User:Idiffer/Sandbox

Пустыня, сердце, Kashmir

Через три дня, вечером, Чиаки принесла ноты ко мне домой.

- Почему тебя не было на крыше последние несколько дней? И сегодня, тоже, ты вернулся домой сразу после школы! Сенпай очень беспокоиться о тебе!

Как всегда, одетая в форму Чиаки залезла на дерево во дворе и протиснулась через окно в моей комнате. И теперь отчитывала меня, размахивая стопкой рукописных нот.

- Ммм…

Наматывая провода наушников на палец, я неоднозначно ответил:

- Почему-то в последнее время мне не хватает энтузиазма.

- Это не может говорить человек, у которого и так никакого энтузиазма не было.

Мне стало еще более грустно. Я залез на кровать и накрыл голову одеялом.

- Извини, я виноват.

Чиаки села рядом с моей подушкой и стянула одеяло с моего лица. Затем она спросила:

- Эбисава снова тебе что-то наговорила?

Я не ответил и закрыл лицо подушкой. В моих мозгах был полный бардак.

- Эй, ты что, скажешь что-нибудь вроде: «я хочу сдаться»?

- …Может быть.

Я уже приготовился к удару или удушающему захвату "Треугольник" в исполнении Чиаки, но вместо этого она посмотрела на потолок и долго ничего не говорила.

- …Я думала мы, наконец, создадим группу.

Я услышал, как она что-то бормочет. На секунду я подумал, что мне послышалось. Как только я поднял голову, чтобы посмотреть на лицо Чиаки, она припечатала к моему лицу лист нот.

- Сенпай потратила столько сил, когда писала к произведению Бетховена ноты для бас-гитары, и все ради тебя!

Я с ленцой начал разглядывать танцующих на нотном стане головастиков.

- Нет, не могу. Я ни за что не смогу сыграть это произведение.

- Это потому, что ты не тренировался, ведь так?

Чиаки попала в яблочко, и поэтому я накрылся одеялом и лег на кровати. Внезапно Чиаки всем весом своего тела уселась на меня верхом и начала тренироваться, барабаня мне по спине. Четвертые, восьмые, триоли, шестнадцатые... Она стучала мне по спине барабанными палочками в точно выверенном темпе.

- Чиаки, больно же!

- Я знаю.

Что значит «я знаю»?! Что это за ответ?! Она продолжила выстукивать ритмы, соблюдая один и тот же темп. Вскоре, мой разум стал вялым.

- Любому будет больно, если ударить прямо в сердце.

Я не имел ни малейшего представления, о чем она говорит. Но все же, я попытался представить себе те ощущения, когда барабанят по сердцу. Наверное, это настолько больно, что даже трупы повыпрыгивали бы из своих могил.

Я не знаю, входила ли она все больше во вкус, но она начала медленней отбивать восьмые доли. Было ощущение, что моя голова – тарелка, правая рука – напольный том-том. Прекрати, стой – Чиаки-сан, мне очень больно! Вскоре произведение дошло до припева. Она начала несильно выстукивать шестнадцатые ноты на моем левом плече, которое заменяло малый барабан.

- Чиаки, постой, больно! Я же сказал, больно!

Я ерзал под одеялом, но мой противник – бывший черный пояс по дзюдо, и она очень хорошо знала, куда надо приложить силу, чтобы обездвижить меня. В конце концов, мне пришлось дождаться, когда она добарабанит всё произведение, прежде чем я высвободился из-под её попы.

- Знаешь, что это была за песня? - спросила Чиаки после того, как я с трудом, наконец, умудрился вылезти из-под одеяла. На лице Чиаки появилась шаловливая улыбка.

- «Hige to Boin» группы Unicorn.

- О, ты довольно внимательный.

Хотя такие случаи – редкость, но так же, как «Останься со мной» для бас-гитары, есть некоторые песни, которые можно мгновенно узнать, слушая только барабаны. На самом деле, это чудо могло случиться просто из-за того, что мы с Чиаки росли, слушая похожую музыку еще с детского сада, до того, как распались Unicorn.

- Но, к сожалению, ответ – «Asia no Junshin».

