Sayonara piano sonata~Russian Volume 4 - Chapter 17

Глава 17: Последний звонок

Когда я открыл дверь на крышу, робкий мартовский луч слегка меня ослепил.

Обычно в это время можно услышать оркестровые трубы или тромбоны, девчачью болтовню из скверика, когда они открывают бэнто, или гомон парней, гоняющих мяч на баскетбольном поле. Другими словами, должно быть оживленно. Но сегодня школа охвачена торжественной тишиной. Единственное, что можно было услышать, это школьный гимн и фортепианный аккомпанемент, которые доносились из спортзала.

Едва я ступил на шершавый бетонный пол и огляделся, как сразу же заметил фигуру в школьной форме, сидящую на ограждении. Две косички подергивались от весеннего бриза, в то время как несколько прядей покоились на черной гитаре на её бедрах. Её глаза были закрыты – она слушает школьный гимн?

Стоп, она закрыла глаза?

Я поспешно бросился вперед.

– Это опасно, сэмпай! Да ещё с гитарой…

Кагуразака-сэмпай приоткрыла глаза, глянула на меня и улыбнулась.

– За последние три года я гораздо больше просидела здесь в обнимку с гитарой, чем на своем стуле в классе. Так что не стоит волноваться.

Но, даже если ты так говоришь, всё равно можно с легкостью сверзиться вниз, если закрыть глаза. О чем, черт возьми, ты думаешь?

Сэмпай наверняка нашла выражение моего лица забавным, поэтому она спрыгнула с сетки и похлопала меня по плечу.

– Я поняла – мы должны беречь себя для выступления. Я не буду делать ничего опрометчивого. Я о том, что завтра состоится церемония вручения аттестата специально для меня. Я хочу совершить невозможное, сделав это событие незабываемым.

– Эм, почему бы тебе вместо этого не принять участие в церемонии, которая идет прямо сейчас?

Я указал в сторону спортзала.

– Ты знал, есть школьная традиция, когда ученик с лучшими оценками за все три года обучения становится представителем от лица учащихся?

– О, вот как?

Я понятия не имел.

– Но учителя не позволят ученику, едва превысившему порог посещаемости, быть представителем, и у меня нет желания читать манифест, вышколенный учителями. В этом наши взгляды совпадают, так что я пропустила церемонию и вместо этого поднялась на крышу. Это мир взрослых. Сейчас же некий человечек, выступающий моей заменой, наверное, читает какую-нибудь откровенно скучную белиберду о «будущем, полном надежд».

Чиаки и я переживали, сумеет ли сэмпай успешно выпуститься. Однако, эта персона с легкостью расправилась с выпускными и уже решила поступать в национальный университет. Не то чтобы я сомневался в её умственных способностях, но я совсем не ожидал от неё таких заоблачных результатов.

– Ты бы сто пудов сказала бы что-нибудь взрывное, если бы произносила речь.

– Если хочешь, могу такое устроить завтра во время выступления, – улыбнулась сэмпай, нежно погладив свой Les Paul.

Завтра мы устраиваем концерт в честь окончания школы в «Ярком», и сэмпай будет главной звездой.

– Ах, да. Откуда ты узнал, что я здесь, молодой человек?

– Ну, мы посетили выпускную церемонию, разыскивая тебя. Я ожидал снаружи, пока Чиаки скрытно подглядела в спортзал. Она сказала мне, что там тебя нет.

Учащихся в школе было слишком много, поэтому посетить выпускную церемонию могла только небольшая горстка учеников, участвующих в делах школьного совета.

– А, вот вы где! Я наконец-то нашла вас!

Ошеломленный резким возгласом я повернул голову в сторону двери на крышу и увидел, что Чиаки бежит к нам.

– Нао снова меня опередил. Вот отстой.

Чиаки злобно уставилась на меня, обняв руку Кагуразаки-сэмпай.

– Вы разделились, чтобы разыскать меня?

– Подумала, ты будешь в комнате репетиций. Кстати, почему ты пропустила выпускную церемонию?

– Кончилась та эпоха, когда над моим выпускным властны другие. Или ты хотела, чтобы я поучаствовала?

– Я собиралась выцепить тебя на выходе из спортзала и получить вторую пуговицу.

Но ведь пиджаки только у парней, нет? Однако сэмпай издала смешок и прислонилась к ограждению, сняв с плеча Les Paul.

– Так получилось, что на моем блейзере четыре пуговицы. Вот тебе, товарищ Аихара. Как и просила, вторая сверху.

