсудить? Да ты и так уже всё решила.

Юкиношьта решила всё сама и действовала сама. Возможно, она и правда собиралась всё обсудить. И даже давно. Но стала бы она говорить об этом раньше – вопрос другой.

– Это… из-за того, что тебе сестра сказала?

На ум пришёл вчерашний день. Но Юкиношьта ответила, не глядя на меня:

– Моя сестра тут ни при чём. Серьёзно я к словам этого человека не отношусь. Это целиком и полностью мой выбор.

Совсем ничего не понимаю. Чем больше я докапывался до отношений сестёр Юкиношьта, тем меньше в них понимал. И совсем не ожидал, что, задевая эту тему, повлияю на ответ Юкиношьты.

Тогда нужно сменить тему.

– А что с Хаямой?

– У него есть своя секция, а других пригодных людей в школе нет, – ответила она, глядя на свои лежащие на столе руки. Слушая её, Юигахама робко сказала:

– Но ведь у тебя тоже клуб, Юкинон…

Услышав эти тихие слова человека, будто нащупывавшего под ногами землю, Юкиношьта подняла голову и улыбнулась ему.

– Не волнуйся. Этот клуб загружен не так сильно, как футбольная секция, да и к тому же с работой учсовета я знакома, так что тяжело мне не будет.

Все эти слова… Правдивы ли они?

Люди, которые посещали и учсовет, и свой клуб, в школе были и сейчас. Юкиношьта тоже будет на это способна. Но фестивали культуры и спорта доказали нам, что наверняка не узнаешь, пока не попробуешь.

Я понимал, почему они отказались от идеи с Хаямой. Футбольная секция славит нашу школу. Её капитан не сможет пропускать по нескольку тренировок в неделю. Поэтому он и не сможет работать в учсовете. И поэтому я отмёл его сразу.

Но Юкиношьте-то из-за этого зачем баллотироваться?

– Какова вероятность найти другого кандидата?

– Мне кажется, ты отказался от этого плана, – холодно ответила Юкиношьта.

Верно, найти подходящего человека, убедить его бороться за президентское кресло и привести к победе за считанные недели было бы нелегко. И тем, кто ткнул нас в это лицом, был ни кто иной как я.

Кто бы мог подумать, что импульсивность, с которой я принимался кого бы то ни было критиковать, выйдет мне боком? В итоге пришлось рефлекторно чесать репу.

– И поэтому ты собираешься сама?

Из-за того, что меня хватило лишь на эту реплику, мой голос вышел жестоким. Плечи Юигахамы вздрогнули.

Однако Юкиношьта спокойно… Нет, даже беспощадно исторгала из себя всё новые слова.

– С объективной точки зрения моя кандидатура – лучшая из возможных. Мне кажется, что я смогу победить даже такого человека, как Ишшики-сан. К тому же фазу убеждения можно будет пропустить. Моя кандидатура придаст сил остальным членам ученического совета. В отличие от предыдущих случаев, на этот раз всё будет проходить гладко и рационально… К тому же я и сама не против.

Закончив, Юкиношьта выдохнула оставшийся в её лёгких воздух.

Словно показывая, что разговор окончен, она опустила глаза. И в её выражении лица я видел смесь чрезвычайной печали и трагичной решимости.

Рационально, говоришь?

Это слово словно ужалило меня. За рациональностью гналась не она одна. Есть ещё один похожий на неё.

Именно поэтому, если рациональный метод и существует, он должен быть другим.

– Да, это может сработать, но есть и другие пути решения проблемы, те, на которых не нужно участвовать в выборах.

Юкиношьта подняла голову.

– Например, тот, что предложил ты? – спросила она, буравя меня взглядом. Опять этот взгляд.

Но я не собирался отступать. И поэтому выдержал его.

– Да.

Уверенности в своём плане у меня не было. Но всё же, в лесу рук есть одна самая крепкая. И я собирался пожать именно её, самую рациональную из всех.

Я уже буквально чувствовал её тепло на своих ладонях.

Юкиношьта вздохнула, одновременно отводя от меня взгляд.

А затем вернула его ко мне. Я почувствовал практически враждебное давление.

– Если ты думаешь, что твои слова и мнение способны управлять целой школой, то ставишь себя слишком высоко. Так ничего не решить.

Била по больным местам.

Юкиношьта права. Кто станет меня слушать? В маленьком комитете меня и то хватало не больше чем на кривотолки.

Однако, если тебя никто не знает, то не станет и поддерживать; ты не сможешь вырваться вперёд. Неточное число учеников, выделяющихся из серой массы, влияет на результаты, честно говоря, хрен пойми как. Пусть меня и ненавидела вся школа, сейчас помнить обо мне уже никто не должен. Я не был уверен, что смогу чем-то запасть в их сердца. К тому же, всегда оставалась вероятность, что это сделает Ишшики.

Но в таком случае всего-то и нужно, что переоценить исходные данные и выдать такую речь, которая превысит все ожидания.

– Тогда мне нужно придумать что-то в довесок.

Если малодушия и недоброжелательности недостаточно, придётся лезть в злой умысел и вражду. Вызвать неприятие и ненависть можно разными путями.

Людям не нужна причина для ненависти. К ней может вести что угодно – даже «он меня вымораживает», «он мне не нравится» и «он противный».

Мой рот сам собой растянулся в кривой улыбке. Не расслабляя его, я посмотрел на Юкиношьту.

Увидев это выражение на моём лице, она жёстко прикусила губу и отвернулась.

– Если ты считаешь, что вся школа соизволит тебя возненавидеть, то ты слишком самосознателен.

Эти её слова ужалили меня сильнее любых логических выводов.

Запертый в лабиринте монстр самосознания уполз ещё глубже.

Мне нечем было ей возразить.

В разговоре наступила резкая пауза, и от стен стал отскакивать шум атакованного ветром окна. Сквозь щели он, вымораживающий ветер с севера, попал в комнату.

– У нас разные методы…

Кулаки и плечи её, опустившей голову, дрожали от холода. Слова тихо выскользнули наружу. С одними ними я и мог согласиться.

– Пожалуй, да…

Она права. И разница не в том, что один из нас прав, а второй – нет, она в наших стремлениях. Она и диктовала расстояние между нами.

Всё это время Юигахама молча слушала наш разговор. Полагаю, она думала.

– Ясно, – пробормотала она, словно нас рядом с ней не было. – Так вот, что Юкинон задумала…

Она замолчала.

Когда я почувствовал, что время свёртывается, Юкиношьта бросила на меня взгляд.

– Ещё что-то?

– Нет… Я просто хотел удостовериться наверняка.

Не знаю, в чём именно. Когда я отверг методы Юкиношьты в тот раз, всё было иначе. Теперь мне не удастся сделать это так легко. Лучшим способом решить проблему я её план всё равно не считал, но как запасной, сойдёт.

– А, – произнесла она то ли ответ, то ли вздох и стала собирать так и не опустевший даже до половины бенто.

Я повернулся и вышел из комнаты.

Звук закрывшейся двери эхом отозвался в тихой комнате.

Я шёл по коридору клубного здания. Скорость шага с той, с которой я шёл сюда, и сравнить было нельзя. Впереди появился Хаяма. Заметив меня, он приподнял руку.

– И ты пришёл?

Если у него хватает сил говорить со мной, он реально нечто. Я-то понадеяться даже успел, что вот сейчас он мне себя и раскроет, а у него и глаз не моргает, и щёки не краснеют. Как он разделяет двух себя? Неужели он такой же, как Харуно-сан?

– …

Я был не в том настроении, чтобы открывать рот, поэтому спросил его, что он здесь делает, взглядом. Хаяма пожал плечами.

– Мне назначили здесь встречу.

– Ясно, – ответил я и пошёл к нему навстречу.

Когда мы поравнялись, он произнёс:

– Я буду помогать Юкиношьте-сан… А что будешь делать ты?

– Ничего, – бросил я и пошёл дальше, не оглядываясь. Мне показалось, что за моей спиной кто-то вздыхает.

Тут, скорее, не «не буду», а «не смогу».

Я не мог придумать слов, которые подействуют на Юкиношьту. В её аргументах логики было больше.

Я даже не уверен, стоит ли вообще с ней спорить.

Потому что у меня нет повода.

Стоит Юкиношьте баллотироваться, как она станет самым сильным кандидатом, и в том, за кого проголосует школа, сомневаться не приходится. Она и сама на многое способна, но сейчас её будет поддерживать Хаяма.

Бездумно возвращаясь в класс, я вдруг осознал, что так и забыл поесть.

× × ×

Урчащий желудок не дал мне сконцентрироваться на учёбе. Да и до ушей вряд ли что-то долетало.

Оба оставшихся урока я старался смотреть прямо. Сзади ведь сидят Юигахама и Хаяма, а при их виде мне в голову явно полезут всякие… мысли.

Думать о занятиях я перестал, и оставшийся день прошёл в повторении оцепенения и притворного сна.

Так длилось до самого классного часа.

Уж лучше сразу свалить домой.

Сделав нужное ему объявление, классрук наконец освободил нас.

Послешкольный шум доносился до меня будто из другого мира. Не участвуя в его создании, я собрал вещи и встал.

Едва я успел выйти в коридор и направиться в сторону главного входа, как меня окликнули.

– П-подожди!

Обернувшись, я увидел спешащую ко мне Юигахаму. Она взволнованно отдышалась и спросила:

– А… Хочешь вместе домой пойти?

– Я на велосипеде. И нам в разные стороны, – выплюнул я самые очевидные причины не делать этого и закрыл рот. В моём голосе не было ни тени эмоций. Но Юигахама не отступала.

– Угу. Поэтому… дотуда, – сказала она, указав в неведомые дали.

А-а-а, судя по выражению её лица, отступать она не собирается.

Ну и ладно, крюк выйдет небольшой. Да и делать мне всё равно нечего.

Кроме того, о чём она хочет поговорить, я понимал. Сам хотел.

– Подожди, за великом только схожу, – сказал я уже на ходу, ткнув пальцем в сторону школьных ворот.

– А, я с тобой, – произнесла она, следуя за мной по пятам.

– Не надо, – остановил я её и быстро пошёл на велостоянку. Не хочу стесняться тех, кто будет смотреть, как мы идём сюда вдвоём. К тому же, Юигахама слишком заметная. Особенно если учесть, что в школу она не на велике ездит, а потому ей нечего здесь делать. А ещё ей парни интересуются. Не к добру будет, если нас здесь увидят.

Я поспешно отпер велосипед и покатил его к воротам.

Юигахама серьёзно осталась стоять у ворот. Заметив меня, она подняла руку. Говорил же, она слишком заметная.

Подкатив к ней велосипед, я кивнул, намекая, что нам пора идти. Она кивнула мне в ответ и сделала первый шаг к воротам.

Я ещё помнил, в какую сторону она качнула головой, указывая направление.

От станции до её многоэтажки идти несколько минут. Проще всего добраться до неё на велике… или автобусе, подумал я, увидев остановку. Юигахама в школу на автобусе и ездила.

Мы решили по тротуару дойти до разбитого у школы парка и через него выйти к станции.

Все листья с деревьев уже опали, да и дети тут больше не играли.

На дорожке то тут, то там были разбросаны идущие домой школьники. Вроде нас.

Похоже, мы оба подыскиваем момент начать разговор.

Не в силах терпеть неловкую тишину, мы отвернулись от поворачивающей к кварталу многоэтажной застройки улицы. Солнце выглянуло из-за небоскрёбов и залило парк светом, похожим на струи дождя.

Одновременно со светом нас настиг холодный ветер. Мы задрожали.

И тут Юигахама спросила:

– Слушай, Юкинон собирается баллотироваться, да?

– Ага.

Сейчас нас беспокоило только это. Юкиношьта не сказала, зачем ей нужно становиться президентом, даже Юигахаме. О чём она думала и чего хотела?

Все мои мысли были заполнены только попытками поговорить об этом.

Но слова Юигахамы меня огорошили.

– Я тоже… Я, наверно, тоже попробую.

– Ха? – выдохнул я в ответ на эти слова, поворачиваясь к ней.

Но её губы были плотно сомкнуты, и она решительно смотрела себе под ноги. Поэтому я задумался над тем, что она хотела сказать.

«Тоже попробую»… На шутку не похоже, и может значить лишь одно: она, как и Юкиношьта, выдвинет свою кандидатуру на пост президента.

– Зачем тебе?..

Мне казалось, Юигахама не из тех, кто захочет стать президентом учсовета. Если честно, ей это совсем не шло.

Услышав мои слова, Юигахама пнула лежащий перед ней камушек. Он один раз подпрыгнул и улетел в канаву.

– Просто у меня, как бы, ничего нет. Ни стремлений, ни достижений, я даже сделать ничего не могу. Может, минус на минус даст плюс?

Договорив, она подняла голову и улыбнулась, словно ей было стыдно говорить серьёзные вещи.

Пока я пытался собраться с мыслями, её улыбка исчезла. Только тогда я и смог что-то из себя выдавить.

– «Минус на минус»?.. Не решай это за других.

– Это не я за других решаю.

Юигахама смолкла. Голову она опустила, и я не видел, что написано у неё на лице. Но слова, сказанные ею в раздражении, были острыми. Я впервые видел её такой.

– Это другие.

Её голос был совсем негромким, но в нём чувствовалась спокойная злость.

Верно, уж кому-кому, а не мне это говорить. Сделать на экскурсии то, что сделал, я решил сам. И Юкиношьта, выдвинувшись на пост президента, поступила так же. Советовались мы только с самими собой.

Но одного этого на то, чтобы Юигахама приняла такое решение, было мало.

– Ты хорошо подумала? – спросил я её, и она, по-прежнему глядя вниз, кивнула.

– Да. И другого выхода не нашла… – ответила она дрожащим голосом и сдавила лямки рюкзака руками, на которых не было перчаток. – Теперь бороться будем мы. Мы только сейчас поняли, что раньше бросали всё на тебя.

– Я ничё не сделал.

– Точно?..

Юигахама чуть наклонила голову вбок, и я разглядел на её губах мимолётную улыбку.

– Точно. Так что бороться не нужно.

Других слов найти я не мог.

Нет, серьёзно, ничего хорошего я не сделал. Я не совершил ничего, достойного похвалы или оценки. Лишь подавал миру свои эгоцентричные теории.

– Дело не только в этом.

Юигахама смотрела в сторону школы.

– Если Юкинон станет президентом, то учсовет, наверно, будет для неё важнее клуба. Президентом она будет лучшим в истории школы и многое для неё сделает… Но клуб мы, наверно, потеряем, как думаешь?

– Не обязательно.

Мне незачем лгать. Клуб обслуживания останется на своём месте.

Однако Юигахама молча покачала головой. У неё была короткая причёска, но солнце отражалось и от её колышущихся волос.

– Потеряем. Всё будет как на фестивале культуры, спортивном фестивале. Ты же и сам знаешь, что Юкинон может сосредоточиться только на одной вещи.

Я промолчал. Потому что и правда знал это. Как только просьба затрагивала крупное мероприятие, мы отдавали себя ему.

У способностей Юкиношьты есть предел. Она, конечно, способна на большее, чем другие, но предел есть. Свои обязанности президент ученического совета обязан выполнять круглый год, и в прежнем режиме клуб обслуживания работать уже не сможет.

Пока я думал, Юигахама вышла на шаг вперёд.

– Знаешь, я…

Она резко повернулась ко мне лицом, и края её юбки затрепетали. Она завела руки за спину и вдруг остановилась.

И посмотрела мне прямо в глаза.

– Я люблю наш клуб.

«И поэтому хочу защитить его» – мелькнуло у меня в голове.

– Люблю... – повторила Юигахама, и в уголках её глаз появились слёзы.

Увидев их, я сразу лишился дара речи.

Что я могу сказать-то сейчас? В голове крутились только неподходящие мысли, и нужные слова никак не находились.

Пока я стоял, не в силах выдавить из себя ни единого слова, Юигахама удивлённо вздохнула и стала быстро тереть рукавами глаза. Она вымученно улыбнулась.

– Н-ну, понимаешь, если я стану президентом, то смогу делать всё на тяп-ляп, и с клубом всё равно ничего не случится. Это же я. На меня всё равно никто, как бы, не надеется.

– Всё равно.

Юигахама не дала мне высказаться.

Сделав шаг вперёд и положив руку мне на грудь.

Её лицо было прямо передо мной. Но я не мог понять, о чём она думает, потому что она опять его опустила, и просто стоял, боясь шелохнуться.

Юигахама медленно подняла голову.

– Поэтому я одолею Юкинон.

В её глазах больше не было слёз – только решимость.

Только я решил назвать её имя, Юигахама сделала шаг назад.

Она оглянулась вокруг, поправила на плечах рюкзак и торопливо сказала:

– А. Дальше я и сама смогу дойти! Ладно, пока!

– А, ага… Увидимся, – ответил я в её быстро удаляющуюся спину. Словно услышав мои слова, она обернулась.

– Бай-бай, Хикки!

Она помахала мне рукой.

Пока я смотрел на улыбающуюся Юигахаму, под вечерним солнцем уходившую туда, куда я не мог дотянуться, место, до которого она дотронулась, заныло.

Приподняв руку, я покатил велосипед на ту улицу, с которой мы сюда пришли.

Выкатив его на тротуар, я оседлал его.

И, начав крутить педали, серьёзно задумался.

Чтобы защитить клуб обслуживания, Юигахама собирается стать президентом учсовета.

Если кто и способен победить Юкиношьту, то только она.

Юигахама стоит на вершине школьной пищевой цепи, и связей у неё больше, чем у Юкиношьты. Она может забрать голоса утвердителей, к которым обратится Хаяма, себе. И что бы он ни предпринял, в дело вступит новый фактор – Миура и остальные.

К тому же, Юигахама Юи – девушка чудесная.

И если она станет президентом учсовета, никто не удивится.

Юкиношьта Юкино и Юигахама Юи.

Основная масса голосов наверняка разделится между ними двумя. Кто бы из них ни проиграл, Ишшики Ироха сохранит лицо.

Метод лучше не придумаешь.

Просьбу Ишшики мы выполним.

Но при таком исходе…

Клуба мы, скорее всего, лишимся.

Что бы там Юигахама не сказала, с обязанностями президента учсовета она наверняка справится. Сначала ей будет удаваться и клуб, но потом лимита достигнет и она.

По ней сразу видно, что она прилежная и заботится о других. Она обязательно станет таким президентом, о каком мечтают другие члены учсовета. И поэтому не сможет их бросить. После чего все усилия будет отдавать своим новым обязанностям. Приходить в клуб ей станет сложнее.

Поэтому он и исчезнет.

Он него останутся только комната и название, но сам он станет чем-то совсем другим.

Я осознавал это и раньше.

И не только я, но и они.

Если и Юкиношьта, и Юигахама считают, что их выбор – верный, я не против. Моего мнения всё равно слушать никто не будет.

Но.

Но всё равно.

Спихивать свою роль кому-то другому очень сложно.

Пытаясь защитить то, что тебе дорого, ты лишишься того, на что надеешься. Мне больно было смотреть на оказавшуюся в такой ситуации девушку.

Если не будет жертвы, не будет и подростковой драмы. Я знаю это…

Но я не жертва, поэтому мне не нужны чужие жалость и сострадание. Я сам это сказал…

Что за жестокое противоречие.