- Значит, ты просто играешь со мной?! – подумать только – я только что назвал это чудом. Выходит, я идиот?

- Вовсе нет. Нам все равно нужно стараться изо всех сил, даже если жизнь - скучная! Я буду за тебя болеть, совсем чуть-чуть.

С этими словами, она взяла свои ботинки, которые до этого положила на мой стол, и выпрыгнула в окно… Почему ты не можешь просто выйти через дверь?

И я снова остался один. Я сел на кровать и взял ноты, оставленные Чиаки. Тема очень простая, и темп довольно медленный – думаю, я смог бы сыграть её сходу. До момента, когда второй, третий и четвертый голоса начинают постепенно накладываться друг на друга, сложность произведения не менялась. Даже предшествующие вариации намного трудней. Что касается фуги, мне придется играть такую же сложную мелодию, как и Мафуйу, до самого конца. Как ни крути, это невозможно! Я отбросил ноты, лег и уставился в потолок. Моя спина всё еще слегка болела после того, как Чиаки побарабанила по ней.

То, что вещь слишком трудная, или то, что у меня нет мотивации – это всё отговорки. Я прекрасно это знал. Поэтому Чиаки тоже могла об этом знать. Мне было просто стыдно. Я совсем не понимаю ситуацию, в которой находится Мафуйу, и всё же с энтузиазмом бросил ей вызов. Чтобы вернуть кабинет и убивать время после школы – только из-за таких глупостей? Каким же я был идиотом. Но тогда, я тем более не могу сейчас сдаться - иначе я буду еще большим идиотом.

Я быстро взял ноты и пошел в гостиную - достать свою бас-гитару из кейса.

Когда я настраивал инструмент, вдруг порвалась струна. Будто она намекала, что это мне не по силам.

Я лежал на диване, планируя отоспаться, но спина - в том месте, по которому барабанила Чиаки - снова разболелась. И я, засунув ноты в кейс, взгромоздил его на спину и вышел из дома.

Когда я дошел до магазина музыкальных инструментов Нагашимы, небо уже темнело. Сквозь щель толщиной с карандаш я увидел много разных гитар, светящихся под лампами магазина. Эта картина, почему-то, была настолько ностальгичной, что я чуть не прослезился. Я был в магазине всего один раз – так почему у меня такие чувства?

Кагуразака-сенпай следила за магазином одна, и покупателей тоже не было. Она на другой стороне прилавка. Куском желтой тряпки, она осторожно и нежно протирала гриф гитары со снятыми струнами.

- Молодой человек, я как раз только подумала, что пора бы тебе объявиться! Я очень счастлива.

Заприметив меня, она положила гитару и встала.

- Ты пришел купить струны для своей бас-гитары, правильно?

Я в шоке подпрыгнул и изумленно кивнул. Откуда она знает?

- Я должна кое за что извиниться перед тобой.

Сказав это, она достала со стеллажа сбоку от прилавка струны.

- …За что же?

- Если честно, я похимичила с третьей струной, чтобы она скорее порвалась.

- Хааа? – странно проревел я. – Зачем ты это сделала?

- Ты ведь быстро сдаешься, да? Я подумала, что ты можешь запереться дома, если тебе вдруг надоест. Если в тот момент порвется струна… Видишь, разве не идеальный повод придти, повидаться со мной? Поэтому давай я заплачу за них?

Улыбаясь, сенпай достала из кошелька 3000-йеновую купюру и положила в кассу. По сравнению со струнами для гитары, струны для бас-гитары до ужаса дорогие, но владельцы магазинов всегда помогут поменять их. Я был удивлен, и на мгновение потерял дар речи. Я всегда думал, что струны быстро портятся из-за настройки, но, выходит, на самом деле они так легко не рвутся?

- Что ты собираешься делать, если из-за порванной струны я брошу бас-гитару?

- Тогда я ничего больше не смогу сделать. Я об этом уже думала – я сдаюсь, если этому не суждено случиться. Но ты ведь всё равно прибежал ко мне, разве не так?

Сенпай сказала это с улыбкой на лице, и я мало что мог ответить.

- Ты получил ноты?