Она оторвала нижнюю левую пуговицу и передала её Чиаки. Выражение блаженства отразилось на лице той.

– А вот тебе, молодой человек.

Она дала мне нижнюю декоративную пуговицу с правой стороны.

– А эта мне.

Она выдернула верхнюю левую и положила её в карман.

Затем она оторвала последнюю, поцеловала и повернулась ко мне.

– …Где она сейчас? В Европе?

Я был застигнут врасплох, но тут же сообразил, о чем она говорит.

– Она, должно быть, дает тур по России. По крайней мере, так было написано в журналах.

– О, Россия, ха?

Сэмпай пошла к сетке на противоположной стороне. Чиаки и я шли следом, словно нас влекло неведомой силой. Снизу нашим глазам предстал школьный пейзаж. Белые круги обрамляли землю под каждой сакурой, хотя отцвели они едва ли на треть.

Кагуразака-сэмпай как следует размахнулась и со всей силы швырнула пуговицу в воздух. Чиаки и я не следили за полетом пуговицы. Мы просто смотрели на широкий простор голубого неба.

Возможно, пуговица перелетела океан.

– Теперь уже нет в нем надобности.

Сэмпай сняла свой блейзер, лишенный пуговиц. Темно-синее оперение, брошенное к другой стороне ограды, прокатилось на ветру и устремилось вниз к цветам сакуры вдалеке от нас.

«Почему всё обернулась так?» – мелькнула у меня мысль.

Мы ведь расстаемся не навсегда. Завтра мы встретимся на одной сцене, но мои слезы было не остановить.

Мафую не вернулась, даже когда минул год.

Моё первое с ней воссоединение состоялось через обложку музыкального журнала. Примерно летом прошлого года, кажется. В статье говорилось об успешной реабилитации, а также о её намерениях вернуться на музыкальную стезю.

Её первый альбом-комбэк включал три диска – нечто совершенно из ряда вон выходящее. Это была полная коллекция фортепианных концертов Бетховена. Запись была сделана с Бостонским симфоническим оркестром, дирижировал Эбичири. Дуэт дочери и отца стал главным предметом обсуждения. Это был ошеломительный успех. Однако, похоже, что изначальная идея – выпустить скрипичные сонаты с Юри – была отложена в долгий ящик. В итоге Кагуразака-сэмпай невероятно сильно завидовала мне, владельцу демо-записи, и даже просила снять копию. Однако это всегда оканчивалось отказом, потому что я не хотел, чтобы эту музыку услышал кто-нибудь другой.

Возможно, потому что это моё сокровище.

Как она сама ранее заявила, Мафую также возобновила концерты. Всё началось с выступлений в крупных городах Америки совместно с Эбичири, но вскоре она доросла до сольного турне по Европе. Она также часто мелькала по телевидению. И не только – казалось, что даже далекие от музыки журналы тоже ходили за ней по пятам. Я не мог даже представить, что эта та самая девочка, с которой мы вместе выступали на одной сцене и вместе учились. Та самая девочка, которая быстро выходила из себя, выводила из себя других, заставляла плакать и даже являла свои слезы другим.

Однако я знал по её игре, будь то диски или прямой эфир по четвертому каналу, что Мафую существует. В стране по ту сторону океана и вне моей досягаемости, где-то там, в блистательном и ледяном мире света.

Юри, кстати, постоянно слал мне электронную почту и звонил. Бывали даже случаи, когда он отправлял письма, находясь в турне. И он даже совершал международные вызовы, чтобы просто поделиться такой информацией:

– Я видел Мафую, когда Эбичири пригласил меня в Бостон. Ревнуешь?

– … У неё всё хорошо?

– Я спросил, ты ревнуешь?

Почему ты так сердишься? Хотя я определенно ревную.

– Ты всё тот же, Наоми. По этой причине Мафую отказывается говорить, когда я начинаю заводить о тебе речь.

– Эм-м… Ясно…

Я вздохнул. Непросто услышать такое от того, кто часто с ней видится.

– Почему ты с ней не увидишься?

– Ну, видишь ли… она не бывает в Японии.

Я понимал, это не более чем отговорка, и Юри, возможно, тоже догадывался. Если бы я захотел, то через Тэцуро связался бы с Эбичири или попросил Юри о помощи. Будь она хоть в Америке, Франции или Германии, самолет бы доставил меня туда. Но меня пробирала дрожь каждый раз, когда я задумывался над тем, что она может отказаться от встречи со мной.