Вечерние сумерки сменялись мраком ночи. Холодный ветер покалывал кончики моих пальцев. Сам того не заметив, я перестал крутить педали.

Глава 7: Стоит ли говорить, что даже Хикигая Комачи порой проявляет доброту?

К концу ноября вечера и ночи заметно похолодали.

Однако я был покрыт потом, потому что полдороги домой изо всех сил давил на педали.

Дома из моего часто открывавшегося рта хотя бы пар идти перестал.

В чём был, я вошёл в ванную, скинул с себя школьную форму и встал под душ.

Горячая вода больно колола моё холодное после улицы тело.

В который раз смывая с волос шампунь, я понял, что плохое настроение водой смыть не получится, и закрыл кран.

В зеркале отражалось только моё мокрое я. Со всё тем же нелепым и угрюмым выражением лица.

Я вышел из ванной, обтёрся насухо и переоделся в домашнее.

На втором этаже, в гостиной, находился только наш кот Камакура, в позе мясного рулета спящий на диванных подушках.

Лучшее средство от усталости – зоотерапия. Я слишком уж неистово крутил педали, и организм, выработавший неприличное количество молочной кислоты, находился просто по ту сторону усталости.

Сев на диван, я перевернул Камакуру, вытянул его в длину, пощёлкал по ушам, потискал лапки и зарылся лицом в шерсть на пузе. Блин, охрененно.

Донельзя разозлившись на меня за такие игры, кот холодно на меня смотрел. В его взгляде отчётливо виднелась фраза: «Ня что с этим человеком?..» Чё, не понравилось, охрененный ты мой?

– Ха-ха-ха… Ха-а…

Я заметил, что мой смех перешёл во вздох.

– Прости.

Я попытался погладить кота в знак извинения, но он отвернулся и спрыгнул с дивана. Медленно ступая по полу, он подошёл к двери, подпрыгнул на высоту ручки, умело открыл дверь и вышел. А закрыть за собой? Зима почти, холодно, блин.

Ушедший Камакура оставил меня в полном одиночестве.

Обычно вечера были тем ценным периодом времени, который я отводил на расслабон и бесцельное времяпрепровождение.

Однако, несмотря на всю тишину, в голове моей крутились те же мысли, что и по пути домой.

Мысли о выборах в учсовет. Пытаясь насчитать, сколько раз повторил сам себе одни и те же вопросы и ответы, я совсем сбился со счёта.

Юкиношьта и Юигахама. Что произойдёт, если одна из них станет президентом учсовета? Мы лишимся клуба обслуживания. Ничего страшного в этом нет. Это неизбежно. Рано или поздно, но это случится. Даже если его не разобьёт внешняя угроза, он прекратит своё существование после нашего выпускного.

Так в чём тогда дело? То, что клуб однажды исчезнет, я понимал с самого начала. Так в чём тогда дело?

Стоп, почему я вообще об этом так пекусь?

Сейчас меня начнёт допекать то, что я вообще о чём-то пекусь, и л’си, избранный фал’си с Пульса, будет сослан с Кокона…

Ни серьёзный, ни несерьёзный подход к ответу меня не приводили.

Я возвёл взгляд к потолку и испустил протяжный вздох.

Раз я не понимаю, в чём дело, значит, ответа нет.

Но одним из начальных условий всей задачи было то, что у меня нет причин.

Причин шевелиться, причин действовать. Причин решать задачу.

Нет причин решать – нет и задачи.

Кандидатуры Юкиношьты и Юигахамы подводили просьбу Ишшики к логическому выполнению. Их план можно назвать эффективным… с высокой долей вероятности того, что он сработает.

А раз так, мне делать больше нечего.

Ради Ишшики выступать против девушек мне незачем.

Но неуютное ощущение того, что я должен что-то сделать, никуда не уходило. В голове постоянно вертелся вопрос: «Всё ли сейчас хорошо?» Каждый раз, как он возникал, я отметал его потоком доводов, но вскоре он возникал вновь, и процесс повторялся заново.

Блин, что за манера? Разбираться в чём-то на ходу – тоже само по себе задача.

И всё же, большинство предыдущих проблем решать удавалось хрен пойми как и по мановению фиг знает какой палочки. Я даже обсудить свои проблемы ни с кем не мог, а если бы и мог, то не стал бы.

Люди обращаются за помощью либо к ближним своим, либо к тем, кто их поддерживает.

Но если границы доверия пересечь, отношениям наступит конец. Представьте, как просите лучшего друга оплатить половину вашей ипотеки.

Так что круг лиц, к которым я мог обратиться, был слишком узок.

Пока ты не сможешь поддерживать других, ты не имеешь права просить поддержки для себя.

Раз вы падёте оба, доброта протянувшего к тебе руку помощи человека будет истоптана и загажена. Если этим кем-то буду я, это произойдёт с доверием ко мне других.

В кредо одиночек входит пункт о том, что мы не мешаем остальным. Они гордятся тем, что не доставляют никому лишних проблем. Так что я должен гордиться тем, как обычно поступаю.

И поэтому ни я не стану ни на кого полагаться, ни другим на себя не дам.

Но если исключение из этого правила и есть, то только семья.

Семью ты волен парить сколько душе угодно. Если мои домашние начнут мне докучать, я буду молчать.

Доброта и доверие членов семьи не подчиняются законам, и они готовы протягивать тебе руку помощи, какой бы ситуация ни была.

Пусть на отца никогда нельзя положиться, пусть мама болтлива и иногда бесит, пусть я сам ни на что не годен, пусть моя красивая и порой подлая сестра не шибко всматривается между строк.

Этим отношениям причина не нужна.

А если и понадобится – «мы же одна семья».

Даже если ты не можешь кого-то простить или ненавидишь – причина не изменится.

И если я решу на кого-то положиться…

…почему бы этому человеку не оказаться членом моей семьи?

Просто темка не из тех, которые я стал бы обсуждать с родителями… Польза от них, конечно, есть. Они ведь для того и существуют, чтобы растить меня, периодически ругать и дарить свою любовь, я прав? Вы сперва о своём возрасте да здоровье позаботьтесь, блин. И тут, скрипнув, открылась дверь.

«Опять Камакура?» – подумал я, поворачиваясь к ней лицом. Но в гостиную вошла Комачи, на которой был свитер размером больше нужного.

Судя по тому, как моя сестра, не обращая на меня никакого внимания, открыла холодильник, она решила немного отвлечься от учёбы и чего-нибудь попить. Не обнаружив ничего подобающего её вкусу, она закрыла дверцу.

Похоже, напиток лишь ей один и нужен был – она вернулась к двери.

– Комачи, – непроизвольно окликнул я её.

– Чего?.. – спросила она, повернув ко мне только голову и глядя вполоборота. Значит, всё ещё злится… Может, в другой раз поговорить? Нет, если я сейчас отмолчусь, то испорчу всё ещё больше.

– А-а-а, – запнулся я. – Кофе будешь?

Комачи кивнула.

– Угу…

– Принято…

Я встал и принялся за дело: налил в чайник воды и поставил греться, а чтобы не тратить время зря, сразу же взял две кружки и банку растворимого кофе.

Комачи ждала чайник, молча склонившись над кухонной стойкой, примостив подбородок на ладонях.

Я тоже ничего не говорил.

Вскоре вода вскипела, и я разлил ей по кружкам. Мне в лицо ударили запах кофе и жар кипятка. Я повернул одну из кружек ручкой к Комачи и придвинул к ней.

– Вот.

– М.

Комачи взяла кружку в руки и пошла к двери. Явно в свою комнату собирается.

Она всем телом приказывала мне не разговаривать с ней, пока она не остынет, но когда я слушался чужих приказов?

– Слушай, Комачи…

– …

Она остановилась прямо перед дверью, но ждала моих следующих слов, не поворачиваясь ко мне лицом.

Интересно, думает ли она о том, что я не опускаю руки даже сейчас?

– Мне нужно с тобой посоветоваться, – обеспокоенно сказал я.

– М-м-м. Ну говори, – сразу же откликнулась она, прислонившись спиной к стене.

Впервые за неделю посмотрев друг другу в лицо, мы засмеялись.

Но Комачи быстро закрыла рот и откашлялась.

– Только сначала ты должен сказать кое-что ещё, а?

Верно. Мы только-только помирились, и сразу просить об одолжении будет слишком эгоистично. В поисках нужных слов я почесал затылок.

– Я в тот раз это… В общем, прости за то, что так с тобой говорил.

Комачи мрачно надулась.

– Не только говорил. Извинись ещё за свои поведение, характер и глаза.

– Ага…

Я не стал перечить ни единому её слову. Комачи продолжила:

– И в том, что бы там ни случилось, по-любому виноват ты.

– А-а-а, действительно.

Мне нечем было ей возразить. Но облава Комачи этим не заканчивалась.

– И ты так толком и не извинился.

– М… Ну да.

И правда, то, что я сказал, извинением никак не назвать.

Пока я готовился повторить всё должным образом, Комачи вздохнула. И покорно улыбнулась.

– Впрочем, это ж ты, так что мне хватит. Я же твоя сестра. Поэтому я тебя прощаю.

– Спасибо тебе большое…

Может, разозлил её я, но сейчас она вела себя просто-таки нахально. Моё недовольство у меня сейчас, наверно, и в голосе слышно, и на лбу написано. Комачи это, ясен пень, заметила, так что я отвернулся и кашлянул.

– И… я тоже хочу попросить у тебя прощения.

Она очень вежливо поклонилась. Я сам собой саркастично улыбнулся.

– Да ладно, не парься. Я тебя прощаю. Я же твой братик.

– А-а-а, в доме завёлся нарцисс!

Мы прыснули. А затем медленно прильнули к кружкам. Кофе был вкусным даже без молока, сахара и сгущёнки.

Комачи поставила кружку на стол и спросила:

– Так что случилось-то?

– Долгая история.

– Ничего страшного.

Комачи села на диван рядом со мной.

× × ×

Долгий, очень долгий рассказ завершился. Я объяснил Комачи, что произошло на экскурсии и что творится с выборами.

Она принесла с кухни ещё кофе и поставила на стол перед диваном.

– Ясно... Ну да, на тебя похоже, – первым делом сказала она. – Но знаешь, кроме меня, тебя вряд ли кто-то поймёт. Я сама понимаю, только потому что мы с детства вместе.

Я потянулся за кружкой. Комачи вбухала туда ровно столько молока и сахара, чтобы напиток стал тёплым.

Молча сев рядом со мной, Комачи взяла свою кружку двумя руками и поднесла ко рту. Отхлебнув, она подняла голову.

– Поэтому я и могу подумать: «Вот дурак» и вдоволь посмеяться. Подумать, что ты ни на что не годишься… Хотя всё равно жалко.

Она подтянула ноги на диван и обхватила их руками.

– Но другие так не сделают. Они совсем тебя не поймут, и им будет очень больно.

Я и не ожидал, что кто-то поймёт. Как иначе-то наслаждаться каким-нибудь самодовольствием? Я ведь не ради кого-то там всё это делал. Они и не смогут понять или посочувствовать мне.

Единственным исключением из правила была моя младшая сестра. Однако улыбка Комачи отдавала печалью.

– Ко мне ты добр, но это ведь только потому, что я твоя сестра, да?.. Если бы я ей не была, ты ко мне и не подошёл бы.

– Ну, как сказать…

Я задумался.

Комачи-которая-мне-не-сестра?.. Ох ты ж, что это за чудесная, очаровательная красотка с потрясной фигурой? Я прям видел, как прыгаю с крыши после её твёрдого отказа, так что лучше держаться от неё подальше…

Понятно. Но этого не случится. Я представить себе не могу, чтобы Комачи не была моей младшей сестрой. Да и не в том дело, чтобы вместе гулять. Я ни с кем не сошёлся бы вне зависимости от того, была она моей сестрой или нет.

Комачи – это Комачи, и ничего, кроме Комачи. Зачем вообще допускать, что она может не быть моей сестрой?

– Знаешь, забудем это предположение – я рад, что ты моя младшая сестра. А фраза-то на много баллов потянет.

– Б-братик! Мф…

Притворяясь, что прячет слёзы радости, Комачи закрыла лицо руками. Даже носом зашмыгала для реалистичности. Но в следующую же секунду она преждевременно прервала свой фарс и, сделав невозмутимое лицо, саркастично сказала:

– Хотя, если бы ты мне братом не был, я бы к тебе не только не подошла, но и не думала бы о тебе совсем.

Прошу прощенья?.. Девочка ещё злится? Это уже домашнее насилие, прекрати, пожалуйста.

– Нет, ну должен же и на моей улице праздник наступить, да?

– Не-а. Блин, за что мне такое наказание? Задрал.

Так далеко можно было не заходить… Я же теперь в печали. Да у неё и лицо сейчас такое серьёзное…

Ты тоже для меня больше не кавайная няка…

Пока я, цокая языком, ехал на поезде своих безрадостных мыслей, Комачи быстро улыбнулась и пихнула меня в бок.

– Но за пятнадцать лет не привязаться к человеку невозможно. А, фраза-то на много баллов потянет!

Ага, то есть, то, что ты сказала сейчас, плещется где-то на дне.

Но что самое странное, её слова убеждали.

– Ну да, как ещё после пятнадцати лет-то?..

Прожитые годы чего-то да стоили. Хотя бы той же некавайной младшей сестре, которая так их ценит.

Вдруг плечам стало тяжелее. Повернув голову, я увидел, что Комачи опёрлась на меня.

– И ещё пятнадцать лет. Нет, нас ждёт куда больше.

В это можно поверить. И как за пятнадцать лет я научился уживаться с Комачи, так однажды смогу и с кем-то другим.

Но нынешнему мне это не под силу.

– Завязывай с софистикой.

– Слушай, когда ты софистику разводил, я терпела, – сухо ответила Комачи. Она потыкала пальцем мне в щёку. – Есть сейчас и есть потом! Понимаешь?!

– А-ага…

Комачи довольно кивнула и убрала палец с моей щеки. А затем помрачнела.

– Тут не только тебя всё касается, но ещё и меня. Мы же с тобой как один. Юкино-сан и Юи-сан мне очень нравятся. И поэтому я не хочу, чтобы клуб исчезал. Ведь если он исчезнет, наши пути разойдутся.

То, что ты видишься с кем-то каждый день, ещё не значит, что вы с этим человеком сойдётесь. А если с кем-то и сойдётесь, но не будете видеться, то разойдётесь всё равно. Таких взаимно обратных взаимоотношений, основанных на чувствах, мне никогда не понять.

Положив голову мне на плечо, Комачи мягко спросила:

– Так чтό, ради меня, ради моих друзей нельзя ничего сделать?

– Эх, куда деваться, раз просит сама сестра?

Ради сестры я готов на всё. Хачиман – самый лучший брат.

Комачи дала мне ответ.

Если бы она этого не сделала, я не получил бы нужного мне стимула.

Причины, которой я постоянно искал.

Замечательной причины защитить это время и место.

Услышав моё бормотание, Комачи улыбнулась и монотонно произнесла:

– Угу, раз я прошу. Я же жуткая эгоистка. Выкручивайся теперь!

– Что правда, то правда.

Я с силой взъерошил её волосы. Вскрикнув, она замотала головой, а заодно и моими руками.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – с гордостью ответила Комачи на моё слово благодарности. Я убрал руки с её головы и посмотрел на часы.

– Спать, наверно, пора. Поздно уже.

– Ну, тогда спокойной ночи.

– Ага, спокойной.

Комачи встала и ушла к себе.

А я вновь увалился на диван.

Проблему и причину её устранения я нашёл.

Но намерений Юкиношьты не понимал. Поэтому и не мог до сих пор ничего сказать.

Да и с методом Юигахамы согласиться не мог. Понять – мог. Потому что он напоминал мне свои.

Не основывались мои поступки на самопожертвовании. Ни разу.

Я протягивал короткую руку помощи, нацеленную на эффективный метод решения проблемы, и боролся до конца. Что-то из этого должно было получиться.

Поэтому с моей субъективной точки зрения мои методы превосходны.

Но если найти объективную альтернативу, от их превосходства не останется и следа.

Следы нарциссизма я видел даже во взглядах, полных сострадания и жалости. Эти чувства существуют для того, чтобы один человек мог смотреть на другого свысока. А жалея самого себя, ты сам себя и унижаешь. Но с чьей стороны это ни происходит, сии деяния ужасны и нечестивы.

Но существует одна объективная вещь, которая превосходит жалость и сострадание.

И я заметил её лишь тогда, когда она замаячила перед самыми моими глазами.

Я просто не хотел, чтобы кто-то страдал.

И это совсем не такое чувство, как жалость и сострадание.

И поэтому я и сам не назову, и другим не дам назвать её поступок самопожертвованием.

Чтобы не дать Юкиношьте Юкино и Юигахаме Юи стать президентом учсовета.

Что же сделает Хикигая Хачиман?

× × ×

Наступило утро.

Его я провёл в раздумьях.

О том, что может сделать Хикигая Хачиман.

Но в голову ничего не шло, и я даже испугался того, как за это переживаю. Че-чего? Странно… Вечером мне казалось, что я способен на всё…

Если подумать, нынешнее положение роскоши широкого выбора мне не предоставляло.

Вот решу я помешать им собственным баллотированием. И что? И сразу мимо – голосов утвердителей мне уж точно не собрать.

А помешать проведению кампаний? А смысл, если делать это буду я сам? К тому же, клевета и злословие на листовках от обличающей речи мало чем отличаются. Но обманывать людей и оборачивать их гнев на девушек мне не хочется.

Две вещи всего в голову приходит, и одна из них – прямое противостояние… Как мало я могу сделать.

Плохо мы сочетаемся с выборами, на которых побеждает тот, на чьей стороне большинство.

Сам виноват. Просить помощи не у кого. Отношений, в которых чужую ношу прощают, я ещё ни с кем не установил.

Былой я действовал мне на нервы. Возможно, так же обо мне нынешнем будет думать я будущий.

В школе я тоже продолжал размышлять и перебирать варианты, но здравые мысли мою голову, пусть даже обретшую цель, не посещали.

В неё ничего не приходило и после полудня. А до выборов оставалось совсем мало времени. Они пройдут в следующий четверг, а сегодня вторник.

Больше недели времени, а сделать что-то могу только я. Да и рабочего плана нет.

Сделать так, чтобы президентом учсовета не стали ни Ишшики Ироха, ни Юкиношьта с Юигахамой. Какую умную схему я ни придумаю, сейчас миссия кажется довольно-таки невыполнимой.

Единственная перспектива – найти нового кандидата. Но я от этого первым и отказался.

Отсрочить выборы? Или уничтожить их систему изнутри?

Но это не сработает. Пат.

Однако сделать что-то надо.

В поисках способов справиться с проблемой в одиночку я отправился в библиотеку.

Во время обеда она была не заселена.

Есть-пить тут нельзя, классные комнаты далеко – кто сюда пойдёт? Вот перед контрольными и экзаменами тут не протолкнуться.

Я изучал книжные полки на предмет книг о гражданских правах, истории школы Собу и документов, хоть чем-то напоминающих о выборах в учсовет.

Предположим, обе хотят победить. Тогда им нужно продумать избирательные платформы и речи. Если в поисках нужных бумаг мне что-то придёт в голову – везуха. Если найду уловку в правилах – бинго.