Я кивнул и вынул из кейса ноты, написанные сенпаем от руки.

- Итак, ты пришел не для того, чтобы жаловаться, что ноты слишком трудные, правильно?

- Нет… ничего, - я отвел глаза и соврал.

- Какое место ты сейчас отрабатываешь?

- …Четвертую вариацию - я так и не смог продвинуться дальше. А еще, у меня совсем не получается сыграть фугу, и не думаю, что получится.

Сенпай быстро закончила настраивать бас-гитару с новыми струнами и начала играть, сидя на прилавке. Я слушал фугу со смешанными чувствами.

Музыка в исполнении Мафуйу, словно вытесана из гигантского столба льда. В сравнении, игра Кагуразаки-сенпай похожа на солнечные лучи зимой – её музыка появилась ни с того ни с сего и пробилась прямо через облака. Просто невероятно слушать такой чистый звук, плывущий без запинки.

Закончив играть, сенпай вернула мне бас-гитару. Какое-то время я не мог повернуться к ней лицом.

- Это не так уж и сложно! И я не использовала никаких сложных приемов. Просто сбавь темп в два раза, и внимательно проиграй каждую ноту.

- Сенпай… - тихо пробормотал я с всё еще опущенной головой.

- Хмм?

- Почему ты не можешь завербовать Мафуйу без меня? Ты всё равно лучше меня играешь.

- Разве я уже не говорила? Это должен сделать ты.

Я слабо покачал головой.

- Да и я не очень-то много разговариваю с Мафуйу. Мафуйу ничего не хочет мне рассказывать, а я всего лишь разозлил её…

Сенпай достала из-за прилавка две круглые табуретки и поставила их между рядами с гитарами. Затем она заставила меня сесть, надавив руками мне на плечи.

- Дело не только в этом.

- …Э? – я поднял голову. Сенпай слегка отвела от меня взгляд, и он медленно поплыл вверх.

- Дело не только в этом. Видишь ли, до того, как я узнала о существовании Эбисавы Мафуйу, я уже знала о тебе.

Мне постепенно становилось тяжело дышать. О чем она сейчас говорит?

- Молодой человек, ты же знаешь журнал «Друзья музыкантов», да? В июльском выпуске два года назад, я прочла опубликованную в нем статью под названием «Гендель и стихи из Библии». Грубо говоря, статья о том, как произведения Генделя, включая и не музыкальные, могут быть интерпретированы, как стихи. Хотя логика немного натянутая, всё равно довольно поразительно. Эта статья меня тронула.

Все еще находясь в изумлении, я сильно обнимал свою бас-гитару.

Разумеется, я знаю эту статью. Потому что она...

- Я посмотрела на имя автора, и оказалось, что это Хикава Тэтсуро – критик, который мне хорошо знаком. Однако, было ощущение, будто что-то не так. Статья была написана на простом английском, который смогли бы понять ученики средней школы, и примеры, которые приводились в статье, Хикава Тэтсуро не застал, когда учился в средней школе, так как ему уже за сорок.

- А…

Есть… есть кто-то, кто замечает это?

- Из-за этого странного чувства я начала подозревать всю статью. Я достала старые выпуски и изучила их, прочитав каждую статью, написанную Хикавой Тэтсуро. Почему-то из них несколько статей выделялись, и все они вызывали это странное чувство. Я попыталась отыскать несколько обзоров концертов и смогла найти один для «Финляндии» Яна Сибулиуса в исполнении Берлинского оркестра в 1959 году под дирижерством Герберта фон Караяна.

Я сглотнул. Пересохшее горло отдало болью.

- Но после этого я не смогла найти более конкретных доказательств. Из журнала я тоже никого не знала – всё, что мне было известно, это то, что у Хикава Тэтсуро был ребенок. По какой-то, непонятной причине, он несколько раз написал о своем сыне в статьях, и даже написал его имя. Поэтому, когда я наткнулась на это имя в брошюре со списком новичков – думаю, ты понимаешь, насколько я была удивлена, да?

С легкой улыбкой на лице, сенпай ткнула меня в нос.

- Преступник - это ты.

- …Эм, что значит "преступник"?