Мафую, может, всё еще держит на меня обиду. Потому что я сделал её нечто ужасное.

– Мафую, наверно, сейчас меня ненавидит. Она, возможно, не захочет больше говорить со мной, – омрачил мои мысли голос Юри

– … Не, я не думаю, что это так.

– А что, если она не захочет больше меня видеть? Наоми, ты ведь возьмешь на себя ответственность в этом случае, верно?

Какую ответственность?

Юри собирался приехать в Японию в мае. Я предложил ему устроить встречу в студии или лайв-кафе, раз сэмпай так по нему скучала. Обсудив детали, мы закончили разговор.

Разъединив звонок, я не дал воли слезам, которые собрались в уголках глаз.

Она, наверно, слишком занята записью и концертами, – утешил я себя. Это вошло в привычку с прошлой зимы, когда с отбытия Мафую в Америку минул год. И каждый раз я твержу себе об этом, когда вижу её по телевизору или в журналах, или когда кто-нибудь вдруг о ней упоминает.

Однако, когда желание плакать пропадало, в памяти всплывала улыбка Мафую, её заплаканное лицо, её незрелый лепет, её сердитый голос, её влажное дыхание.

Группа Feketerigó продолжила свою деятельность даже без Мафую. Со значительным изменением, однако – сэмпай начала приглашать в группу гостевых исполнителей.

– Потому что мы учимся летать со сломанным крылом.

Что касается концерта в честь выпускного, то тесная сцена «Яркого», вмещавшая единовременно максимум восьмерых, почти полностью была заполнена гитаристами. Я не имел понятия, что мы исполняем половину концерта. Чиаки хохотала как сумасшедшая, наделав в выступлении кучу ошибок.

Однако главным событием стало застолье, состоявшееся после выступления. Мы заняли второй этаж китайского ресторанчика, который часто посещали. Не считая членов нашей группы, здесь были Хироши, Фурукава и остальные члены «Меланхоличного хамелеона», Томо c диджями-приятелями, персонал «Яркого», управляющий из магазина, где работала сэмпай… Тут собрались люди разного пошиба, напиваясь в хлам.

– Кёко, мы отпразднуем твой выпускной тридцатью залпами. Готовься и готовь стаканы! – сказал Хироши, подойдя прямо к ней с бутылью вина в руке, и целой очередью парней позади.

Эй не соглашайся на этот тост! Но у меня не было даже малейшей возможности остановить её. Налили-осушили, налили-осушили. С каждым разом очередь таяла. Словно она соревновалась с парнями, кто кого перепьет.

– До конца ещё далеко.

Даже выпив все предложенные «залпы», сэмпай всё еще оставалась трезвой, когда поставила стакан на стол. В ответ на её героическую выносливость парни всерьез собирались пойти по второму кругу, но дальше слов дело не пошло.

– Всё-таки, зачем ты хочешь учиться в университете, Кёко? Разве я не сказал, что порекомендую тебя звукозаписывающей компании? Тебе нужно скорее выстраивать карьерную лестницу.

Краснощекий Хироши приткнулся к ней.

– Люди, с которыми ты знаком, Хироши, наверняка твоего же пошиба, так что позволь мне отклонить твое предложение. Я ценю своё будущее, понимаешь?

– Эй, Тайсэй, ты слышал? Она только что сказала нечто очень грубое.

– Но это правда, – Фурукава немного опешил, когда разговор вдруг переключился на него. – Я думаю, ей лучше податься в инди.

Я, однако, тоже не ожидал, что сэмпай продолжит учиться. И хотелось бы знать почему.

– Хм-м? Зачем? Зачем же еще, если не для знаний? – прямо ответила сэмпай, наполнив стакан сётю. – Я революционер. Я потеряю право именовать себя так, если у меня не будет знаний.

– Никогда бы не подумала, что сэмпай так серьезно всё обдумала, – Чиаки, сидевшая рядом с сэмпай искренне удивилась. – Я думала, главной причиной стало преследование девушек.

– Это тоже одна из причин. Кажется, недавно я распробовала вкус девушек, которые старше меня. Там наверняка много обеспеченных дамочек. Я прям жду не дождусь.

– Сэмпай дурочка!

Чиаки потянула сэмпай за ухо. Да уж, девчонки никогда не меняются.

– Но не волнуйся, молодой человек.

Она прислонилась к моей руке.