Однако ничего подходящего на глаза не попадалось, и я вновь и вновь обходил полки. Ну всё, если замечу хоть что-то, отдалённо похожее, сразу вытяну на солнышко.

Я протянул руку к верхней полке, но мои пальцы за что-то зацепились, и книга выскользнула из них.

– Бх… – вырвалось у меня, когда, рефлекторно отдёрнув от падающей книги голову, я случайно подставил под неё грудь. Из-за этого ко мне в бронхи попала слюна, и я закашлялся.

За это время свешивающая с полки толстая книга подтолкнула соседние, и они, руководствуясь принципом домино, шумно устлали пол своими тощими телесами.

Грохот и кашель эхом отозвались по залу, и немногие читающие люди холодно на меня покосились. Да-да, я вас понимаю. Самого бесят идиоты в библиотеке.

Мне удалось приглушить свой кашель и начать подбирать книги.

Но они беспорядочно лежали не только под моими ногами, но и на полке.

А-а-а, и что мне теперь делать, блин?

Испустив протяжный вздох, я сел на корточки. Из-за моей согбенной спины тут же послышался властный голос:

– Как презренен ты, Хикигая Хачиман! Муа-ха-ха!

Чтобы понять, кто там такой умный, мне даже оборачиваться не надо было. За моей спиной, громко хохоча, стоял Займокуза Ёшитеру.

– Харэ чушь нести. Презренность у меня по дефолту стоит. Тебе что-то нужно?

– Отнюдь, ведь на перерыве обеденном время своё здесь обычно провожу я. Узрев тебя, решил я здравия пожелать тебе.

Бле-е-ен, какая же ты бесючая хренова задница. Две реплики – а я уже устал как собака. К согбенной спине присоединились и опавшие плечи.

Вдруг Займокуза преклонил предо мной колено и посмотрел прямо в глаза.

– Хм?.. В чём дело, Хачиман? Беспокоит что-то?

– Да ерунда одна…

С другими ею делиться незачем. Однако Займокуза поправил очки и сказал:

– А ты скажи.

– Даже не пытайся. Такое мало кому захочется выслушивать.

– Глупости. Знаешь, сколько раз тебе приходилось слушать мой трёп? Взамен я должен сам выслушать тебя. Хм, как круто я смотрюсь, протягивая руку помощи слабому…

Тебя что, от самого себя торкает? И что значит «слабому»?.. Или же?.. Ты что, из тех, кто захочет помогать слабой девочке, пока она не выздоровеет? Знакомо.

Но, несмотря ни на какие причины, таких слов от Займокузы я не ожидал. Из-за этого на моём лице проступила улыбка.

– Если бы не последняя фраза, то да… У кого цитату стырил на сей раз? – спросил я, и Займокуза горделиво улыбнулся.

– Это моя собственная.

– Идиот. Не таскай с собой такие крутые слова.

Я был столько же впечатлён, сколько и раздосадован.

Но всё же, Займокуза… Его имя в моих мыслях не появилось ни разу, но если я ищу человека, на которого можно было бы положиться…

Он может и подойти.

Именно. Докучать ему я способен без единого укола совести. Больно ему или нет, думать тоже не надо – он и так избрал путь вечной боли. Отречься от самого себя он неспособен. Другими словами, мы с этим существом похожи.

Да уж, как такому не довериться? Настроение – как хорошее, так и плохое – он способен извернуть на ура. К тому же, на физ-ре мы в паре давно стоим. Какой бы ужасной она ни была.

– Займокуза, у меня к тебе просьба.

– Хапон, хорошо. Ну, с чего начнём?

Его мгновенный ответ меня удивил, но я так ничего и не придумал.

– Ну… Для начала помоги привести это в порядок.

– А-ага… Не стоило, пожалуй, соглашаться…

Думаю, он ждал чего-то покруче, но, отбурчавшись, всё-таки начал расставлять книги по своим местам.

Жаль, конечно, но к тому, что Займокуза любит, это не приведёт. Привести такое может только к чему-то плохому. Мы ж именно с ним в паре. Чем ещё это может закончиться?

× × ×

Я кратко обрисовал Займокузе ситуацию по выборам, но разработку плана оставил на послешкольное время.

На оставшихся двух уроках я думал, как сыграть фигурой по имени «Займокуза». Но – не знаю, неудачно или очевидно – в голову опять ничего не приходило. Мы с ним вообще хоть на что-нибудь годимся?..

Так ничего и не придумав, я угрюмо дожидался конца занятий. А потом встреча с Займокузой. Сам же пригласил – сам же, прогнивший дурень, думал: «Да ерунда» – сам же и виноват.

Когда закончился классный час, мои одноклассники повысыпали из класса – кто в клуб, кто домой, кто тусить, и все в разных направлениях.

Лишь плотно сбитая группка осталась сидеть за партами. Привлекающая к себе внимание этакая ВИА «Гра» – со светленькой, рыженькой и тёмненькой.

Озадаченно накручивая на палец свои покрашенные в светло-каштановый цвет волосы, Юигахама замычала:

– Пум-бум-бум-бум-бум, хм-м-м-м…

Она держала в руке механический карандаш, но он стоял в одной точке.

Сидевшая рядом с ней и дёргающая себя за светлые локоны Миура, словно о чём-то вспомнив, вскрикнула.

– А, может, в обычной одежде в школу приходить разрешить?

– Точно! – воскликнула Юигахама, ткнув в неё карандашом, и немедленно записала это на клочке бумаги. Но когда мысль закончилась, карандаш опять остановился, и его хозяйка вновь забурчала.

Сидевшая напротив них Эбина-сан тоже запустила руку в свои короткие чёрные волосы и, вздохнув, пожаловалась:

– Отменить бы обыски! Постоянно же. Мешает очень, честно говоря. Я же когда додзики у друзей беру, то в сумке оставляю.

– Это только у тебя так, Эбина, – сказала Миура, и та весело загоготала.

– Хм, ну-у-у, э-это я, пожалуй, тоже запишу.

– Не надо, – осадила её блондинка. – О, я на крыше есть, например, хочу.

– Я тоже!

Явно продумывают детали избирательной кампании и речи. Хаяма и остальные разошлись по секциям, и помочь не могут. Хаяма, впрочем, и без секции им помочь не мог бы – Юкиношьте речь пишет.

После пятничного палева Хаямы Миура была возбуждённой и рассеянной, но в отсутствие причины сих перемен, а соответственно, и надобности о ней думать, проводила время вполне хорошо.

– А ещё в автобусе толпа вечно. Бесит, – проворчала она, накручивая локон на палец и скрещивая длинные ноги… А хотя нет, она ещё противнее, чем обычно.

– А с этим точно учсовет разбираться должен?.. – пробормотала Юигахама, но, приложив карандаш к голове и подумав, поднесла его к бумаге. – А, ладно, всё равно запишу.

Эбина-сан хлопнула в ладони.

– А, я ещё планшет в кабинет ИЗО хочу.

– Планшет… Что-то я не совсем поняла, но всё равно напишу!

Наблюдая за ними, я встал из-за стола.

А Юигахама-то серьёзно баллотироваться собирается… И управляется с этим вполне по-своему.

× × ×

Займокуза добрался до пристанционной «Сайзерии» раньше меня. Чем он удобен – его не надо долго искать. Я подошёл к избранному им столику, выдвинул стул и уселся сам.

– Прости, что так долго, – произнёс я, и Займокуза замахал рукой, мол, ерунда. Склонившись над пустой тарелкой, он жевал так, что его челюсть ходила ходуном. Зуб даю, ест. Судя по тому, что на столе осталась мука, пшеничную лепёшку-фокаччу. Рядом с тарелкой стоял открытый сосуд с гумми-сиропом. Фокачча с гумми-сиропом. Это, наверно, очень вкусно.

Кстати, я ведь и сегодня в школе поесть не успел. «Надо бы и себе что-нибудь заказать», – подумал я, но, открыв меню, осознал кое-что ещё. Даже с помощью Займокузы быстро к ответу мы можем так и не прийти. Возможно, времени понадобится много. Раз так, пообедать нужно плотно.

Я вынул из кармана телефон и позвонил Комачи. Вместо гудка заиграла какая-то песня. Почему у неё вечно песни играют, когда я ей звоню?.. Едва я об этом подумал, она сняла трубку.

– Да-да?

– На меня можешь не готовить.

– Чего?

– Да с Займокузой… Ну, короче, встреча у меня.

– Хм-м-м, а где ты будешь есть?

– В «Сайзерии» возле школы.

– Ясно!

– М.

Звонок прервался. Как легко всё и удобно, когда адресат понимает тебя быстрее, чем за тридцать секунд.

Займокуза, большими глотками вливая в себя колу, искоса посматривал на меня, и когда я договорил, решительно сказал:

– Итак, Хачиман. Начнём?.. Хотя я не понимаю столь, с чего.

Сколько решимости при такой непонятливости. Только вместо того, чтобы почувствовать, что на него можно положиться, я почувствовал укол сомнения.

– Ничего, если я сначала поем? Желудок пустой.

– Уму, так тебе надо его наполнить? Ешь сколько душе угодно.

– Благодарствую.

Я нажал на кнопку вызова официанта. Как про-сайзерианцу (постоянному посетителю «Сайзерии»), над заказом думать мне не пришлось. Большая часть обычного меню была отпечатана у меня в голове, и в книжку нужно было подсматривать только за сезонными и новыми предложениями. Пока к нам шла официантка, я повертел в голове различные вариации заказа и выбрал наиболее сейчас подходящий.

Когда женщина встала у стола, я был уже готов.

– Дориа по-милански и жаркое-ассорти с напитком.

Официантка нажала на экран своего запикавшего планшетоподобного девайса, чтобы отметить на нём заказанные мной блюда, и Займокуза скованно поднял руку.

– А, можно мне ещё острого цыплёнка? А, и рублёной куркумы.

Ты что, ещё будешь есть?.. Впрочем, ничего страшного. Цыплёнок ведь вкусный.

× × ×

Обед занял у нас около часа, и, набив животы, мы решили перейти к главному. Я отхлебнул кофе и сказал Займокузе:

– В общем, представление о выборах ты получил?

– Уму. Значит, наша цель – не допустить избрания этих двоих?

Займокуза страстно кивнул. Но, подумав, простонал:

– Однако же…

– Что такое?

– Зачем нам всё это? – наивно спросил он у меня, склонив голову набок. Впрочем, вопрос так и напрашивался. Ведь число их противников можно по пальцам одной руки пересчитать. Вернее, большинству пофиг, кого там изберут.

У меня причина была. Но называть её ему мне не хотелось. Да и не уверен я был, что смогу всё толково объяснить.

Взамен я ответил вопросом на вопрос:

– Представь, что Юкиношьту или Юигахаму избрали. Какой станет школа?

– Фу-уму, для таких, как я, она станет неприветлива, – ответил он, роняя с виска каплю пота.

– Остановимся на этом.

Хотя вряд ли их избрание как-то на что-то повлияет. У ученического совета старших школ нет власти менять школу сверху донизу. Мои слова были очередной софистикой. Вряд ли она убедит Займокузу на все сто, но сейчас мне нужно хоть сколько нибудь.

– В общем, вопрос в том, что конкретно мы будем делать…

На его полуслове у меня завибрировал телефон. «Опять письмо из Амазона?» – подумал я, но на экране красовалось имя Комачи. Я приподнял руку в сторону Займокузы, взглядом попросил прощения за то, что прерываю, и нажал зелёную кнопку.

– Алло?

– О, вон он.

Голос доносился не из трубки, а из-за моей спины.

Обернувшись, я увидел за ней одетую в школьную форму Комачи.

– Ты тут что забыла?..

– Ты сказал, что у тебя встреча… вот я и пришла!

Что значит «вот и»? Я тебя не звал… Но пожаловаться не удалось – возле неё появилась непредвиденная личность.

– Мы мешаем?

На этом человеке была знакомая спортивная форма, а через плечо свешивался чехол с ракеткой. Сделав встревоженное лицо, он стал похож на ангела больше, чем картина с оным на стене.

– То… Тотто…

То… То-То-То-То… Тоцука! Чёрт, я так удивился, что заикаться начал.

Обычно мы почти не видимся, и из-за этого внезапного появления я решил, что он и есть моя истинная любовь. Хотя тут, с какой стороны ни посмотри, Комачи постаралась, так что любовь эта ненастоящая. Как славно. Теперь, когда я успокоился, можно строить Гандама и начинать бой!

Слова заклинило у меня в горле, и Тоцука обеспокоенно смотрел на моё хлопанье ртом. Чтобы стряхнуть с него тревогу, я быстро заговорил:

– Нет, всё в порядке. Может, присядешь?

Я быстро убрал свои вещи на соседний со стеной стул и выдвинул его брата-близнеца с другой стороны стола. Вполне законный план по посадке Тоцуки рядом со мной. Да я гений.

– А может, есть хочешь? – спросил я истинно джентльменским голосом у картины с ангелом на стене. Ой, как так?! Спутал! Тоцука ведь тоже ангел! И вообще, что в «Сайзерии» делает картина с ангелом?

– А, тогда… – пробормотал Тоцука, усаживаясь рядом со мной. Займокуза хмыкнул и подал ему меню. Вместо обычного «фуму» у него вышло «фумэн»; нервничает, видать, в присутствии Тоцуки-то. А мы, однако, не такая уж и плохая пара. – Может, острый красный перец заказать?.. Но он луком нафарширован… Хм, – забеспокоился Тоцука. К кнопке я сейчас даже не притрагивался. Прошу, выбирай, сколько душе угодно и что угодно, будь это красный перец или красный пенис.

Пока Тоцука думал, я встал и прошептал Комачи на ухо:

– Комачи, что здесь происходит?

– Раз ты будешь ради меня стараться, то и я ради тебя стоять на месте не собираюсь.

О да, ты своё дело знаешь. Я протянул руку, чтобы погладить её по голове, но она увернулась от неё и сделала шаг назад. А затем горделиво выпятила грудь.

– В общем, я нашла нам помощников, – по-шоуменски произнесла она и демонстративно протянула руки вбок.

Они указывали на Кава… Кавагучико-сан? Нет, её зовут Яманакако-сан. Впрочем, с неё и Кава-как-её-там-сан хватит. И вообще, Комачи, откуда у тебя её номер, когда я даже не знаю её имени?

Кава-как-её-там-сан засунула руки в карманы и, надувшись, тихо бросила мне в лицо:

– Я-то тут при…

На середине фразы она посмотрела мне прямо в глаза, и, запнувшись, стихла. Ну прости. За то, что тебе пришлось прийти сюда против воли.

Впрочем, Кава-как-её-там-сан из нашей школы, так что против её присутствия я ничего не имею. У неё тоже есть право голоса, и происходящее относится и к ней.

Но был и совершенно посторонний.

– А это что тут делает? – спросил я Комачи, и это на удивление пылко ответило:

– Я тебе не это! Я Кавасаки Таиши!

Ну так, что ты тут делаешь?.. Что-что? Пришёл сказать, что Кава-как-её-там-сан зовут Кавасаки? Вот спасибо!

Но судя по тому, как Комачи почесала голову и смущённо засмеялась, дело было не в этом.

– Вот чего у меня нет, так номера Саки-сан.

– А-а-а, ну ясно.

Всё встало на свои места.

– Ну что же, раз она здесь, это может быть свободно.

– Я тебе не это! Я Кавасаки Таиши! – совершенно не удручённо воззвал он ко мне вновь. Научи свою сестру так делать, уж тогда я точно её имя не забуду. Едва я об этом подумал, как она пронзила меня взглядом.

– Ты что-то сказал?

– Нет-нет, он нам нужен… Э-э-э…

Чтобы тебя в руках держать. И прекрати смотреть на меня взглядом, решающим, покрушить меня или покромсать, а то какой-то Kill la Kill получается…

– Может, рассядемся? – умиротворяюще предложила Комачи, и мы сели за соседний столик. Кавасаки и Таиши устроились у стены, а моя сестра рядом со мной. Сидеть сбоку ей ничего не стоило.

После того, как все решились с заказами и отметили их, а напитки заняли свои законные места, Комачи кашлянула и провозгласила:

– Итак, начинаем разработку плана «Помешаем Юкино-сан и Юи-сан стать избранницами народа»!

Тоцука с Таиши зааплодировали, а Займокуза важно кивнул.

Раз Тоцука с Кавасаки не стали возражать, значит, Комачи им заранее всё объяснила. Способная сестра. Однако Кавасаки, примостив подбородок на подставленную ладонь и старательно отворачиваясь, выказала другое сомнение:

– Я тут вообще нужна или нет?

– Ты тоже учишься в школе Собу, так что нам понадобится и твоя помощь, Саки-сан, – прямо оду пропела Комачи, мило хихикнув. Хорош руки потирать. Но Кавасаки не изменила своего мнения, даже не въезжая в этот жест.

– Хмпф, вряд ли я вам чем-то помогу.

– Нет, твоё мнение может оказаться полезным, – сказал я, и она, на долю секунды бросив в меня взгляд, вновь обратила его в ту же сторону, что и раньше.

– К чему оно тебе? – спросила она, но, учитывая расстановку сил, её мнение может сгодиться для справки.

Я стою у подножия социальной пирамиды нашей школы, поэтому по умолчанию становлюсь низшим существом, так что моё мнение по отношению к Юкиношьте и Юигахаме предвзято. Мнение человека, который с ними не общается, для справки сгодится лучше моего. В оценивании главное – объективность.

Только я собрался это объяснить, как принесли нашу еду.

Мы дождались ухода официанта, но в разговоре повисла неловкая пауза. Ну хоть общий вывод скажу.

– На самом деле оно мне нужно.

Кавасаки удивлённо моргнула.

– Д-да?.. Ну, тогда ладно, – произнесла она, подтягивая к себе ледяной чай, после чего, отвернувшись, взяла в рот соломинку. Пустая чашка ответила шумом воздуха. Она как будто не слушает. Устала, может?

А мы ещё заставили её принимать участие в этой мозгокрутке.

– Прости.

Кавасаки поставила чашку на стол и вновь примостила подбородок на руках.

Подумав, она перевела взгляд на меня и сказала:

– Ничего страшного. Тот клуб… тебе как-то идёт.

– Ха? И чем же?

С этим клубом меня ничего не роднило. Я ненавидел даже слова «обслуживание», «труд» и «работа».

– Н-ничем. Ты просто сам не свой был в последнее время, ну, мне показалось.

Она же тоже одиночка, и уровень её владения умением наблюдения потрясающ. Она словно Будда. Наблюдение за людьми – способность одиночек.

«Сам не свой», говоришь?

Да и то, что я сейчас устраиваю, тоже на меня не похоже. Я не забил на клуб и пытаюсь спасти его. С какой стороны ни посмотри, это совсем не в моём стиле.

Но окружающие в данном вопросе могут понять совершенно разное. Комачи, улыбаясь, прыснула.

– Похоже, на этот раз ты не собираешься бесполезно трепыхаться, братик.

А-а-а, вот так больше похоже.

Пусть мне обрубят PowerPoint, и другие альтернативы исчезнут, я всё равно что-нибудь предприму, но это будет именно трепыханием. На понесённый урон мне пофиг. Даже зная, что в итоге проиграю, я попытаюсь хотя бы испортить своему противнику победу.