- Все мои выводы правильные, не так ли?

Сенпай вдруг приблизила своё лицо к моему, и я смог только кивнуть.

В мире всё же нашелся человек, вычисливший, что я пишу статьи под именем Тэтсуро, просто прочитав их.

- Поэтому, я уже давно обратила на тебя внимание, молодой человек. Мне нужен секретарь в мою революционную армию, и мне не приходит в голову никто, более подходящий для этой должности, чем ты. Так, что я не прошу тебя присоединиться за компанию, пока я пытаюсь завербовать Мафуйу.

Сенпай положила руки мне на плечи.

- Ты мне нужен.

Не говори таких вещей, когда ты находишься так близко ко мне, и мы наедине. В моей голове был бардак, и я не смог ничего сказать. Чтобы избежать взгляда сенпай, я отвернул голову и положил бас-гитару в кейс.

- Но такой, как я…

Я дотронулся до кейса.

- Ведь не то, чтобы группе будет какая-то польза, если я присоединюсь. Я не могу играть так же хорошо, как Мафуйу, и я вряд ли когда-нибудь догоню её. Все это время, я… слушал музыку один.

Сенпай прищурилась и довольно долго пристально смотрела на меня. Затем она неожиданно отвела взгляд и крикнула мне в спину:

- Товарищ Аихара, может уже пора показаться? Не хочешь зайти?

Я в шоке повернул голову. Чиаки стояла рядом с дверью, в тени гитар висящих на витрине. Она тихо вышла из укрытия. У неё было нежное выражение лица.

- Ты, наверное, преследовала молодого человека по пути сюда, так ведь? Как и ожидалось от бойца моей революционной армии. Ты очень приспособлена к секретным миссиям.

- Я не преследовала его, - злобно сказала Чиаки и, топая, подошла к нам.

- Cенпай, не говори того, что может испугать Нао!

- Твой ревностный взгляд тоже очень симпатичный!

Cенпай с любовью похлопала Чиаки по голове. Я посмотрел на неё с ошарашенным выражением лица.

Она действительно преследовала меня все это время? Это правда, или же нет?

Чиаки враждебно посмотрела на меня и сказала: «Просто так получилось, что я пришла сюда, и просто так получилось, что Нао был внутри, и мне было неудобно зайти». Утешая её, сенпай сказала: «Я понимаю, я понимаю».

- Товарищ Аихара, ты взяла с собой барабанные палочки?

- …Барабанные палочки? – Чиаки наклонила голову на бок и кивнула.

- Ммм, я пойду, разбужу спящего владельца и возьму ключ от комнаты звукозаписи.

Cенпай перевела взгляд на меня, и её рука приняла форму пистолета. Она притворилась, что стреляет мне в грудь.

- Молодой человек, позволь мне разжечь твою страсть.

Третий этаж магазина музыкальных инструментов Нагашима был переделан в комнату звукозаписи, которую можно было арендовать. В длинном узком коридоре были две плотно закрытых двери. Я открыл дверь, и передо мной предстала комната размером в 4,5 татами, половину которой занимали барабаны. По обеим сторонам – два гигантских усилителя для гитары. Были также микрофоны и оборудование для звукозаписи, и удушающий запах дыма.

- Я позволила вам прийти сюда в качестве исключения, и всё благодаря привилегиям, которые я имею, как сотрудник, – с этими словами, Кагуразака-сенпай толкнула меня в комнату звукозаписи. Чиаки зашла следом.

- Ух ты – давно я не играла на настоящих барабанах.

Чиаки уселась в центре барабанной установки и с довольным видом настраивала малый барабан.

Кагуразака-сенпай подключила мою и свою гитары к усилителям. Гитара сенпая – «Gibson Les Paul», который, говорят, стоит миллион йен. Хотя я не знаю, правда, это или нет. Если да, то, скорее всего она из старой серии «Историческая коллекция». Судя по цветам гитары, это должно быть копия серии 60-х.

Я перекинул ремень бас-гитары через плечо, и затем один раз робко ущипнул струну. Маленькую комнату наполнил невыносимый звук.