– Я выбрала женский университет, чтобы ты не беспокоился.

Я едва не прыснул улуном изо рта.

– Ч-ч-что ты имеешь в виду?

– Ну, она не вернулась, даже когда я выпустилась… Это значит, я автоматически становлюсь победителем, и ты наконец-то можешь наложить на меня руки, смекаешь?

Нет-нет-нет.

Когда я наконец сбежал из того места, у меня оставалось достаточно времени, чтобы успеть на последнюю электричку. Чиаки тоже увязалась за мной (нам завтра только предстояла собственная церемония последнего звонка). Вечеринка выпивох меня измотала, поэтому я, используя гитару как костыль, уселся на скамью железнодорожной станции и согнулся пополам.

– Ты в порядке? Подать воды? – обеспокоенно поинтересовалась Чиаки.

Полагаю, по этой сцене никто не определит верно, кто из нас действительно пьян.

Было около полуночи, когда поезд добрался до нашей станции. Нервы после попойки успокоились, и моё лицо больше не пылало. Сойдя с поезда, я укутался рукавами куртки от холода. Пассажиров больше не осталось, когда Чиаки вышла из вагона. Пустая электричка загромыхала по темным рельсам.

Мы вдвоем побрели бок о бок, ведь нам было по пути.

– Что ж, если говорить начистоту, – Чиаки вдруг заговорила, когда мы пересекали зебру, – я очень надеюсь, что сэмпай повторит всё в следующем году.

Да уж, начистоту. Но почему ты заговорила об этом так внезапно?

– Её университет в Токио, верно? Нам скоро будет довольно трудно встречаться, и я даже не уверена, останемся ли мы группой.

– Почему бы тебе не нацелиться на тот же университет?

Разве ты не поступила точно так же со школой?

– Я ни за что не смогу поступить туда со своими-то мозгами!

Меня поразили её слова. Сперва я подумал, что это шутка, но заметил мерцание в уголках её глаз, когда она посмотрела на меня. У меня кольнуло в сердце.

– Ощущение одиночества становится всё сильнее.

Не волнуйся. Люди ни за что не исчезнут так просто.

Даже если вас разделяет расстояние, вы не будете одиноки, пока знаете, что вы встретитесь вновь.

Даже если вы не можете встретиться, вас не будет снедать печаль, пока вы не забываете друг друга.

Несколько бессмысленных слов утешения появились в моей голове. Но я не собирался ей говорить ни одного. Потому что они все лживы. Я знал это очень хорошо.

Не волнуйся, я не исчезну.

Это худшее, что я мог бы сказать ей. У меня нет права говорить такое Чиаки.

Мы молча прошли мимо нескольких фонарных столбов. Когда мы свернули возле семейного ресторана, который оставался открытым в ночное время, тени жилого комплекса выскользнули слева от нас. По мере спуска по склону стали видимы высоковольтные линии. Мы приближались к дому Чиаки.

– … Мы все равно проведем утреннюю репетицию, хоть завтра последний звонок, не так ли?

В конце концов, я мог думать лишь об одном.

Чиаки остановилась и с укором уставилась на меня.

– Эй, мы ведь ритм-секция. Если мы будем совершенствовать нашу игру, то всё будет хорошо, даже если кто-нибудь вдруг к нам присоединится.

Даже если кто-нибудь вдруг вернется в нашу музыку.

Никаких проблем не возникнет, пока ритм-секция будет выдерживать темп.

Мы сможем заставить Feketerigó вспорхнуть в любой момент.

Чиаки затем внезапно начала бить по моей руке, молча отвесив несколько ударов. Эй, что ты делаешь? Больно же. Я убрал руку в сторону и когда собрался взглянуть ей в лицо, её ладонь повернула мою голову в другую сторону.

– …Что?

– Ничего.

– Но…

– Раз сказала ничего, значит ничего! Блин, почему ты такой невероятно раздражающе… тупой… в такие моменты?

В этот раз от нескольких хлопков пострадали мои плечи. Я собирался заговорить, но Чиаки выполнила подсечку и сбежала.

– Бывай, глупый Нао! До завтра!

Её чайного цвета волосы колыхались под уличным светом, прежде чем исчезли за углом. На миг я был обездвижен, но затем поднял свою гитару и продолжил путь.