Вот это и правда по-моему.

Вот давайте по-моему и попробуем.

Тем более что у нас есть успешно сработавшая модель.

Я повернулся к Комачи. В своей средней школе она, вроде как, попала в учсовет. Значит, у неё есть ценный опыт победителя выборов. Да и кампанию она должна была осуществлять. Вот об этом я её и спросил.

– Комачи, как ты выиграла свои выборы?

Та постонала-постонала, да начала с присказки:

– Я выиграла голосование доверия, так что вряд ли чем-то помогу…

– Ничего страшного. Если у тебя была какая-то стратегия, расскажи.

– Ясно. Так… Я просто ещё до начала баллотирования всем рассказывала о своих планах, и если ничего крупного не происходило, никто как-то на то место больше не рвался.

– Ага…

Конечно, выборы не такая вещь, в которой выигрывает тот, кто сделает первый ход, но если заранее попытаться ограничить свободу действий противника, даже самые рвущиеся на место засомневаются. Да, моя младшая сестра знает, куда и где.

Я взглядом спросил у неё, может ли она продолжить, и она вновь застонала, на этот раз скрестив руки на груди.

– И ещё… Парням тут будет проще. Ну, популярным и надёжным парням.

– Ну, тут да, парням за девушку голосовать будет немного стыдно. Средняя школа ещё, все дела.

– Ну-у-у, и это тоже, – неясно вставила Комачи и туманно улыбнулась.

– Что такое? – уточнил я у неё, и она подняла указательный палец.

– А если выступит девушка, против неё может объединиться половина девочек школы.

Н-ну да… А моя младшая сестра-то, оказывается, вошла в женское общество раньше, чем я это заметил. Братик рад, что ты выросла, Комачи, но ему немного грустно…

Таиши, сидевший напротив меня, отшатнулся. Опустив голову, он пролепетал:

– Чёрная… Хикигая-сан, ты просто чёрная…

– Не называй чужих младших сестёр чёрными.

И вообще, чёрная – это твоя сестра. Её трусики, например.

Так или иначе, из слов Комачи можно было собрать головоломку.

– Использовать женскую вражду?..

– Тактика «Соперничество двух тигров»! – встрял Займокуза. Тоцука склонил голову набок.

– Но так же получается, что мы рассорим Юкиношьту-сан с Юигахамой-сан, да?

– Именно… И если всё сорвётся с места, начнётся такая борьба за голоса, что ситуация перевернётся с ног на голову, – серьёзно ответила Комачи. Это просто предположение, да? С тобой такого не случалось? Что-то я испереживался…

В принципе, верно. Причина для опасения стоящая. Я легко представил себе Миуру в пылу такой битвы. Правда, ответка Юкиношьты будет в два раза больнее, и та заплачет. Но ненужного урона нам лучше избегать.

Я вопросительно обвёл глазами присутствующих, и Займокуза с Таиши подняли руку.

– Предлагаю тактику «Пустой замок»!

– Может, найдём ещё одного кандидата?

Потрясающе, Таиши. Проигнорить Займокузу и высказаться, будучи аутсайдером, – это похвально. Возможно, ты многого стоишь. Но это уже предлагали Юкиношьта с Юигахамой, и я был против.

– Уже думал. Но если кандидат не будет на их уровне, то не победит ни за что.

Правда, единственный, о ком я сейчас мог подумать, – это Хаяма, но голоса, которые могли бы ему достаться, теперь уйдут в лагерь Юкиношьты, а его подруги на стороне Юигахамы. На других и надеяться не стоит.

Таиши опять задумался.

– А, может, если ничего не получится в одиночку, можно взять числом?

– О-о-о! Флуд! – воскликнула Комачи, хлопнув себя по коленям. «Флуд», видимо, значит «переполнение».

То есть, забить выборы кучей кандидатов… Ну да, так число голосов, которые уйдут этим двум, можно срезать. Поможет? Нет, победит всё равно тот, у кого их останется больше. А это по-любому будет одна из них.

Если прямой отпор и флуд не проканают, надо думать в другом направлении.

– Способ победить Юкиношьту и Юигахаму, – пробормотал я, и молчавшая Кавасаки вдруг спросила:

– Мне-то, конечно, пофиг, но если не выиграют Юкиношьта и Юигахама, то кто тогда?

– А…

Блин, я же совсем забыл про Ишшики.

– Ну ты даёшь… – недовольно вздохнула Кавасаки. Да ладно уже, и так пристыдила.

Если мы не дадим стать президентом Юкиношьте и Юигахаме, им станет Ишшики. Что есть плохо. Пока кандидатов трое, драпированное кресло уготовано кому-то из них. Вот это и называется патовой ситуацией.

Я почесал голову и начал обдумывать всё с самого начала, только теперь не упуская из виду Ишшики. Мои мысли прервал хорошо поставленный голос.

– Хому, раз всё зашло так далеко, наша последняя надежда…

Я поднял голову, чтобы взглянуть на источник этого голоса, и мои глаза встретились с глазами Займокузы.

– Займокуза…

– Уму, – довольно кивнул он. Ну ты и… Я сам собой улыбнулся.

– Я тебе за многое благодарен и очень ценю твои чувства, но прости уж, что мне приходится это говорить… Ты в последнее время как-то мешаешься под ногами.

– Хоге!

Я поставил его на колени. Ну да, поменьше бы твоего «Троецарствия»… Но Займокуза встанет, какой бы гнет на него не давил. «Это пшеница! Это станет пшеницей!» – сказал бы Гэн, увидев, как я выпрямляюсь.

– Кепкон, не ты ли сам меня пригласил? Ужель не потому ли я излагаю тебе свои стратегии, тактики и искусство войны в целом? – вопросил он меня, поправив очки.

– Ну, они не совсем твои…

– Закрой свой рот! Во-первых, Хачиман, твои шансы на победу против них почти равны нулю. Одной стратегией тебе их не одолеть. Поэтому тебе нужна и тактика.

Такое чувство, что он говорит нечто вполне естественное…

Тоцука вновь склонил голову набок.

– А что, тактика и стратегия – это разные вещи?

– Э? Э-э-э… У-уму. Чтобы понять, чем различны они, все присутствующие повинны открыть словарь! – горячо отмахнулся от вопроса Займокуза и вновь посмотрел на меня. – Говорю сразу: сражаться с ними – плохая идея.

– Это-то да, но…

Как это унизительно, что я не знаю, чем ему ответить. Он прав, я не из тех, кто способен выиграть в честной схватке. Мне бесполезно драться, а вернее, бесполезно даже начинать драться. Мы не то чтобы отстаём по силе от врага, мы даже на поле боя ещё не вышли.

Чёрт, а положение-то куда хуже, чем я думал.

– Братик, – окликнула меня Комачи. Когда я принялся чесать затылок.

– М?

– Синдромный дело говорит.

– Ну, братик-то это понимает, но знаешь, в чём дело, Комачи-чан…

Дай-ка ты мне подумать над его словами получше, хорошо? Как будто ребёнка маленького успокаиваю, сказал.

Если мне не изменяет память, это Сунь-Цзы когда-то сказал: «Победа без войны». Может, я что-нибудь придумаю, если сам стану Сунь-Цзы? Я Сунь-Цзы, я Сунь-Цзы, я есть Сунь-Цзы, есть Сунь-Цзы… Абико? То есть, префектура Тиба побеждает без войны, потому что в ней есть город Абико? Да, я всегда знал, что Тиба сильнейшая.

Когда мои мысли пошли по касательной, Комачи потянула меня за рукав.

– Я что-то не хочу, чтобы ты выигрывал выборы.

– Ха? Но если мы не выиграем…

…то президентом учсовета станет одна из этих троих.

– Ты вообще ещё не кандидат, так что о победе и поражении и речи идти пока не может.

Кавасаки вздохнула надо мной, как над горем луковым. Справедливо… В смысле, она права, но бли-ин.

– А-ха-ха, просто Хачиман не из тех, кого правила остановят, – смущённо засмеялся Тоцука, пытаясь разрулить ситуацию. Просто ангел. Раз ты так говоришь, может, прекратить сдерживать себя тем правилом Гражданского кодекса, что прописано там по адресу глава 4, параграф 2?

Комачи с силой повернула исцелённого меня к себе.

– Я хочу, чтобы Юкино-сан и Юи-сан остались в клубе обслуживания, а на эти выборы мне плевать.

– Ну… да. Но остаётся же ещё Ишшики…

Я не могу просто взять и отказаться от её просьбы. Этому не будут рады ни Юкиношьта, ни Юигахама, ни Хирацука-сенсей и ни Мегури-семпай.

Комачи смотрела на меня, приподняв бровь.

– Ты так говоришь, как будто тебе до этой Ишшики-сан вообще дело есть.

– Ну, в принципе нет…

– Так чё ты паришься?

– Ну, это же всё-таки просьба.

Комачи обеими руками сдавила моё лицо.

– Тебе что важнее, работа или я?

– Конечно, ты. Работать я вообще не хочу, – бесстыдно ответил я сердечным голосом, стряхивая с себя её руки.

– Метод исключения, да? – нервно засмеялся поражённый Тоцука. О, если бы на месте Комачи сейчас был Тоцука, я выбрал бы его даже быстрее.

Комачи было надулась, но потом её губы растянулись в улыбке.

– Не особо меня твоя честность радует… ну да ладно. Итак, братик, что ты будешь делать?

– Я понимаю, на что ты намекаешь. Но мне совсем не хочется пихать Ишшики в учсовет.

Это и называется жертвованием. Поэтому я и не могу на это пойти. Причина тому не будет касаться Ишшики Ирохи – только меня. Самолично сделать её жертвой обстоятельств – такого права нет ни у кого из живых.

– Понятно. Ты остаёшься собой, – печально опустила глаза Комачи, но тут же покорно улыбнулась.

– Ну да, Хачиман есть Хачиман, – улыбнулся вслед за ней Тоцука.

– Хм-м, – слегка удивлённым голосом протянула Кавасаки, но улыбнулась несколько заинтригованно. Однако стоило мне взглянуть ей в глаза, как она отворачивалась и закусывала соломинку. Затем она наклонилась ко мне и спросила: – В принципе, тут любой метод подойдёт… Но что ты сделаешь?

– Дайте мне подумать.

Я медленно закрыл глаза.

При настройках приоритета на просьбу Комачи и вывод Юкиношьты с Юигахамой из гонки единственным кандидатом останется Ишшики Ироха. Вероятность появления других желающих настолько мала, что ею можно пренебречь.

Но так кому-то придётся принять удар на себя.

И за чем дело?

За желанием этого человека; это единственное, что тянет нас вниз.

Раз дело лишь в этом, нужно придумать, как повлиять на него.

Другими словами, я должен убрать от неё всё, что отворачивает её от должности президента ученического совета.

Дойдя до этого пункта, я открыл глаза.

– Короче, мы с самого начала подступались к этому делу неправильно…

Не только я, но и Юкиношьта с Юигахамой.

– А раз дело только в этом, единственный вариант – переговорить с Ишшики.

– Это только если она согласится разговаривать… Она ведь девушка. Она поймёт тебя? – пробормотал Займокуза. Немного необычная причина переживать, но я был с ней большей частью согласен, что ставило меня в центр внимания. Сидевший рядом с ним Таиши почему-то кивал. Вдобавок он, будто из любопытства, спросил:

– А что за человек эта Ишшики-сан?

– Ну…

Ишшики Ироха. Людям она казалась милой и придающей сил, но сие впечатление было результатом её расчётов. Если вспомнить разницу между её обращением с Хаямой и людьми второстепенной для неё важности (типа меня и Тобе), останешься глубоко поражён.

Это очень тяжело выразить словами. Что, если попробовать так?

– Если привести пример, получится некрасивая и немилая версия Комачи.

– О, это очень плохо, да? – почему-то произнёс Таиши.

– Братик, и как это понимать?

Улыбка Комачи меня пугала.

– Так, что ты очень милая, – выкрутился я, погладив её по голове. – Думаю, она меня поймёт. Пожалуй, справлюсь.

Я был практически в этом уверен. Раз Ишшики Ироха просчитывает своё поведение, значит, должна уметь и переговаривать с людьми. Если она тщательно представит себе все риски и отдачи, аккуратно подобранные слова смогут и распахнуть дверь к её согласию.

Но перед этим нужно найти согласных.

Вернее, создать.

В общем, костяк есть. Осталось проработать подход. А для этого нужно накопить сведений.

– Кавасаки, можешь просто назвать имена тех, кто, по твоему мнению, подойдёт на роль президента учсовета?

– Что?

Кавасаки неверяще показала на себя пальцем и удивлённо моргнула. Затем, постанывая, задумалась.

– Т-так внезапно спрашиваешь…

– Можешь подумать.

На самом деле мне нужно было время, чтобы подумать самому.

– Ну, раз так…

Она склонила голову и, хмыкая, стала перечислять имена:

– Юкиношьта и Юигахама вполне подойдут. И ещё этот, Хаяма, что ли?.. Ну, от которого будто сияние исходит.

Так, девушки уже должны начать набирать голоса утвердителей, и из моего плана их можно исключить. Но всё же, чтобы Хаяма казался ей таким…

Кавасаки двигалась дальше.

– Эбина… на роль подошла бы, но роль не подошла бы ей.

Согласен. Этот человек и так всем своим видом показывает, как хорошо ей быть вольной птицей. Но раз Кавасаки так быстро её назвала, значит, они уже довольно близки. Поразительная честность…

Вдруг Кавасаки произнесла «а» и тихо добавила:

– Вот Миура точно не подойдёт.

У них настоящая женская вражда. Но раз она её назвала, значит, во что-то её существование ставит.

Пока что она перечисляет тех, кто в школе чем-то выделяется. Популярен. Шеренгу, которая у всех на устах.

Но услышать от неё следующее имя я не ожидал.

– Есть ещё Сагами…

– Ха? Сага-ами? – переспросил я, незаметно для самого себя нахмурившись. Кавасаки скривилась.

– Чего ты на меня так смотришь? Сам попросил.

– А, прости. Я не собирался тебя… Но почему она?

– Потому что она была председателем исполкома на фестивалях культуры и спорта. Она может и на пост президента подойти.

– Ясно…

В моих глазах Сагами была никчёмным человеком, и её я совсем не вспоминал. Но для тех, кто не знает всего произошедшего, она остаётся человеком, работавшим на официальных должностях. Что уж второгодки, она и выпускников с первогодками восхищать должна.

Вот уж и правда тёмная лошадка. К тому же, против Сагами у меня даже совесть ничего не скажет. С той же формулировкой в кандидаты можно и Тобе записать. Ну так, славный парень же.

Теперь всё готово. Осталось лишь тщательно разработать подход к делу. Подняв глаза на Кавасаки, чтобы поблагодарить её, я увидел, что она пытается что-то сказать. Я чуть качнул головой назад, спрашивая: «Ещё что-то?», и она кивнула.

– Ну и… ты.

– О-о-о, было бы интересно. Но тридцать голосов утвердителей мне не собрать.

– Знаю, просто хотела сказать.

Кавасаки резко отвернулась. Знаешь – так не говорила бы. А то сердце начинает быстрее биться.

Итак, все фигуры собраны. Я стал утверждать их один за другим.

– Хаяма, Эбина-сан, Миура, Сагами и, раз уж на то пошло, Тобе. А ещё Ишшики. Все они будут кандидатами, – объявил я.

Комачи неуверенно покосилась на меня.

– Что? Ты же хотел сделать кандидатом только Ишшики-сан.

– Так оно и будет. Все они станут «заслонными лошадьми» на нашем пути к Ишшики.

Есть у всего этого и другая причина, но лучше объяснять всё последовательно. Комачи мои слова, судя по всему, не убедили, так что нужно идти медленно.

– «Заслонными лошадьми»… Согласится на это вообще хоть кто-нибудь или нет?.. Братик, ты что, так у них и попросишь?

– Ха-ха-ха, верно мыслишь. Поэтому мы воспользуемся их именами без разрешения. И с их помощью соберём столько утвердителей, сколько сможем.

А для этого нам не хватает ещё одного человека, но его я попрошу лично.

– Тоцука, ты не против, если мы возьмём твоё имя?

Тот удивлённо моргнул, словно не ожидал, что его сейчас окликнут.

– Э?.. Ты так говоришь, что я не понимаю…

Он заёрзал и опустил глаза. Какое-то время он так и смотрел на пол, после чего, не поднимая головы, перевёл взгляд на меня.

– Ничего плохого не сделаешь?

– Обещаю.

Плохого – нет, но относящегося к любви – да. А может, даже уже сделал.

Тоцука тепло улыбнулся.

– Тогда я не против. Можешь взять моё имя.

– Спасибо.

Р-раз ты так говоришь, я возьму твою фамилию… «Тоцука Хачиман» – звучит потрясно! Прямо название синтоистского храма.

В общем, теперь все фигуры расставлены на доске. Благодаря Тоцуке я чувствовал, что среди них стоит и успокоение моего сердца, и мир казался мне местом, которое наполняли LOVE&PEACE.

Пока мои щёки покрывал румянец самоудовлетворения, заговорила сидевшая рядом со мной Комачи.

– Но если ты без спроса возьмёшь чужое имя, и его хозяин это запретит, утвердить его кандидатуру уже не получится.

Истинно так. Пока нужный нам человек не даст своё согласие, объявления его кандидатуры не выйдет. Один случай с Ишшики уже произошёл, и повторения не будет.

– А им не нужно выставлять свою кандидатуру. Это вообще нежелательно. Нам главное голоса утвердителей собрать.

– ?

Удивлённо склонила голову не только Комачи, но и все присутствующие.

– Что станет с человеком, кому даст голоса утвердителей вся школа?

– Победит, ясен пень, – кивнула Комачи, словно это было как данное. Я кивнул ей в ответ.

– Разумеется. Вернее, не даст выставить свою кандидатуру другим. Утвердив кого-то одного, утверждать кого-то другого ты не будешь.

– Хо, прийти к такому выводу… Это уже что-то уровня «выше закона», – восхищённо произнёс Займокуза. Да не это нас выведет. Да и тот фильм со Стивеном Сигалом тут ни при чём.

– Да вряд ли это вообще есть в правилах. И вряд ли их кто-то вообще читал. Но отдав свой голос одному человеку, отдавать его другому ты уже вряд ли будешь.

Именно незнание правил и вынудит людей искать в своих поступках логику.

Если бы дать утвердительный голос можно было лишь одному человеку, сбор таких голосов значил бы нечто большее.

Обычно он считается лишь предварительными выборами, отсеивающими самых слабых кандидатов. Но дело в том, что никто не запрещает тебе собрать больше тридцати голосов. И если тридцать у тебя уже есть, количество не играет никакого значения.

– Поэтому мы зафлудим выборы первичными кандидатами и постараемся перетянуть на себя столько голосов, сколько возможно.

– Если мы соберём все голоса заранее, то другие люди не смогут баллотироваться, да?!

В устремлённых на меня блестящих глазах Таиши было написано слово «класс». Но прости. Всё не так просто, как кажется.

– Если сильно всё упростить, то так и есть, но шансы на это малы. Так мы лишь застопорим процесс. Если кандидатов будет много, люди не будут знать, кого выбрать. А значит, не будут спешить голосовать.