По какой-то странной причине, она привела меня в эту комнату звукозаписи, вот так просто…

- Тебе не нужно играть что-то чересчур сложное, молодой человек. Тебе, просто, нужно следовать за барабанами и играть «ре» восьмыми долями и все.

- Хаа.

Высоко подняв барабанные палочки, Чиаки сказала: «Сенпай, ты готова?»

Они на секунду переглянулись. Ровно в тот момент, когда звуки тарелок исчезли, меня окружила музыка, двигавшаяся тяжелым темпом. Чиаки начала выбивать серии мощных восьмых на хай-хэте, а на барабанах в том же ритме триоли. Медленно поднимающиеся скрипящие гитарные рифы напоминали неуверенные шаги путешественника, направляющегося к морю с тростью в руке.

Я пытался подыграть в ритме Чиаки и тихо провел рукой по струнам. Сначала, я не мог поверить, что низкие ноты, давящие мне на живот, на самом деле издавались моей бас-гитарой. Затем три мелодии начали переплетаться...

После чего к ним добавился голос.

Это был голос Кагуразаки-сенпай.

Словно шепот ночной пустыни; хотя её голос был слегка хрипловат, он доносился аж до горизонта в дали.

«Kashmir» группы Led Zeppelin.

Это песня, которую я слышал бесчисленное количество раз. Я слушал её в постели посреди ночи раз за разом, бесчисленное количество раз. И теперь мои пальцы отыгрывали пульс этой песни.

Там где голос стихал, гитара отвечала похожей музыкой. Чиаки держала шаг и продолжала свой бесконечный марш. Я уже стер из памяти то, что сказала мне сенпай. Когда гитара начала выводить извивающийся стиль арабской музыки, я начал искать низкие ноты, которые должны были быть спрятаны в песне, и выводил их кончиками пальцев. 600px

Я правда чувствовал, что песня может продолжаться вечно.

Поэтому, когда песня закончилась, появилось ощущение, будто меня оставили одного в бесплодной пустыне. Комната наполнилась гулом, но я больше не мог различить, был ли это просто шум, эхо или отголоски «Kashmir»'а, застрявшие у меня в ушах.

Лицо Чиаки было красным, и её взгляд изучал меня из-под вспотевшего лба. На её лице появилась торжествующая улыбка. Я отвел взгляд, и на этот раз перед моими глазами оказалась изящная Кагуразака-сенпай.

Не знаю почему, но я не мог посмотреть прямо ей в лицо.

- …Молодой человек, как ты думаешь, что такое бас-гитара?

Я медленно поднял голову. На лице сенпай не было улыбки, но её взгляд был мягким.

- Если мы посмотрим на группу, как на человека, то вокалист будет головой, а гитара – это руки…

Сенпай перевела взгляд со своих рук в сторону Чиаки.

- Если барабаны – это ноги, то какую думаешь, часть тела представляет бас-гитара?

Я не мог отгадать загадку сенпай. С момента, когда я родился, и до сих пор, я всегда был человеком, который смиряется со всем.

Сенпай, наконец, нежно улыбнулась и быстрым шагом подошла ко мне. Она положила ладонь мне на грудь, от чего я в шоке подпрыгнул. Мое тело замерло.

- Здесь, молодой человек.

Смотря мне прямо в глаза, сенпай продолжила:

- Сердце. Ты теперь понимаешь? Без тебя мы не смогли бы двигаться.

Я был настолько ошарашен, что потерял дар речи. Вместо меня ответило биение моего сердца.

Если я посмотрю на группу, как на человека.

Я не продвигался вперед, идя по их стопам. Как человек, впервые поместивший себя в звук вместе с другими людьми, я был в этом абсолютно уверен. Если бы я слушал песню один в своей комнате, то, наверное, никогда бы этого не понял.

Тогда я, скорее всего, думал то же самое, что и сенпай. Была бы здесь Мафуйу...

Звук её гитары. Был бы он здесь...

Я крепко схватил гриф бас-гитары. Я, наконец, понял – вот почему я играю на бас-гитаре. Это не оправдание, а настоящая причина – я играю, чтобы передать этот пылающий жар Мафуйу.