Я остановился в центре навесного моста. Бушующие эмоции начали помалу разгораться во мне, когда я обратил свой взгляд вдоль широкой автострады и в место, более отдаленное, чем пересечения фонарных огней. Почему-то всё, что я видел, казалось таким приятным. Белые линии на дорогах, создаваемые автомобилями, постепенно удаляющиеся задние огни такси и грузовиков, ночной ветерок, наполненный слабым ароматом цветов, и, возможно, пением сэмпай, отзвуки которого всё еще остались в моих ушах.

Когда-нибудь всё пройдет, не оставив и следа.

Тэцуро дома не оказалось, когда я вошел. На столе вперемешку лежали несколько листов и дисков. Судя по всему, он вышел прогуляться, когда работа была в самом разгаре. Наверняка пьет кружечку кофе в семейном ресторане или еще где-нибудь. Звучит неправдоподобно, но Тэцуро без моей помощи не может приготовить себе даже кружечку кофе.

Я прислонил бас-гитару к стене и начал раскладывать DVD и журналы, разбросанные по полу. Меня здесь не было лишь день, и вот до чего дошло. Когда я уложил все документы в аккуратную стопку на столе, я кое-что заметил.

На самом верху кучи лежал компакт-диск. На обложке была изображена девушка в профиль. Очень простая иллюстрация, где она смотрит на клавиши чуть приоткрытыми глазами. Когда она играет, то всегда собирает свои каштановые волосы вот так, оголяя очень худую и бледную шею.

Это последний альбом Эбисавы Мафую. Она немножко повзрослела… думаю. Она всё та же Мафую, что я знал прежде? Я медленно приподнял диск.

После возвращения на сцену Мафую выпустила три альбома подряд. Мне становилось больно лишь при одном виде обложек, поэтому я не покупал их. Но благодаря специфике работы Тэцуро мы получаем диски от компании в подарок.

Это уже четвертый альбом после её возвращения. Наконец-то, Бах. Полная коллекция Французских сюит. Я хотел послушать их так сильно, хотя знал о том, что обязательно расплачусь.

Я сел на диван и открыл бокс. Когда я собрался вытащить небольшой буклет с пояснениями, что-то выпало из него. Подняв, я понял, что это лист с детальным расписанием концертов Эбисавы Мафую.

Флаер содержал имена концертных залов, где она будет выступать, и начиная с января по июнь, отметку [БИЛЕТЫ РАСПРОДАНЫ]. Она не запланировала играть в Японии. Поэтому я вздохнул и намеревался сунуть листок обратно в бокс.

Но затем я кое-что заметил.

Одну немного странную строчку. Концерт четвертого апреля.

Это единственное выступление, напротив которого не было штампа [БИЛЕТЫ РАСПРОДАНЫ]. Наоборот, там стояло [ПРИВАТНЫЙ]. Что имеется в виду? Это в Париже. Название места было на французском, поэтому я не разобрал.

Место тоже странное. Никаких концертов во Франции в тот же период не запланировано. Только Париж.

Четвертое апреля.

Я крепче вцепился в листовку и снова перепроверил название. Затем я рванул в кабинет на втором этаже и сверился с франко-японским словарем. «Воровской рынок». Она будет выступать на «Воровском рынке» в Париже?

Через миг мои воспоминания озарились снопом искр и связались воедино.

Я потянул выдвижную полку, где вразброс хранились романы с научной фантастикой. Смит Кордвейнер известен только одной работой. Я снова перечитал роман. Нашел.

Я закрыл книгу и, задержав дыхание, взглянул на потолок, затянутый паутиной.

Это сообщение от Мафую для меня? Взаправду? Она попросила издательство напечатать это? Но что, если я ошибаюсь?

Зачем ей делать подобное? Не проще ли было сказать об этом прямо…

Книга выскользнула у меня из рук.

Разве я не делал то же самое? Не был честен с собой и откладывал решение день ото дня. Несмотря на то, что хотел увидеть её. До смерти желал увидеться. Мы находились в разных частях света, но всё, что я делал, это просто стоял перед разделявшим нас океаном.

Даже после собственных слов, что найду её.

Я пообещал, что найду независимо от того, где она будет, не так ли?

Я поднял книгу, вложив флайер между страниц, в которых заключался ответ, и захлопнул её.

Пейзаж, возникший у меня перед глазами, состоял из шума волн, криков морских птиц и запаха влажной земли. И всё перекликалось с чьим-то зовом. Вперед. Я узнаю ответ, лишь оказавшись там.

Это волшебное место, так что оно, наверное, услышит моё сокровенное желание.