Дело-то пустяковое, но ту парочку стеснять тоже должно. Но лишь стеснять, на нечто большее это не сгодится.

Нужен ещё один ход.

– Слушай, – окликнули меня, когда я подумал о том, как походить. Подняв глаза, я увидел нахмурившуюся Кавасаки. Как будто исподлобья смотрит, но это у неё по умолчанию.

– Давай забудем на время, сработает это или нет. Ты не боишься, что тебя застукают?

Старшая сестра сказала, младший брат закивал.

– Точно, брат, они же тебя до полусмерти изобьют. Серьёзно.

– Не зови меня братом.

Мне тут же представилось, как я избиваю до полусмерти его, но рядом с ним сидела Кавасаки, а её я боюсь.

Однако Комачи вновь потянула меня за рукав.

– Братик…

Её рот обратился буквой «Λ». Я понял её без слов. Явно же значит всё это то, что они не хотят от меня рецидивов.

– Понял, понял. Всё будет продуманно.

А как иначе тогда?

С самого начала я заносчиво считал, что смогу управлять всей школой, воспользовавшись направленной на меня ненавистью. Да-да, именно. Но сейчас, взглянув на этот план с объективной точки зрения, я понял, насколько он несовершенен.

– А кто тогда всё сделает? – спросил Тоцука, и я опустил плечи.

– На кого-то другого спихнуть получится вряд ли.

Я не хотел сваливать всю вину на кого-то другого. И не хотел, чтобы этот пост занял кто-то ещё. А ещё мне не хотелось, чтобы такое дорогое мне место ускользнуло из моих пальцев. Мне в нём удобно.

– Поэтому этим займётся не человек.

На лицах собравшихся появились вопросительные знаки. М-да, лучше объяснять всё постепенно…

– Займокуза.

– По… Но ведь я же челове-ек… – заявил он, отчаянно замахав руками. На его лице было написано: «Нет, ни за что, я этим не займусь». Его искренняя реакция горько улыбнула меня.

– Знаю. Я просто назвал твоё имя. Ты сейчас в Твиттере есть?

– Посу-посу-посу, у меня есть основной акк, фейковый акк, заблоченный акк и общественный акк. Под моим началом находится много чего, хочу я сказать. Коли надобен Твиттер, я могу помочь. В моей обители меня зовут Великим Мастером Компьютеров.

Что за странные у тебя смех и выражения? А, и родня твоя над тобой явно смеётся.

Но раз Займокуза сидит в Твиттере, всё станет намного проще. Я нашёл подходящий акк и показал экран остальным, по ходу дела поясняя:

– В общем, Твиттер – это что-то вроде социалки или миниблога. Не уверен я точно, к чему он относится, но можно писать сообщения длиной до 140 символов. И есть эти фолловеры… Ну, типа тебя могут читать. Они могут копировать твои сообщения себе, отвечать на них и даже что-то типа с тобой переписываться.

Ладно, остальное сами нагуглят, мне сейчас главное – по плану разъяснить.

– Что самое офигенное – как быстро может разойтись слух. Если тебя заретвитят, твоё сообщение может увидеть много людей.

Услышав моё дофига грубое объяснение, все выглядели так, будто родились, зная, что такое Твиттер. Вот вам и нынешняя молодёжь. В принципе, он и так сейчас на слуху. Кругом эти самопальные постеры «Разыскивается», утечки информации, тролли. Ну, лично я об этом знаю.

– Ну, и зачем тебе понадобился Твиттер? – нетерпеливо спросил Займокуза. Ему моё объяснение было скучным.

– Создадим фейковые акки для сбора голосов. Главное, чтобы никто не понял, что они фейковые. И голоса утвердителей начнут собирать несуществующие люди.

– Несуществующие люди, – пробормотала непонятливым голосом на вид понявшая всё Комачи.

Я кивнул.

Сия быстрая временная мера нарушит закон как минимум один раз.

Но сейчас самый раз ей воспользоваться.

– А это вообще по правилам? – скептично спросила Комачи.

В правилах проведения избирательного процесса в учсовет вряд ли будет написано об онлайн-платформах. Да когда их писали, самого интернета не существовало. Так, концепт.

Шаги в этом направлении правилами не ограничены.

– Мы же не будем подавать заявление, должно прокатить.

– Ну-ну…

Она скрестила руки на груди, но я похлопал её по голове и продолжил:

– Ну, даже если не сработает, грязью поливать будут выдуманного человека. Можем вообще весь шквал огня на него направить; ну, который обрушится и на него, и на тех, кто его поддерживал. Так они смогут сохранить лицо. Мы никому не навредим.

Мира, в котором никому нельзя навредить, не существует.

А если бы он и был, все его жители были бы страдальцами в одинаковой степени.

Коль ты понимаешь, что мир, в котором нет вреда, нелогичен, но ненавидишь саму идею вреда, тебе нужно найти козла отпущения.

И если его не существует, ничего страшного. Тебе нужно лишь найти само естество, принимающее на себя удар. Думаю, это мой единственный козырь. Вытягивать его долго и затратно, но с его помощью можно перейти Рубикон вреда.

– Ну ты даёшь, брат, – просто пробормотал Таиши, криво улыбаясь.

– Ха-ха-ха, оставь похвальбы на потом. И братом не зови.

– Не думаю, что Таиши тебя хвалит, – резко осадила меня Кавасаки.

Э? Правда? То есть, он что, испугался?

– Н-но если сработает, будет здорово, – сказал Тоцука, будто пытаясь сгладить ситуацию. Однако Комачи вздохнула и укоризненно на меня посмотрела.

– Ну да, если сработает, то хорошо…

Обычно на мои слова она отвечает лаконично, но с некоторых пор что-то долго на них реагирует.

– Что, совсем всё плохо? – обеспокоено спросил я её.

– Хм-м-м, да нет, в принципе… А вот хорошо ли для тебя… Тут я не уверена, – капризно ответила Комачи, опустив глаза. Как будто не могла своих же мыслей объяснить.

Ладно, пусть метод скрытный, даже трусливый…

– Не узнаем, пока не попробуем. Альтернативы всё равно нет.

Займокуза был прав. Руки у нас и так связаны. К тому же, мы сразу отсекли те из них, которых и не существовало вовсе. Дуэль сильнейших дуэлянтов была неизбежна. Они сами стали её причиной. Такие дела.

– Ну, и как мы это провернём? Одним созданием акка фолловеров мы не найдём и ретвитов не получим.

– Будем фолловить кого-нибудь из нашей школы. Если нас в ответ тоже кто-то зафолловит, и остальные потиху подтянутся. И… в фолловинге людей из одной школы есть некое давление. Особенно девушки про это знать должны.

Выслушав меня, Займокуза хлопнул себя по коленям.

– Ясны мне намерения твои. Приветствуя человека из твоей школы, ты вынуждаешь их тебя фолловить, да?

А вот и сила Великого Мастера Компьютеров. Ты много чего знаешь.

Когда тебе пишет ученик твоей школы, эта неловкость возникает сама собой. Если тебя зафолловит человек, назвавшийся твоим однокашником, эмпатия просто заставит тебя ответить ему тем же, даже если вы с ним не знакомы. И когда они зафолловят этот фейковый акк, твиты с него появятся у них в ленте.

– В общем, имя акка и твиты должны быть примерно такие.

Я достал из сумки шариковую ручку и написал на захрустевшей салфетке со стола:

Имя пользователя: Аккаунт для поддержки **-сана
[Только школа Собу] Этот человек будет президентом! Сейчас мы ищем ему утвердителей! #RTиОставьИмяЕслиХочешьЕгоУтвердить [расскажи друзьям]

Пробив число символов по телефону, я привёл пост именно к такому виду.

– В общем, просто постим это через равные промежутки времени и набираем ретвиты. Те, кто заретвитят этот твит, должны будут оставить свои имена.

Надо ещё и профиль продумать. Самое сложное – как представить информацию. Слишком уж индивидуальным аккаунт казаться не должен, но и убедить, что всё это взаправду, мы тоже хоть кого-то должны. Столько всего создать надо…

Какое-то время все молча изучали образец и твит. Чем больше их увидит людей, тем лучше окажется результат. В такие времена я радуюсь, что меня окружает компания.

Вскоре Таиши поднял руку.

– А что ты будешь делать, если это увидит настоящий человек и попытается от него отречься?

Ясно. Ну да, вероятность существует… Я немного подумал и сказал:

– Можем сделать так: писать твиты типа: «Только самому ему не говорите ♪кяпирун ♪». Да и поддержки тех, кто знает, должно быть достаточно.

Взглянув на мой смартфон, упражнение Таиши по подъёму руки из положения сидя повторил Тоцука. Да, Тоцука-кун?

– Хачиман, а это у всех такое имя будет? Какое-то оно ненастоящее.

– Ничего страшного. Есть люди, которые пишут свои имена, есть люди, которые выдумывают псевдонимы.

– Кому это вообще надо? – безучастно спросила Кавасаки.

Ух ты ж, Кавасаки-сан, а вы весьма недоверчивы. Но я вас за это не возненавижу. Я ведь и сам недоверчив. Благоразумие – наше всё.

Да спроси у меня имя на улице – хрен я назову. Проходили, знаем.

– Ну, если честно, нам поможет и псевдоним. Мы же не официально подписи собираем. Подавать комиссии не будем, а значит, от глаз публики список скроется. К тому же, нам повезёт, если люди ознакомятся со всем списком аккаунтов и решат поддержать сразу несколько человек.

– Серьёзно? – удивлённо спросила Комачи, и я кивнул.

– Это и станет главным пунктом переговоров.

– Переговоров, – пробормотала она. Ладно, возможно, прозвучало слишком чопорно.

Но в этом и заключалась суть фейковых акков.

Создать подставное лицо, с помощью которого втихаря отбирать у Юкиношьты и Юигахамы голоса – цель вторичная.

Главное – сбор голосов.

Эти голоса и станут главным козырём в разговоре с Ишшики.

А следующим козырём станет она сама.

Выслушав остальных и сгладив самые острые концы, я избавил себя от большинства забот.

Вопрос в том, на кого дело взвалить…

Впрочем, мы с Займокузой…

– Займокуза, сможешь половиной акков управлять?

– Разумеется.

Он нигилистически засмеялся. Сколько спеси на тебя находит, когда дело касается того, в чём ты ас. Пугает меня эта спесь. Предупредить бы тебя на всякий случай…

– И постарайся нас не спалить. Просто дурачь народ три дня.

– Я справлюсь. Однажды я пытался взломать IP, но ждал меня только невыносимый ужас.

У тебя в прошлом и такое было?.. Ну что же, раз он был напуган так сильно, как рассказывает, то будет перепроверять всё трижды.

Только я подумал, что можно, в принципе, и начать, как Кавасаки застучала пальцем по столу. Азбука Морзе? А хотя вроде меня зовёт. Могла бы и по имени. Или ты его не помнишь? Ох уж эта Кава-как-её-там-сан!

– Чё такое? – спросил я, и Кавасаки, бросив быстрый взгляд на Займокузу, тихо спросила:

– Оно вообще сможет писать, как девушка?

– Да вроде. Займокуза в этом спец.

Займокуза поднял вверх два больших пальца и подмигнул.

– Да, предоставьте это талантливому литератору!

– Да нет, блин… Найти подходящий акк, скопипастить нужные слова и изменить, как тебе надо, или просто изучить его стиль и пытаться подражать. Ты же талантлив именно в этом, да?

– Об сим я и подумал, нин-нин, – вдруг засмеялся Займокуза, вкладывая в свой смех толику самоуничижения. Знаешь, твой талант очень важен. Береги его, ладно?

Но всё же, начало положено. Я отхлебнул остывшего кофе. Все вздохнули, и атмосфера сразу потеплела.

Хмурым лицо было только у одного человека, моей сестры.

– В чём дело, Комачи? – тихо, чтобы никто не услышал, спросил я у неё.

– Сработает ли? – быстро повторила она тот же свой вопрос.

– Сработает. Я буду дорабатывать последние штрихи до самого конца. Честно.

– Угу, – откликнулась она, но по-прежнему глядя вниз.

Сложив руки чашей, она положила на них голову и застучала себе по скулам пальцами.

– Братик, только обговори всё хорошенько с Юкино-сан и Юи-сан. Обещаешь? – спросила она, сдавив мою руку.

– Ага, обговорю. Но для этого надо подготовить убедительную историю. Придётся подождать до её рождения.

– Мозги у тебя, конечно, варят, но боюсь, что большую часть ты вообще опустишь.

– А ты не бойся.

Что-нибудь придумаю.

Метод, конечно, окружной, но раз нынешние условия ничего другого не позволяют, на нём остановиться и придётся.

Причину я осознал, вопрос задал и решение только что получил.

Осталось лишь запустить процесс.

Глава 8: Подготовившись, Хикигая Хачиман заводит разговор.

Стояла поздняя ночь. Я сидел за нашим домашним ПК и проверял те из фейковых акков, которые оставили за мной.

Со дня их создания прошло около трёх суток, и большую их часть я потратил на твиты и необходимые приготовления.

Как и ожидалось, Твиттером пользовались не все ученики нашей школы, а из тех, кто пользовался, выборами в учсовет интересовались немногие. Какие-то акки оказались заброшены, владельцы тех или иных нас и вовсе игнорили. В какой-то момент число ретвитов стало колебаться, и на всякий случай мы создали аккаунт для поддержки Хаямы.

Он помог нам набрать желаемое число пособников, хоть их и было намного меньше тысячи двухсот учащихся школы. Поклонимся нашему спасителю Хаяме.

Теперь можно было поговорить с Ишшики Ирохой, что поможет мне поговорить с Юкиношьтой Юкино и Юигахамой Юи. Убедительные козырные карты для переговоров были практически готовы.

Осталось лишь нанести последние мазки.

Не выключая компьютер, я потянулся за телефоном.

Поразмыслив о том, если у меня вообще его номер, я пролистал список контактов и не обнаружил его в нём.

– А-а-а…

Хм, я что, не записал его, потому что не думал, что буду ему звонить?.. Или стёр?.. На этот счёт в моей памяти всё было как в тумане.

А, тогда надо проверить историю вызовов.

Когда эта мысль твёрдо устаканилась в голове, я открыл историю. Абсолютное большинство в ней занимал номер Комачи, но во время фестиваля культуры там появился один незнакомый. Ах да, я же ему тогда набирал…

Надо бы воздать хвалу этому многофункциональному будильнику за наличие мобилотелефонной функции сохранять несводимую историю звонков.

Я нажал на этот незнакомый номер.

Трубку сняли ещё до первого гудка.

– Внемлю.

Отвечать на звонки подобным образом мог только один человек.

– Займокуза, это ты?

– Верно; что тебе нужно? Ибо ныне я поглощён игрой, и хотел бы, чтобы разговор прошёл быстрее.

Теперь понятно, почему он так быстро ответил. А я-то испугался было, что он денно и нощно ждёт моего звонка. До мурашек. Ну что же, не хочу отнимать у него много времени. Проведу разговор быстро.

– Прости. Есть одна просьба касательно аккаунтов.

– Фуму?

Я так и не понял, означало это согласие или отрицание, поэтому просто изложил ему суть дела.

Чем-то особо важным или сложным оно не было. Так, изменить кое-какие настройки.

Естественно, услышь об этом Великий Мастер Компьютеров Займокуза заранее, на дело он никогда бы не согласился. Впрочем, истинный смысл его ответа и так от меня ускользал.

– Нуфу-у, разумеется, настройки такого типа можно изменить в любую секунду, однако…

– Тогда сделай это на своих акках. Своими займусь я.

– Дело не в этом… Хачиман, ты уверен? – обеспокоенно спросил у меня Займокуза, что было для него чрезвычайной редкостью. Но я как можно спокойнее задал ему встречный вопрос:

– В чём?

– Сей метод не заслуживает похвалы… Ты взираешь в лицо опасности, – серьёзно ответил он после нескольких секунд тишины. Сквозь до смешного высокопарные слова я расслышал в его дыхании ускользнувшую от микрофона мобильника искренность.

От раздумий о том, как ему ответить, меня отвлёк необычайно громкий голос:

– Однако же погоди. Не пойми меня превратно. Я беспокоюсь не о тебе, а о себе: ведь существует возможность, что ответственность, а вслед за ней и наказание с твоих плеч упадут на мои. Но будь уверен: я готов к тому, чтобы, когда наш план не сработает, покрыть виною обоих нас.

– Ах ты ж задорный отброс, – не удержался я от смешка. Да уж, фиг пойми – то ли это он на полном серьёзе, то ли это у него намёки такие.

– Не волнуйся. О природе этих аккаунтов знаем только мы. Даже если их владельцев захотят найти, их всё равно не существует. Это никому не навредит.

– Раз так, я согласен…

В его голосе всё равно слышалось сомнение, и я решил немного его подбодрить:

– Известно ли тебе, Займокуза, что все проблемы люди создают себе сами?

– Ты подлюга до мозга костей, Хачиман, – выдохнул он.

– Уж ты молчал бы. В общем, я на тебя рассчитываю.

– Фуму. Другого выхода нет. Но я всё же прошу тебя не валить всё на меня! Серьёзно!

– Да понял я… Пока, – сказал я и повесил трубку, не дожидаясь его ответа. Стоп, он что, визжал под конец?..

Но беспокоился он совершенно напрасно. Чем бы наша авантюра не увенчалась, сваливать всю вину на него я не собираюсь.

Обновив страницы в браузере, я увидел, что Займокуза уже изменил настройки.

Осталось лишь распечатать то, что мы имеем.

Работа принтера положила приготовлениям конец. Я лёг на диван и уставился в потолок.

× × ×

Рассвет пятницы. Время решающей битвы.

Не день голосования, однако. До этого дойти не должно. Сегодняшний день призван отменить битву. Поэтому вернее будет считать этот день днём не решающей битвы, но решения.

Однако проигрывать эти крутые слова в голове я мог только до конца третьего урока. К четвёртому их место заняло спокойствие.

Потому что после конца его меня ждала игра.

Весь четвёртый урок я мог думать только о том, как повысить свои шансы на успех. Хотя слово «думать» сюда не подходит. Я просто прокручивал в голове игры слов и загадки на логику: ощущал позади себя дыхание отчаяния.

Собраться с силами не удавалось. На часах, к которым я постоянно обращал свой взгляд, в центре моего внимания оставалась минутная стрелка.

Однажды кончилось и это. Урок истёк, и я покинул класс вместе со звонком. В моей сумке лежала не забытая вчера пустая папка для файлов.

Я направлялся в класс 1-C. Именно в нём училась Ишшики Ироха.

Я не знал её пищевых пристрастий. Я не знал, где она будет обедать. Поэтому застать её наверняка можно было только сразу же после звонка.

Я написал несколько сценариев того, как буду звать её или просить сделать это кого-нибудь другого. Всё будет хорошо. Я несколько раз отрепетировал это перед зеркалом… Ох, тревога в сердце поселилась…

Погрузившись в заботы, я и не заметил, как дошёл до C-класса.

Втихаря посматривая в открытую дверь, я всем телом ощутил, каким подозрительным могу казаться окружающим. Ученики украдкой поглядывали на меня так, словно сюда редко наведывались старшеклассники… Пора заканчивать, а то ещё скажут кому следует!

Ишшики как раз собиралась устроиться с бенто и несколькими подругами на задней парте у окна… Похоже, всё же придётся просить позвать её кого-то другого. Нет, всё хорошо, всё хорошо, я же тренировался… Хачиман, ты справишься! (Сэйю: Тоцука Сайка.) Да, теперь я справлюсь.

У входа тусовались три очкарика.

– Э-э-э… Можно вас? – спросил я их, пытаясь звучать энергично. Взамен раздался странный глубокий голос.

– Д-да, – ответил один из них, а двое остальных, зашептавшись, встали у него по бокам. Оно и понятно. Что же, буду прорываться.

– Можете позвать Ишшики-сан?

– Ха-а… – неясно ответил центровой, но, поколебавшись, всё-таки отправился на камчатку. Когда он заговорил с Ишшики, та быстро повернулась ко мне. На её лице мгновенно нарисовалась малоприметная гримаса. Прости за меня.

Подбежала ко мне Ишшики вполне себе весело, а затем, должным образом улыбнувшись, спросила:

– Семпай, в чём дело-о?

– Я хочу, чтобы ты помогла мне с одним делом, касающимся выборов.

Ишшики извиняюще съёжилась.

– А-а-а… А можно после уроков? А то обед…

Я знал, что она наверняка откажет, и был готов к такому ответу. Поэтому выпучил свои мутные глаза и замогильным голосом постановил:

– Никак нет.

– Никак нет, да-а?.. – простонала она, скрестив руки на груди. Через какое-то время на её лице появилась решимость. – Поня-а-атненько. Подожди немного, пожалуйста…

Ишшики быстренько подбежала к своей парте, собрала бенто и вернулась к двери.

– Ну, что надо сделать?

– Сходишь со мной в библиотеку? Надо разобраться с бумагами.

– Ха-а… Ну, видимо, придётся…

В одно мгновение её лицо потемнело…

× × ×

Библиотеку в обеденный перерыв окутывала тишина. Сюда в это время – а тем более года, когда сквозь щели в окнах дул пронизывающий ветер, – ходило довольно мало школьников.

Тишину нарушил отчётливо слышимый вздох, раздавшийся из угла помещения.

Его источник сидел прямо передо мной.

– Ха-а… – ещё раз вздохнула напоказ Ишшики и перевела на меня взгляд. – Семпа-а-ай, а что, без меня ты то-о-очно не справишься?

– Ну смотри, президентом становиться ты не хочешь… А больше мне обратиться за помощью не к кому, так что потихонечку-полегонечку…

Ишшики чуть напоказ осунулась. Махинаторша, блин…

– Не поспоришь… Но переписывать это так сложно-о-о.

Я попросил Ишшики транскрибировать и переписать имена с распечатанных страниц с ретвитами на лист с голосами утвердителей. Та ещё радость…

Но расшифровка имён – работа и правда однообразная и сложная. По себе знаю – ведь занимаюсь этим сейчас вместе с ней.

Но благодаря Ишшики и её жалобам она становилась немного легче. Или так ей было проще возле меня находиться, или же она решила разговорами постепенно взять верх. Так что разговаривала она со мной не ради разговора.

М-да, от разговора скорость работы немножко того, так что тенденция не плохая.

– Кстати, это ты там с девушкой Хаямы-семпая неделю назад болтался?

– Может быть.

– Что-о-о, ну расскажи-и-и.

– Когда закончим.

– Ну, это ещё легко. С этим я управлюсь…

Страшноватые слова она в конец вставила… Будь тут Хаяма, она бы так себя не вела. Женщины вообще часто прикидываются доступными для мужчин, к которым не имеют ни малейшего интереса, просто чтобы раззадорить (установлено мной). Не реже женщины относились к некоторым парням настороженно. Не потому что имели к ним интерес, а потому что не желали иметь с ними ничего общего (установлено мной).

Ишшики продолжила отгонять скуку болтовнёй:

– Но всё-таки, семпай, ты, похоже, сдружился с Хаямой-семпаем.

– Где? В тот раз всё вышло случайно. Мой семпай просто назначил меня его сопровождающим.

– А, семпай, тогда пошли куда-нибудь вместе со мной. И ещё Хаяму-семпая позовём.

– Я не пойду…

Сколько можно использовать меня как предлог куда-то пойти? Я уже чувствую себя наравне с комбу и полосатым тунцом.

Впрочем, я и так разговор с Хаямы начать хотел, так что мне эти поползновения только на руку. Только проще будет вопросы задавать.

– Ты Хаяму… как оцениваешь? – рассеянно спросил я на автомате. Слово «любить» для юной девы Хикигаи Хачиман несколько постыдно. Судя по тому, как Ишшики раскрыла рот и в смятении опустила лицо, мой неопределённый вопрос вышел жутковатым.

– Ха? Ты что, подкатить решил? А вот и не выйдет, есть у меня уже любимый человек.

Не моргнув глазом. Мгновенное убийство… Ты что, Раменмэн? Я и драться-то толком не начал…

– Ага, конечно… Нет, я серьёзно спрашиваю, какого ты о нём мнения.

– Хм-м-м, какого мнения, да-а? Ну, знаешь, вполне себе положительного.

– А-а-а, положительного, положить…

– Подумываю вот с ним позаигр… подержаться за руки там, понимаешь?

Она ведь хотела сказать «заигрывать», да? Вот коварная шлюха…

Но что хотел спросить, я спросил.

И теперь можно было начать с Ишшики Ирохой уверенные переговоры.

До этого самого момента я никак не мог понять, какая же Ишшики Ироха на самом деле. Первопричиной служило не то, что наше знакомство было кратким, а то, что мы обитали в совершенно разном окружении. К тому же, я никак не мог докопаться до её ядра.

Но сложить все кусочки мозаики её личности мне только что удалось. Какие-то из них подарили мне наши с ней разговоры, какие-то – осколки моей собственной жизни.

В Ишшики было коварство очень удобно пользоваться своими возрастом и беззащитностью. Этим она напоминала мою младшую сестру, Хикигаю Комачи. Однако, ей не хватало красоты и милоты. Таким образом, в основу образа Ишшики Ирохи легло положение о том, что она некрасивая и немилая Комачи.

Раз уж дело зашло о масках и коварстве, в голову явилась Юкиношьта Харуно. Однако, она была выше Ишшики на голову и плечи. Таким образом, образ Ишшики Ирохи дополнило положение о том, что она неразвившаяся Харуно-сан.

Словно исходившее от неё мягкое сияние очень напоминало Мегури-семпай. Но на фундаментальном уровне они были совсем разными. Таким образом, Ишшики Ироха становилась подделкой Мегури-семпай.

Её влечение к потаканию из всех моих знакомых было присуще разве что Сагами, но в отличие от неё Ишшики лучше умела им пользоваться. Таким образом, Ишшики Ироха становилась усиленной Сагами.

Ещё я вспомнил человека, тоже создавшего себе образ и изо всех сил поддерживающего его, – Оримото Каори. Таким образом, Ишшики Ироха – Оримото другого типа. Сложив все полученные шаблоны поведения, я смогу узнать умыслы Ишшики Ирохи и методы противодействия ей.

Какой-то глупой гордыни у неё не было. Она спокойно могла польстить кому-то в нужный момент, да так, чтобы её потом превозносили. Тем не менее, в вопросе своего образа она осторожна и не преступит определённую черту, за которой её посчитают простушкой. Складываем всё выше сказанное и получаем ответ: превыше всего она ставит защиту своего образа.

Поэтому ей и не нравится идея голосования доверия. Ишшики боится, что оно навредит её образу. Она не боялась честной победы. И такие вещи не набьют ей цену.

Её мышление похоже на таковое у осторожного управляющего предприятия.

Раз так, мы можем переговариваться на деловой волне.

Пока я молчал, Ишшики собралась с силами для очередных раболепных слов:

– Э-э-эй, семпа-ай, зачем мы вообще это делаем? Ещё и вручную всё переписываем…

– Зачем-то затем…

– А можно поточнее? – проныла она, глядя на меня влажными глазами.

– Сделаешь ты эту работу или нет, победит-то всё равно Юкиношьта или Юигахама, так что она и правда бесполезна… Как бы ты ни старалась, тебе их не одолеть.

– Э-э-э, а можно не так грубо-о? Хотя можно было бы и выиграть, конечно, – осмеяла она мои слова, приняв их за шутку. Я же ответил крайне серьёзно и честно:

– Не волнуйся. Ты ни за что не победишь. Я обещаю.

Бровь Ишшики мгновенно взлетела вверх.

– Так-то оно та-ак. Но выиграть будет как-то стрёмно.

Я покачал головой и монотонно продолжил:

– Речь Юкиношьте пишет Хаяма.

– А-а-а, даже так.

– Юигахаме помогает Миура.

– А-а-а, Миура-семпай…

Тон, с которым Ишшики произнесла её имя, делал всё проще. Я знал об их размолвках и надеялся, что она заведётся.

– А ещё Юигахама – подруга Хаямы, – продолжил я, – и он знает Юкиношьту с детства.

– Ага-а… Что? Они друзья детства?

Последние слова вышли немного властными; выходит, она об этом не знала.

– По ним и так видно, но они сделаны из другого теста. Их так просто не победить.

– Ха-а-а, точно, – простонала Ишшики. Просто озвучила мои мысли.

Не думаю, что есть девушки лучше этих. Где бы кто не искал.

Заметив, что рот Ишшики раскрывает всё реже и реже, я продолжал давить:

– И мне не кажется, что те, кто поставил свои подписи на том листке, который носили твои обидчики, стали бы за тебя голосовать.

Она опять вздохнула.

– Они, наверное, до сих пор смеются. А когда ты проиграешь, по полу кататься будут.

Она промолчала. Однако я, не замечая этого, продолжал болтать:

– Тебя такое бесит, я прав?

Кончик механического карандаша хрустнул. Ничто другое разглагольствовать мне не мешало.

– Может, они и думали, чем ты им на это ответишь, но наверняка не серьёзно. Они просто хотели поржать да постебать тебя.

Рука Ишшики остановилась. Её взгляд был направлен на карандаш.

– Всё же я считаю, что последнее слово лучше оставлять за собой.

– Ха-а, ну, было бы неплохо, – опять вздохнула она. Я искренне ответил ей:

– Это можно.

Плечи Ишшики дёрнулись. Заметив это, я доверительно заувещевал:

– Они делают это, чтобы смочь смотреть на тебя сверху вниз, они хотят, чтобы тебе было неуютно. Чтобы их победить, тебе нужно всего лишь развернуть ситуацию на сто восемьдесят. Ответить им так, чтобы они разозлились как можно сильнее.

Если её и правда ненавидит половина девушек в школе. Если ей на самом деле нравится Хаяма Хаято.

На это я и ставил в своей игре. На женскую гордость Ишшики Ирохи.

– Юкиношьта плюс Хаяма и Юигахама плюс Миура. Неужели тебе не хочется их победить?

Ишшики подняла голову.

Но быстро вновь улыбнулась лёгкой деловой улыбкой.

– Но я же не могу победить. Да и плохо будет, если я выиграю…

Мне кажется, что Ишшики Ироха довольно умна. Она знает себе цену и ведёт себя так, чтобы её узнали остальные. Раз так, она будет лукавить.

Более того лукавства, она поняла разницу между собой и Юкиношьтой с Юигахамой. Если снять с неё кандалы, бросать им вызов она не осмелится.

– Как думаешь, что мы сейчас переписываем?

– Список утвердителей, да?

– Именно. Список утвердителей Ишшики Ирохи.

– Ха-а? А… Ф-ф-ф…

Можешь два раза не повторять (совесть).

Я достал из папки новый файл.

В нём были распечатки ретвитов «аккаунта для поддержки Ишшики Ирохи». Я выложил перед ней все листы из него один за одним.

– А-а-а, мне уже собрали подписи утвердителей.

– По правилам, собрать нужно больше тридцати. Максимума нет.

Ишшики взяла в руку распечатку и внимательно её осмотрела. Тут-то я ей и сказал:

– Чуть больше четырёх сотен. Столько человек поддерживает Ишшики Ироху.

– …

Чего она молчит, считает, что ли? Что число голосов, что его значимость? Вдруг Ишшики что-то осознала и резко положила лист на стол.

– Н-ну сказал ты мне это, и что? Я же не могу провести кампанию! Я даже речь не продумала.

– У тебя ещё осталась та бумажка с планом, который разработала Юкиношьта? – внезапно спросил я, и Ишшики сконфуженно ответила:

– Что? А. Наверное.

– Вот им и воспользуемся.

Ишшики, постанывая, наморщила лоб и спросила:

– Я же становлюсь марионеткой, разве нет?

– Нет, ей ты не становишься.

Ишшики неверяще склонила голову набок. На моём лице сама собой появилась противная, широкая ухмылка.

– Потому что исполнять то, что там написано, ты не будешь. Если не слушать чужих указаний, ты и не марионетка вовсе. Поддерживать эту платформу или возлагать на неё ожидания никто не станет.

– Так ведь это ещё хуже… – произнесла она, шокировано улыбаясь. Но быстро стёрла эту улыбку с лица. – Ты зна-аешь, мне не кажется, что я смогу управиться с обязанностями президента. У меня нет уверенности в себе. А ещё секция…

Тут она не прикидывалась.

Если она загорится идеей стать президентом учсовета и провалится, на её образе это скажется далеко не лучшим образом. Она взвешивала риски, и весы были неустойчивы.

Поэтому и нужно было повлиять на эти риски так, чтобы из минусов они превратились в плюсы.

– Ну да, занимать два поста сразу будет трудновато… Но если тебе это удастся, отдача будет прекрасна. Как ты думаешь, какова?

– Ха-а?.. Ну, опыт там типа или какие-нибудь рекомендации. Но знаешь, семпай, ты сейчас ведёшь себя совсем как учитель.

Взгляд Ишшики был полон равнодушия. Он словно говорил: «А можно без скучных лекций?»

Но нельзя было ей сейчас меня недооценивать.

– Да нет, ты ошибаешься. Отдача будет: «Я делаю одновременно работу и менеджера футбольной команды, и президента учсовета, и ещё я первогодка, а значит, изумительна!»

Я старался, чтобы эти слова вышли как можно более восхитительно, но Ишшики произнесла только «ох»… что? Тебе длинный титул не нравится?

Но когда я прокашлялся и заговорил снова, Ишшики ответила именно так, как я и планировал.

– Первогодкам прощают многое. А разницы между способностями первогодок и второгодок практически нет.

Ишшики быстро посмотрела на моё лицо. Когда её взгляд нашёл мой, я подтолкнул её ещё раз:

– А раз на тебе будет два дела сразу, из учсовета можно будет уйти, сославшись на секцию… И наоборот. Таких преимуществ ни у кого больше не будет.

– Но проблемы есть проблемы… как-то так.

Ишшики резво пожала плечами. Реакция сугубо и самая положительная.

Как Ишшики и сказала, стань она сейчас президентом, из неё только и получится, что марионетка. Нет, даже нечто меньшее. Она вообще ни на что не окажется способна сама. Но именно из-за этого она и может подойти на пост президента. Ей понадобятся помощь и защита, и она свободно сможет просить их у кого угодно, включая Хаяму. Так она получит их протекцию, что ей только в плюс. И если я скажу ей об этом прямо, так события развиваться и станут.

– В таких случаях можешь попросить совета у Хаямы. Да и о помощи тоже. Короче говоря, он будет целый год о тебе заботиться. Вы сможете разговаривать за едой после тренировок, например, и ты сможешь попросить его проводить тебя домой после уроков.

Когда я выложил всё это на одном дыхании, Ишшики удивлённо моргнула.

– Семпай, ты что, умный?

– Типа того.

Зато злобный и грубый.

Ишшики неожиданно испустила вздох, средний между тяжёлым и облегчённым.

– Ну… Раз меня поддерживает столько человек, ничего не поделаешь. Да и предложение твоё заманчивое… И не нравится мне, когда одноклассницы мне в спину смеются…

Тут она закрыла рот и необычайно коварно улыбнулась.

– Я доверюсь тебе, семпай.

Удивительное рядом.

Такая улыбка показалась мне куда более притягательной.

× × ×

Я медленно шёл по коридору клубного здания. Казалось бы, прошло всего несколько дней, а сердце всё равно ныло.

Шелест складываемых в сумки бумаг, гул голосов школьников, крики капитанов спортивных команд со стадиона, отголоски репетиций духового оркестра… Однажды ностальгию вызывать начнут они все.

Я встал перед дверью клубной комнаты и поставил на неё ладонь. Заперто не должно быть. Да и девушки вроде внутри. Я вдохнул воздух и вошёл в комнату.

По помещению витал слабый запах чёрного чая.

Юкиношьта и Юигахама сидели на своих обычных местах. Только не разговаривали.

Первая обычно молча читает книгу, но сейчас она просто сидела, выпрямившись, на стуле. Вторая же, вовсе без телефона в руках, боязливо бросала на неё косые взгляды.

Понятное дело.

Слухи о том, что Юкиношьта с Юигахамой объявили свои кандидатуры, звучали из каждых вторых уст. Это, как я видел в лентах фейковых акков, упоминали даже в Твиттере.

И Юкиношьта наверняка знает о выдвижении Юигахамы. Потому та и пытается придумать, с чего начать разговор.

Однако сегодня, сейчас этому наступит конец.

– Простите, что задержался, – произнёс я, выдвигая свой стул из-за стола и усаживаясь на него.

Выражение лица Юкиношьты было угрюмым до тех самых пор, пока она не посмотрела в мою сторону.

– Как это неожиданно с твоей стороны – отнять у себя время, чтобы позвонить нам, – произнесла она тогда.

– Да нет, я просто решил собраться с выводами.

Глаза Юкиношьты чуть расширились, и она опустила взгляд. Затем повторила мои слова, словно раздумывая над их смыслом:

– Собраться… с выводами?

– Ага.

Я перевёл взгляд на Юигахаму. Она молча смотрела на меня в ожидании моих слов.

– Может, наши методы как личностей и различаются, но как клуб, к выходу прийти мы должны. Особенно в таких случаях, как сейчас, когда другого шанса не будет.

Выборы в учсовет происходят лишь однажды. Метод проб и ошибок для нас закрыт. В такие времена понятие «шанс» и возникает. И раз уж повторной попытки не будет, нам лучше оставаться одним целым.

– Вы останетесь при своих мнениях?

Я знал ответ. Но хотел услышать его от них.

Юкиношьта посмотрела мне прямо в глаза блеснувшим металлом взглядом и чётко ответила:

– Да. Так будет лучше всего.

Её ровный голос прошил меня насквозь.

Его ударная амплитуда забила мои слова обратно в глотку. Комната погрузилась в тишину.

Её нарушил тихий, но тоже полный эмоций голос:

– Я тоже останусь…

Юигахама, не глядя ни на одного из нас, созерцала стол. От её тела исходила такая решимость, что Юкиношьта прикусила губу.

– Юигахама-сан, тебе вовсе не обязательно баллотироваться…

– Я буду баллотироваться. И проигрывать не собираюсь.

В её тихом упрямом голосе не было ни намёка на уступчивость. Она, как и прежде, смотрела вниз, и выражения её лица видно мне не было. Неестественным, но тихим голосом Юкиношьта задала ей вопрос. Лицо её при этом выглядело так, словно она смотрела на нечто грустное, но желанное. Даже прищуренные глаза излучали лучи печали.

– Почему ты тоже?..

– Потому что, если ты уйдёшь, мы всё потеряем… Я этого не хочу, – дрожащим голосом ответила Юигахама. Словно отрицая это, Юкиношьта медленно произнесла:

– Я ведь уже говорила. Этого не случится. Поэтому тебе и не нужно баллотироваться.

– Но!.. – вскинула Юигахама голову. Однако, натолкнувшись взглядом на Юкиношьту, она словно лишилась всех слов.

Договорил за неё я.

– Тут на самом деле можно обойтись без баллотирования. И не только Юигахаме… Тебе тоже, Юкиношьта.

– Что это значит?..

Юкиношьта, выискивая в моих словах неправоту, установила на мне свой взгляд и остро сузила глаза.

– Кажется, я уже отвергла твоё предложение.

Верно, Юкиношьта поставила на нём крест. Если я думал, что мой поступок к чему-нибудь и приведёт, значит, был чересчур тщеславен. Но затем Хаяма сказал мне, что едва завидев меня, люди примут решение сами, не дожидаясь моих увещеваний. Однако нашлись и те, кто подметил, что это только одна сторона монеты.

– Ага… Поэтому речь идёт не о нём. Тем… я больше не занимаюсь.

Так и есть, мои методы изменились. Я пошёл на больший риск, чем обычно. И выдвинутые мне условия были выполнены.

– …

Юкиношьта, чуть смутившись, отступила. Возможно, раздумывала над тем, что не ожидала шага назад от меня самого.

– Значит… Как бы, нам можно не баллотироваться? – робко спросила Юигахама. Она тревожно перевела на меня взгляд, страшась моих следующих слов. Но мой ответ был абсолютно нормальным. Он не заключал в себе ничего важного.

– Ишшики решила стать президентом. Поэтому у нас больше нет просителя.

Юкиношьта с Юигахамой были потрясены. Затем первая из них с подозрением в голосе спросила:

– Почему она вдруг?..

– Дело не в неожиданности, а в том, что мы с самого начала действовали неправильно.

И не только я, но и они.

Если кто-то чего-то не хочет, можно оставить его в покое. Это один выход.

Второй. Сделать так, чтобы он захотел. И тогда проблема самоустранится.

– Не стал бы говорить, что Ишшики не хотела становиться президентом. Она не хотела становиться неприглядным президентом, выигравшим на голосовании доверия, когда победитель и так всем ясен.

Те, кто не слушает других, выдумывают свои истории успеха сами. Те, кому не нравится, что такая история хоть чуть-чуть отклонилась от их ожиданий, не станут слушать её до конца.

Несложно при этом понять, что есть люди, которые станут всеми силами защищать так сложно созданный образ.

Ишшики просто не хочет причинять себе ущерб. Поэтому самый разумный к ней подход – превратить этот ущерб в выгоду.

– И если это условие убрать, она станет президентом учсовета.

Юигахама слушала меня с потрясённым видом и, когда я закончил, задала вопрос:

– Н-но если мы не будем баллотироваться, гонка и превратится в голосование доверия, разве нет?

– Ага. Но если придать ему значимость, она не будет против. Для Ишшики Ирохи главное – это не упасть в глазах других.

Нацепив на лица маски сомнения, девушки бросали в меня взгляды, побуждающие к объяснению.

Куда проще будет показать, чем рассказать. Я схватил сумку.

– Поэтому я искал значимость.

И достал из неё папку.

В ней лежало всё то же, что я показывал Ишшики: распечатанный список людей, ответивших на призывы фейковых акков ретвитами.

– Что это? – спросила Юигахама, взяв один из листов в руки.

– Рабочий аккаунт поддержки в Твиттере. Впрочем, там есть не только аккаунт Ишшики, но и нескольких других людей.

Сам удивился тому, как спокойно я всё это сказал, учитывая, что всё это – моих рук дело. Хотя ни единой лжи с моего языка до сих пор не слетело.

Юкиношьта осмотрела распечатки и в замешательстве пробормотала:

– Сбор утвердителей в Интернете…

– Это ещё не всё. Большинство участников ретвитили именно Ишшики.

– Кто-то сделал настоящие предварительные выборы… – промямлила Юкиношьта.

Я кивнул.

Пусть и началось всё в Твиттере, слухи могут дойти и до реала. То, что люди начнут осознавать проведение предварительных выборов, и то, что они должны поддерживать кандидатов, не может не радовать. Да даже если этого не произойдёт, но колёса будут вертеться с такой скоростью, чтобы эго Ишшики было довольно и подтолкнуло её сделать шаг вперёд, уже хорошо.

Юкиношьта быстро оббежала глазами все страницы до последней и испустила долгий вздох.

– Так вот оно что… А я-то думала, почему люди отводят взгляд, когда я с ними о подписях заговариваю…

Я даже допускаю, что эти люди не ретвитили. Но перевести стрелки на пути их поезда мыслей смогла и сама цепь твитов со сбором голосов.

Пред лицом расширяющегося выбора они начнут колебаться.

Потеря времени будет большой, стоит колебаниям охватить всю школу, даже если с каждым следующим человеком они и будут понемногу утихать. Точно так же поступает с трафиком заглохшая машина на автобане.

Зашуршала бумага.

Юкиношьта, сжав лист с такой силой, что по нему пробежала паутинка складок, передала распечатки мне и спросила:

– Это ты сделал?

– Неравнодушный кто-то, наверное, постарался. Я не в курсе.

– Ясно…

Давить на меня Юкиношьта не стала.

Видимо, поняла, что это бесполезно. Что я ничего не скажу, что аккаунты абсолютно безлики.

– Как их тут… много, – изумлённо произнесла Юигахама.

– Ага. Прилично. Штук с четыреста, – прокомментировал я и перевёл взгляд на распечатку фейкового аккаунта Ишшики Ирохи.

Хаяма, Миура, Эбина-сан, Ишшики, Тоцука, Сагами, Тобе и второй аккаунт Хаямы, созданный позже. Суммарное число ретвитов повторяющихся через заданный промежуток времени твитов восьми этих акков превзошло четыре сотни. Большинство набрал Хаяма. Если предположить, что один твит набирал двадцать ретвитов, получится такое же число.

Да, четыреста получится, если сложить ретвиты со всех аккаунтов.

Столько набрала не Ишшики.

В школе Собу и твиттерских столько не было, чтобы Ишшики Ироха собрала такую поддержку.

Поэтому в деле была замешана ложь.

Сменить английский логин было нельзя, но японское имя пользователя – вполне.

Этой ночью имена пользователей и аватарки на всех восьми аккаунтах были изменены так, чтобы соответствовать «Аккаунту поддержки Ишшики Ирохи».

Кем бы он ни был и существовал ли он вовсе, их создатель произвёл такую замену.

Если присмотреться, разные логины ты заметишь сразу. Но при создании аккаунтов логины компоновали из таких латинских букв, как «kaicyou» и «ouen», а по такому ассоциаций с конкретным человеком не появится. Поэтому объяснить ситуацию можно было как угодно.

Юкиношьта с Юигахамой смотрели на эту распечатку.

Если вы всмотритесь куда надо, то сразу увидите, что все аккаунты – повторки. Разумеется, псевдонимов существует много.

Это лишь обычный блеф.

Но если в этот самый момент он сработает, я останусь в выигрыше.

Юигахама положила лист на стол и молча достала из кармана телефон.

От её осанки у меня по спине пробежали мурашки. Она что, проверить собралась?

Но рука Юигахамы остановилась на полпути. Едва коснувшись экрана, она будто бы передумала и вернула мобильник на место.

Логины-то мы не меняли. В Сети данные сейчас будут такими же, как на распечатках.

Однако пока у акков есть фолловеры, вероятность прогореть с каждой минутой возрастает.

Но есть у Твиттера такая особенность: пока ты ничего не пишешь, в ленте твоих фолловеров ничего не появится.

За сегодня нами не было запощено ни одного твита, и смена имён акков до сих пор должна оставаться для фолловеров тайной. А учитывая, что лента любого твиттерского то и дело пополняется чужими твитами, посты наших фейковых акков постепенно опустятся на её дно, где и затеряются.

Разумеется, заметить смену имени кто-то из фолловеров мог и к этому моменту.

Но если эти двое будут продолжать верить мне до вечера, аккаунты можно будет и удалить. Всё просто-напросто исчезнет.

Своим существованием фейковые аккаунты были обязаны двум причинам.

Первая: склонить Ишшики Ироху к действию.

Вторая: отпугнуть Юкиношьту. Пока они тянут время, перетягивая голоса себе, от них есть и другая польза: доказать, что Ишшики Ироху могут избрать президентом. А стоит опустить руки Юкиношьте, мотивацию потеряет и Юигахама.

– Ясно… Значит, их больше четырёхсот, да? – пробормотала, вздохнув, Юкиношьта и вновь окинула взглядом список.

В школе учится тысяча двести человек. Берём трёх кандидатов, делим учеников на всех и получаем, что для победы нужно набрать более четырёхсот голосов.

На этом основании и зиждется тот факт, что Ишшики Ироху на самом деле могут избрать.

Объяснение можно считать законченным. Я собрал все распечатки, сложил стопкой и вернул в сумку.

– Всё, что мешало Ишшики стать президентом учсовета, осталось позади. Поэтому… – я перевёл взгляд на девушек и медленно договорил: – Вам больше незачем становиться президентами.

Даже на то, чтобы сказать эти простые слова, ушло порядочно времени. Но таково было моё решение. Никому не станет хуже, никому не предъявят обвинений и никого не осудят. Стоит удалить аккаунты, как все нападки и боль исчезнут.

Вдруг Юигахама вздохнула.

– Слава богу… Значит, всё разрешилось…

Она расслабила плечи, словно с них обрушился камень усталости, и, наконец, улыбнулась.

Я покрутил головой, словно сгоняя напряжение с собственного плечевого пояса.

И в этот момент мои глаза кое на что натолкнулись.

На одного человека.

Юкиношьта Юкино не издавала ни звука.

Она молча сидела, совсем не двигаясь, словно реалистичная фарфоровая кукла. Её глаза были прозрачны подобно стеклу или драгоценному камню, что придавало им холодности.

Вот это и есть настоящая Юкиношьта. Спокойная, молчаливая, собранная и в общем и целом по людскому мнению красивая.

Однако сейчас была во всём этом мимолётность, словно готовая исчезнуть при малейшем прикосновении.

– Ясно, – произнесла она, вздохнув, и подняла голову. Однако, взгляд свой она направила не на меня и не на Юигахаму.

– Значит… ни у нас больше нет просьбы, ни у меня причины баллотироваться…

Юкиношьта смотрела вдаль сквозь окно.

– Вроде как…

Я посмотрел в том же направлении, что и она, но увидел за окном всё ту же неменяющуюся картину: тусклое солнце и прозрачное небо. Что-то наподобие новизны ей придавали только падающие с дрожащих деревьев листья.

– Да… – коротко ответила мне Юкиношьта, отворачиваясь от окна, и, будто засыпая, закрыла глаза.

– Я-то думала, что всё ясно как божий день…

Эти слова не были сказаны кому-либо из нас. Поэтому в голосе Юкиношьты слышалось пустое эхо.

Едва эти слова коснулись моего сердца, как оно затрепыхалось.

Однако переспрашивать её я не стал: эти слова слишком сильно напоминали сосущую тоску ожидания и сожаления, что всё кончилось, чтобы дать мне это сделать.

Юкиношьта тихо встала.

– Нужно доложить Хирацуке-сенсей и Широмегури-семпай.

– А, мы с тобой, – проговорила Юигахама, шумно вставая на ноги, но Юкиношьта мягко улыбнулась и покачала головой.

– Здесь и одного человека хватит… Если объяснение затянется надолго, и меня не будет, идите домой без меня. Ключ я сдам.

На этих словах она вышла из комнаты.

В её отношении и улыбке не могло быть ничего нового.

Но почему я так отчаянно пытаюсь в них это новое разглядеть?

Стук моего сердца по-прежнему эхом отдавался в ушах, и без того занятых словами Юкиношьты.

Тогда-то я впервые об этом и подумал.

А вдруг?

Вдруг на самом деле она хотела чего-то другого?

Эта мысль всё же пришла ко мне в голову, хоть и поздно.

Юкиношьта разбиралась в правилах голосования. Я думал, что это лишь очередное проявление её всезнательности и мудрости.

Юкиношьта сказала, что была бы не против. Я думал, это для вида, как когда на фестивале культуры она противилась собственной сестре и, повинуясь малейшим приказам характера, бросала все свои силы на одно дело.

Но что, вдруг?

Что, если её слова выказывали её искренние желания?

Что, если я не пожелал этого увидеть?

Что, если я подогнал её поступки под себя и поступал так, как мне было удобнее?

Существуют люди, которые и шага не ступят, если не вникнут в суть проблемы, не найдут причины.

Если в деле есть и определённость, и неопределённость, из-за наличия второго такие люди останутся на месте.

Я очень хорошо это знал. И не сильно удивился бы, найдись такие ещё.

Однако всё-таки уничтожил эту возможность.

Честно, не понимаю.

Я произносил слова. Просто не понимал их значений.

Всего лишь.

Меня обволокло текущее чувство того, что в чём-то я ошибся.

× × ×

В комнату проникли столпы света от заходящего солнца.

Мы ждали Юкиношьту, но её слова о том, что объяснение может затянуться, кажется, оказались пророческими. А может, дело и не в этом.

Сейчас в комнате находились только я и Юигахама.

Я смотрел в книгу, но не читал написанных в ней слов. Сжимающие телефон пальцы Юигахамы совсем не двигались.

Мимоходом бросив взгляд на настенные часы, я заметил, что время расходиться по домам вот-вот наступит.

Опуская взгляд к книге, я натолкнулся им на Юигахамин. Похоже, мы посмотрели на часы одновременно. Вдруг она сказала:

– Что-то Юкинон опаздывает.

– Да уж… – кратко ответил я и быстро перевёл взгляд на свою книгу.

Но, осознав, что это бессмысленно, закрыл её.

Меня загрызло чувство того, что надо что-нибудь сказать. Почесав голову, я нашёлся произнести:

– Это, прости меня…

– Э? З-за что? – встревожилась разом одеревеневшая Юигахама.

– Н-ну, ты же столько всего сделать успела. Платформу продумала там, речь.

– А-а-а, ты об этом…

Юигахама расслабилась.

– Уже ничего страшного.

Она тепло улыбнулась.

Благодаря этому груз на моём сердце стал немного легче. Пусть она заботлива и популярна, на практический подход этого маловато, но мне кажется, что она всё равно старалась изо всех сил. Потому меня и терзало чувство вины за то, что это оказалось напрасным. Я выдохнул.

– Ты тоже много чего сделал, да, Хикки? Смотри, какой ты весь обросший и непричёсанный, – указала она на мою голову и быстро встала. – Давай поправлю.

– Не надо.

Несмотря на мой отказ, Юигахама со словами «да ладно» всё равно подошла ко мне со спины.

Её тёплые руки нежно пробежали по моим волосам. Когда я попытался встряхнуть головой, чтобы сбросить их, она удержала её на месте.

– Ты тоже старался.

– Нет…

Когда мы заговорили, её руки остановились, а на мою голову мягко опустилось давящее чувство, как будто меня обнимают. От удивления я застыл.

Малейшее движение – и и без того ненужный контакт между нами увеличится. От чего мне станет только хуже. Пока я изо всех сил старался не шелохнуться, в мои уши влетел мягкий голос:

– Ты защитил важное для меня место.

От этой мягкости я закрыл глаза. Передавшаяся мне слабая теплота заставила меня навострить уши.

Вздохнув, Юигахама продолжила:

– Понимаешь… на самом деле я поняла. Поняла, что Юкинон мне не победить, а если я и одолею её, то в клубе появляться больше не смогу, – застенчиво говорила она. То, что при этом слова её были всецело серьёзны, воздействовало на меня так, что я не мог перебить её. – Поэтому, – произнесла она, – всё благодаря тебе…

Однако, какими добрыми не были эти слова, я не мог их принять.

– Это не так.

Я ничего не пытался сделать. Я даже не знал, что можно было сделать. Но были люди, которые подсказали мне. И её слов заслуживали именно они.

– Мои волосы уже в порядке, да?

Я легонько оттолкнул Юигахаму от себя. Она немного постояла у меня за спиной, но потом мимолётно улыбнулась, подтянула ко мне стул и уселась на него.

Я не мог смотреть ей в лицо и вместо этого пялился на стену.

Вдруг Юигахама воскликнула:

– Хикки постарался!

– Что за вдруг за нафиг?

Рядом сидит и кричит. Я аж к ней лицом повернулся. Она кивнула и вновь громко провозгласила:

– Хикки постарался!

– Хорош, я ничего не делал.

Это так; я лишь напечатал пару строк в Твиттер да поговорил с Ишшики. Это почти ничего не значило. Мне самому казалось, что я только всех затормозил.

Должно быть, эти раздумья отразились в моём голосе. Юигахама медленно кивнула и слабо улыбнулась.

– Ну да, увидеть твои поступки нельзя.

Я лишь кивнул. Однако Юигахама в ответ закачала головой.

– Но, если бы я могла их увидеть, они показались бы мне плохими. И даже если бы я захотела их изменить, твои методы не изменишь.

Она как будто бы поняла то же, что и я. Или догадалась, кто стоит за аккаунтами? Но за чем бы дело ни стало, хвалить меня было не за что. И уж тем более учитывая, что я всё скрыл.

Но если план останется под завесой тайны, никому не видимый и неведомый, то бояться нечего.

– Раз ты ничего не видела, то не знаешь, что я сделал.

А потому закончим этот разговор. И никогда не заведём его снова.

Таков был смысл моих слов.

Однако, Юигахама не отвернула от меня своих глаз и заговорила вновь:

– Но даже если это нельзя увидеть и раскритиковать, ты всё равно будешь о нём думать.

– Нет, я…

– Вина не оставит тебя, – перебила она меня.

И она абсолютно права. Вина меня не оставит.

Я не сомневаюсь, что в чём-то ошибся, и эти переживания не будут оставлять меня ещё долго.

Поэтому, что бы я после этого не сделал, вина обязательно ко мне вернётся.

– Я… так ничего и не сделала, но… всё равно начинаю думать, вышло ли всё хорошо. А ты должен ещё больше, – тёплым тоном сказала Юигахама. Она чуть грустно улыбнулась. Но всё равно заботилась обо мне.

Поэтому от её доброты мне становилось ужасно больно. Пусть даже мне казалось, что я не хотел никакой боли. Но и такие простые желания не сбываются.

– Мы ведь не ошиблись?

Я не мог ответить на этот вопрос. Хотя знал, как.

Пока я сидел и молчал, Юигахама чувственно сказала:

– Теперь всё будет как прежде?

– Не знаю, – честно ответил я.

Слова, которые Юкиношьта тогда сказала, топором не вырубить.

Как приятно надеяться, что тебя понимают. Но если погрузиться в такую надежду поглубже, она окажется цепкой трясиной. Насколько, интересно, приятнее будет просто вверить себя её воле?

Взаимопонимание – страшная иллюзия.

Я не знаю, сколько отчаяния ждёт того, кто от неё очнётся.

Малейшее чувство дискомфорта – и вот уже сомнение превращается в душащий ошейник с шипами.

Я должен был это заметить.

Я желал не дружбы.

Я желал искренности, и больше ничего.

Когда тебя слышат без слов, понимают без действий, прощают за любой проступок.

Эта иллюзия далека от реальности и глупа, но всё-таки прекрасна.

Этой искренности желали и я, и она.

Глава 9: В этой клубной комнате больше не пахнет чаем.

С началом декабря в привычную жизнь начал врываться Новый год; к нему словно само время спешило.

До конца календаря осталось три недели.

С началом месяца воздух охватило предновогоднее возбуждение. Ко всеобщему пофигу, выборы в учсовет в этом триместре случились несколько позже, чем обычно. Голосование тихо-мирно прошло вчера.

После слёзных упрашиваний Ишшики Хаяма согласился-таки написать ей речь, поэтому она оказалась абсолютно списанной с платформы Юкиношьты. И к концу дня после подсчёта голосов Ишшики Ироху объявили новым президентом ученического совета.

Который приступал к своим обязанностям сегодня.

Но обычным ученикам, живущим собственными жизнями, всё это было безразлично.

Как и мне. Моя жизнь вернулась в прежний ритм.

Я, как обычно, пришёл на уроки и совсем не заметил, как они закончились.

После классного часа вышел из класса.

Время года благополучно сменилось на зиму, и видимое из окон коридора небо было очень холодным.

Я спустился на первый этаж и повернул в коридор. Передо мной был кабинет учсовета, к первому дню работы нового состава уже забитый снующими туда-сюда людьми. Среди них была и Ишшики Ироха.

Заметив мою идущую по коридору фигуру, она раскрыла рот, на ходу превращая его в улыбку, затем помахала руками на уровне груди.

Я кивнул ей в ответ и продолжил идти как ни в чём не бывало.

– Семпа-а-ай! – позвала, заметив это, Ишшики сладким голосом.

Ну, вот и тот самый случай, когда я обернусь посмотреть, не зовёт ли она меня, а в коридоре окажется другой семпай.

Подумав так, я отмахнулся от её голоса и зашагал прочь, только чтобы услышать топот шагов. Когда я обернулся, Ишшики была уже совсем рядом.

– Чё ты меня игно-оришь? – надулась она.

– Да я просто думал, что ты кого-то другого зовёшь… Ну что, уже работаешь?

Ишшики гордо выпятила грудь.

– Ага-а-а… Правда, я сначала думала, что всё не очень гладко пройдёт.

К концу предложения жизнь из её уверенного лица куда-то улетучилась. Ну естественно, после того, как его закидывают в кресло президента, любой бы язык проглотил. Сколько ошибок её ждёт.

Но от первых ошибок можно оправиться. Так что нечего ей беспокоиться. Поневоле завидуя ей, я аж улыбнулся.

– Да на учсовет всем вообще начхать, так что можешь особо не париться.

– Это что сейчас было?..

Она посмотрела на меня потухшими глазами. Не то чтобы мне было чхать, но… Просто, ну, если уж подобрать какие-нибудь годные подбадривающие слова для нового президента, то…

– В следующем году сюда поступит моя сестра.

– А? Стой, ещё ведь даже экзамены не закончились, – затрясла Ишшики руками, словно говоря: «Что он несёт?» Забейся, я для себя уже давно решил, что Комачи пройдёт.

– Поэтому сделай школу хорошим местом.

Челюсть Ишшики распахнулась. Затем, без намёка на румянец или флирт, вытянув руки вперёд, словно заталкивая мои слова обратно, она своим мягким голосом запротестовала:

– Ты что, подкатываешь, прости, у тебя ничего не выйдет, это противно и впустую.

А ведь уже не те слова, что в тот раз, да?

– Знаешь, искренность тебе больше к лицу… И я уверен, Хаяма тоже так решит.

– Что, правда, где ты это услышал?

Когда Ишшики заглотила наживку, её глаза вспыхнули. Да нигде я это не услышал. Просто хочу донести до тебя, что так тебе будет лучше, чем в маске. Но разжёвывать это мне было впадлу, поэтому я решил прикинуться шлангом и оставить её перед порогом.

– Кажется мне так. В общем, удачи во всех твоих делах.

– Хорошо-о-о, то есть, нет! Мы сейчас кабинет переделываем. Не хочешь посмотреть, семпа-ай?

Переделываете? Его реально можно «переделать»?..

Ишшики потащила меня за рукав. Ну, вот и тот самый случай, когда меня припахают помогать…

Не то чтобы я куда-то спешил. Раз уж сам её в кресло президента посадил, можно и помочь немного.

Когда я закончил свою мысль, мы как раз подошли к двери кабинета, и оттуда раздался голос:

– Ирохасу-у-у, чё мне с этим делать? Ирохасу?

Знакомый, однако, голос. Я заглянул внутрь и, к своему удивлению, обнаружил там Тобе.

В эту студёную зимнюю пору он был в одной футболке и с полотенцем на голове. Как паренёк на подработке в раменной… В руках он держал небольшую коробку и взывал к Ишшики. Раздумывая над тем, что он держит, я пригляделся получше и распознал морозильник…

– Ишшики, а это нормально? – спросил я, повернувшись к ней, и она с готовностью ответила:

– Ну, это теперь как бы мой кабинет. Что, по мелочам попариться нельзя?

– Вот как…

Я, вообще-то, не о морозилке спрашивал, а о том, зачем ты Тобе бросила… Он тебя уже давно зовёт…

– Ирохасу? Обогреватель куда девать? – опять крикнул Тобе. Когда я просунул голову в дверь во второй раз, он держал уже галогенный обогреватель.

– Ишшики, а нормально это? – вновь спросил я, и та сцепила руки, чтобы согреть.

– Как будто я к холоду не чувствительна.

– Вот как…

Как будто я в курсе… И вообще, я о Тобе спросить хотел… А хотя ладно, это ж Тобе.

Но что ждёт этот учсовет?.. Лучше поздно, чем никогда, но я начинаю беспокоиться.

– Ирохасу?

Тобе из последних сил высунул голову в коридор.

– Опач. Хикитани-кун, ты помочь пришёл?

– Нет… Просто мимо проходил.

– Реально? Блин, если Хаято-кун щас не подвалит, я разнесу здесь всё.

Нашу чинную беседу прервала Ишшики:

– А, Тобе-семпай. Морозильник должен стоять не там, а чуть дальше. А обогреватель возле стола.

– А-ага… Я вот это спросить и хотел…

Рот Тобе дёрнулся. Однако, Ишшики с улыбкой а-ля «прошу» отправила его работать дальше.

Проводив его взглядом, она повернулась ко мне и, словно эта мысль только-только пришла ей в голову, воскликнула:

– О, ты то-оже помоги!

– Нет…

А в принципе, не такая уж и большая у них комната. Как раз на пару человек. Так что одного Тобе тут за глаза хватит. Да и остальные члены учсовета тут и там снуют, так что можно мне пойти домой?

Но среди членов учсовета я заметил знакомую фигурку.

Мегури-семпай трудолюбиво несла тяжёлую на вид картонную коробку. Заметив меня, она радушно улыбнулась и попыталась замахать руками, но, осознав, что они заняты, слегка запаниковала.

Ну, не то чтобы я куда-то спешил…

– Ненадолго.

– Серьёзно?! Спасибо тебе большо-о-ое!

Я расслышал едва ли одно слово из четырёх. Войдя в комнату, я подхватил коробку, готовую рухнуть прямо из рук Мегури-семпай у меня на глазах.

– Я сам понесу.

– Э? С-с-спасибо.

Я принял у неё коробку и по её просьбе отнёс к двери. В коридоре я аккуратно поставил её на пол и выдохнул.

– Ха-ха-ха, прости, Хикигая-кун.

– Ничего, я же помочь хочу.

Слова прозвучали так круто, а коробка была такой тяжёлой…

Мои руки медленно оцепила усталость. Я на автомате перевёл взгляд на свои ладони, и Мегури-семпай смущённо улыбнулась.

– Ну… У меня оказалось больше личных вещей в комнате, чем я думала. Особенно когда собрала их вместе.

– Это личные вещи?..

Личные вещи Мегури-семпай меня немножечко так интересовали. У вас разве кровь не стучит в ушах от фразы «Личные вещи девушки» (по-английски «Girl’s private item»)? А? Короче, я один со стучащей в ушах кровью, а Мегури-семпай стоит абсолютно нормально, вот. Правда, по лицу её пробежала печаль.

– Комната кажется совсем другой, да? – произнесла она.

Мегури-семпай была на посту год. Этот год она проводила в этой комнате. Теперь она передаёт это право Ишшики. Разумеется, не сразу, но её вотчина уже стала другой. Люди внутри, старающиеся не задеть друг друга локтями, тоже были совсем другими.

Мегури-семпай окинула их взглядом и улыбнулась:

– Сказать по правде, я кое на что надеялась.

Я не спрашивал, на что. Мегури-семпай в своей привычной неспешной манере потихоньку продолжила:

– Что Юкиношьта-сан станет президентом. И ещё… Юигахама-сан станет вице-президентом. А… а ты секретарём по общим вопросам!

– Почему по общим вопросам?..

А чё я один ни за что не отвечаю?

В ответ Мегури-семпай задорно рассмеялась и сказала:

– А потом, уже после выпуска, я бы иногда приходила в кабинет посидеть с вами… И мы бы обсуждали, какими хорошими получились фестивали культуры и спорта.

Невинно, словно была младше меня, улыбнувшись, моя семпай заключила:

– Вот на это я надеялась.

Возможно ли вообще такое будущее?

Да, было возможно.

Однако, её мечта никогда не сбудется, а посыл останется неотвеченным.

Сделанного не воротишь. Его можно только переделать. Но иногда невозможно даже это.

Мегури-семпай любовно погладила дверь кабинета учсовета.

Затем рьяно кивнула и подняла голову.

– Лучше буду натаскивать Ишшики-сан, да, так и сделаю!

– Ладно, я пойду…

– Угу…

Поравнявшись с дверью, я остановился и обернулся.

– Спасибо за работу, – произнёс я, склонив перед Мегури-семпай голову.

– Конечно. И тебе, Хикигая-кун, спасибо за работу!

Этот добрый голос ловила уже моя спина.

× × ×

Выйдя из кабинета учсовета, я направился напрямик к клубному зданию.

В тот день. День, когда я подтвердил у Юкиношьты и Юигахамы, что они собираются участвовать в гонке. С него прошла неделя. В тот день мы ждали возвращения Юкиношьты, но она явилась в последнюю минуту перед закрытием школы, и поговорить нам толком не получилось.

Но клуб работал как обычно. Ни в его деятельности, ни в нём самом ничего не изменилось. Даже я либо привычно читал, либо досуже праздносидел.

Дойдя до клубной комнаты, я поставил на неё ладонь и безразлично открыл.

– Я, – коротко оповестил я девушек о своём приходе, и Юигахама, прятавшая лицо на столешнице, вскинула голову.

– Хикки, где ты ходишь?!

– Пришлось кое-куда зайти по делам. Прости, – ответил я, выдвигая стул.

– Ничего страшного, – донёсся до меня тихий голос, чья обладательница сидела чуть дальше обычного. – Всё равно мы ничем не заняты.

До сих пор Юкиношьта ничем не отличалась от себя прежней. Даже голос её был совершенно спокоен. Взор она вперила в книгу, страницы которой перелистывались кончиками её пальцев.

Юигахама начала было жаловаться, но, осознав, что Юкиношьта права, схватила телефон.

– Ну да, свободное время есть, и это хорошо. Говорят же, что бедняки не отдыхают. А раз дело в этом, то нетрудоустроенный человек как раз и может в итоге оказаться миллионером. Как я и говорил: работать значит терять.

– Мнение как раз в твоём стиле, – спокойно произнесла Юкиношьта, переворачивая страницу. Я тоже вытащил из сумки книгу и раскрыл там, докуда даже не дочитал.

– Скоро ведь и школа кончится, да? – без какой-либо логичной подоплёки сказала Юигахама и вдруг опустила кулак на раскрытую ладонь. – А, давайте устроим рождественскую вечеринку, вечеринку! Я пиццу хочу.

– Юигахама-сан, её можно есть когда угодно, – привычно отозвалась Юкиношьта, не поднимая головы.

– Э. Правда? – растерялась та. – У нас их только по особенным дням едят…

– Да у нас тоже по особенным. Когда тайфун, например, или метель.

– Это семья у тебя особенная, Хикки… Бедный развозчик…

Ну щито поделать, раз устроились развозчиками, пусть выполняют свою работу, тут ничего не попишешь. Кого им стоит клянуть, так это само понятие работы. Впрочем, аргумент у меня на этот случай был.

– А теперь подумай, каково им в Рождество. Одни сплошные заказы. Поэтому люди, заказывающие тогда, когда заказов мало, заботятся о развозчиках.

– Да-а?..

Юигахама призадумалась, но на середине пути её поезд мыслей будто бы свернул на развилке совсем не в ту сторону.

– А! Точно! Потому и вечеринка! Может, дома у Юкинон?

– Было бы замечательно… Но мне очень жаль. На каникулах я буду у родителей.

– А, понятно. Может, сходим тогда куда-нибудь? – предложила не растерявшаяся Юигахама.

– Хорошо. Правда, я пока не знаю, что там дома запланировали, – улыбнулась ей Юкиношьта.

– Вот как? Значит, скажи, когда узнаешь, ладно?

О чём подумала Юигахама, увидев такую улыбку?

Заходящее солнце уже скрылось за водным краем горизонта. Небеса ещё пылали красным, но сияющего пятнышка я не находил. Только одиночество, горевавшее по ушедшему дню.

– Дни стали короче, – пробормотала Юкиношьта, наверняка, как и я, смотревшая в окно.

Скоро наступит зимнее солнцестояние. Последние тёмные ночи постепенно и неумолимо становились длиннее. Иногда кажется даже, что настанет одна такая ночь, за которой не придёт рассвет.

– Может, закруглимся на сегодня? – спросила Юкиношьта, закрывая книгу и отправляя её в сумку. Мы кивнули и встали.

В таком темпе и протекала вся неделя.

Юкиношьта казалась такой же, как перед экскурсией.

Вернее, вела себя так же, как раньше, будто совершенно ничего не изменилось. Думаю, это было ясно всем.

Большую часть времени она молчала, но на слова Юигахамы по-прежнему отвечала и тепло улыбалась.

Однако улыбка эта была ужасной. Это была улыбка человека, вспоминающего об ушедшем, глядящего на младенца, томящегося по тому, что невозможно вернуть; улыбка, сжимающая сердца людей, которым адресована, тисками.

Тем не менее, винить её не за что.

Потому что мы с Юигахамой ей подыгрывали. Затевали разговоры один за одним и заставляли себя произносить всякую чушь – только чтобы не было тишины.

Это время было бессмысленным – увлекающая за собой пустота поверхностности. Притворство, возникающее на наших лицах, словно маска. Ненавидимое и мною, и ею.

Таково было верование, за которое я цеплялся около месяца.

«Не ошибся ли я?» – вновь спросил я себя самого.

Не опьянил ли меня мой план? Не унесло ли меня течение самосознания? Не увлёкся ли я своими мыслями? Не стоило ли мне планировать ровно столько, сколько следовало, и не влезать в чужие судьбы?

Но ответ я не мог дать по той же самой причине, по которой возникали вопросы, – и это был я сам.

Меня назвали монстром логических выводов.

Но логика – это противоположность эмоций.

А значит, монстр логических выводов ещё хуже, чем те, кто не понимает эмоций. Разве мне этого не говорили? Разве не говорили мне, что такой монстр ниже любого человека, что он не видит в людях людей и что он навсегда останется рабом своего самосознания?

На выходе из комнаты я обернулся.

Люди здесь были те же, но комната казалась совсем другой.

Здесь больше не пахнет чаем.

× × ×

Что, если.

Гипотетически.

Что, если бы жизнь была игрой, в которой ты мог бы сохраняться и потом возвращаться в то место, где должен сделать некий выбор? Изменилась бы она?

Ответ – громкое «нет».

Выгоду получат лишь те, кому такая возможность предоставлена. Те, кто о ней никогда не слышал, не выиграют абсолютно ничего, да и сама ситуация ничего им не даст.

Таким образом, сожалений не останется.

Или, скорее, жизнь и есть сожаление в миниатюре.

Я чётко понимаю, что хотел что-то защитить, но что же?

Послесловие автора

Здравствуйте, это Работа. О-о-о-ой, так не пойдёт! Ошибка! Я в последнее время столько работал, что перепутал иероглифы «работа» и «Ватари Ватару». Добрый вечер, это Ватари Ватару.

В последнее время работы и правда столько, что ни с кем толком не удалось встретиться. А ведь через почту или по телефону меня то и дело приглашают поесть или выпить вместе, но мои ответы всегда довольно расплывчаты.

Знаете, от неугодных меня спасали слова «я занят», но в итоге их пришлось применять куда чаще, чем хотелось бы. Но если я на самом деле хочу куда-то пойти, то посылаю работу!

Люди часто лгут друг другу таким вот образом. И даже самим себе. Но когда я и правда занят, это ничуть не ложь. Это чуть практичность.

Но честные обещания иногда становятся чистой ложью. «Если не затянется до полуночи, я пойду, га-ха-ха!» и спокойное «может, на следующей неделе?» для меня одно и то же. Сказанное неумышленно или неясно часто становится ложью.

Поэтому и он, и она, и все остальные… да даже я, писатель, лжём. Или наоборот. Ложью становится то, что мы считаем ложью.

Поэтому я не могу с уверенностью сказать: «В следующий раз я допишу книгу быстрее, фу-ха-ха!» Лучше промолчать. Поэтому мы и можем общаться. Но то, что мы друг другу говорим, может быть как ложью, так и правдой, и принять это значит предать себя.

В общем, восьмой том «Yahari Ore no Seishun Love Come wa Machigatteiru.» закончен. Мы увидимся вновь в девятом! Да-а-а, и это тоже может быть ложь. Да шучу я! Хи-хи-хи!

Выражаю свою благодарность следующим лицам. И-и это вовсе не ложь!

Ponkan8-сама. Спасибо за то, что всегда корпите над иллюстрациями и мной! Вы лучший! Мне и на этот раз доставило большое удовольствие ощущение того, что героиня выглядит именно так, как я себе представлял! Большое спасибо!

Главный редактор Хосино-сама. Прогресс в работе доставил вам немало хлопот. Видите ли, я задержался, потому что… А, виноват не я, виновато общество! Большое спасибо!

Тем, кто участвовал в подборе иллюстраций. Я ужасно рад тому, с каких разных точек вы изобразили мир Орегайру и его обитателей. Они радовали и мой глаз, и мой разум. Мои раненые голубым светом монитора глаза излечены. Большое спасибо.

И, наконец, обращение к читателям. Простите за такое долгое ожидание с выхода седьмого тома. Я смог написать продолжение только благодаря вашей поддержке. Большое спасибо. Эта необычная молодёжная романтическая комедия уже скоро закончится. Я буду очень рад, если вы будете рядом до самого конца.

Ну всё, у меня кончилось отведённое место, поэтому закругляюсь.

Некое октября, длинная холодная ночь, с тё-ё-ёплым кофе MAX,

Ватари Ватару